Трудно быть красивой Глава 3

                3.
     Начальник инструментального цеха, в котором теперь Люде предстояло работать, остолбенел при ее появлении.
     - Простите, я почему-то думал, что придет мужчина, - пояснил он, выходя из ступора. – Но я не против. Технолог нам очень нужен.
     Они шли по цеху. Люда оделась сегодня подчеркнуто строго. Темное платье, обувь без каблуков. Ни перстней ни маникюра.
     - Инструментальный цех – это особое производство, - вещал вдохновенно Николай Васильевич Гущин ( так звали начальника ), - Наши рабочие – заводская элита. Это вам не на штамповке педали нажимать, не на конвейере гайки завинчивать. Каждое задание – что-то новое. А слесарь-инструментальщик – это сродни ювелиру. И зарабатывают они куда больше, чем обычные операционщики.
     - А это наш Левшин.
      Они подошли к одному из верстаков. Сняв рабочую перчатку и отложив миниатюрный, словно из маникюрного набора, напильничек, выглядевший несерьезной игрушкой в широких дланях дюжего мужика, слесарь пожал руку Гущину и вновь склонился к своему верстаку, даже не глянув на нового технолога.
     - Левшин – наша гордость. Он и блоху подкует, недаром Левшин.
     После грохота штамповки, прежнего объекта своей работы, этот цех поражал относительной тишиной и даже уютом. Фикус и еще два каких-то больших цветка в кадках стояли вдоль стеклянной стены цеха. И еще было существенное отличие. Штамповщицы – сплошь женщины. И все они ( или почти все ) относились к ней, время от времени появляющейся на их горизонте, завистливо-враждебно. Для них она была благополучной дамочкой, которой
все преподнесено на блюдечке. Ни с кем из них у Люды не наладилось личного дружелюбного контакта. Здесь же только контролерша ОТК, кладовщица и сверловщица. Остальные -  мужики. Все они, кроме угрюмого Левшина, побросав работу, с удовольствием глазели на новенькую. Кто восторженно, кто похотливо, кто, просто, с доброй улыбкой. А вот в бюро, где было ее непосредственное рабочее место, женщины были, шесть человек. Здесь же находился и заместитель начальника цеха.   
 
     Комната в двенадцать квадратных метров, в которой предстояло жить, находилась в так называемой секции семейного общежития. В каждой такой секции было четыре комнаты, кухня с двумя газовыми плитами и туалет
     Мебели в комнате не было. Так что сразу пригодились деньги, полученные от свекра. Интересно, чья все-таки это была инициатива с деньгами? Только лишь самого Леонида Андреевича? Или же так решили на семейном совете? Какую роль играл при этом Арнольд? Люда не знала. Возможно свекор вообще сделал это втайне от своих домашних.
     Ближайшими соседями были: старушка-блокадница Марья Васильевна, всю жизнь проработавшая на заводе и поднимавшая его из руин после войны; семья Васильевых ( муж, жена и их трехлетняя дочка ); и супруги Гороховы. Первой, с кем из соседей пришлось познакомиться, была Марья Васильевна.
     - Вы одна, без семьи? Ну и прекрасно. А то у нас тесновато. Я уж по утрам стараюсь не выходить. Жду, пока все на работу уйдут. Зина, познакомься. Соседка наша новая. А красавица-то какая!
     Женщина лет тридцати в розовом сарафане, очень коротком и
 туго обтягивающем живот и внушительных размеров грудь, быстро  глянула в сторону Люды, буркнула что-то, похожее на «здрасте», и продолжала жарить колбасу на сковородке.
     Когда Люда привезла мебель из магазина, из дверей соседней комнаты выскочил мужик в спортивных тренировочных штанах и майке и стал радостно помогать.
     - Николай, можно Коля, - отрекомендовался он, улыбаясь. – Шкаф куда ставить будем? Сюда лучше всего. Ты обращайся, если что надо. Подвинуть, приколотить, утюг починить. Я тут один мужик на секцию. Горохов не в счет – интеллигенция.
     В тот же день вечером Люда познакомилась и с Гороховыми, столкнувшись с ними в коридоре.
     - Ах, вы наша новая соседка!, - медово разулыбалась Горохова. – Очень приятно, Людмила, - она протянула узкую ладошку.
     - Надо же, и я Людмила.
     - Ну вот и славно. Тёзки.
     Ее узкое лицо с острым подбородком и маленькие темные близко поставленные глазки чем-то напоминали лисью мордочку. Хотя рыжей она не была. Волосы ее были обычного темно-русого серого цвета.
     - Вячеслав, - сухо отрекомендовался ее супруг, щуплый мужчина в очках. Сосед Николай был прав: двигать шкафы было занятие явно не для Вячеслава Горохова.
     И наконец, была еще одна соседка – трехлетняя Аленка, дочка  Николая и Зинаиды. Вечером, когда все собрались на кухне, она тоже выскочила вслед за матерью. Люда несла чайник в свою комнату. Боясь ошпарить, она коснулась рукой головки девочки и
улыбнулась ей.
     - Мама, какая тетенька красивая! – восхищенно сказала девочка.
     - Иди в комнату! – прикрикнула на нее Зинаида. – Не толкись тут под ногами. И так тесно.
    
     Прошла неделя трудовой ее деятельности на новом месте. Люда выходила из проходной после рабочего дня и вдруг в толпе увидела Сашу. Из бюро оснастки. С белой розой в руке. Первым мгновенным желанием было – спрятаться. Почему? С какой стати прятаться, благоразумно решила она во второй момент. Милый, влюбленный мальчик, и внешне очень даже симпатичный. Миловидный, как девочка. Да и какой он мальчик – ровесник-одногодок. И уж если отважился отыскать ее, значит, для него, возможно, судьба решается.
     - Саша, -  подошла она, улыбаясь.
     Он вздрогнул и опять густо покраснел.
     - Вот, -  протянул он розу.
     - Спасибо.
     Они не спеша пошли в общем потоке в сторону метро. Он молчал. Да, с этим кавалером приходилось брать бразды в свои руки.
     - Как ты меня нашел?
     - Сказали. В вашем бюро ведь знали, куда вы пошли работать.
     - Ну и как там на нашем заводе? Что нового?
     - Ничего нового, - пожал он плечами. – Вот только вас нет. И
потому  на работу идти неохота, - выдохнул он.
     Люда была в затруднительном положении. Сложно общаться со столь экзальтированным поклонником. Того и гляди в обморок упадет. Как-то надо было снизить градус этой патетики.
     - Может, посидим, -  указала она на скамейку. Они уже забрели в скверик. Было начало сентября. Тихий, теплый и даже солнечный Ленинградский вечер. Еще в густой зелени деревьев, словно проседь, уже золотились листья. В такой вечер только и сидеть в сквере с верным поклонником и с белой розой в руках.
     - Как я все-таки люблю Ленинград. Особенно Петербург. Ну ты понимаешь, что имею в виду. Центр, старинные здания. Особенно Петроградскую сторону, Кировский проспект*. По мне он краше  Невского.
     - Да?!  И я – тоже. Мы с мамой недалеко от Кировского живем, на Большом проспекте.
-----------------------------------------
      * Ныне, как и в дореволюционные времена, Каменноостровский проспект.
-----------------------------
     - Ух ты! А я на Большой Посадской четыре года прожила, в общаге, пока в институте училась.
     - Мечеть, особняк Кшесинской.
     - Зоопарк, метро «Горьковская».
      Они уже болтали весело, как старые приятели.
     - Ой, - вдруг спохватился Саша и посмотрел на часы. – Забыл совсем.
     - Что такое?
     - Я билеты купил на семь часов. В кино. Ну вот, опоздали.
     - Эх ты, растяпа! -  хлопнула она его по лбу. – Что за фильм?
     - Три тополя на Плющихе.
     - На Плющихе. Это, наверное, что-то Московское. Они любят подобные названия. Остоженка, Хитровка, Спиридоновка. Теперь вот Плющиха.
     - Можно завтра сходить. Или нет, лучше послезавтра. Завтра за билетами пойду в предварительную кассу. Чтобы наверняка.
     - Можно и послезавтра. Про Москву надо посмотреть. Говорят, тоже неплохой городишко.
     - Ой, ну вы скажете!
     - Опять «вы»! Или я так старо выгляжу?
     - Нет, ну что вы!
     - Неисправим, - вздохнула Люда.

     Они вышли из кинотеатра. И долго шли молча.
     - Про меня фильм, - вздохнула она.
     - И про меня.
     Помолчали опять.
     - У меня тоже положительный муж был. Непьющий. Все завидовали.
     - Я - завидовал. Ему завидовал.   
     - Ну вот видишь. Теперь вы поменялись ролями.
     - Хотелось бы верить, - улыбнулся он.
     - Вот ты про меня много знаешь. А я про тебя только то, что ты хороший конструктор, золотая голова.
     - Да ну, какая еще голова?
     - Золотая, не отпирайся. Тебе самое сложное поручают. Мне Ира Воробьева про тебя рассказывала.
     - О, Ирка! Эта расскажет! Только слушай. Балаболка.
     - Почему балаболка? Симпатичная девушка. И про тебя вещала с ба-а-льшим восторгом. Имей в виду.
     - Да ну ее. Она, конечно, тоже симпатичная. А глазами так по сторонам и стреляет. Я вот не понимаю, зачем красивой женщине глазами стрелять. Ее и так заметят. Она и так понравится. Если бы глазами не стреляла, понравилась бы еще больше. Вы вот глазами не стреляете же.
     - Откуда ты знаешь?
     - Слава Богу, имел возможность наблюдать.
     - И то правда. Как-то в голову не приходило, глазами стрелять.
     - А вам и не надо. На вас и так все смотрят. Даже сейчас, на улице.
     - Надеюсь, ты не будешь ревновать меня к пресловутым фонарным  столбам.
     - Постараюсь, - сказал он, сияя от счастья.

     Новый год Люда встречала с Галкой в ее коммуналке.
     - Да подруга, вот уж не думала, что с тобой вдвоем буду этот Новый год встречать. Давай выпьем за то, чтобы это не перешло в традицию.
     - Это уже традиция. Мы как-никак не первый Новый год вместе празднуем.
     - Сравнила! Тогда не вдвоем встречали. Тогда ого-го! Особенно на втором курсе, помнишь? Тогда еще Наташка на стене Петропавловской крепости тридцать два фуэте крутила.
     - Пыталась крутить.
     - Ну не важно.
     - А Шубин Снегурочкой был.
     - Лучшей Снегурочки я на своем веку не встречала. И вряд ли встречу.
      - Да, весело жили. Одно слово – студенты.
     - А теперь скажи мне, куда ты дела своего Ромео? Своего Сашу?
     - А Сашенька Светозарнов всегда встречает Новый год в кругу семьи, как и полагается. То бишь, с мамой.
     - Понятно.
     - Честно говоря, я предполагала, что вот он, подходящий случай познакомить меня с его мамой, Новый год.
     - И что?
     - Сказал, что накануне у мамы был гипертонический криз. Хотели увезти в больницу. Но она отказалась под Новый год ложиться. Будет праздновать с сыном. Я подозреваю, что он боится нас знакомить. Он проговорился, что у него была девушка в институте.
Очень красивая. Я напрямую спросила, где же эта девушка. Он замялся, короче, ушел от ответа. Думаю, ее мама забраковала.
     - Да, не всегда ночная кукушка дневную переку-ку-вывает. Фу ты, чуть язык не вывихнула.
     - Еще одно малоприятное наблюдение. Сначала я думала, что он скуповат. А когда у него не хватило за весьма скромный заказ в кафе расплатиться, и он готов был просто воспламениться, до того покраснел, мне все стало ясно. Я, конечно, заплатила, постаралась все смягчить, чтобы так уж он не страдал. Если учесть, что конфуз этот произошел семнадцатого числа, а пятнадцатого у него аванс, то напрашивается простой вывод. Все деньги он отдает маме. А она ему, как школьнику, на завтраки выдает.
     - Очень педагогично. Вдруг ребенок мороженого переест. Или в кино на «дети до 16» сходит.
     - Смех смехом, а мне его от души жаль. Представляешь, какая  там власть у той мамы. Я сама начинаю ее бояться. Бедный Саша.
     - Бедная ты. Опять влипла неведомо во что. Как ни крути, а лучше Олега не было у тебя мужика. Ну разве что кто-то из твоих мушкетеров в шестом классе.
     - Кстати сказать, мне Саша своим поведением, действительно, напоминает одного из тех мушкетеров, Вовку Бурунду. Хотя тот  не мушкетером был. Герцог Бэкингем.
     - О, да ты самой Анне Австрийской соперницей была?! Круто.
     Тот Новый год, увы, был не самым веселым в жизни подруг.

     Среди новых соседей поначалу самые сложные отношения у   
Люды сложились с семьей Васильевых. Сразу было ясно, что Зинаида приняла ее в штыки. «Дразнить гусей», то бишь смотреть свысока на эту толстушку было, конечно, не допустимо. С соседями Люда предпочитала жить мирно. Но приготовилась к нападкам и пакостям. Тем более, что Николай, это было понятно сразу, что называется, не пропускал ни одной юбки. Опять, как когда-то в доме родителей Арнольда, она старалась как можно реже выходить из своей комнаты. Пришлось купить плитку, чтобы готовить не на кухне. А веселый сосед Николай предпочитал все время быть на людях. Да еще и пел, подмигивая, «Как много девушек хороших» и «У любви, как у пташки, крылья». Люда, проходя со своим чайником, упорно смотрела в пол, сама серьезность. Но однажды они все-таки столкнулись в коридоре, и он ущипнул ее за бок. Она отпихнула его руку и, глядя в глаза, произнесла многозначительно:
     - Иди к жене, Коля.
     Он захихикал. Однако ж было понятно, что сильно смутился. Активность его с того случая значительно поубавилась. И песенный репертуар поменялся на патриотический: «Что тебе снится, крейсер Аврора». Хотя, по всему видать, человек он был веселый, не мыслил жизни без коллектива и потому продолжал толочься на кухне. Шутил с женой и Марьей Васильевной. Чету Гороховых все дружно недолюбливали.
     Неприязнь Зинаиды постепенно ослабевала и в конце концов перешла в доброе соседство. А когда в гости стал заходить Саша, она и совсем успокоилась. Да и как интересно-то наблюдать за развитием чьей-то любви, проистекающей в такой близости от тебя.
     - Хороший парень. Выходи за него. Сразу видно, что не пьет. А
хорошенький какой!
     Люда только улыбалась в ответ.
     К 23-ему Февраля Люда приготовила для Саши традиционный и сознательно недорогой подарок – одеколон и крем после бритья. Недорогой, чтобы не провоцировать его на значительные расходы к 8-ому Марта. День святого Валентина в советские времена не праздновали. Да и кто такой, этот святой Валентин, знали только большие эрудиты.
     Принимая поздравления с Днем Советской Армии, Саша страшно смутился.
     - Ты знаешь, мне стыдно в этом признаваться, но я не служил в армии. По здоровью.
     - Ну что ж теперь? Прикажешь мне воспользоваться этим кремом после бритья?
     Бедный Саша. Похоже, вся жизнь его состояла из сплошных неловких положений. Надо сказать, что  до 90-ых годов ХХ века парней, не служивших в армии, было немного. Это было стыдно – не служить в армии. К таким относились как к не совсем полноценным.
     Люда была уверена, что и к этому обстоятельству приложила руку его мама. Действительно, очень сложно было представить Сашу на плацу или в казарме. Хотя наверняка из армии он бы вернулся повзрослевшим. Это пошло бы ему на пользу в его дальнейшей жизни.
     А накануне 8-ого марта с Сашиной мамой опять приключился гипертонический криз. И Люда праздновала Женский день с Марьей Васильевной и Аленкой. Зинаида с Николаем ушли в гости.
     На другой день вечером Саша поджидал ее с тюльпанами в руках. Они сели пить чай с принесенными им пирожными. И духи с многозначительным названием «Милой женщине» были хороши.
     - Как мама?
     - Сейчас получше.
     - Ты ничего не рассказываешь о своем отце.
     - Он ушел от нас, когда мне было пять лет.
     - А где он сейчас, ты знаешь?
     - В Ленинграде.
     - Встречаетесь?
     - Нет.
     - Мама не разрешает?
     - У него другая семья.
     - Ну и что.
     - Ну как же! Другие заботы. Не до нас.
     - А дети у него есть, в той семье?
     - Не знаю, - пожал плечами Саша, вновь заливаясь краской.
     - Ты не знаешь и не желаешь знать, есть ли у тебя братья и сестры?!
     Саша уже готов был провалиться сквозь землю.
     - А кто он, твой отец?
     - Он преподает в институте.
     - Вот, значит, от кого тебе золотая голова досталась!
     - Наверное.
     - Ну вы с ним хоть когда-нибудь встречались после того, как он от вас ушел?
     - Да. Он на 1 сентября приходил иногда. И на выпускной в школу.
     - Вот видишь. С пяти лет, это сколько? Лет одиннадцать-двенадцать прошло. Он тебя не забыл. Интересовался твоей жизнью. А алименты он платил?
     - Не знаю, - совсем растерялся Саша.
     - Ну да, конечно, мама тебя не посвящает в меркантильные вопросы. Она только внушает тебе, какой он негодяй. Наверняка алименты были, и хорошие, иначе бы ты знал, что этот негодяй обрекает вас на нищенское существование.
     Саша глядел в пол.
     - А переписка, звонки?
     - У нас же нет телефона! – словно обрадовался он такому аргументу.
     - Ах да, я забыла.
     - Один раз я получил от него открытку с поздравлением. И он приглашал меня в кафе.
    - Но у мамы как раз подскочило давление.
     Саша молчал.
     - Так? Подскочило давление у твоей мамы?!
     - Я не помню.
     - Короче говоря, на встречу в кафе ты не пришел.
     - Да. Не пришел.
     - Какое у твоей мамы скачущее давление! Прямо кенгуру, а не давление. И главное, как вовремя всегда оно подскакивает.
     - Зачем ты так говоришь?
     - Говорю, потому что мне тебя, дурачка, жалко. Не сомневаюсь, та открытка от отца была не единственной. Просто, мама всегда тщательно следила за почтой. А в тот раз ты ее опередил.
     - Не говори так. Ты же ее совсем не знаешь.
     - Знаю. И очень хорошо. Гораздо лучше, чем ты ее знаешь.
     - Откуда?
     - От верблюда. Скажи, а куда делась та девушка, с которой ты встречался, когда в институте учился?
     Саша молчал, помешивая давно остывший чай.
     - Она маме не понравилась? Да? Что молчишь? И у мамы тогда снова поднялось давление. И теперь ты боишься знакомить меня с твоей мамой?
     За окном темнели ранние Ленинградские сумерки.
     - Ладно, Саша, иди домой. Темно уже. Мама будет волноваться. Спасибо за подарок. Духи мне очень понравились.
     Впервые они расстались, не договорившись о встрече.

    - Галь, а может, мне родить от него? И отпустить на все четыре стороны? Или вообще скрыть. Забеременеть и прогнать с глаз
долой. К маме. Что смеешься? Скоро тридцать. Когда детей заводить будем, подруга?
     - Да уж. В нашем возрасте хороших мужиков уже всех разобрали. Хорошие мужики рано женятся. Кто – по любви. Кто – из чувства долга, как твой Олег, например. А нам остались разведенные и холостяки. А холостяков я разделяю на две категории. Убежденные, это те, которые дозревают до брака к семидесяти годам, когда в боку колет и ноги не ходят. И холостяки поневоле, мамины сыночки. Да, еще вдовцы. Говорят, хорошо знакомиться на кладбище.
     Люда поперхнулась чаем. Закашлялась. Слезы выступили из глаз.
     - Надо подумать над последним вариантом.
     - Ладно я. Но ты-то! Неужели у тебя других поклонников нет, кроме этого Саши?
     - Есть, как же! Только лучше бы не было. Один из нашего цеха, Кротов, фрезеровщик. Ничего так из себя, высокий, симпатичный. Неотразимым себя считает. Женатый. Жена на нашем заводе работает. Думаю, он коллекционер. Баб коллекционирует. И мною решил свою коллекцию пополнить. Был чрезвычайно возмущен моим отказом. И вот теперь по цеху ходят слухи, что я с ним сплю, и он не знает, как от меня отделаться. Уже немногочисленные наши бабы на меня осуждающе поглядывают. А еще боюсь, как бы жена его не явилась выяснять со мной отношения.
     Есть еще один. Тут уж бери выше, главный инженер. На моем прошлом заводе у меня таких конфузов не было и в помине. За моей спиной незримо стоял свекор, директор. И вот меня, какого-то рядового технолога, без году неделя на заводе – к главному инженеру! Первая мысль – чего-то напортачила. Но в таком случае, 
на ковер бы меня вызвал начальник цеха, а то и просто с мастером да слесарями разбирали бы мои ошибки. Но что делать, пошла. И вот такой колобок, штаны только на подтяжках держатся. Голова лысая, тоже круглая. Глазки масляные. Улыбается. Всё ясно, бабников я сразу чую. Видать, где-то меня увидел, разузнал, кто такая. Я себя чувствовала крепостной девкой, которую прямо из курятника к барину пред светлы очи в горницу привели.
     «Вот вы у нас молодой специалист. Что там какой-то инструментальный цех! Вам, с вашими знаниями, с вашим образованием, надо расти. У нас есть отдел ВОИР. А руководителя нет. Я думаю, вы бы справились с этой задачей. А еще хорошо бы вступить в коммунистическую партию». Я ему отвечаю, что я не молодой специалист, на заводе недавно, производство еще плохо знаю. И потому отказываюсь. «Но вы подумайте. Это первая ступенька к карьерному росту».
     - Эх ты! На корню себе карьеру порушила. А что еще за ВОИР?
     - Всесоюзное Общество Изобретателей и Рационализаторов. И я там начальник. Представляешь? Изобретатели, это все же, как ни крути, мужики. Да они все переплюются, что я командовать над ними буду. Сама в этом деле ни бум-бум. И вообще, шарашкина контора, этот ВОИР. Наслышана. Настоящим изобретателям палки в колеса ставят. Попробуй патент получить! А ВОИР этот для галочки существует.
     На эту тему одну историю расскажу. Не то быль, не то анекдот. Купили наши у чехов автоматическую линию по производству пива. Чехи наладили. Всё хорошо, работает. Уехали чехи. Линия встала. К чехам претензии, оборудование быстро вышло из строя. Приехали чехи. Разобрались. Говорят: «Следует строго соблюдать пропорции всех ингредиентов, сахара, солода, ( чего там еще? ) А не только 
одну воду заливать. И уберите все свои рационалистические предложения». Сделали всё, как сказали чехи. Линия заработала. Вот тебе и ВОИР!
     - Ну и что этот главный инженер?
     - Пока тихо. Понятно, какая расплата с меня потребовалась бы за этот карьерный рост. И неизвестно, чем еще мне этот отказ аукнется. Возможно, из колхозов вылезать не буду.*

    * В СССР в помощь сельскому хозяйству посылали не только студентов, но и работников предприятий, в основном, нерабочих специальностей.
-----------------------
     - Все равно, правильно, что отказалась.
     - У меня соседи есть, Зина с Колей. Я вот гляжу на них и, ей Богу, по-доброму завидую. Ни от кого он ее коварными происками не уводил, как меня Арнольд. Да и вообще все без особых сложностей и страстей у них происходит. Она толстушка. Он бабник. Но бабник-любитель. Так, языком почесать да подморгнуть. Это не Кротов – коллекционер прекрасного пола. Живут, хлеб жуют. Дочка есть, Алёнка. Планируют второго рожать, чтобы квартиру побольше получить. Он хорошо зарабатывает – кузнец. Зинаида меня сначала в штыки приняла. А потом видит, я на ее Колю не претендую, успокоилась. Мы с ней сейчас подруги, да и только.
     - Тебя послушать, так красота твоя только мешает в жизни.
     - Правильней сказать, усложняет. Только нет, никогда от красоты не откажусь. Всё равно – повезло.

     В конце марта Саша встретил ее у проходной.
     - Я смотрю, ты сияешь. Что-то произошло?
     - Да, я виделся с папой. Представляешь, у меня сестра есть, Наташа! И мы с ней так похожи!
     - Как брат с сестрой.
     - И у нее уже дочка есть, полгодика. Так что я – дядя. Чудеса.
     - Молодец. Сразу столько родственников приобрел. Дядя Саша.
     Впервые он остался у нее до утра. Но все вещи его находились у мамы. Короче говоря, Саше пришлось жить на два дома. Но у мамы он теперь бывал нечасто. Поначалу он стеснялся соседей. Старался лишний раз не выходить из комнаты. Но однажды Люда случайно услышала, как Николай сказал ему, хлопнув по плечу:
     - Ну парень, ты крутой. Такую королеву отхватил!
     И видела, как просиял Саша. Да, красивая женщина - это как орден, любому повышает статус. Наверняка Сашу Светозарнова впервые назвали крутым парнем. Как тут не засиять!
     Но хоть влияние мамы заметно ослабло, Люда понимала, что от знакомства с фактической свекровью не уйти. И приближающийся день рожденья Саши ( да не просто день рожденья – 30-летний юбилей! ) подходящий повод для этого знакомства. Дело было в июле. День рожденья удачно пришелся на субботу. Решили праздновать на нейтральной территории, в кафе. В субботу – с мамой. И поскольку собирать всех Сашиных родственников, а именно мать с отцом, вместе неразумно, то решено было в воскресенье отметить юбилей в отцовском окружении.
     Мама в кафе не пришла. Третий бокал стоял пустым. Салат «Оливье» скучал нетронутым в сторонке. Предложение заказать горячее уже дважды отодвигалось на «попозже». Когда совсем
стало ясно, что она не придет, Саша собрался ехать к маме.
     - Значит, что-то случилось!
     - Случилось. Как всегда. Как ты не поймешь, наконец, что она тобой манипулирует. Шантажирует своим давлением.
     - А вдруг и правда, давление.
     - Если ты сейчас явишься к ней, то завтра наша встреча с отцом и другими родственниками сорвется.
     - Почему?
     - Да она костьми ляжет. Она умрет назло всем, чтоб только ты не встретился с отцом, со мной, со всем белым светом. Принадлежал только ей.
     - Зачем ты так говоришь?! Она любит меня. Она жизнь за меня отдать готова!
     - А вот это совсем необязательно. Жизнь отдавать. Лучше б она тебе свободу дала. На волю бы отпустила! Ты думаешь, обо мне мои родители не переживают? Еще как переживают. А когда в Ленинград учиться уезжала, мама от слез не просыхала. Девочку, одну, в чужой город! А что делать? Отпустили. Потому, что любили. Знали, надо отпустить. Надо учиться. У ребенка – своя жизнь. А твоя мама, прости, себя любит. А ты у нее любимая игрушка. Моё! Никому не отдам!
     На них уже оборачивались прохожие.
     - Саша, тебе ведь неловко будет ее покинуть даже утром на другой день. Умирающую. А отец… Они ведь готовятся, ждут. Настояли, чтобы именно у них, а не в кафе праздновали. Мачеха пироги печет. Ой, даже смешно стало от такой фразы. Чего только в
жизни не бывает! И тем не менее, мачеха пироги печет, сестра Наташа салаты строгает. А мы не придем. Здрасте! Ешьте сами свои пироги с салатами.
     Всю ночь Саша ворочался. Задремал только под утро.
     - И телефона нет! – досадовал он, собираясь в гости.
     - Может, соседям позвонить? Есть же хоть у кого-то телефон в вашем доме.
     - Не знаю. Наверное есть.
     - Понятно. С соседями мама тоже предпочитает не общаться. Да не переживай ты! В конце концов, не младенца беспомощного бросил. Взрослая женщина, не инвалид, не престарелая старушка. Как-нибудь двое суток обойдется и без тебя.

     - Ай да сынок! Вот уж удивил, так удивил. Я-то думал, прости, что ты рохля, а он вон какую красавицу приворожил! Горжусь. 
     Виктор Сергеевич, полнеющий, по-женски миловидный мужчина в светлом костюме, встречал их у метро.
     В квартире профессора Светозарнова пахло жареным мясом и еще чем-то очень вкусным. Пахло праздником.
     - А вот и мы! Надя, Наташка, Геннадий, ну где вы там застряли на своей кухне? Никуда ваш гусь не улетит. Они гуся жарят, - пояснил  Виктор Сергеевич.
      Из кухни вышла Наташа, точная копия брата, только в женском исполнении.
     - Здравствуйте, - улыбнулась она Люде. – Мама переодевается.
Она вас в окно высмотрела.
     Наконец, смущаясь, к гостям вышла жена Виктора Сергеевича, маленькая, худенькая, по-кошачьи грациозная женщина лет сорока, сорока пяти.
     - Надежда Юрьевна, - протянула она маленькую ручку гостям и, еще более засмущавшись, добавила, - можно тетя Надя.
     - Мачеха-злодейка, - тоном Карабаса-Барабаса вставил Виктор Сергеевич. – Но для реабилитации поясню: отца от малолетнего ребенка она не уводила. Мы с ней познакомились позже.
     - Геннадий, муж Наташи, - тряхнул Саше руку возникший из кухни молодой человек.
     - А где же племянница? – поинтересовался Саша.
     - Племянницу решили пока не брать на взрослые гулянки. Для жареного гуся у нее еще зубы не выросли, - пошутила Наташа. – Она с другими бабушкой и дедушкой оставлена.
     - Успеешь еще познакомиться, - похлопал Виктор Сергеевич сына по спине.

     - Самый, самый счастливый мой день рожденья, - пьяненько улыбался Саша, когда они на такси возвращались домой. – Люда, это ты мне их всех подарила. Люда, какой же я дурак был. Люда – ты мой ангел-хранитель. Так папа сказал.
     Таксист, улыбаясь, наблюдал в зеркало за счастливой парой.

    В понедельник прямо с работы Саша поехал к матери с ночевкой.
Так они договорились с Людой. Но ни во вторник, ни в среду он не появился. Как плохо, что не было телефонов. Тем более досадно, что телефон у них раньше был. Только вот мама от него отказалась. Отказаться от телефона, когда добиться его установки в те времена было большой проблемой… Безумие да и только. Об этом Люде поведал Виктор Сергеевич ( за праздничным столом они сидели рядом ). Понятно, сделано это было исключительно для того, чтобы пресечь общение сына с отцом. Теперь это бабахнуло бумерангом  по общению сына с матерью. Странно, что он не звонил Люде на работу, не объяснил, в чем дело. В среду она сама набрала номер его рабочего телефона.
     - Светозарнов бюллетенит, - ответил женский голос.
     - А что с ним?
     - Не знаю. Кажется по уходу за больным. А вы, простите, кто? Случайно, не Людмила Сафронова?
     Люда хотела бросить трубку. Она узнала голос той самой Ирины, которую Саша назвал балаболкой. Но передумала. Почему нужно скрывать свои отношения с Сашей?
     - Да, это я.
     - Ай да Сашенька-тихоня! Удивил.
     - Если он позвонит, передайте, чтобы созвонился со мной.
     Что ж, этого и следовало ожидать. Очередной скачок пресловутого маминого давления. Наверное, у нее блат с каким-нибудь врачом, коль дело дошло до ухода за больной. Ладно, не впервой, переживем. Не надо было с этой Иркой вступать в разговор. Теперь весь завод узнает. А, плевать! Тем более это придаст популярности Саше в глазах коллег.
     Прошло уже больше недели. Саша не объявлялся. Может, мама поставила ультиматум: «Или я, или эта твоя Люда»? Может, она и вправду заболела и требует ухода или вообще, чего доброго, умерла? И несчастный непрактичный Саша страдает и не знает, что делать? Надо все-таки узнать, в чем дело. Но как? Телефона нет. Адреса не знает. Большой проспект, Петроградская сторона. Ау! – где ты, Саша? Не знала она и телефона Виктора Сергеевича. И адреса тоже не знала – он вел их от метро дворами. Телефонный справочник! У профессора Светозарнова наверняка есть домашний телефон. И фамилия, по счастью, не Иванов.
     Боже, как она устала быть нянькой!
     - Это опять Фаина чудит, - подвел итог событиям Виктор Сергеевич по телефону. – Хорошо, Люда, я съезжу к ним. Узнаю. И перезвоню.
     На этот раз Сашина мама не притворялась. С ней случился инсульт. Парализована часть тела.
     - Бедный Сашка, - вздыхал в трубку Виктор Сергеевич, - теперь он будет всю жизнь страдать от чувства вины, будто он угробил свою маму.  А стресс произошел у нее от собственной злобы. Пережить не смогла, что у сына любовь и с отцом помирился.
     - Чем боролась, на то и напоролась. Ну что она, совсем плоха? Может, сиделку нанять?
     - Сиделкой она сына определила. Теперь-то она крепко его к своей юбке привязала. Хотя по дому она ходит. До туалета может добраться. Так что нет необходимости в сиделке. Детство загубила. А теперь и взрослую жизнь его сжирает буквально.
     - Бедный Саша.