ПАПА

Посвящается моему Дедушке- Шкаранда Геннадию Петровичу



Моя история началась с непомерной для срока тошноты и двух полосок на тесте. А впрочем, она началась несколько раньше, когда два взрослых человека встретились в одном пространстве. Меня  не должно было быть, они же предохранялись! Слышу я и засыпаю, мне нужно копить силы для рождения. Делай аборт, мне ребёнок сейчас точно не нужен, не унимается отец. Отпуск. Море. Короткий роман. Она стала моей мамой через семь месяцев. Он отказался быть моим отцом.
Рождение  почти легкое.  А разве легко бывает?! Вытащили меня грубые большущие руки, великанище, а не человек. Глаза огромные, улыбнулся и стал обычного роста. Это мой папа. Вернулся к нам. Вот заживем! А нет, он уходит и ещё приносит ребенка. Понятно, это работа у него такая детей первым на руки брать, чтобы им без отца и с отцом одинаково обидно не было.
На пятый день выписали. Прижал к груди  какой-то мужчина. Кучерявый, говорливый, очень теплый и пахнет хлебом, молоком и добрыми шутками. Так познакомились с дедом Геной. Буду величать тебя Дедулик.  Он голубятник от макушки волос (в которых, кстати, то и дело появляются маленькие гулены перья) и до пят весь в голубях. Эти птицы обсаживают его, не подступиться. Бабушка его за гулей ругает, а ему всё нипочем. С зерном в карманах лет с двенадцати, а как он свистит. Научи и меня также, чтобы все голуби от свиста вились и поднимались, всё выше и выше в степное небо. Без отца не пропадешь, с таким-то дедом и голубями!
Ну, всё вот и я на голубятни.  Разные. Один черный, другой красный. Воркуют. Говорят со мной. Да, мне всё понятно, отвечаю также: гу-гу, гу-гу. Дед смеётся. По-русски еще ни бельмеса не говорит, а по-голубиному  смотри, как чешет! Крадусь к дальнему углу, там темнее обычного и пахнет полынью. Гнёзда тут. Мама, папа и  голубята сидят скопом, и перышки друг другу чистят. Семья. Дедулик, а почему мой отец улетел с нашей голубятни? Не слышит, занят. С рук кормит пару  сизых. Они его любимцы. Теперь и мои тоже.
Маша погибла, кобчик постарался. Саша заскучал и полетел на её поиски. Обыскались, не вернулся. Значится пропавшим без вести.  Первым делом по утрам спрашиваю деда, не нашелся ли? Нет. Запрокидываю голову и всматриваюсь в тонкое, висящее на волоске у солнца, небо. Среди парящих белых, красных, черных, сизых пятен особого пятна нет. Сашка парил по-своему, как-то игриво что ли. Прилетит, обязательно замечу. А вдруг так и не вернётся, может, прибился к другой семье, у кого голубятня больше, да пшеница вкуснее. Неужели и он меня бросил?!
Девять. Возвращаюсь с улицы. Бить по справедливости можно. Тем более чуть-чуть. Получил задира, так ему и надо. Нечего меня безотцовщиной обзывать. Курточка целехонька, это главное. Она у меня и первая и последняя. Пашкина куртка тоже в порядке. Знаю, что оторви хоть кусок от неё, так папаня его убьет. А играть на листья мне тогда с кем?! Нет, так не пойдет. Поэтому получил только по моське оплеуху. Листочки все его моими стали. Чтобы знал, как за больное место дергать!
Как уехал? Куда? Только вчера вместе играли, листья делили, а сегодня дом пустой, двор с собакой выпущенной, трава в палисаднике с меня ростом. Заграницу. Так Пашке и надо, будет в своей загранице без меня. С кем там играть? Пожалеет, что бросил меня, зуб даю, что пожалеет. Да поздно будет, никто с той стороны не вернулся. Наверно, предателей обратно домой не пускают. Пустите его! Павел мне друг, хоть и обзывается. Если надо, куртку забирайте  и ковригу хлеба с маслом и сахаром. Других сокровищ у меня нет.
Двадцать. Пятница. Пара осталась последняя. Отличное время для побега на электричку. Дедуля попросил приехать. Дело есть важное. По телефону голос дрожал, не припомню его таким нервным со дня знакомства. Бабушка, наоборот, в трубку смеялась, значит со здоровьем всё в порядке. Это главное. Перрон голуби обступили, кто-то вздумал их здесь кормить, не протолкнешься к вагону. До чего птица наглая! Эх, разойдись, мне домой надо!
Стою, слушаю деда, а ушам собственным не верю. Что значит снести голубятню?! Это как так! Она здесь раньше меня появилась и может век простоит. Чем мешать стала? Дед по лестнице лезет, как-то медленно, осторожно, постарел он, ссутулился, ноги волочит. Не падай! Фу, зацепился, я подстраховываю снизу. С  голубями сам прощался, меня не пустил. У меня глаза на мокром месте. Ладно, позже поплачу, при ком-то не могу, наедине надо. Голубятник мой разревелся. Спускается, в руках мешок с голубями.  Значит и вправду, будем сносить.
Довольная бабушка по тарелкам суп разливает. Ревновать деда уже не к кому. Кого раздал, кого продал, а кого забраковали, того на первое.  Мясной бульон здесь редкость. Мне по традиции сердечки положили. Вкусно и тошно одновременно. Деда держится, сказал, что слепнет, пару раз оплошал со ступенькой и упал с голубятни. Скоро семьдесят, надо уже возле печки греться, а не по голубятням скакать. Я молчу, в горле ком, в ушах ещё звенит стук лома и кувалды об стены голубятни. Слишком она  легко нам сдалась. Первый удар пришел на меня, дед бы не смог начать первым. На верхушке сарая стала пусто, загрустил даже Рыжий. В следующий раз он не сможет спрыгнуть с голубятни бабуле на шиворот, любил он её этим  доводить до страха и ругни. Самое обидное, глаза Дедулика потускнели. Разом превратились из зеркал для солнца и неба в бездонные колодцы.
Двадцать один. Первая работа. Не по специальности, что нормально для нашего времени. Четвертый курс закончился. Дед совсем незрячий стал, того глядишь полностью ослепнет. Первый раз на лето не еду домой заготавливать в брошенном саду дрова на зиму. От меня больше прока будет, если деньгами разживусь. Куплю им пару кубов дров, тонну угля, здесь в степи он по цене золота. Так спокойней гранит знаний с сентября снова грызть.
Общепит. Спина колом. Делать нечего, надо работать. Безотцовщина сказывается. Помощи не хватает. В детстве доброй улыбки, подбрасываний к небу не хватало, а сейчас дельная помощь нужна. Так, где её взять. Отец заграницей живет. Поискать нужно, вдруг он меня тоже ищет. Нашелся в социальной сети, точно он и имя и фамилия, да и лицо две капли с моим сходится. Живет хорошо, семья, машина, дом, собака. Увидел письмо, прочел и… внёс в черный список. Не плакать, не плакать. Слезами не поможешь, ложись спать, завтра опять смена с восьми до последнего клиента.
Двадцать семь. Памятник бабуле поставили. Мама с тетей выбирали. Получилось иронично. Молодая, красивая, улыбается, а сбоку пара голубей нарисована, сначала даже и не заметили. А потом смеялись и плакали. Дед всё больше бурчит или молчит, и то и то скверно. О своих птицах редко вспоминает,  было и было. Жаль, что я так не могу. Перед глазами вихрь, летящих в небо, хохочу и пританцовываю. Ладно, забывай. Через час на автобус в город. С понедельника снова на две работы.
Тридцать. Родился сын. Зеленоглазый, рыжий, с родимым пятном на лбу.  Значит, будет везучий. И впрямь свезло. Желанный он. У него и отец и мать. Оба любят его, души не чают. Что ещё для начала жизни надо?! Не то, что у меня. Отец лучше бы космонавтом был. Мама много работала за двоих, виделись в детстве редко.  Дедуля стал прадедом. Да, что Бога гневить отца заменил, как смог. Так, что был и есть у меня Папа. Скоро у него юбилей куплю рубаху теплую и конфет послаще. Любит он сладенькое, хоть и нельзя. Говорит, что до девяносто девяти доживёт, а больше не хочет. Надеюсь, слово сдержит.