1956. Кавказские впечатления первокурсника

12 июля.
Бегут  под ногами, переговариваясь,  колёса. Сизые клочья  дыма, повиснув в воздухе, остаются позади… Москва – Сухуми.

В первый день ландшафт за окнами почти не меняется. Широкие степные просторы, там и сям перерезанные зелёными защитными лесополосами, овраги, рощи и хмурое небо... Два раза принимался накрапывать дождик, царапая вагонные стёкла косыми блёстками. До Курска несколько раз остановились у грязноватых русских посёлков с разъездами, депо, элеваторами и машино-тракторными станциями.

В девять вечера подъехали к Курску. Курск оказался довольно раскидистым холмистым городишком, утопшим в зелени, но грязным в связи с пролившимся дождём. Улицы не асфальтированы, дома по большей части миниатюрные, одно- и двухэтажные. Зато хорош в Курске вокзал, как, впрочем, кажется, все вокзалы на этой дороге. То ли новый, то ли отремонтированный, тёмно-красный снаружи, белый внутри, со всеми удобствами и необходимыми «архитектурными излишествами», он производит отличное впечатление даже на москвичей, воспитанных на лучших традициях городского зодчества.

Тем временем на всё ещё светлом шёлке вечернего неба с лиловыми разводами облаков проткнулись первые бледные дырочки звёзд. Это было, очевидно, сигналом, ибо небо стало быстро темнеть, окрашивая затейливый рисунок облаков во всё более мрачные синие тона. Через сорок минут южная ночь уже наложила на лесостепь свою мохнатую лапу. Часа два спустя прибыли в Белгород, но белых гор видно уже не было.

13 июля.
День начался для меня поздно: я спал благим матом до половины первого. Пейзаж за окнами за это время изменился заметно: по обеим сторонам дороги потянулись полосы кукурузы и подсолнечника, чаще стали попадаться овраги и водоёмы, лесные породы в корне поменяли свою сущность: берёзки уступили место пирамидальным тополям и пышным незнакомым кустарникам. Среди зелени замелькали белые аккуратненькие украинские мазанки с соломенными крышами, лепящиеся на пологих склонах невысоких холмов в одиночку, хуторами или целыми деревнями.

Вскоре выскочило откуда-то огромное водохранилище, раскинув свою бледную ширь почти до горизонта, и оказалось Азовским морем. Тугая волна ароматного южного морского воздуха ударила в открытые окна, наполнив вагон душистой свежестью. Полосатая от облаков гладь моря с обрывистыми грязноватыми берегами, усеянными рыбацкими хижинами и лодками, больше напоминала озеро. Правда, это было не открытое море, а Таганрогский залив. А вот показался и Дон – казачья река, точнее, его рукав, самостоятельно впадающий в залив. Он предстал перед нами в виде широкой канавы и потянулся рядом с поездом, изредка забегая вперёд и пересекая дорогу.

В два часа остановились в Ростове. Ростов оказался совсем не таким, как я его себе представлял. Вместо ожидаемых грязных улиц, застроенных старыми прокопчёнными трёх-четырёхэтажными домами, я увидел утопающие в зелени склоны широких холмов, в которые, словно грибочки, вкраплены белые домики под красными крышами. Центр города выглядит, очевидно, иначе, но наш поезд туда не заезжал. Дон здесь довольно широкий, но вид его безотрадный: берега некрасивые, дымят разные пароходики, торчат краны, и целыми семействами гнездятся полузатонувшие рыбачьи лодки. В общем, город довольно большой, а осведомлённые пассажиры уверяли, что и весьма симпатичный.

После Ростова долгое время ехали на восток, потом свернули на юг. День склонился к вечеру, в ясном синем небе горел яркий месяц, поезд то едва тащился, то скакал под 90 километров в час, навёрстывая упущенное. Целый день в вагоне стояла духота, потому что погода за пятисоткилометровую ночь из хмурой и прохладной превратилась в ясную и жаркую. Всё-таки удивительная это вещь – высота солнца, или угол его склонения, – размышлял я, лёжа на верхней полке с томиком Хейердала. – Казалось бы, расстояние его от Земли с изменением широты местности не меняется, а как меняется погода и климат в целом!

Дочитав «Путешествие на Кон-Тики»,  я  выключил свет и вскоре разразился беззвучным храпом.

14 июля.
Проснулся я посреди ночи. Шестое чувство сказало мне, что начались интересные места. Я сунул заспанный нос в тёмное стекло и попытался различить проносившиеся мимо пейзажи. Когда, наконец, привык к темноте, то увидел, что никаких пейзажей мимо не проносилось, а проносилась какая-то однообразная мрачная стена. Я даже отпрянул, до чего она была близко. Догадавшись, что это тоннель, я вскочил в брюки, влез в рубаху и, спустившись с полки, пристроился у коридорного окна. Впечатлительный читатель меня поймёт: я лишь однажды в детстве бывал на юге и не мог не трепетать от одного предвкушения встречи с горами и Чёрным морем.

В тоннеле ехали минут пять. Потом, наконец, выбрались на свежий воздух, но светлее от этого не стало. Было четверть четвёртого. Всё же помаленьку начало светать, и на небе яснее обозначились тёмные контуры гор с ещё более тёмными пятнами деревьев, а в ущельях – светлые полосы горных речек. Через час наступил день, хотя солнце ещё и не поднялось из-за лесистых отрогов Кавказского хребта, которые громоздились вокруг в каком-то величавом хаосе.

Скоро подъехали к Туапсе. Говорили, что должно быть море, однако никакого моря не было видно. Но поскольку это всё-таки порт, оно не замедлило объявиться – поначалу в облике парохода, торчавшего между кранов и портовых сооружений. И тут мы выехали прямо на берег. Горизонт разлетелся в стороны, открывая лазурную ширь спокойно развалившегося в сладостной утренней дремоте неповторимого Чёрного моря. Это было очень эффектно, и я пожелал бы всем, кто впервые едет «на юга», встретиться с ним так же внезапно, в утренний час, при безмятежной летней погоде.

Волны лениво набегали на усеянный галькой берег, мягко облизывая большие круглые камни. Поезд побежал по берегу. Светлая зелёно-голубая вода ласкала глаз нежностью красок, переходя под утренним румянцем неба в розовые тона и играя разноцветными танцующими бликами на жидких, подвижных волнах. Прелестное зрелище! Некоторые думают, что таким цветным Чёрное море выглядит из-за яркого южного неба и отражаемых каменисто-зелёных берегов. Вовсе нет. То есть, конечно, это играет свою роль, но черноморская вода сама по себе имеет этот малахитовый цвет, что видно даже в небольших лужах и ручьях.

Сочи. Зелёный, как всё здесь, двух-, трёх- и даже четырёхэтажный красивый белый городок, довольно беспорядочно разбросанный по берегу моря и склонам гор. Мацеста… Хоста… Адлер… Везде ярко-белые большие и маленькие корпуса санаториев, торчащие из тёмных и светлых зарослей разнообразных растительных пород. И, главное, – море. Море всё время лежит рядом, усеянное различными купальными сооружениями, волноломами, лодками и тушами праздной публики. Между прочим, пляжи и прилегающие окрестности довольно сильно засорены щепой, корнями и пнями деревьев, углём, бетонными блоками, шпалами и тому подобной нечистью, портящей пейзаж как для глаз, так и для чёрно-белой фотоплёнки, даже больше для последней, ибо она лишена избирательности нашего зрения, к тому же от неё скрыта вся прелесть цветовой палитры.

Солнце уже поднялось высоко, небо посинело, и вместе с ним посинело море, оставаясь зеленоватым только у берега, где достаточно мелко, чтобы можно было не отражать неба. Море спокойно, только лёгкая рябь тревожит его зеркальную поверхность. Когда маленькая прозрачная волночка подбегает к берегу и загибается, светлые камешки под ней начинают как бы дрожать и шевелиться, по ним скользят преломлённые солнечные блики, и тоненький лепесток воды с лёгким журчанием превращается в полоску пены и исчезает между камней.

Гагра. Всё, что так восхищало до этого, – пришкольный садик в сравнении с могучими лесистыми горами Гагры, на которых неподвижно висят белые хлопья облаков. Это живописно и по-настоящему величественно. Прямо внизу плещется синее море, окаймлённое белыми же гребнями санаториев. Не знаю, как насчёт Ниццы, но у нас это поистине королева курортов.

После Гагры поезд отошёл от моря и углубился в холмистый материк, где ничего примечательного уже не было. Опоздав на час с минутами, мы подчалили к небольшому вокзальчику с надписью «Гудаута» на трёх языках: грузинском, абхазском и русском. Меня встретил Николай Андреевич Маклаков, попросту, дядя Коля, и мы, подцепив дряхлый «москвичок», потащились к дому отдыха Госплана, где они отдыхали с сыном Андреем, моим двоюродным братом и старым приятелем.

Дом отдыха расположился, пожалуй, в самом симпатичном уголке Гудауты, на зелёном склоне широкого холма, что спускается к морю форпостом теснящихся позади, за ущельем, сизых зубцов Главного Кавказского хребта. Довольно просторная территория дома отдыха, свободно разместившая два десятка маленьких дачек-корпусов, обильно заросла платанами, кавказскими соснами, магнолиями, акациями и прочими широколиственными деревьями. Направив на солнце синие жерла, высоко в небо вонзились пирамиды криптомерий, рядом изготовились к полёту тёмные ракеты кипарисов.

Внизу плещется зелёное море, шурша крупной галькой. Слева по берегу – мужской пляж, справа – женский, посредине – полная демократия. Что касается купания, то в Балтийском море оно интереснее, ибо тут, во-первых – колючие камни, по которым, как по гвоздям, приходится выбираться из гостеприимной зелёной пучины, во-вторых – быстрое понижение дна, в-третьих – неспокойная поверхность. Зато теплее и красивее. А вообще, конечно, везде своя прелесть, но полного счастья нет нигде.

Началась эта скучная курортная жизнь. Распорядок дня разнообразить довольно трудно: с девяти до десяти завтрак, потом до двух – пляж с чтением, купанием и загоранием, там обед, после обеда клонит ко сну и, если ему не поддаваться, то можно читать или отправиться с этюдником на море. Тут, глядишь, уже и ужинать пора. После ужина – кино или танцы в открытом клубе. Затем желающие могут совершить прогулку по шоссе вдоль берега моря, любуясь искрящейся под луной серебристой его поверхностью, либо вовсе окунуть свои разгорячённые тела в его тёплые глубины и поплескаться в фосфоресцирующей воде.

Так проходят дни. Лишь только включается монотонный ритм, они идут всё быстрее. А душа, познав ближайшие красоты, стремится вширь. И вот 18 июля автобус везёт нас с Андреем и ещё кучу любопытных курортников в столицу Абхазии – Сухуми.

Сухуми – довольно большой городок, тысяч на восемьдесят жителей, со ста двадцатью прямыми, как стрелы, улицами, причём каждая обсажена особой породой деревьев. Дома достигают четырёхэтажной высоты, не больше. Преимущественно белые. Вдоль набережной посажены пальмы и другая тропическая роскошь. Порт некрасивый. Какие-то длинные мрачные причалы и дамбы кромсают нежную зелень залива, прокопчённые буксирчики да дырявые лодки возвышаются над водой.

В товарном смысле город, как сдаётся на первый взгляд, довольно беден. Зато прекрасный вид на него открывается с высокой Сухум-горы, увенчанной маленьким ресторанчиком, в который, согласно местному фольклору, «входят на двух ногах, а выходят на четырёх».

В доме отдыха мы с Андреем познакомились с двумя девчушками-подружками, с которыми и слонялись по городу, время от времени фотографируясь.

Знаменитый обезьяний заповедник, который мы тоже посетили, не навеял на меня никаких отрадных мыслей. Зато порадовал ботанический сад. Хотя по площади и богатству растительности он и уступает Никитскому, что в Крыму, но всё же это, как говорится, и уму, и сердцу: и интересно, и красиво.

В заключение нашего турне нас привезли на сухумский рынок. Он напоминал Всесоюзную сельскохозяйственную выставку после весёлого налёта махновцев. Проще говоря, кроме трёх рядов фруктов и зелени, там ничего не было. Зато уж что было, то было дёшево. После столь умилительного зрелища мы ринулись в обратный путь, и вскоре вояж благополучно завершился.

Дни опять потекли своим незамысловатым чередом. Для разнообразия мы с Андреем съездили раз на рыбную ловлю – за морским окунем. Договорились с одним местным жителем насчёт лодки и натаскали порядочно – 60 штук этаких красивеньких разнопёстрых рыбок, коих отдали в столовую для всеобщего угощения.

А 24-го июля, наконец, свершилось долгожданное. Мы отправились на штурм Большого Кавказа. То есть, конечно, не на штурм, и отнюдь не Большого Кавказа, а просто сели в четыре автобуса и поехали на озеро Рица.

Первая половина пути не представляла эстетического интереса, зато последние тридцать километров – это сказка. Фырча, автобус ползёт по берегу ревущего зелёно-голубого горного потока. Это Бзыбь – крупнейшая река Абхазии. С другого бока – сланцевые скалы, теснящие дорогу к реке. Из них кое-где струятся небольшие водопадики. А вокруг, насколько хватает глаз, громоздятся высокие лесистые горы, за которыми торчат серые гольцы, испещрённые белыми снежными бороздами и шапками.

Останавливаемся возле Голубого озера. Снаружи это необычайно яркого цвета лужа с нависшими вокруг скалами, в которую изо всех щелей и камней, бурля, бегут сотни ручейков. Внутри эта щель таит в себе семьдесят пять метров глубины и температуру около шести градусов при раскалённом солнце. Озеро подпитывает своей красивой водой гремящую Бзыбь. По её берегу автобус медленно поднимается всё выше в горы. Вскоре мы прощаемся с ней и направляемся вдоль её притока – Геги. Гега – «голубая река» – такой же красивый каменистый поток, созданный для кисти художника и глаз туриста.

Проезжаем несколько тоннелей. Скалы вокруг дороги теснятся всё круче и выше, поднимаясь почти отвесными стенами на сотни метров в небо, всё ближе придвигаются они к потоку, напирая на дорогу. Это место называется «Пронеси, Господи». Каменные глыбы нависают над бедным автобусом, который кажется здесь игрушечным и беззащитным. С каждым оборотом колёс разворачиваются всё новые живописнейшие картины.
 
А автобус, кружась, забирается всё выше и вдруг оказывается над чудовищной пропастью. «Прощай, родина!» – так называется это гиблое место. Отвесный обрыв уходит из-под колёс в маракотову бездну. Далеко внизу, метров восемьсот, теряясь в зелени, ползёт вдоль Бзыби ниточка шоссе, по которому мы ехали час назад. Вокруг – необозримые леса на крутых склонах Кавказского хребта. Седые облака неподвижно застряли на снежных зубцах гор. Фантастика!

А вот и сама Рица. Неожиданно она разочаровала. Так себе, не слишком большое озеро с непрозрачно-рыжеватой водой, обрамлённое уже невысокими здесь монотонно-зелёными горами. Ни скал, ни снежных вершин, ни дивных отражений. Даже кисть не поднимается на этюд. У причала с буфетом и столиками толкутся вместительные катерочки. Другие режут мутную воду озера своими острыми носами, перевозя туристов на тот берег, в шашлычную. Тут, в километре над морем, максимальная температура воздуха не превышает двадцати градусов, а зимой выпадает до пяти метров снега. Само озеро замерзает, и Цельсий тогда показывает нередко аж пятнадцать градусов мороза. Так что это вам не черноморский берег, хотя вроде и рядом.

Побродив по берегам Рицы, влезаем в автобус и пускаемся в обратный путь. Красоты и ужасы следуют в обратном порядке. Машина опускается, температура поднимается. Вскоре достигаем очередного злополучного места на берегу Геги и делаем остановку. Водитель объясняет, что три дня назад здесь свалился в речку такой же экскурсионный автобус, обогнавший перед этим несколько попутных машин. При собирании рассыпавшихся пассажиров восьмерых не досчитались. Видимо, унесла и разбросала река. Поехали, называется, граждане поразвлечься на курорт, поправить здоровье.

Да, этот обрыв со сбитыми столбиками ограждения над бурным потоком располагает к мыслям о бренности нашей жизни. Однако бренность бренностью, а обед обедом. Всему своё время, и мы возвращаемся в Гудауту.

Итак, курортничать осталось два дня. Вернее, даже один, потому что 26-го утром автобус отвезёт нас на вокзал и – прощай, Кавказ! В смысле, до свиданья. Слишком много осталось здесь в горах живых этюдов, чтобы прощаться навсегда.

В последний день я постарался вдохнуть в себя весь кавказский воздух, вдоволь накупался, благо море было поразительно спокойным – эдакая молочно-зелёная гладь, что аж горизонта не видно. Впитал в себя последние лучи щедрого черноморского солнца, съел последний казённый ужин в столовой и отправился спать, предварительно ещё раз искупавшись уже в ночном море.

А наутро нас провожал дождь. Пока забрались в поезд, все промокли. Паровоз, недолго думая, потащил нас в Москву. За окнами проплыла величественная и в непогоду Гагра, затем Адлер, Хоста, Мацеста, Сочи, Лазаревка, Туапсе – прощай, море! Поезд свернул на север, прополз через восемнадцать кавказских тоннелей и вышел на вольный простор. Прощайте, горы!..

Между прочим, уже поздний вечер, пассажиры засыпают, пора и мне заканчивать свою летопись. Будьте здоровы. До новых письменных встреч!