Мое драгоценное. Совершенное море

Стоишь на берегу и чувствуешь солёный запах ветра, что веет с моря.
И веришь, что свободен ты, и жизнь лишь началась.
И губы жжёт подруги поцелуй, пропитанный слезой…

***

Пойми, на небесах только и говорят, что о море.
Как оно бесконечно прекрасно… О закате, который они видели…
О том, как солнце, погружаясь в волны, стало алым как кровь.
И почувствовали, что море впитало энергию светила в себя,
и солнце было укрощено, и огонь уже догорал в глубине...

(С) Достучаться до небес

***

- Помнишь, однажды ты сказала, что хочешь быть морем?
- Нет.
- Ну не наааадо. Ни за что не поверю.

Она отвернулась.

- И что же я тебе сказала?
- Проверяешь мою память?
- Да больно надо.

Я подошел к ней и обнял ее.

- Конечно, надо. Только ты не признаешься.
- В чем? В проверке памяти?
- В том, что я помню все, что мы когда-либо обсуждали.

Она повернула голову вправо, давая мне возможность тепло чмокнуть ее в щечку.

- Хорошо, пускай когда-то я хотела быть морем.
- Хорошее было бы море.
- Теплое? Или холодное, как замирающее от нелюбви сердце?

Я вдохнул ее чарующий аромат и хмыкнул.

- Холодное. Для всех. Теплое – для меня.
- Я бы не стала кипятиться ради какого-то человечишки!
- А я и не прошу. Я бы добрался до тебя лишь, чтобы согреть.

Она посильнее укуталась в мои объятия, а я закрыл глаза от удовольствия.

- Кажется, ты прав. А каким бы цветом была я-море? Только не говори: темным для всех, светлым – для тебя.
- Вот черт!
- Перестань дурачиться! Это серьезная тема!

Мы смеялись в унисон и не могли остановиться.

- Ладно… ты-море была бы как тирский пурпур.
- Чего-чего?
- Тирский пурпур. Идеальный фиолетовый.

Она вырвалась из моих объятий и недоверчиво посмотрела на меня.

- Я думала, ты сейчас скажешь что-то вроде «ну…эээ…любовь моя, ты-море была бы темно-синей и вообще».
- А я превзошел ожидания?
- Капельку, ага.

Я притянул ее к себе и тут же оказался в плену ее глаз.

- Ты ведь знаешь, что это не все. Ты никогда не будешь одноцветна.
- Ну давай, удивляй, скажи еще, что за секунды до заката я буду как красный алмаз, в пасмурную погоду – васильковой, как сапфиры, а после шторма – как турмалин.
- После шторма ты будешь вся в водорослях, милая.

Я едва увернулся от ее кулачков, поймав их и прижав к своей груди.

- Но ведь серьезно: шторм всегда приносит покой, но прежде – беду для тех, кто зацепил этот дьявольский круговорот событий.
- Но для чего-то на небе придумали шторм…
- Не все же тебе быть милой.

Она ласково улыбнулась (кулачки-то я все еще прижимал к себе).

- Я бы с удовольствием была всемогущей… сносящей все на своем пути.
- И представь – стоят два таких же влюбленных, как мы с тобой, а ты…
- …а я буду надеяться, что они только что полюбили друг друга и еще не успели утратить это чувство.

Я вновь вдыхал ее восхитительный аромат, перемежающийся с непередаваемой терпкостью моря.

- Но ведь их любовь это…
- Чудо?
- Исцеление.

Она выразительно смотрела на меня, явно намекая на необходимость продолжать, но я молчал.

- То есть наша любовь – исцеление?
- Еще какое. Ты – меня, я – тебя. От всего, что было, пока мы шли навстречу.
- И тут я такая: бум, бац, пшфшф…

Мы снова смеялись, пританцовывая в такт волнам.

- Может их просто омоет водой, и они станут чище.
- Я бы хотела быть чистенькой.
- Конечно, водоросли еще не прибило к берегу.

Она снова стучала меня кулачками по груди, а я показывал ей язык.

- Дурак же ты.
- Учусь у лучших.
- Я только с тобой такая.

Я ловил ее в объятия и легким движением головы просил посмотреть вдаль.

- Прекрасный закат, неправда ли?
- В море прекрасен не закат, чтоб ты знал.
- А что же?

Она подмигнула мне и потащила на пристань.

- Ну скажи, что ты хочешь показать.
- Тот миг, когда я-море будет особенно очаровательным.
- Не помню секунды, когда ты бы не была такой.

Она остановилась, чтобы поцеловать меня так, как никто бы не смог.

- У нас впереди ночь, чтобы ты поменял свое мнение, увидев идеал.
- Хорошо, я готов удивляться.
- Конечно, ведь ты ради этого выбрал меня.

Я подыграл ей, недоверчиво глядя на ее довольное от своей неизбежной правоты личико.

- Ночи не хватит, чтобы рассказать все, почему я выбрал тебя.
- Утром я захочу спать.
- А я больше всего хочу иметь возможность снова пережить все то, что позволило выбрать тебя.

Она снова целовала меня, а я хотел бы сдаться в вечный плен.

- В общем, садись и смотри.
- Что, просто сидеть, болтать ногами и глядеть вдаль?
- Да!

Я пожал плечами, вылез из кроссовок и уселся.

- Не присоединишься?
- Не хочу тебя отвлекать.
- Не обещаю, но постараюсь иногда отвлекаться от тебя.

Она хихикнула и с наигранным вздохом села чуть подальше от меня.

- Так тебе проще будет наблюдать, милый мой.
- Нет уж, так не подойдет. Иди ко мне.
- Никакого личного пространства!

Мы снова смеялись на зависть мимо пролетавшим чайкам.

- Так, и что я должен увидеть?
- Я тебе расскажу, а ты лишь кивнешь: «да-да, любовь моя, это прекрасно… ну, то, что ты хотела мне показать».
- Вообще-то я почти поэт. Или ты забыла тирский пурпур?

Она шутливо оттолкнула меня, а я обратно заграбастал ее.

- Забудешь тут, ага. Ты даже не помнил, какого цвета у меня глаза.
- Запомнил же в итоге.
- Но почему-то любишь ты совсем другой цвет.

Я поцеловал ее. Люблю примирительные поцелуи.

- Я люблю цвет твоих глаз, цвет твоих волос и даже кожи цвет. А больше всего – цвет губ, когда их целуешь. Что в этом такого?
- Но твой любимый цвет символизирует все, что угодно, но не меня.
- И кто сказал тебе такую глупость? В цвете солнца твоя душа – яркая, незабываемая, одна такая не весь мир.

Она неуклюже улыбалась, пока я не менее неуклюже вытирал слезы с любимых щек...

- Все, хватит, родной мой. Я сейчас разрыдаюсь.
- Мне грустно видеть твои слезы, ты знаешь… но я буду надеяться, что эти слезы – слезы радости.
- Ну, так и есть.

Я прижимал ее к себе, ожидая то, что она хотела мне показать.

- Я почему-то надеюсь, что то, что ты хочешь показать мне, еще нескоро наступит.
- Почему?
- Потому что чем больше у нас таких вот мгновений, тем больше я исцеляюсь.

Мы оба вздрогнули от внезапно промчавшегося ветра, напомнившего о ночной прохладе.

- И тут… и тут я такая: бум, бац, пшфшф…
- Да, точно, и нас смыло к морским чертям.
- А я умею плавать. Вытащить тебя?

Я внимательно посмотрел ей в глаза.

- Ты способна сделать это во второй раз?
- Я же море. Сквозь мою пелену ты увидишь солнечный отблеск высоко над головой. Будешь тянуться к нему, а я – как смогу – выплюну тебя на берег.
- Хороший план, о богиня всех морей. Но только как ты сама сойдешь на него?

Я притянул ее к себе, изображая, что измеряю ей температуру губами. Не знаю, кому как, но это я люблю больше всего.

- Если что, у меня жар, потому что я люблю тебя.
- Наконец-то ты призналась.
- Буду говорить часто – расслабишься.

Она подмигнула мне. Так, как только мы с ней не умеем подмигивать.

- Смотри: солнце почти село.
- А ты вместо рубинового заката все это время неотрывно смотришь на меня, и зрачки у тебя совсем уже в форме сердечек.
- Что есть, то есть. Не буду извиняться за это.

Мы снова по-дурацки смеялись, но скажи нам кто про это – нас бы ни капельки это не волновало.

- Хорошо, тогда смотри и увидишь то, что все должны знать о море.
- Смотрю…
- Жди. Немного терпения.

Я недоверчиво посмотрел на нее и фыркнул.

- Это ты-то мне говоришь?
- Конечно. Думаешь, я не стала лучше рядом с тобой?
- Это ведь тебе не повезло со мной, неидеальным. А ты – совершенство, то лучшее, что случалось с этим недостойным миром.

По ее щекам снова текли слезы, и я вдруг осознал, что они должны стать частью этого моря. Ее моря.

- Ты знаешь, я очень бы хотела упрямиться и думать, что впереди у меня много еще тех, кто будет носить меня на руках, подносить к ногам весь мир, и также глупенько смотреть сердечками заместо глаз.
- Но…?
- Но пришло время признаться самой себе, что так, как с тобой, уже не будет.

…И в этот миг оранжево-розовая закатная полоса промелькнула по горизонту и на сегодня исчезла. Разгоралась светло-темная ночь. Ночное небо покрывало нас с головой. Я ахнул: от пристани легкой рябью бежала лунная дорожка, а диск самой луны был ярким, как на картинке. И звезды словно водили хоровод…
Я смотрел на нее. Я просто улыбался. Я, кажется, утратил способность дышать. Я чувствовал, что весь мир замер и ждет.
Она дарила мне взгляд, от которого останавливалось время. Ей не надо было улыбаться, чтобы осветить эту ночь нашим счастьем. Она была этим морем. Снаружи суровой, величественной, завораживающей, а если прислушаться – такой родной, теплой и нежной…

- В очередной раз поражаюсь твоей правоте… сам бы я прошел мимо, даже по этому вот берегу... и не сделал бы такое открытие!
- Это все наши соприкосновения. Ты проник в мой мир чувств, недоступный прежде никому…
- И в нем я никогда не буду хозяйничать, любовь моя. Лишь оберегать твое драгоценное море. Единственное существующее в известной мне вселенной.