Прошлое никогда не бывает простым, как правда. И даже если кажется, что моменты вашей жизни столь незначительны и мелки, для кого то именно взгляд на вас стал самой настоящей бурей, перевернувшей всё его «до» и создав новое «после».
Прошлое убивает и воскресает, чарует и угнетает и никогда не проходит бесследно. И пусть для кого то это всего лишь крупица песка, но всё же составляющая пустыню, для другого это песчаная буря, не позволяющая разглядеть что либо впереди.
Солнце светило, как никогда ранее, такое происходило каждый пять лет: лето, казалось, сходило с ума, желая закрыть всех людей по прохладным домам и приютам, а само тем временем превращало улицы в раскаленное железо, на которое было невозможно и страшно ступить. Всё безумное в жизни Елизаветы происходило именно в этот период, пусть она и не замечала, чуть позже, заглядывая в своё прошлое, словно наблюдая за пусть и знакомым, но таким неизвестным и новым спектаклем, она видела то, чего ранее видеть не могла или не хотела. Пять лет назад, в такую же жаркую погоду, обрамлённая в тяжёлое платье, невыносимого чёрного цвета, которого в доме было так много, она хоронила своих родителей, принимала соболезнования и ждала приезда брата из другого конца страны. Пётр приехал через два дня после погребения и застал сестру в самом ненавистном для неё состоянии.
Никогда боле девушка не испытывала такого унижения судьбы: она осталась одна, в огромном доме и пусть с братом, который относился к ней со всей нежностью, на которую было способно его сердце. Это было не то, не так как раньше, с горячо любимой маменькой, поддерживающей её во всех начинаниях и замыслах.
Елизавета мечтала писать. Быть русской Джейн Остин, как выражалась Софья Андреевна, княжна Ветринская. И со всей страстью и огнём своей души, она писала, вдохновляясь всем, что видела и порой голова шла кругом от того, что она может! Но ко всей горести, Софья была единственная, кто верил в дочь, кто поддерживал её идею и не настаивал на браке, пусть княжне уже и стукнуло двадцать. И когда папенька горячо возмущался, девушка не боялась встать и возразить, рассказать про новые устои общества, которые пришли с наступлением двадцатого века, чей первый год, 1900, они ещё праздновали всей семьёй.
Будучи одной в доме, Лиза часто ходила по гостиной, вспоминая семейные вечера, тёплый смех отца и нежный голос матери, которая любила петь под игру дочери. Софья и Григорий Ветринские погибли самым наисмешным образом, самым театральным, который только можно было себе представить: экипаж перевернулся на мосту, их придавило обломками и смерть наступила почти что мгновенно. Так ей сказали, а что там на самом деле, у тел, закопанных под землю, уже и не спросишь.
Пётр был высок и статен, слегка полон, но с отцовской теплотой в глазах и огромным самомнением, Елизавета называла его своим Лермонтовым, особенно в письмах, когда знала, что не получит обиженный взгляд карих глаз. Он прижимал её к себе и гладил по плечам, пока та содрогалась в беззвучном рыдании, на которое уже почти не оставалось сил. Дом давил, давила атмосфера, всё казалось было готово растерзать душу и саму девушку, на мелкие куски, не оставив от неё ничего, кроме слёз. Ощущая рядом с собой крепкое тело Петра и слыша сквозь звон в ушах его шёпот, Елизавета понемногу приходила в себя и подняв глаза, столкнулась с чужими, сочувствующими так, как не сочувствовал никто прежде, такого взгляда она не видела даже у добросердечного батюшки, который отпевал её родных. Они были глубокого синего цвета, словно море или небо, которое вот-вот должны были заволочь тучи. Девушка перевела взгляд на брата, который кажется её звал.
— Кто это? — прошептала темноволосая охрипшим голосом и тут же закашляв, дабы вернуть ему прежнее звучание.
— Ох, — вздохнул Пётр, подскочив со ступенек, на которых сидел с сестрой, — Прошу любить и жаловать, это мой хороший друг из Англии, который любезно согласился быть со мной в этот нелёгкий период. Думаю, он поможет нам обоим, — перевёл князь Ветринский взгляд на стоящего чуть поодаль мужчины. Елизаветы тяжело поднялась и выпрямившись, сошла с лестницы, подойдя к гостю и с огромным усилием придав своему взгляду теплоту и приветливость, кивнула и присела в реверансе, слегка изогнув губы в улыбке, — Баронет Томас Баршен, приехал к нам из деревушки, подле Лондона, — широко улыбнулся Пётр, похлопав друга по плечу, — Думаю, вы сдружитесь.
— Я очень рад встречи с вами, мисс Елизавета, — склонился к девичьей ладони Томас и оставив на ней лёгкий поцелуй, заглянул в женские глаза с непонятным княжне взглядом, из-под пушистых ресниц, тяжёлым и даже хищным, но тут же сменившимся теплотой. Баронет обернулся к князю и спросил, — Я правильно сказал?
— Да, друг мой, — кивнул Пётр и повернулся к сестре, — Он долгое время называл тебя Элизабет, на английскую манеру, пришлось его переучивать.
— О, ты говорил обо мне? — подняла бровки в изумлении девушка.
— О, да, очень много, — махнул рукой англичанин, засмеявшись бархатным смехом, который тут же отозвался волной мурашек по женскому телу, — Я прошу прощения за свой акцент, мисс, я учу русский всего два года.
— У тебя прекрасно получается, — похлопал Пётр друга по плечу, — Лизонька, не предоставишь нашему гостю покои?
— Быть честной, я ожидала тебя одного и комнату распорядилась подготовить только одну, — вздохнула Елизавета, отведя взгляд, — Я сейчас скажу Аглае, — кивнула княжна самой себе и было развернулась, как была остановленная рукой Петра.
— Не утруждай себя, давай я скажу. А ты пока проводи Томаса до зала, познакомитесь, — нежно улыбнулся Ветринский, заглядывая в глаза сестры, которые всё ещё болели от слёз, — Всё будет хорошо, родная.
— Спасибо, — кивнула девушка и повернувшись к наблюдавшему за ними Томасу, пригласила его идти за собой.
Осень приятно удивляла, начавшимся с самых первых чисел дождём, заглушающим какие либо мысли. Елизавета проводила большую часть времени у себя в покоях, порой не брезгуя лечь в кровать в уличном платье, не находя в себе сил элементарно выйти к завтраку, обеду или ужину. Аглая всё приносила в спальню и глядела сочувствующими зелёными глазами из-под светлых ресниц, порой юная крепостная тяжелы вздыхала смотря в окно и княжна понимала, почему. Если для неё дождь был спасением от призраков прошлого, то для крепостных был предвестником голодной зимы. Откинувшись в кресле и прикрыв глаза, Ветринская со стыдом вспоминала все свои встречи с баронетом, который гостевал у них уже третий месяц, пусть он и приехал со своим другом, Елизавете стоило бы почаще проводить время с гостем, развлекать его, как и подобает хозяйке дома. Дом казался совсем пустым, тёмным и пугающим, даже обычно шумного Петра не было слышно и девушка с особой аккуратностью направилась вниз.
— Мисс Елизавета! — княжна резко обернулась и едва ли не упала с лестницы от испуга. Совсем рядом стоял Томас, взволнованно заглядывая ей в глаза, — Простите, что напугал, я не хотел, — юноша слегка вильнул головой, из-за чего его кудри подскочили и упали на глаза.
— Ничего страшного, баронет Баршеп, — улыбнулась Елизавета, отведя взгляд и неосознанно поправив рукой собственную причёску.
— Я хотел поинтересоваться, не составите ли вы мне компания на ужине? Пётр отлучился к старым друзьям, а я бы очень хотел наконец пообщаться с вами поближе, — улыбнулся Томас, спустившись на ступеньку ниже княжны, из-за чего их глаза стали находиться на одном уровне и Елизавета наконец смогла вблизи восхититься всей красотой его лица. Ветринская с детства считала, что русские мужчины краше всех остальных, взять хотя бы великого Петра Первого, чей лик вызывал в душе шквал чувств, но сейчас, стоя перед английским дворянином она была зачарована.
— Конечно, — кивнула девушка и приняв предложенную юношей руку, направилась вместе с ним в зал, где уже был накрыт стол. А за окном всё сверкали молнии.
— Я прошу прощения, если мой вопрос неуместен, — спустя пару минут молчания, всё-таки подала голос Елизавета, — Мне не совсем понятен ваш титул.
— Ох, — улыбнулся темноволосый, подняв брови в радостном изумлении, словно ждал именно этого вопроса, — Этот титул был введён совсем недавно, в семнадцатом веке, королём Яковым Первым. Это титул, — запнулся юноша и опустил взгляд в тарелку, — Как это по русски, не имеющий всех привилегий высшего дворянства. Он также переходит по наследству, имеет имения, но не может, например, принять по наследству право находиться в верховном палате.
— О, как занятно, — кивнула княжна, опустив взгляд, раздумывая над тем, что ещё можно было бы спросить у гостя, дабы не погрязнуть в тяжёлой тишине, — Как вам Российская Империя?
— Я не видел ничего более величественного, — кивнул самому себе юноша, проговаривая словно заученный ответ. Лишь к концу ужина разговор смог стать настоящим, открытым и искреннем, оставившим приятный осадок в душе Ветринской. В тот вечер она впервые за два месяца по настоящему рассмеялась.
Обычно люди ищут положительное в отрицательном и отрицательное в положительном. Мало кто верит, что есть только черное и белое, обычно одно обязательно заляпано другим. Так со всем в этом мире и с самим миром, и даже с нами.
Осень наконец предоставила отдышку от ливней и Елизавета, уставшая от постоянных дождей наконец вышла на улицу, в сопровождении на удивление радостного и словно светящегося Петра. Князь Ветринский, протянув сестре локоть, медленно ступал по парку, щурясь от солнечных лучей и чему то улыбаясь.
— Петруш, может расскажешь, что тебя так радует? — чувствуя, как в груди разливается тепло, улыбнулась княжна.
— Что? — словно забывший про то, что сестра рядом, в некотором испуге, посмотрел на неё Пётр, — Ох, милая. Я задумался. Знаешь, давай присядем, — указав на лавку, предложил юноша и проведя сестру к ней, остался стоять, — Думаю, я должен был сказать раньше. Однако я могу себя оправдать — я остерегался, что ничего не получится, — Елизавета опустила взгляд и нахмурилась, не понимая, к чему ведёт её брат, — С месяц назад между мной и Томасом произошёл разговор. Который, буду честен, меня не удивил и всё же приятно обрадовал, — Ветринский в беспокойстве похлопал по брюкам и опустился рядом с сестрой, — Уповаю, ты не обидишься, если я скажу прямо? — обернулся Пётр к темноволосой, которая слегка сгорбилась, видно понимая, о чём идёт речь.
— Говори, — кивнула Елизавета.
— Лизонька, Томас попросил твоей руки. И я дал ему благословление, — улыбнулся юноша, повернувшись к сестре и встретившись с её холодным взглядом, — Ты не рада? Это такой шанс, сестрица, я думал, ты будешь благодарить меня, — нахмурился князь.
— Ты должен был посоветоваться со мной, — сжала платье Ветринская, отвернувшись и прикрыв глаза.
— О чём? Уже давно пора было это сделать, я нашёл самую лучшую партию для тебя, — откинувшись и сложив руки на груди, тише обычного сказал темноволосый, отвернувшись. Княжна глубоко вздохнула, не находя в себе сил спорить.
Может оно и к лучшему, думалось ей. В конце концов, покинуть эти края — значит избавиться от раздирающей изнутри памяти о родителях? Баронет был несомненно красив и приятен, так может оно всё и к лучшему? Как не гляди, а Пётр был прав, более хорошей партии не сыскать и всё же обида затаилась в женской груди и до конца прогулки Елизавета не вымолвила ни слова.
Дни тянулись ужасающе быстро, не позволяя княжне как следует обдумать всю ситуацию. Да и ей не хотелось ничего глубоко обдумывать, у неё не находились силы на это, поняв, что любезный иностранец, который так ласково обходился с ней и её горем, в их пусть короткие и редкие встречи, будет столь же нежен в их супружеской жизни, девушка решила боле не думать. При всей любви к дому своего детства, Ветринской были тягостны даже мысли о том, что она останется здесь или где то поблизости. Ей хотелось сбежать и раз такая возможность появилась, нелепо было от неё отказываться.
— Мисс Елизавета, — сняв шляпу и обворожительно улыбнувшись, поприветствовал невесту Томас, не ожидавший столкнуться с ней ранним утром, — Как ваше самочувствие?
— Благодарю, баронет Баршеп, — кивнула княжна, присев в реверансе и к удивлению для себя почувствовала прилив бодрости, пробежавшийся по её телу лишь от одного взгляда на юношу и проследя за его безгреховными движениями. Елизавета не могла налюбоваться его красой, наверняка то же самое испытывали все девы, которым удалось хоть раз свидеться с ним, — Я чувствую себя чудесно, с недавних пор.
— Я невероятно рад, — подойдя поближе и оперевшись о перила, слегка постуквая по ним пальцами, кивнул Томас, — Мне, право, неловко спрашивать, зная о том, как вам тяжело, — закончить ему не дала Елизавета, подняв руку в немой просьбе прекратить, — Да, прошу прощения.
— Я полагаю, вы хотели спросить что то, связанное с нашей свадьбой? — Томас хотел было сказать что то, но вместо этого подошёл чуть ближе, оставляя между ними всего два шага, — Томас, — выдохнула девушка, прикрыв глаза, — Мне бы хотелось быть с вами откровенной, на столько, на сколько вы мне это позволите, — Баронет подошёл ещё ближе и княжна могла почувствовать его тёплое дыхание, колышущее её локоны, выбившиеся из причёски, — Уведите меня отсюда, как можно скорее, я не могу боле тут находиться. Я терплю, но боюсь, что скоро моим силы совсем закончатся.
— Элизабет, — шепнул баронет прямо над женским ухом, — Я увезу вас, скоро, — мужская ладонь опустилась на девичью щёку и провела по ней мучительно медленно.
— Я так жду этого, — всхлипнула Елизавета, прижавшись к ней и наконец открывая глаза, утопая в синеве, которая совсем скоро заменит ей всех.
Все девочки в детстве мечтали о свадьбе, о пышном белом платье, муже-красавце, подарках и поздравлениях и конечно же необыкновенно красивом кольце на безымянном пальчике, которое вызывает восхищение у всех вокруг и даже у самой себя. Княжна не была исключением и многие её сны, чьи картинки она складывала после пробуждения, были именно об этом, но невероятная суета, в которой она стала находиться с раннего утра и до поздней ночи не давала насладиться подготовкой к торжеству и церемонии, не давала даже осознать происходящее сердцем. Конечно она всё понимала, но чувства пробуждаются далеко не в разуме, а в глубине души и Елизавета надеялась и верила, что совсем скоро, быть может сразу после свадьбы её сердце дрогнет и прилив нежных чувств к своему мужу накроет её с ног до головы. Тогда она забудет о том, что было, он станет её миром и они будут счастливы. Она будет по новому счастлива.
Когда этот день настал, палящее солнце пробивалось сквозь приоткрытые шторы прямо на лицо девушки, играя на её щеках и носу. Учитывая постоянные дожди, невеста была в смятении и волнении, как бы солнце не сменилось грозой. И не дай Бог бы церемония не состоялась, об этом было страшно думать. Платье, в котором она должна была перейти грань от русской княжны, к английской леди, было пошито на английскую манеру, дабы угодить мужу. Порой, в этой суматохе Елизавете казалось, что всё делалось лишь для того, чтобы порадовать его глаз, а не её саму, но Ветринская пыталась откинуть эти мысли, ведь даже если это и так — она отныне принадлежала ему, душой, сердцем и разумом. Всё, что нравилось Томасу — должно, обязано нравится ей. Как то Петруша обмолвился, что за границей её могут называть миссис Томас Баршеп, что практически означало, что отныне они одно целое. Елизавете хотелось так думать.
После столь нелёгкого испытания Судьбы, девушке хотелось вновь найти опору и поддержку, чувствовать себя под мужским крылом. Княжна была благодарна брату, не глядя на то, что тот выдаёт её замуж за практически незнакомого ей человека. Или же ей всё-таки хотелось так думать?
Православная церковь, на огромную удачу Томаса, не отрицала браки между католиками и православными, и ни Елизавете, ни Баронету не пришлось менять веру на другую, ради проведения церемонии.
— Жаль, что родители этого не видят, — шепнул Пётр, подходя к стоящей у зеркала сестры. Юноша обнял девушку и положив голову ей на плечо, заглянул в глаза, с толикой грусти о предстоящем, невероятно долгом расставании.
Княжна отвела взгляд и посмотрела на портрет отца, чьи столь живые глаза заглядывали в её собственные с нежностью и такой же невесомой грустью. Елизавета уже скучала по дому, даже не успев сделать шаг из него. Билеты на корабль были куплены, уже на следующий день им нужно было отплывать и сейчас вдруг княжне показалось, что она не успевает распрощаться со своим детством.
Князь развернул сестру к себе и прижал к груди, несильно и слишком быстро для того, чтобы она успела почувствовать муки о расставании с этими объятьями на долгие месяцы, а может и годы вперёд.
— Ты навестишь нас? — подняла глаза Елизавета, сжимая в руках букет лилий.
— Как только будет время, — улыбнулся Пётр и протянув сестру руку, вывел из комнаты. Время словно замедлилось, княжна считала ступени, которые, казалось, не хотели заканчиваться, экипаж ехал медленно, позволяя рассмотреть всё, что происходило на улицах Российской Империи, которую девушка, как казалось по тяжести в груди, видела в последний раз.
Церковь впустила леди, встречая её звенящей тишиной, позволяя забрать всё внимание. Елизавета расправила плечи и опустив взгляд, приняла руку старшего брата, ведущего её к той самой грани. От Баронета исходило тепло и необыкновенный запах мёда, который невеста вдыхала с наслаждением. Томас протянул руку к её фате и откинул назад, наконец заглядывая в её глаза со всей нежностью, на которую был способен. Лёгкая улыбка сама появилась на устах и княжна видела пред собой лишь его. Хотела видеть.
Птицы не уставали петь свои песни, а солнце освещать дорогу, по которой темноволосая с утра покидала дом родителей княжной, а к вечеру вернулась леди.
Спасти душу человека можно лишь одним способом: изменить его окружение, вплоть до камня на дороге, о который тот каждый день спотыкается, изменить его самого. Это спасение души в любом случае, даже если перемены ломают и изживают, страдания и муки позволяют душе вознестись до тех потоков, до которых сперва казалось, невозможно дотянуться прожив ещё с десяток таких же жизней и сменив сотню обличий.
Англия встретила Леди Баршеп дождём который, казалось, желал поднять реки и моря за берега и затопить всё живое. Плыли муж и жена в разных каютах, встречаясь лишь к вечеру, на палубе и по долгу стоя на расстоянии трёх шагов друг от друга, толи стесняясь, толи боясь подступиться. Томас уважал скорбь жены и ни о какой первой ночи и речи идти не могло, так казалось Елизавете, а что там на уме у её мужа — лишь одному Богу было известно.
Лишь сойдя с борта бывшая княжна вдруг испугалась, как же ей обходиться в совсем новой стране, даже не зная её языка! К сожалению она говорила лишь на французском и немецком, ведь и подумать не могла, что когда то ей пригодится столь не звучный язык, как английский. Судьбу невозможно предугадать и Елизавете пришлось в этом убедиться, когда та поднесла ей самый неожиданный поворот, казалось бы, обыкновенной и давно предсказанной человеком, жизни.
Экипаж сразу же подобрал мистера и миссис Баршеп, увозя их к имению.
— Право, всё так быстро произошло, — шепнула скорее самой себе темноволосая, наблюдая как за окном дома сменяются друг другом, а капли дождя практически заглушают шум улиц.
— Я уверен, что мы справимся, darling, — улыбнулся юноша, нежно целуя запястье жены и опуская руку на её колено, чуть сжимая сквозь платье.
— Я ведь даже не знаю вашего языка, — со стыдом положила руку на раскрасневшуюся щеку барышня.
— В моей семье все знают русский. Наша бабушка была русской, её звали, — юноша поднял взгляд и провёл языком по губам, в задумчивости сузив глаза, — Любовь. Я верно произнёс?
— Да, — засмеялась Елизавета акценту мужа и наконец расслабившись, опустила плечи, которые как назло всё время взметались вверх, — Уповаю, что понравлюсь вашей семье.
— Обязательно, — шепнул Томас, заглядывая жене в глаза со всей нежностью, на которую было способно его сердце.
В доме Томаса была одна слуга: это первое, о чём задумалась миссис, без особого интереса слушая рассказ мужа о их доме. Скромно одетая, горбатая женщина со злыми глазами и молодым лицом встретила их у ворот и поклонившись баронету, подхватила его жену, без особого уважения и повела к дому, заставив девушку в испуге и немом шоке оборачиваться на улыбающегося мужа, наблюдая как его высокая фигура отдаляется, а перед ней предстаёт старое на вид, светлое имение, которое она даже не успела рассмотреть, ведь была практически затолкнута внутрь. На первый взгляд служанке было лет сорок, какого же было удивление Элизабет, когда она узнала, что той вот-вот должно было исполниться шестьдесят.
Темноволосая замерла, в удивлении глядя вслед Глэдис, вроде бы так её называл Баронет, который войдя в дом, сразу же приобнял жену за плечо, прижимая ту к своей груди и с гордостью окинул поместье взглядом. Елизавета опустила голову и прижала небольшую сумку к себе, глубоко вздыхая, в попытке справиться с нахлынувшим осознанием, что теперь ей придётся учиться жить по новому, в новом доме, в новой стране, в новых порядках.
— Пожалуй мне необходима книга этикета здешних краёв, — выдохнула бывшая княжна, поджимая губы. Такое отношение было непривычным для неё и даже оскорбительным, от того и отзывалось болью в сердце, казалось, будто здесь ей не рады, в собственных имениях, в которых ей жить ещё многие десятилетия и до конца.
— Глэдис порой бывает груба, — поглаживая жену, пожал плечами Томас, — Она здесь с самого своего рождения, поэтому мы воспринимаем её, как тётушку. Порой злую, в большинстве случаев злую, но всё же тётушку.
— Thomas, honey! — нежный восклик отвлёк пару друг от друга и Елизавета с восхищением посмотрела на высокую девушку, чьи яркие глаза светились от счастья. Элеонора Баршеп, сестра Томаса, лёгким шагом, словно подплыла к юноше и притянула того к себе, с наслаждением прикрывая глаза, ощущая мужские руки, обнимающие её в ответ. Княжна стояла за спиной мужа и когда Элеонора перевела на неё взгляд, неловко улыбнулась, — Is it your missus?
— Yes, be gentle with her, okay? — шепнул Томас, отпуская сестру и представляя её супруге, — Это Элеонора, я рассказывал тебе.
— Я не очень хорошо говорю по-русски, — сделав шаг к невестке и натянув улыбку поприветствовала ту барышня, — Уповаю, что вскоре ты это исправишь. Теперь в нашем доме будет звучать только русская речь.
— Здравствуйте, — присела в реверансе Елизавета, скромно улыбнувшись, — Я безумно рада с вами познакомиться, Томас очень много о вас рассказывал!
— Интересно, что же? — обернувшись на брата, спросила светловолосая.
— Только хорошее! — подняв руку, испугалась миссис Баршеп, — Особенно он расхваливал вашу красоту. Но сейчас я вижу, что ни одна женщина с вами не сравнится, он был прав, — Баронесса обернулась на девушку и удовлетворённо кивнув, повела оголённым плечиком, сложив руки в замок, в подобной княжне манере.
— Как только приведёте себя в порядок после поездки, прошу к столу, — отчеканила Элеонора и отведя взгляд добавила чуть ближе, — Тогда и Эдвард вернётся.
— By the way, where is he? — нахмурился Томас, чуть задрав голову, пока его жена слегка приоткрыла губки, пытаясь догадаться, что он вообще сейчас сказал.
— He has been visiting Mr and Mrs Wallis since last night, — слегка цокнула языком Леди Баршеп Старшая, оборачиваясь к непонимающей невестке, — Эдвард — мой сын. Ему уже пять и с тех пор, как он обзавёлся друзьями — стал часто пропадать в гостях, а мне здесь, — запнулась Элеонора, медленно переведя взгляд на дверной проём, словно увидя в нём кого то, — так одиноко. Почти одной.
— Знаешь, — прервал сестру Томас, протягивая руку жене, — Мне не терпится показать Элизабет все комнаты, — Элеонора кивнула не оборачиваясь к супругам и медленно, не отрывая взгляда от проёма, направилась в другую комнату, — Начнём с спальни? — улыбнулся Баронет, протягивая Елизавету за подбородок к себе и оставляя лёгкий поцелуй на её губах. Княжна улыбнулась и взяв мужа под руку, направилась с ним вверх, по скрипучим ступеням, с наслаждением вдыхая аромат своего нового дома.
В имении стоял запах воска и ели.
Самой удивительной в доме Баршепов была библиотека, пусть небольшая, с несколькими книжными шкафчиками, в которых даже не помещалось всё книжное богатство, из-за чего стопки книг стояла по углам и у стен, но столь чарующая, пугающая и одновременнно же с этим притягательная, что большую часть времени Елизавета пропадала именно там. До тех пор, пока страх не накрывал её волной и девушка, подняв длинное платье не сбегала вниз по лестнице, ближе к выходу из порой угнетающей атмосферы особняка, с желанием спрятаться от цепкого взгляда предков Томаса с картин. Ими был украшен весь дом, и девушка понимала, откуда у Элеоноры такой тяжёлый взгляд из-под редких, кое как видных ресниц. На самом деле Леди Баршеп Старшая была хороша собой. Некрасива, но привлекательна, в ней было что то волшебное, лёгкое, пусть и скрылось под толстым слоем грозности и строгости. Особенно хороши были её лёгкие кудри на светлых волосах, и зелёные яркие глаза, так выигрышно смотрящиеся на худом и бледном лице.
У Томаса была другая красота, непохожая. Невесомая, словно у облаков, которые с виду так просты и привычны, а порой от них не можешь отвести и взгляда. Его красота скрывалась в голосе, бархатном и нежном, порой грубым и громким настолько, что дом сотрясался. В его совсем белых руках, со временем покрывшиеся мозолями, но не утративших изящество и живность. В его взгляде, то нежном, то столь хитрым и властвующим.
Каждый портрет в доме баронетов отличался, не было идентично похожих лиц, что в семье Ветринских было нормой, взять хотя бы Петра, который был точной копией своего отца, даже в движениях и характере был виден князь Ветринский Старший.
Эдвард рос шкодливым мальчиком, в его глазах всегда была лисья хитрость, а непослушные кудри, словно ветки деревьев вздымались вверх даже, когда он просто стоял. Он не был похож на Элеонору, Элизабет скорее бы поверила в прямое родство между Томасом и мальчиком, всё-таки наследственность была необъяснимой вещью.
Для русской здесь всё было в новинку, порой она удивлялась даже простым вещам, чем веселила Баршепов, который, сдержав своё обещание, разговаривали в доме только на русском, порой путая слова, но с благодарностью глядя на Елизавету, которая испарвляла их и порой даже объясняла правила русской речи. В замен на это Элеонора приносила ей книги и сама просвещала невестку в искусство английской речи, которая, по сравнению с французским, казалось темноволосой совсем лёгкой.
Со свадьбы прошло два месяца, пролетевшие незаметно в изучении новой жизни, осмотра почвы, которая залегала под её будущем. Томас нередко покидал дом, а возвращался ближе к вечеру, чем беспокоил свою жену, в огромном доме ей порой казалось, что она совсем одинока, даже если маленький Эдвард, желающий подружиться с новой персоной в доме, крутился вокруг неё, показывая игрушки и рассказывая о своих детских, невинных шалостях. В такие моменты перед глазами вставал образ родителей, их вечерние посиделки и долгие разговоры с матушкой, которая с искрой в глазах рассказывала о своей молодости. Княжна скучала по дому, по родине, но не жалела о своём решении, там ей было бы гораздо хуже.
Зал был обставлен светлой мебелью, а у окна располагался письменный стол, за которым обычно сидела Элеонора, склонившись над пергаментом и что то быстро на нём выписывая. Тишину заполнял лишь треск камина, рядом с которым сидела Елизавета, протягивая к нему руки, в попытке согреться холодными вечерами. Имения были стары, а потому наверху ветер скрипел и выл, к чему миссис Баршеп привыкла не сразу. В руках Томаса находилась газета, которую он читал, слегка приподняв брови и прикусив губу. Его сосредоточенное выражение лика было воистину прекрасно и в душе его супруги расцветала сирень, от нежности к своему мужу, в такие, казалось бы простые моменты.
— Томас, — позвала супруга бывшая княжна, когда тот, отложив газету на стол, перевёл взгляд на горящие дрова в камине, — Если бы ты был природным явлением, то каким?
— Что? — засмеялся Баронет, переведя взгляд на супругу, — Каким природным явлением? — сзади послышался смешок Элеоноры и шелест бумаг, — Пожалуй, дождём. Он может быть маленьким, освежающим, после жарких дней, не оставляющим после себя и лужи, а может и длится несколько ночей, убивая урожай, поглощая всё в хаос и грязь. Он разный и всё же долгожданный, всегда. А после него видна арка, чью красоту не описать ни одному художнику и не завпичетлить ни на одном фото, — за окном сгущались тучи, пряча за собой солнце, на что Томас смотрел с огнём в глазах и рукой у сердца, — Его не бывает много.
— Напротив, здесь его слишком много, — протянула вошедшая Глэдис, ведя под руку скакавшего Эдварда. Елизавета повернулась и с улыбкой посмотрела на то, как Элеонора тут же убирает исписанные листы и сажает сына себе на колени, прижимаясь губами к взъерошенным кудрям. Для Баршеп Старшей пропадал весь мир, когда он был рядом и не было ничего, что могло отвлечь её от ласки сына, Елизавета мечтала о таком же. Но прищур Томаса говорил о том, что материнское счастье для его супруги будет нескорым, что не могла не разочаровывать. Баронет сжал губы и поднявшись, вышел из зала, оставляя трёх женщин наслаждаться обществом ребёнка.
— Он чудесен, — медленно подошла русская к Леди Баршеп, когда Эдвард, прижавшись к груди матери, заснул.
— Да, — улыбнулась Элеонора, — Совсем как Томас в детстве.
— Каким он был? — положив руки на краешек стола и проведя по гладкому дереву рукой, подняла взгляд Елизавета.
— Он, — протянула светловолосая, покачав головой, — Он был мил. Когда я чуть подросла и стала приглядывать за ним, я восхищалась его красой, уже тогда было видно, каким он вырастет. Все его маленькие проступки и шалости, — вздохнула Леди Баршеп, прикрыв глаза, — Я вижу его в Эдварде.
Элизабет поджала губы, сомневаясь, стоит ли спрашивать про отца Эдварда, ведь за эти недели она так и не решилась, но не найдя в себе силы расстраивать сестру мужа столь личными вопросами, она улыбнулась и вышла из гостиной, напоследок кинув Глэдис, глядевшей на неё исподлобья. Том нашёлся в своём кабинете, который был самой темной комнатой в имениях. Она была тут всего один раз, когда изучая дом, забрела в совсем незнакомые ей места и заплутала.
Огромный письменный стол, выполненный из могучего дуба и мягкое красное кресло. Сзади находился портрет брата и сестры Баршеп, на котором глаза Элеоноры были живее, нежели в жизни, а Томас не столь красив. В их ногах лежала собака, неизвестной девушки породы, но написана так правдоподобно, что Елизавете показалось, что художник раньше писал одних собак. Пришедший тогда Баронет, со строгостью посмотрел на жену и подхватив её под локоть, вывел из кабинета, закрыв его на замок. Елизавета, удивлённая поведением мужа, и если быть честной, испугавшись, промолчала и боле никогда не заходила в ту часть имениях. Но сейчас, когда любопытство разъедало её, как никогда раньше, бывшая княжна направилась именно туда.
Томас, опустив взгляд и медленно водя пальцами по губам, сидел в напряжение, которое заполнило собой всё и проникло тёмными пятнами в сердце девушки. Елизавета медленно, опасаясь сделать лишнее движение, подошла к мужу, накрыв его ладонь своей. Баронет, слегка вздрогнув, перевёл на неё нахмуренный взгляд и поцеловав тыльную сторону ладони, усадил к себе на колени.
— Общество Элеоноры тебе наскучило? — заправляя завитую прядку жене за ушко, шепнул Том.
— Ваше мне интересно куда больше, — захмелев от нежных рук мужа, ответила так же тихо миссис Баршеп. Тихий смех разлился дрожью по её телу. Томас оставил поцелуй на оголённом плече и медленно стал подступать к её губам.
Элизабет млела, в его поцелуях не было страсти, животности, они были медленны и нежны, пропитаны чувственностью.
За окнами лил дождь, стуча каплями по стёклам и крыше. Раз, два, три — вода была столь же быстрой, как и стук сердца Елизаветы. Раз, два, три — кропотливые вдохи и выдохи, под стать поцелуям мужа. Раз, два, три — мир замер, оставляя лишь тихий звон в ушах и огни перед глазами. Раз — Томас дышал глубоко и шумно. Два — Элизабет сжимала его плечи сквозь ткань рубахи. Три — она всецело принадлежала ему.
Вопросы были отложены на неопределённый срок, сейчас Леди была слишком счастлива для того, чтобы копаться в чужом несчастье.
Осенью в Англии ливни прекращались к концу сентября и солнце в кои то веке выходило из-за туч. Внимания на погоду Елизавета не обращала, сейчас ей казалось, что она была по настоящему счастлива, особенно когда просыпалась в объятьях мужа, чувствуя, что теперь — она полностью его частичка, а он — её жизнь. Сидя перед зеркалом и поправляя наконец сделанную причёску, девушка улыбнулась своему отражению. Ещё будучи молодой княжной, в которой только начинала цвести юность, Елизавета считала себя красивой, порой даже краше некоторых других девиц, а сейчас, когда она стала не просто княжной Ветринской, а миссис Баршеп, женой Баронета, чей лик не сравнится даже с красотой Аполлона, ей казалось, что её наполняет чистый свет и она прекрасна, как закат, окрасивший небо в невообразимой прелести цвета.
— Мисс Элизабет, вам письмо, — вошла в комнату Глэдис с кувшином воды для полива цветов и слегка помятым конвертом.
— Должно быть, это от Петруши, — засияла девушка, аккуратно взяв бумагу и сделав небольшой надрез ножницами.
«Дорогая сестра!
Прошу прощения, что не писал так долго, после вашего с Томом уезда в доме стало слишком тихо и я искал утешения на приёмах, где познакомился с очаровательной особой, должно быть, ты её знаешь — княжна Бродская Софья Максимовна. Я повстречал её у князя Шаткого и её миловидность поразила меня. Я не способен отпустить её образ и уповаю, что совсем скоро мне станет не так одиноко.
В Империи происходят чудные вещи, но когда их не было, скажешь ты, милая сестрица. Раньше я и представить не мог такой тоски по твоему обществу, ведь мы и так виделись редко, но сейчас я боюсь, что на твоей свадьбе я увидел тебя последний раз. Полагаю, следующим летом я найду возможность посетить, пусть и отталкивающую Англию.
С любовью, твой брат, Пётр.»
Елизавета прижала письмо к груди и улыбнулась. Этих слов она ждала, казалось, всю жизнь, простое «С любовью, твой брат». Петруша никогда не говорил о нежных чувствах к ней, пусть и показывал это действиями, но всем порой хочется услышать слов, а не строить догадки по поступкам.
Пройдясь ещё раз взглядом по слегка кривоватым, скачущим буквам, миссис Баршеп остановила свой взор на имени. Княжна Бродская Софья Максимовна. Она знала её, пару раз даже общалась, та казалось весьма милой, хохотливой особой, пусть и полноватой и совсем уж низенькой. Элизабет улыбнулась представшей перед её глазами картиной: Пётр и Софья вместе, это казалось таким правильным, что отзывалось в сердце теплотой и Елизавета кивнула самой себе, словно благославляя этот союз. Достав из ящика лист бумаги, бывшая княжна оглядела комнату, с плотно закрытой ушедшей Глэдис, дверью. Строки, выходившие из-под пера, лились словно сами по себе.
«Дорогой Петруша!
Ты был прав, я должна благодарить тебя за Томаса! Я не была бы ни с кем столь счастлива, как сейчас с ним!
Англия не столь красива, как наша Родина и намного дождливее, но мои будни скрашивает мой муж! У него есть чудесный племянник, так похожий на него самого и милая сестра — Элеонора. Ты бы видел, как она красива!
С Софьей я знакома, очень хорошая девица, уповаю, что совсем скоро нам с Томасом придётся возвращаться, дабы женить моего милого брата!
С любовью миссис Э. Баршеп.»
Отложив письмо в ящик стола, Елизавета вышла из комнаты, услышав приятную мелодию скрипки где то на верхнем этаже. Аккуратно ступая по скрипучим ступеням, бывшая княжна вела рукой по стене, ненароком собирая с неё небольшой слой пыли. Внимание её привлекла дверь, с царапинами внизу и трещинами, словно кто то хватался за неё. Слегка нахмурившись и оглядевшись, Елизавета подошла поближе и под звуки скрипки заглянула внутрь. За тяжёлой дверью оказались деревянные коробки и связанные красной лентой письма, от которых шёл приятный аромат фруктов, словно их кто то надухорил, прежде чем сложить в кладовую. Миссис Баршеп открыла одну из коробок, которая находилась на уровне её руки: в ней оказались женские броши, выполненные в бордовых оттенках.
Мелодия, лившаяся из инструмента прекратилась и девушка, вернув всё на место, тихо захлопнула дверцу. Из соседней комнаты выглянула Элеонора, видно услышав копошение у своей комнаты. Елизавета улыбнулась и подошла поближе, оглядев сестру мужа с ног до головы. Леди Баршеп шёл голубой цвет и она, прекрасно это осознавая, хранила у себя в гардеробе множество платьев голубых оттенков, которые выигрышно подчёркивали её красу.
— Доброе утро, Элеонора, — кивнула темноволосая, — Ты чудесно играешь, что это была за мелодия?
— Каприс двадцать четыре, Паганини, — мягко улыбнулась Элеонора, — Что ты здесь делала? — слегка нахмурив светлые брови, сложила руки на животе Леди.
— Я уповала найти тебя, — опустила взгляд бывшая княжна, слегка сжав платье, — Мы теперь родственницы и я бы очень хотела иметь с тобой дружбу, поэтому решила сделать первый шаг, — улыбнулась девушка, заглянув англичанке в глаза, — Если только ты желаешь того же.
— Конечно, — после недолгого молчания, сухо кивнула Элеонора, заходя обратно в свои покои и пропуская невестку. Елизавета, медленно войдя в комнату, огляделась, спальня Леди Баршеп была, пожалуй, самой тёмной комнатой во всех имениях. Сама хозяйка тем временем опустилась на кровать, слегка похлопывая рядом с собой в пригласительном жесте. Улыбнувшись, миссис Баршеп присела на мягкую перину, не переставая изучать взглядом помещение. Балдахин над кроватью был бардового цвета и широко раскрыт со всех сторон, а большую часть пространства занимали шкаф и комод для вещей. У окна находился небольшой письменный столик, на котором лежали стопки бумаг.
— Тут уютно, — повернулась к светловолосой Елизавета.
— Спасибо, — кивнула Элеонора, прикрыв глаза, — У тебя есть какие то вопросы?
— На самом деле, да, — заправив прядку за ухо, отвела взгляд княжна, — Томас мало что рассказывает о семье и мне хотелось бы узнать, — запнулась Елизавета, переведя взор на внимательно слушавшую Леди Баршеп. Светловолосая сидела ровно и тем не менее, расслаблено, хоть и руки её были сомкнуты в замок, а взгляд остр и даже грозен, — Какие у вас традиции?
— Ох, — выдохнула Элеонора, улыбнувшись, — Со смерти наших родителей, традиции, которым наша семья следовала долгие века — пали. С тех пор, как Томас стал главой рода Баршеп, полагаю, он успел нарушить каждую из них, — слегка закатила глаза девушка, покачав головой, — К примеру: ты. Мужчинам и женщинам запрещалось мешать кровь, она должна была оставаться чистой, английской. Но всё же, ты здесь, — поджала губы Леди, сжав ручку в кулачок, — Полагаю, теперь моя очередь задавать вопрос? — дождавшись утвердительного кивка собеседницы, Элеонора слегка поёрзала, остерегаясь соскальзывания с перины, — Как тебе здесь? В новом доме, в новой стране?
— Не так плохо, как я ожидала, — вильнула плечиком Елизавета, — Постепенно я привыкаю ко всем странностям. Первое время меня очень пугали вои ветра, мне казалось, что в коридорах кто то ходит, представляешь? — засмеялась миссис Баршеп, положив ладонь на щёку.
— Должно быть это Глэдис, — протянула Элеонора шёпотом, в удивлении глядя на невестку, — Что ещё ты слышала? — не успела Елизавета сказать, как дверь отворилась и Эдвард вбежал в комнату, бросаясь в объятья матери, — My dear! — светловолосая улыбнулась и прижилась к макушке сына губами, расплываясь в нежной улыбке.
— Меня позвали на скачки, представляешь? — радостно воскликнул мальчик, на ломанном русском, — Ты поедешь со мной? Давай возьмём Бетти! — перевёл сияющий взгляд на тётушку Эдвард, — Вы поедете с нами?
— Если твоя матушка будет не против, — засмеялась Елизавета, переведя взгляд на слегка нахмуренную Элеонору. Мальчик взобрался на кровать и сел между девушками, беря обоих за руки.
— Please, Mom! Invite her! And Uncle Thomas! — попросил Эдвард, перейдя на английскую речь и прижимаясь к матери.
— Хорошо, — выдохнула Леди Баршеп, тая от просьб сына, — Но только Элизабет, — мальчик радостно хлопнул в ладоши и повернулся к тётушки, одарившей его нежным взглядом.
Рождаясь — люди чисты, лишь с возрастом, с каждым годом и месяцем к ним цепляются привычки, мысли и черты характера, которые они берут отовсюду, то от родителей, то от персонажей книг, а то и от случайных знакомых. Так происходит на протяжении всей нашей жизни, мы становимся частью тех, кто нас окружает, и даже волк, росший среди овец — станет фыркать, а овца, росшая среди волков — выть.
Томас всем сердцем не любил конную езду, ещё с детства, смотря, как отец ласково приглаживает гриву своей любимой кобылицы — он закатывал глаза и уходил как можно дальше, от этого, мерзкого, на его взгляд животного. Лошади его пугали, хотя, сам он конечно никогда бы в этом не признался. Он пронёс этот страх через всю жизнь и не позволял кому бы это ни было, держать рядом с его домом конницу и Елизавета искренне не понимала, откуда в Эдварде такая страсть к этим агрессивным животным. Томас, окинув девушек деревянным взглядом, сжал губы и скрылся в доме, под весёлый лепет мальчика, который вдохновлённо рассказывал тётушке о том, что же это такое — скачки.
За несколько месяцев проживания в своей новой семье, бывшая княжна успевала не только изучать почву, но и слегка наметить плинтус для своей новой жизни: к примеру, она с удовольствием учила английский и уже могла слегка поддержать на нём беседу, пусть и не в совершенстве, но ведь у неё ещё вся жизнь впереди, успеется выучить до конца.
Солнце неприятно светило в глаза и Елизавета старалась держаться за золовкой, которая, с нежной улыбкой слегка покручивала голубой зонтик с белыми кружевами. Элеонора была воплощением дворянской невинности, так казалось миссис Баршеп, столь та была нежна, порой как статуя, слепленная руками самого искусного мастера. Пусть и была стара, на год старше Томаса, в ней была молодая ласка. Она отличалась ото всех, словно мираж, который то появляется, то исчезает, как и вера в него.
Эдвард слегка подпрыгивал в нетерпении, притягивая тётушку к себе, дабы той было лучше видно.
— Люблю коней, — шепнула светловолосая, не оборачиваясь к невестке, — Жаль, что Том не может разделить со мной того же.
— Чудно, он говорил, что и ты не поощряешь увлечения Эдварда, — слегка наклонившись к ушку спутницы, ответила девушка, поправляя сбившеюся алую шляпку. Пожалуй две Леди Баршеп смотрелись удивительно на фоне друг друга, одетые в столь разные наряды и сияющие столь разной красотой: словно Солнце и Луна, но сравнивать из было нельзя. Они были совершенством, произведением искусства для каждого, кто их видел.
Эдвард восторженно вскрикнул и девушки обернулись на ипподром, на который вот-вот, по сигналу, должны были выйти восемь участников, но последний жеребец, с золотистым покрасом всё никак не хотел заходить в барьер, но жокей ударив её хлыстом, всё же ввёл неугомонного коня. Слышалось фырканье от топот копыт, у Елизаветы замерло дыхание, в ожидании долгожданного сигнала и когда он наконец прозвучал, толпа заверещала, в особенности юные любители скачек. Вперёд вырвался высокий жеребец, чей окрас был чернее самой ночи, а на нём воинственно восседал рыжеволосый мужчина, держащийся на нём столь величественно и гордо, словно был на светском приёме. За ним поспевал светлый конь, с таким же беленьким жокеем, настороженно склонившимся вперёд, прикасаясь грудью к своему буцефалу. Неожиданно белый конь вырвался вперёд, оставляя за собой поднявшуюся пыль, попавшую на трибуны и закашляв, Елизавета пропустила момент, когда неугомонный рыжий демонёнок поравнялся со светлым жеребцом. Свист и гром наблюдателей поднимался с каждым топотом, подгоняя то одного жокея, то другого. Тёмный конь остался позади всех, а огненный рвался к победе, Элеонора восторженно захлопала, округлив глаза. И вот их путь был всё ближе к концу и тогда, ко всеобщему удивлению серый конь, на которым были белые пятна, напоминающие облака — поравнялся с рыженьким, не желая отдавать ему победу. Топот приближался к конечно и молва стихла, ожидая, что же будет дальше. Последние секунды: три — жокей огненного коня бьют того крючком на сапогах, подгоняя, два — серый конь злостно фырчит, один — лента обрывается под общий крик мальчишек под рыжем конём. Елизавета, чувствуя, как по лбу стекает капля пота, в спешке убирает её платком, оборачиваясь на счастливую Элеонору, который даже стало трудно дышать от переизбытка чувств и та, схватив невестку под локоть, пыталась устоять на ногах. Эдвард разочарованно повернулся к девушкам.
— Я болел за другого.
— Ох, милый, тот, за кого ты болел — обязательно победит в следующий раз, — попыталась успокоить племянника Елизавета, погладив того по опустившейся головушке, а после поворачиваясь к золовке, в немом вопросе «правильно ли я произнесла?». Леди Баршеп кивнула и перевела нежный взгляд на сына.
Послышались восхищённые вздохи девушек и миссис Баршеп обернулась, встречаясь взглядом с глубокими, карими глазами, в которых играло золото. Их обладатель обворожительно улыбнулся и приподняв цилиндр, подошёл прямо к Баршепам. Эдвард подбежал к мужчине, вырвавшись из хватки матери и воскликнул:
— Я уповал, что вы выиграете!
— Ох, мой милый друг, главное участие, а не победа, — пожав ладонь мальчика и засмеявшись, когда тот загордился, поднял его на руки, сажая к себе на плечо, — Не представишь меня этой чудесной мисс?
— Это не мисс, это миссис, — воскликнул Эдвард, заёрзав на мужском плече, — Она жена моего дяди! — Елизавета учтиво улыбнулась и присела, склонив голов, но тут же переводя взгляд на Элеонору, чувствуя как хватка той стала железной.
— Прошу прощения, миссис Баршеп и приветствую вас, — поцеловав руку бывшей княжне, слегка сузил глаза в интересе мужчина, — Здравствуйте, Леди Баршеп, я уповал Вас встретить сегодня.
— Добрый день, сэр Уильямсон, — кивнула Элеонора, скривив губки в подобии улыбки и отдёрнув невестку к себе, — Вы были прекрасны.
— Благодарю. Позволите? — спросил он скорее для приличия и не дождавшись ответа, повернулся к темноволосой, — Моё имя Сэр Фергюс Улиямсон, рад представиться.
— Елизавета Баршеп, — улыбнулась девушка, переведя взгляд на довольного Эдварда, который с упорством держался на плечах мужчины.
— Прекрасное имя, Елизавета, — повторил Фергюс, бросив взгляд на платье девушки, — Вы из Российской Империи, позвольте предположить?
— Верно, — кивнула темноволосая отведя взгляд на трибуны, где несколько пожилых леди бросали колкие взгляды в их стороны, заставляя девушку слегка разозлиться и выпрямить спину, словно показывая своё превосходство, в юности, как минимум.
Элеонора прервала начавшуюся было беседу и сжав кисть невестки до боли, отвела ту в сторону, дожидаясь сына и не реагируя на расспросы, что же случилось и в чём причина такой реакции. Лишь сев в экипаж и проехав какое то время в тишине, которую не смел нарушить даже Эдвард, кидающий обеспокоенные взгляды на матушку, Бетти на выдержала.
— Элеонора, что то случилось?
— Да, многое! — воскликнула светловолосая, не отрывая взгляда от окна, за которым мелькали поместья, приближающие их к собственному. Неожиданно Леди Баршеп тяжело выдохнула и нахмурилась, словно в удивлении и испуге переведя взгляд на сына, — Ты назвалась Елизавета Баршеп.
— Что плохого в том, что я назвала русский вариант своего имени? — пожала плечами темноволосая, слегка скривившись от абсурда ситуации.
— Но ты больше не Елизавета Григорьевна и уж тем более не Ветринская, — спустя долгое молчание, шепнула Леди Баршеп, выпрямившись, словно струна, — Забудь о том, кем ты была в России. Теперь ты Леди Элизабет Баршеп, — выплянула Элеонора, прикус щёку и отвернувшись. В тот день они боле не разговаривали.
Люди помнят и воспринимают всё по своему. Что для одного небесная благодать — для другого урок, посланный дьяволом, мы смотрим на мир через собственные очки, поверх которых можем надеть ещё тысячи других и оголить свои собственные лишь под конец жизни, или же в середине, но так или иначе она станет станет концом чего то.
Всё прекращается, всё имеет конец, но каждый конец становится началом чего то другого, большего или меньшего.
Пришла зима и снег, покрывший Англию буквально за пару ночей своим нежным одеялом, не прекращал идти и задорно сиял на солнце. В поместье становилось всё холоднее, но воздух был чист, как никогда прежде.
Элеонора не любила зиму и кривилась при каждом взгляде на окно, за которым были видны падающие хлопья, а Эдвард напротив с радостью и озорством в глазах выбегал порой забыв надеть пальто и копался в снегу, приходя домой с красными, холодными руками, из-за чего Леди Баршеп вечно ругала его и Элизабет со смехом заметила маленькую привычку золовки: после каждой ругани на сына, она шёпот добавляла «счастье моё».
Томас стал чаще пропадать в своём кабинете, к облегчению жены, ведь осенью его редко можно было встретить дома, Элизабет не вникала в суть его работы. Сама же девушка с удовольствие проводила время на улице, кутаясь в тёплую шаль и оглядывая свои имения, чьи земли были покрыты, словно белым покрывалом. Глэдис очень часто ворчала на неё и Эдварда за такую любовь к зиме, сама она пряталась у печки, вечно потирая и грея свои сухие руки.
Когда миссис Баршеп жила в России, ей не удавалось вспомнить своё детство, все воспоминания словно исчезли со смерти её родителей, которые до сих пор снились ей и та часто вскакивала по ночам, заливаясь слезами, а Томасу приходилось прижимать её к своей груди, гладя по плечу и слегка раскачивая, в попытках успокоить. Удивительно, но это срабатывало и темноволосая погружалась в тихий, спокойный сон. До следующей ночи. Английская зима вдруг позволила ей почувствовать себя девочкой, в окрестностях своего дома счастливо смеясь и в ответ кидая в племянника снежок. Элизабет прониклась к нему нежными чувствами, порой ей казалось, что Эдвард единственный с чистыми и невинными эмоциями во всём доме. Без недовольства и бурчания, рад всему и всегда, но потом она вспоминала, что тот совсем ребёнок и это изменится. От того на душе становилось тягостно.
Одной холодной ночью, когда Элизабет не могла уснуть, а муж допоздна засиживался в кабинете, она ворочалась в кровати, то кутая в тёплое одеяло, то откидывая его, никак не могла подобрать удобной позы, а за окном настойчивый луный свет пробивался сквозь шторы и играл своими синими лучами прямо на её лице. В Англии луна словно была другой, более цветная, что ли, не сравнится с Русской, так казалось темноволосой. Неожиданный стук заставил девушку распахнуть глаза и краем глаза увидеть чью то тень, стремительно склонившуюся вниз, а после, вновь раздался стук, прямо из-под кровати. Тяжело задышав Элизабет накрылась одеялом с головой и закрыла глаза, прижимая колени к груди от страха и мысленно считая до десяти. Так она делала ещё в далёком детстве, когда наслушавшись страшных историй от брата, ей казалось, что её повсюду окружают призраки. За окном выла метель, а в комнате было пугающе тихо, как и во всём доме и даже стука из-под кровати не было слышно. Не выдержав вновь накатившей волны страха, Элизабет подскачила с кровати и кое как открыв дверь, которую сперва потянула не в ту сторону, выбежала в коридор, а после сломя голову побежала к кабинету мужа, не оглядываясь.
В кабинете горел десяток свечей, освещая всё вокруг, а Томас, накрывшись клетчатым пледом и приложив руку ко лбу, склонился к каким то бумагам и что то быстро строчил на листке. Элизабет, прикрыв за собой дверь, босыми ногами прошлась по скрипучему полу и остановилась за спиной мужа, кладя ладошки ему не плечи и вздыхая, чувствуя безопасность. Баронет тяжело вздохнул и положил лист своими рукописями вниз.
— Меня напугал какой то стук под кроватью, — сжав губы, поделилась миссис Баршеп.
— В этом доме всегда жили стуки, скрипи и шорохи, тебе нечего бояться, — подняв какой то документ на уровне глаз, лениво ответил мужчина.
— Когда Вы придёте спать? Я не могу без вас, — чуть наклонившись к кудрям мужа и оставив на них кроткий поцелуй, шепнула девушка.
— Не скоро, Элизабет, ступай, — положив руку поверх ладони жены, не поворчиваясь к ней ответил Томас, — Стуки издаёт дом, не обращай внимание.
Миссис Баршеп сжала губы, почувствовав себя отвергнутой и напоследок поцеловав макушку мужа ещё раз, скрылась за дверью. Тёмный коридор и лица на портретах были пугащими, а частые тени по бокам и вовсе словно сводили с ума и Элизабет, вновь сорвавшись на бег, вернулась в покои, прячась под одеяло и ожидая прихода мужа. Но спустя полчаса, она пропала в царстве Морфея, так и не дождавшись Томаса.
Солнечные лучи задорно играли на лице девушки, и та, слегка улыбнувшись, привстала, оборачиваясь к Баронету, лежащему на спине и сладко сопящему. Его лицо было расслаблено и от того становилось ещё прекрасней, девушка не удержалась и склонилась к нему, едва касаясь его кожи и откидывая мешающую кудряшку с глаз. Его бледность пугала и пленила, Элизабет казалось, что мужчины краше не сыскать на всём белом свете и она гордилась тем, что носит его фамилию.
Пришло Рождество, снег покрыл двор особняка большими сугробами, в которых Эдвард валялся с превеликим удовольствием, приходя на порог дома в белом пальтишке, заместо синего и красным носиком, забавно его морща.
Глэдис не спеша накрывала на стол, за которым, к удивлению Элизабет, было место и для неё. Стол не был так богат, каким привыкла его видеть в России бывшая княжна, но когда Томас был рядом — это не имело никакого значения. В зале стояла небольшая ель, чуть дальше письменного стола, украшенная сладостями, которые Эдвард, пока его матушка была занята, стягивал и прятал в карманы брюк, задорно улыбаясь заметившей его тётушке, а на подоконниках горели свечи.
В Рождественский вечер глаза Томаса искрились, а улыбка не сходила с лица. Баронет с детской оживлённостью бегал за племянником, чей смех раздавался, казалось, на весь особняк, а Элеонора, откинувшись светлой головкой на спинку кресла и слегка прикрыв глаза, с нежностью наблюдала за ними.
Наконец все сели за стол, от которого исходил приятный аромат свежесготовленной индейки и Баронет поднялся, подхватив бокал вина.
— Я очень рад, что это Рождество мы встречаем в такой лёгкости, — приложив руку к груди, улыбнулся темноволосый, — Эдвард, я хочу, чтобы ты запомнил единственную важную вещь: семья — это всегда главное, о чём тебе нужно думать. Как будущему Баронету Баршепу, хозяину этого дома, я хочу сказать: береги эту семью и храни нашу историю и наш дом. Мы все надеемся на тебя, — неотрываясь от племянника, медленно говорил Томас, слегка изогнув брови, — С Рождеством!
— С Рождеством! — подхватила Глэдис, поднимая свой бокал и тут отпивая из него. Баронет опустился и окинул всех взглядом, задерживаясь на сестре, которая ласково гладила сына по голове, что то шепча ему на ушко. Элизабет не сдержала улыбки, она не могла налюбоваться на это, вроде бы обычное проявление материнской любви, но всё же оно было столь чарующе, вопреки своей простоте, — Совсем скоро у юной Леди день рождения, — перевела взгляд на бывшую княжну Глэдис, кажется, впервые за месяцы её жизни в Англии.
— Да, уже двадцать восьмого, — кивнул Томас, проведя по своим губам рукой, в задумчивости. Элеонора, отрываясь от сына, столкнулась с невесткой взглядом и поспешила тут же отвести свой взор, словно напугавшись чего то. Элизабет отвернулась и сжала губы, лениво перекладывая свой ужин из одного конца тарелки, на другой.
Благодаря общими стараниями Баршепов, графин, некогда заполненный вином, опустел и атмосфера особняка стала легче, благодаря оживлённой беседе обо всём и в тот же момент ни о чём.
— Леди Уоллис приглашает нас на приём, в честь помолвки её старшего сына, — не отрываясь от еды, оповестила присутсвующих Элеонора.
— Любопытная новость, — выпрямился Томас, слегка нахмурившись, — Помнится мне, после того скандала с Марибет, Генри запретили приближаться к бедной девочке. Неужели Уинстоны поменяли своё решение и заставили мальчишку жениться?
— А помолвлен он вовсе не с Марибетт, — совсем по ребячески хихикнула светловолосая, задорно вильнув плечиком, в миг превращаясь в хохотливую девчушку, — Помнишь дочь семейства Блейк? Всё бегала за тобой, письма писала, — Баронет отвёл взгляд и кивнул, — С ней и помолвлен.
— То-то он огорчится, когда дело дойдёт до верности, — хохотнул Томас, залпом опрокидывая в себя бокал вина и переводя хмельной взгляд на жену, которая внимательно слушала самые настоящие сплетни.
— Что вы имеете в виду? — нахмурилась Элизабет, слегка наклонив головку, в непонимании.
— Генрих не тот муж, который будет хотя бы на публику, играть счастливого семьянина. Он довольно скандальный юноша, — слегка наклонился к девушке Баронет, — А Коралина ветрена, словно ветер в поле. Этот союз обречён на несчастье, — бывшая княжна кивнула и слегка улыбнулась мужу, как бы говоря «у нас всё по другому». Мужчина медленно провёл языком по губам и откинулся на спинку кресла, не сводя глаз с жены.
Вечер близился к концу и когда Эдвард зевнул уже в третий раз, Глэдис вышла из-за стола, тем самым объявляя конец застолья.
Элизабет нервно застучала пальчиком по столу. Подарок для Элеоноры она нашла ещё две недели назад, заметив любовь Леди Баршеп к чтению, на ум сразу пришла любимая книга Елизаветы, которую она увезла в дождливую Англию, уповая на повторное прочтение. На счёт подарка племяннику, Томас сказал ей не беспокоиться, он преподнесет его от их двоих, а ему самому ничего и не надо было.
» — В конце концов, свой главный презент я уже получил.»
От Элеоноры Элизабет получила тёплую шаль, синего цвета, в которой просидела остаток вечера, вдыхая едва заметный аромат духов золовки, а Эдвард был в восторге от деревянных солдатиков, которые напоминали тех, что были у Петра Третьего. Подарок от супруга, по его словам, ждал её в их покоях, в которые мистер и миссис Баршеп, изрядно захмелевшие от вина, направились сию же секундно, после обмена подарков. Мужская рука крепко сжимала женские бёдра, а губы с нежной страстью сминали чужие. Оторвавшись от жены и шепнув просьбу обождать, Томас вынул из ящика стола, к которому Элизабет никогда не подходила, поскольку это было место её супруга, пусть у того и был ещё в распоряжении целый кабинет и с ласковым взглядом представил бывшей княжне брошь, с изображением профиля героя греческих мотивов. Девушка ахнула и протянула руку, едва ли не выхватывая брошь из рук мужа, который, на столь резвое желание забрать свой подарок, лишь рассмеялся и притянул девушку к себе, опрокидывая её на мягкие простыни.
Дни летели незаметно, словно в тумане, Томас снова засиживался допоздна в кабинете, а вставал ранним утром, тут же уходя из дома, за порцией новых бумаг на рассмотрение. Баронет работал не покладая рук, чем и радовал жену, но и огорчал. В свой день рождения, Элизабет спала до полудня, позволяя себе некую ленивость, в конце концов то был её день. Облачившись в платье, нежно голубого оттенка, девушка неспеша прогуливалась по особняку, с наслаждением вдыхая чистоту зимнего воздуха. Навстречу ей выбежал Эдвард, тут же попадая в тётушкины объятья.
— С днём рождения, Бетти! — воскликнул мальчик, прижимаясь к женской груди. Элеонора, поспевшая за сыном, сухо кивнула, повторяя слова будущего баронета. Эдвард, отпрянув от бывшей княжны, протянул ей веточку ели, кидая радостные взгляды то на матушку, то обратно и улыбаясь так лёгко, по детски, что в груди миссис Баршеп цвела сирень, от нежности к этому мальчику. На секунду он ей напомнил отца, порой тот мог, хоть и очень редко, с юношеской задорностью подшучивать нам княжной Ветринской, то кресло ей слегка отодвинет, то напугает, спрятавшись за угол.
Элизабет не чувствовала любви к этому дню, но тихий вечер, когда вся семья собралась в зале, хоть и занимались каждый свои делом, но главное, что вместе, подарил ей настоящую нежность к простой дате. Миссис Баршеп вообще любила такие вечера, которые к сожалению уже стали редкостью, спустя полгода брака, они были столь уютными, что застывали в памяти на долгие дни.
Бывшая княжна с нежностью смотрела на читающего мужа, на мгновение забыв о ткани в руках и восхищаясь красотой и правильностью черт его лица.
— Любовь, — послышался вздох Леди Баршеп, — Том, что такое любовь?
— Что такое любовь? — Томас поднял взгляд к потолку и прошёлся языком по губам, — Это не про чувства между двумя людьми. Вернее, не только о них, — перевёл краткий взгляд на сестру Баронет, — Люди ищут её в других людях, но искренняя любовь в привязанности к мелочам. Элизабет любит пить кофе по утрам, особенное. Она не будет пить мой, для неё он горький и томный, она не будет пить кофе Элеоноры, он слишком сладок, она любит, — выделяя слова любви и прикладывая руку к сердцу, говорил юноша, переходя на бархатный шёпот, разливающийся мурашками по чужим телам, — только свой кофе, с ложкой мёда и каплей холодной воды. Она любит книги Достоевского и засыпать в кромешной тишине, — с каждым словом, с каждой новой эмоцией на благородном лице, движение мужских рук становились всё чаще и чувственней, словно ему не хватало слов, дабы описать всё, что накопилось внутри, — Она любит детей, любит наряжаться и часами стоять у зеркала. В этом всём и есть её искренняя любовь. И у нас так же, — заглянул сестре в глаза Томас, в поисках понимания.
— Вы забыли самое главное, — вмешалась Елизавета, отвлекаясь от вышивки и поднимая на мужа счастливый взгляд, — Больше всего этого я люблю только вас, — Баронет склонил голову, пряча улыбку и выпрямился, в немой гордости за самого себя, за то, что ему говорят такие слова.
— Я так за вас счастлива, — шепнула Элеонора, прижимая спящего Эдварда к груди и не переводя взгляда от стены, словно находясь мыслями где то далеко. Зал погрузился в кромешную тишину, а стыд, за выплеск чувств накрыл баронета и миссис с головой, заставляя покрыться краской и сидеть как можно тише, едва ли дыша.
Время летело, недели сменялись месяцами, а они тем временем годом. Как в каждом браке — супруги Баршепов не обходились без споров и ссор, хоть и редких, но всё же оставляющих неприятный осадок в душе миссис Баршеп. К удивлению Элеоноры и самой Элизабет, бывшая княжна сумела овладеть совсем недавно неизвестным ей языком и даже ни раз побывать на приёмах, во время которых поддерживала беседы и простые, о погоде и филосовские, начинающиеся под конец вечеров, когда гости изрядно захмелев, желали поделиться мысли об устройстве бытия.
Петруша, писал редко, но в каждое его письме Элизабет дивилась его внезапно начавшейся бурной личной жизни, в одном письме его зазнобой была одна девица, а в другом уже другая, но в каждой из них девушка находила отголосок Софьи, о чьей судьбе она уже не слышала. Бывшей княжне хотелось верить, что те разошлись мирно, ведь меж ними, даже сквозь строки, чувствовалась неутолимая страсть, как минимум от князя Ветринского.
Порой Элизабет даже помышляла пригласить брата в Англию и познакомить с Элеонорой, но тут же отбрасывала подобные затеи, к её огромному сожалению Леди Баршеп последнее время замкнулась в себе и вывести из мыслей её мог только Эдвард. Её взгляд, который и раньше девушка находила отрешённым, сейчас был и вовсе пустым, третьим.
А Эдвард, тем временем ждавший уже своего второго дня рождения в компании полюбившейся тётушки, не отказывал себе в забавной, взрослой игре в симпатии к девочкам и кажется, даже нашёл себе подружку — Бонни Рейгисон, неугомонную девчушку, часто бегающую на приёмах без продыху.
Раньше, когда Бетти, а именно так её называли в доме, когда была необходимость проявить ласку, жила в России, ей казалось, что приёмы — это не её стихия и всячески избегала их, а если и попадала в этот диковеный плен из вина и танцев, то пыталась сторониться всех, прячась в тени. Но в Англии всё шло иначе, здесь она была словно редкая ягода: русская, среди англичан, мужчины и женщины не отходили от неё, стараясь как можно больше узнать про жизнь в чужой Империи, которую считали дикой, но именно оттуда к ним прибыла, невиданная раньше красота. Томас гордился своим выбором, словно вниманием окружали его, но и сказать, что он оставался в тени супруги — нельзя. Юные леди и пожилые дамы облепляли его со всех сторон, стараясь прикоснуться или просто уловить его взгляд. Элизабет от мужа не отставала и с самым настоящим величием вплывала лёгкой походкой в залы, стремясь показать их красивую пару.
И это счастье, которое она находила в танцах, вине и чужом внимании, не омрачало даже сожаление и тоску, которую ей хотелось разделить с золовкой.
То было раннее утро, Томас лениво глядел на баллахид, в задумчивости проводя пальцами по своим губам. Его супруга, сев в кровати, потянулась и обернулась на мужа, с желанием запомнить его таким — близким. Мужчина перевёл взгляд на девушку и погладил её запястье, опустившейся рядом с ним.
— Доброе утро, — шепнула миссис Баршеп, мягко улыбнувшись. Томас кивнул, слегка прикрыв глаза. На секунду девушке показалось, что он совсем открыт перед ней, не только телом, но и душой, в её голове тут же вспыхнули огнём интереса вопросы, которые она долгое время таила в себе, — Томас, я полюбопытствую? — мужчина вздохнул, слегка поёрзав, видно надеясь провести утро в тишине, но всё же взглядом дав немое согласие, — Что случилось с супругом Элеоноры?
— Пропал, — хмыкнул мужчина, вновь уставившись в потолок, — Практически сразу после свадьбы.
— И бедная Элеонора осталась одна, с ребёнком, — покачала головой девушка, поджав губки и отведя взгляд к окну, — Почему же она не оставила его фамилию?
— Чтобы она всегда напоминала ей о нём? — слегка повысил голос Томас, отстаивая старую прихоть сестры. Элизабет выдохнула извинения и опустилась на мягкие простыни, наслаждаясь теплом чужого тела.
Бывшая княжна любила разговоры с мужем, даже если они были ни о чём, но к сожалению миссис Баршеп, тот был не так многословен, как ей казалось в начале. Но когда беседы завязывались, ей казалось, что он был актёром, на сцене знаменитого театра, его жесты, его живая мимика поражала. Порой, у людей были однотипные эмоции, выражающиеся одинаково, а эмоции Томаса, его взгляды, изгибы бровей и губ, казались чем то волшебным, настолько чувственным, что выбивало весь воздух из лёгких. Им хотелось любоваться и Элизабет любовалась, смотрела не отрывая глаз.
Иногда она представляла его в пожилом возрасте и думала, будет ли он столь же красив и к сожалению, мысли её не утешали и тогда бывшая княжна твёрдо для себя решала: она будет жить здесь и сейчас, глядеть на него и дивиться, пока есть время.
Томас обожал гольф. Когда солнце игралось с листьями деревьев и платьем Элизабет, она выходила в сад и подолгу стояла в тени, наблюдая за супругом, ищущем развлечение в незамысловатой игре. Мужчина замечал её не сразу, лишь когда она подходила чуть ближе или окликала его, тогда он, слегка хмурившись от солнца, приобнимал её за талию и рассказывал о чём то, то из своей жизни, то из чужой.
— Знаете, совсем недавно подожгли магазинчик с парфюмерией, — сказала девушка, встав рядом с мужем и наблюдая за движением мячика, — Леди Элен Мортон сказала мне, когда мы, с Элеонорой гостили у них.
— Я слышал, — закинув клюшку на плечо, обернулся к жене Томас, — И кого же дамы подозревают?
— Что же, Элен уверена, что это был племянник владельца, — вильнула плечиком Элизабет, — А вот миссис Белз уверена, что хозяин сам поджог его, дабы получить деньги со страховки.
— Второе больше похоже на правду, — признался мужчина, протянув супруге локоть, — Его владельцем был Сэр Дональд Рэй, жадный до денег и неприятный, словно, — замолк на мгновение Томас, — дождевой червь. Здесь их с избытком, к слову, как и подобных Рэю. Однажды я имел несчастье пригласить его присоединиться к игре, когда мой друг, Уильямсон, навещал нас. Кажется, ты знакома с ним, ещё со, — скривился Баронет, — скачек. К сожалению Фергюсу люб этот спорт, как и Эдварду, благодаря ему, что крайне печально. Терпеть не могу запах коней, а после каждого матча от Элеоноры разит им. Короче говоря, когда речь зашла о достатке, в глазах Рея разажглось адовое пламя жадности, он был готов продать родную семью за пачку купюр, что он несомненно сделал бы, будь она у него! Я считаю, что на первом месте всегда должна стоять семья и репутация, доход несомненно важен, но если на кону будут стоять деньги и близкие: выбор очевиден.
— Ох, — выдохнула Элизабет, кивая самой себе, — Когда я жила в России, я тоже знавала такого человека, ею была княжна Левитанская, столь неприятной леди я не встречала! Казалось, что её главное и единственной целью было: заполучить внимание всех юношей с достатком, каждый приём она находила себе нового фаворита и тот с удовольствием тратил на неё деньги, преподнося самые роскошные подарки! Но ни один из них так и не добился от неё нежных чувств, хотя ласки было с избытком. Её поведение было неприемлемым, но все от чего то молчали, быть может привыкли, — пожала плечиком бывшая княжна, подняв взгляд к небу, на котором собирались тучи, — Ой, кажется дождь начинается!
— Darling, — засмеялся Томас, прижав жену к себе, — Порой вы болтаете без умолку, — Баронет любил говорить, но не любил слушать, такой вывод успела сделать Элизабет за их недолгий брак. И всё же, ей хотелось и приходилось мириться со всеми несовершенствами его характера, чудеса его лика сглаживали любили углы.
Люди не принадлежат друг другу на самом деле, есть иллюзия принадлежности, но никто не способен властвовать над разумом другого, если только кто то не останавливает поток собственных мыслей, собственоручнно подчиняя его чужой воле.
На одном из приёмов, Элизабет представили чудную девушку, с живыми, наивными глазами цвета ореховой скорлупы. Мисс Долорес Дорсен не отходила от Леди Баршеп ни на мгновение, что хоть и переходило всякие границы, но всё же казалось чем то детским и нежным сердцу, что Элизабет не хотелось прогонять ту.
— Миссис Уолис, у вас замечательный дом! — улыбнулась бывшая княжна, подплыв к хозяйке поместья: немолодой женщине, с доброй улыбкой.
— Я рада, что вам нравится, Леди Баршеп! — засияла дама, — Но позвольте, вы здесь далеко не впервой!
— Но он всё так же чарует меня, — пригубила вина темноволосая, оборачиваясь и натыкаясь взглядом на сжавшуюся Долорес, чувствующую себя неуютно в искусстно расшитом вечернем платье, кричащего, бордового оттенка. Элеонора бы оценила, она любила этот цвет, — И мисс Дорсен со мной согласна, верно?
— Да-да, — запнулась девушка, подскочив к дамам, напугавшись их внимания, — У вас очень красивый дом! Я рада, что могу лицезреть его величие!
— Благодарю, дорогая, — прижав руку к груди, ещё шире улыбнулась миссис Уолис, с умилённым взглядом оглядев девочку, — Вечер близится к концу, совсем скоро мы встретимся с вами в зале и тогда сможем посекретничать, верно? Уповаю, что вы останетесь!
— Конечно! — улыбнулась Элизабет и проводив даму взглядом, обернулась к девице, — Как ваши дела, мисс Дорсен?
— Молю вас, Долорес, — покрылась краской девушка, опустив взгляд, — Прекрасно, а ваши, миссис Баршеп?
— Чудесно. От чего же вы не со своими сверстницами? Ваши сёстры не скучают без вашей компании? — выискивая взглядом своего мужа и находя того в окружении подчтеных офицеров, спросила русская.
— Полагаю, что у них компании занимательней моей, — вильнула плечиком девица, сжав подол платья, — Старший сын миссис Уоллис не отходит от моей старшей сестры, — Элизабет хмыкнула, вспоминая слова Томаса о Генри, всё-таки он был прав, пожив с женой всего полгода он уже гулял, пока бедная Коралина, находившаяся в положении, не выходила из дома, из-за осложнений. Миссис Баршеп даже завидовала ей, хоть и понимала, что лучше уж она будет без детей, нежели с гулящим супругом. Порой бывшая княжна не понимала саму себя, уходила из крайности в крайность и не обременяла Томаса своими мыслями, дожидаясь его предложений и желаний. Она полагала, что мужчина «созреет» для детей, когда милый Эдвард подрастёт и без ребёнка в доме станет непривычно тихо.
— У вас очень красивый муж, — шепнула девушка, покраснев и прижав ладошку ко рту, словно сказала, что то невежливое, но расслабленно опуская плечи, когда Элизабет засмеялась.
— Благодарю, — выдохнула девушка, переводя взгляд на Баронета, встречаясь с ним взором и мягко улыбаясь, стараясь запомнить то, как пламя свечей играло на его лице.
Элеонора подошла к невестке и проследила за её взглядом и три таких разных девушки были готовы вечно глядеть на одного и того же мужчину, скрывая это друг от друга. Приём подходил к концу и пока хозяева провожали гостей, приглашённые на уютное продолжение вечера семьи располагались в зале, открывая новую бутыль вина и сбрасывая с себя оковы этикета и позволяя себе некую раскрепощённость, в конце концов оставшиеся люди могли назвать друг друга друзьями, даже если и не самыми близкими. Элизабет устало опустилась на диван, принимая новый бокал и приглашая зажавшуюся девочку подсесть к себе.
Долорес чувствовала себя неуютно, из-за отсутствия сестры, пропавшей в компании Генриха, но доброта Леди Баршеп заставляла её поднять голову и расслабиться, почувствовав, что ей рада, как минимум одна дама.
Супруг Элизабет стоял чуть поодаль, заливаясь бархатистым смехом, обнажая ряд зубов с острыми клыками, которые испугали на мгновения, словно вышли из её детских сновидений про вампиров, которыми Шерил пугала ту с самого детства, да так, что Долорес уже будучи в весьма взрослом возрасте, до сих пор боялась людей с выраженными клыками. Но от чего то Баронет не пугал, а притягивал. Он был красив, каждое его движение заставляло замереть и молить Богов о том, чтобы он никогда не уходил и позволял глядеть на себя, а большего ей было и не нужно. Внезапный стыд перед миссис Баршеп заставил девушку опустить глаза и сжать платье в кулачки. Ах, если бы Долорес родилась чуть раньше! Она бы несомненно заполучила его! Раньше Элизабет, раньше его первой жены! Мисс Дорсен не желала зла ни Ванессе, ни Элизабет, но влюблённость в мистера Баршепа не давала ей покоя и не отпускала, казалось, ни на секунду, он был безумно красив, словно создание Харит, их мужское воплощение!
Впервые она увидела его, когда ей было десять, на одном из приёмов, в сопровождении Ванессы Морингтон, американки, которую он привёз в Англию. Первая миссис Баршеп была совсем светлой, чем то похожей на Элеонору, которая тогда была обрамлена в траур по безвести пропавшему мужу: со сложной, высокой причёской, с выпущенными прядями у лица, в которых она порой «пряталась» и яркой улыбкой, не сходившей с её лица. Она была такой громкой и танцевала без остановки, пока её супруг, которому тогда было всего двадцать два, прятался в тени, в компании молодых графов и маркизов, умело завлекая тех в сети своих рассказов. Он был совсем юношей, но уже притягивал женские взоры, а сейчас, будучи мужчиной и вовсе сводил с ума.
Долорес казалось, что когда Баронет достигнет почтенного возраста, он будет всё так же красив, ежели не больше и ей хотелось видеть его, но не со стороны, а рядом. Она пронесла свою влюблённость сквозь года и терпела всю боль, которую она ей приносила. Когда Ванесса умерла, Долорес была всё ещё мала, но Томас всё так же не женился, что поселило в ней надежду, что тот дождётся её, но увы, когда время подходило, черты её лица стали краше, а формы округлее: он нашёл новую пассию, в этот раз русскую. Долорес плакала без конца, ненавидя и проклиная новую миссис Баршеп, зарекаясь никогда не разговаривать с ней и быть грубой, но как только Элизабет, добрая Элизабет проявила к ней ласку, сердце Дорсен заболело ещё сильнее, ей не хотелось обижать эту милую Леди, но и от своих чувств она не была готова отказаться.
Рядом с Томасом Баршепом, меркли все мужчины, это Долорес поняла ещё шесть лет назад.
Долорес жила в, как она считала, самой прекрасной семье. Её отец и матушка были для неё примером идеальных супружеских отношений, даже несмотря на то, что именно её мама добивалась взаимности со стороны мистера Дорсена. Альба была роковой красавицей, со смуглой кожей и неугомонным характером, любившей внимание и чужой интерес. До девятнадцати лет она не любила никого, кроме себя самой и порой ей казалось, что она и не умела любить. Джордж был частым гостем в доме Вудов, его отец был близким другом главы их семейства, но отчего то младшая Вуд никогда не обращала на него внимание, сама Альба объясняла это тем, что была поглощена собой.
В один вечер, когда Дорсен Старший прибыл к ним по делам и прихватил с собой сына, которому вот-вот исполнилось двадцать, якобы для того, чтобы тот привыкал к делам, но вопреки словам отца был выставлен за дверь, с просьбой погулять по имениям. Джордж лениво шёл по, казалось, бесконечным коридорам особняка, когда столкнулся с девушкой, которая едва ли не упала из-за внезапного толчка. От неожиданности прижав к себе женское тело, юноша с удивлением глядел в чужие, удивлённые глаза, пока девичья ручка не уперлась ему в грудь. Дорсен Младший испуганно отскочил и начал извиняться, запинаясь и путаясь в словах, а потом и вовсе развернулся и быстрым шагом покинул коридор, оставляя изумлённую Альбу глядеть ему в след не понимать умилёности, которая раскрылась бутоном в её груди.
Джордж был скромен и слегка зашуган, казалось никогда не имел контакта с дамами и каждый раз, когда видел мисс Вуд на приёмах и балах: всячески старался избежать их встреч или общения. Долгое время Альба не понимала, ну неужели она может кому то не понравиться и настолько сильно, что стараются уйти от неё как можно дальше? Тогда она скорее от обиды начала добиваться его компании, а после, когда ей удалось вывести юношу на балкон, разговорить и буквально заставить узнать себя поближе, при первом же огоньке в его глазах: украла его первый поцелуй. В тот же вечер Джордж Дорсен сделал ей предложение и уже целых двадцать лет они жили душа в душу, а отец благодарил супругу за её настойчивость.
— Если бы твоя матушка не сделала первый шаг, то я бы никогда и не женился, ведь супруги лучше моей Альбы, на всём белом свете не сыскать! — делился мистер Дорсен со своей дочерью, когда та вновь просила рассказать ей такую чудесную историю родительского знакомства.
И мисс Дорсен думала: а может и ей нужно сделать первый шаг, чтобы быть счастливой? Матушка говорила, что это задача мужчины, но разве она несчастна? Долорес казалось, что Томас тоже своего рода её скромный юноша, пусть и старше на двенадцать лет, но разница в том, что дважды женат. Но ведь любовь преодолеет все преграды, верно?
— Долорес, — послышался шепот и темноволосая вздрогнула, оборачиваясь. Обеспокоенное лицо Элизабет находилась совсем рядом. Кажется девушка совсем заплутала в собственных мыслях, что ни сразу откликнулась и прошептав извинения, прикусила губу, покраснев, словно миссис Баршеп слышала всё, о чём она думала, — Всё хорошо?
— Да-да, простите пожалуйста, — шепнула девушка, подхватив бокал вина и сделав небольшой глоток, тут же скривив носик от лёгкое горечи. Отыскав взглядом раскрасневшуюся Шерил, Долорес помахала ей, но сестра, к сожалению, была слишком занята обществом Генриха Уоллиса, чтобы заметить.
— Знаешь, если тебе вдруг нужно выговориться, если тебя что то гложет, но кажется, что никто не выслушает: двери нашего дома всегда открыты и я готова помочь, чем смогу, — заглянув в глаза девицы, шепнула Элизабет осторожно взяв ту за руку и погладив, почти невесомо. Долорес поджала губы и сожалением посмотрела на Леди, чувствуя, как стыд сжигает её изнутри.
— Спасибо, — кивнула Долорес, натянув улыбку и опустив голову, в попытке спрятаться от доброты княжны, считая, что не заслуживает её. В какой то степени, она была права.
— Здравствуйте, мисс Дорсен, Вы чудесны, — неожиданно послышался голос, его голос и Долорес, округлив глаза, подняла взгляд на Баронета, который оглядывал её с ног до головы, — Позволите? — мужчина взял её ладонь и коснулся губами тыльной стороны, не сводя глаз с её лица. Весь мир вдруг перестал существовать, голоса стихли, а пламя свечей словно прекратило свой танец, существовали лишь они одни, его хитрый взгляд и её смущение. Вдруг стало невыносимо жарко. Но голос миссис Баршеп вдруг заставил Долорес вернуться в мир, уже дважды за эти короткие минуты. Томас опустился с женой и начал о чём то с ней переговариваться, едва касаясь ещё щеки, пока бывшая княжна о чём то увлечённо шептала. Мисс Дорсен в сожалении и обиде приподняла бровки и отвернулась от супругов, сжимая бокал и оглядывая присутствующих. Мужчин было много больше, нежели женщин, а потому ни одна дама не скучала, даже Элеонора Баршеп, пусть и глядела пустым взглядом в окно, всё же слушала россказни мистера Уильямсона. Элеонора всегда казалась нелюдимой, но всё же у неё были подруги и мужчины окружали её заботой и вниманием, только вот её взгляд говорил, что это было не нужно. Её глаза горели только рядом с сыном и сердце Долорес сжималось: неужели он так напоминает ей мужа? К сожалению, его мисс Дорсен не помнила, но была уверена, что тот был красив и хорош, другого бы такая красавица, как Леди Баршеп, точно бы не приняла.
Все в семье Баронета были словно с картин, даже Элизабет он выбрал себе под стать: темноволосая, с ровной осанкой, открытой душой и хитрым взглядом. Особенно хорош был её голос, такой нежный и звонкий, настоящий женский.
Устав от жары в помещении, Долорес отставила бокал и найдя взглядом балкон, осторожно вышла из помещения, стараясь, чтобы её никто не заметил. На улице вечером было достаточно прохладно и девушка съёжилась, обняв себя за плечи и устремляя взгляд нв небо, на котором играла полная луна, как та, в которую силы вампиров росли и те искали своих жертв.
За спиной послышались медленные шаги и Долорес хотела было обернуться, но не успела, так как на её талию легки мужские ладони, вынуждающие подпрыгнуть от испуга.
— Мисс Дорсен, вы были настоящим украшением этого приёма, — бархат знакомого голоса заставил темноволосую запрокинуть голову и встретить с обожаемыми глазами, — Не будь вас здесь, быть может и я бы не остался.
— Сэр Баршеп, — шепнула девушка, стараясь извернуться в чужих объятьях, дабы повернуться к мужчине лицом, но тот не позволил её это сделать, сжав тонкую талию и прижав девушку к себе, — Что вы делаете?
— То, что давно хотел, — усмехнулся мужчина, оставляя поцелуй на женском плечике, — То, что мы с вами давно хотели.
Мисс Дорсен не могла поверить своим ушам: неужели это всё не сон? Она так давно мечтала о простом взгляде, просто о том, чтобы услышать своё имя из его уст, а сейчас его губы медленно покрывают поцелуями её шею, заставляя зажмуриться и вцепиться ладонями в перила.
— Нас могут увидеть, — шепнула девушка дрожащим голос и отдаваясь воле чужим рукам.
— Долорес, если ты не будешь шуметь, то нет, — ответил Томас, опуская ладонь ниже и сжимая женское бедро сквозь ткань платья, слегка задирая его и оставляя лёгкий укус на женской шейке. Девушка шумно выдохнула и прикусила губу, заводя ручку назад и проводя ею по мужскому жакету. Мужчина взял её за подбородок и слегка повернул к себе, впиваясь страстным поцелуем, отбирая самый важный момент в жизни Долорес.
И девушке хотелось ещё, она желала переступить запретную грань, главное, чтобы это было с ним, но мечтам не было суждено сбыться, ведь за спиной послышался громкий смех и приближающиеся шаги, из-за чего Томас, спешно поправив женские юбки, покинул балкон столь же быстро, как и пришёл, оставляя раскрасневшуюся девушку наедине со своими мыслями.
Спустя пару минут, Долорес вплыла обратно в зал, занимая своё прежнее место, рядом с миссис Баршеп. Элизабет мягко ей улыбнулась и продолжила беседу с Элеонорой и миссис Уоллис. К своему удивлению, мисс Дорсен заметила: ей не было стыдно. Она хотела ещё.
С того момента прошло две недели, ни один день и ни одна ночь не проходила без мыслей о Томасе и том вечере. Долоре с нетерпением ожидала, когда же согласится следующий приём, на котором она вновь встретиться со своим идеалом и в глубине души надеялась, что тот придёт без сопровождения.
В этот раз приём проводился в доме Сэра Фергюса Уильямсона, в честь его роскошной победы на недавних скачках. Казалось, это было самым важным для мужчины и тот бы с удовольствием женился на конном спорте, будь она женщиной. Долорес хихикнула своим мыслям, из-за чего вся родня отвлеклась от быстро сменяющего вида, за окном экипажа и с удивлением посмотрела на неё. Махнув головой и смутившись, барышня отвернулась и прикусила губу, стараясь вести себя, как можно тише. Сидевшая рядышком Шерил, легонько сжала ладошку сестры, в поисках поддержки: с того самого приёма ни одна Долорес ждала весточки от, к сожалению, женатого на другой, мужчины. Но если для Генриха старшая мисс Дорсен была очевидным развлечением, то в Томасе темноволосая была уверена, уверена в том, что он ровно так же, как и сама она — жаждал новой встреч и не отпускал её в мыслях ни на секунду.
Дом Графа Уильямса, чьи мотивы переезда в столь далёкое и тихое место, как их край, не понимались и даже шокировали. Да, у них были свои развлечения, свои особенности, как например ближайший лес, находившийся практически сразу за поместьем Баршепов, дремучий и величественный. Пугающий, но свой. Но всё же это был не Лондон.
В доме уже раздавалась приятная мелодия скрипки, из-за чего большинство гостей находились внутри, упуская возможность разглядеть чарующий сад, окружающий дом. Долорес не могла свести с него взгляд и с удовольствием вдыхала аромат цветов, но насладиться этой красотой ей не дала Шэрил, подхватившая сестру под локоть и быстрым шагом направившаяся в особняк. На пороге их встретил хозяин дома, громко приветствуя гостей. Рядом с ним стоял Баронет Баршеп, медленно принимая янтарную жидкость и не сводя глаз с кого то в толпе. С Элизабет, поняла мисс Дорсен и огорченно выдохнула, сама не отрывая от него взгляда в немом крике «заметьте меня». Словно услышав её мысли, мужчина медленно повернулся и расплылся в улыбке при виде Долорес.
— Рад Вас видеть! — подошёл он чуть ближе и наклонился к её запястью, опалив горячем дыханием кожу даже сквозь перчатку, — Вы чудесны.
— Благодарю, — шепнула девушка, прижав ладонь к груди и опустив взгляд, чувствуя, как к щекам подступает краска.
Продолжить беседу не удалось, вновь Старшая мисс Дорсен потянула сестру за собой, вглубь зала, где слышались учтивые беседы и лёгкая музыка. Элизабет была в центре внимания, а меж ног то туда, то сюда шныряли дети, за которыми пристально, с диванов следили Элеонора и миссис Уиоллис. Задохнувшись от неожиданного давления толпы, барышня отскочила к углу, желая спрятаться от чужих глаз и выглянула в окно. Сад был абсолютно пуст и Долорес хотелось спуститься к нему, дабы насладиться всей его красотой, но не сейчас. Сейчас это было бы слишком невежливо по отношению к хозяину. А вот ближе к концу вечера — вполне возможно.
В доме графа Уильямсона она была впервые, первые приёмы в его имениях проводились, когда она была слишком мала и едва ли что её интересовало, но сейчас ей хотелось рассмотреть всё.
— Прекрасный вечер, мисс Дорсен, не правда ли? — послышался нежный голос, заставляющий девушку обернуться. Коралина Блейк с широкой улыбкой подплыла чуть ближе, придерживаясь за выпирающий живот.
— Милая! — воскликнула Долорес, прикрыв рот ладошкой, — Как я рада тебя видеть! Как твоё самочувствие?
— Оставляет желать лучшего, однако уже много лучше, — кивнула темноволосая откидывая прядку, специально выпущуную из причёски, за спину и вильнув плечиком, — Когда мой Генрих собрался на приём, я точно решила, что отправлюсь вместе с ним. Ах, я так давно не была на балах и приёмах, ужасно соскучилась! К сожалению, я здесь ненадолго, — вздохнула девушка, — Положение не позволяет.
— Ох, очень жаль, — прижав руку к груди, выдохнула Долорес, — Но, уже совсем скоро ты сможешь чаще на них появляться.
— Тоже верно, скорее бы, — хмыкнула Коралина, — Кажется, все мужчины вдруг похорошели! И именно тогда, когда я уже безнадёжно замужем, ну что за напасть! — девушка вильнула подолами своего алого платья, когда мимо пробежали мальчишки и улыбнулась им вслед. Долорес с нежностью посмотрела на живот подруги и колечко, которое игралось своим блеском с пламенем свеч. Быть может, совсем скоро и её мечты сбудутся?
Вскоре Коралина покинула поместье, вместе с обожаемым Шерил Генрихом. Долорес видела разочарование в глазах сестры, отзывающееся болью в её собственном сердце, но ничего не могла поделать. Внезапно ей показалось, что на неё кто то смотреть и барышня обернулась, сталкиваясь с глазами Томаса Баршепа, которые едва заметно кивнул её на лестницу, ведущую вверх. Слегка сжав губки и подняв подолы платья, девушка проскочила к ней и медленно поднялась наверх, опасаясь, чтобы её никто не заметил, но кажется гостям, разморившемся от напитков, было всё равно. Спрятавшись за угол, девушка покорно ждала и не прошло десяти минут, как на лестнице послышались тяжёлые шаги. Томас подмигнул ей и открыл ближайшую дверцу, за которой была спальня, видно, для гостей. Как только дверь захлопнулась, а ключ повёрнут в скважине, чужие руки прижали её к могучему телу, а губы коснулись шеи, заставляя кожу покрыться мурашками, а из груди вырваться тихий вздох.
Руки Баронета бесстыдно забрались под юбки платья и кинули девушку на кровать, нависая сверху. Долорес испугалась, что это было слишком громко, но как только почувствовала, как крепко её обнимает предмет её обожания, все мысли исчезли, заставляя отдаться ощущениям.
Долорес казалось, что все знают. Что взгляды родни стали осуждающими, а Элизабет холодным. Но это не внушала ей страха, а лишь горечь того, что этот мужчина, о котором она мечтала и с которым поделила ложе — всё ещё не её. Приём подошёл к концу, а после него она хранила в душе воспоминания о его руках и прикосновениях целую неделю, которая стала невыносимой. Ей хотелось вновь увидеть его лицо, приоткрытый рот и шумные выдохи, закрывающиеся от наслаждения глаза, она вновь хотела его почувствовать. Элизабет наверняка знала об их с Томасом маленькой тайне, наверняка из-за неё он до сих пор не пришёл. Тогда Долорес решила — она придёт сама. Счастье мистера и миссис Дорсен построила Альба, значит и ей судьба уготовила подобный исход, верно?
Особняк Баронета Баршепа был далёк и окружён грязью, после дождя. Вдалеке находилось несколько могучих деревьев, словно частичка леса, а сам особняк был светл и невообразимо красив. Экипаж остановился за воротами и приказав подождать, Долорес быстрым шагом направилась за ворота. Опустив капюшон плаща, девушка три раза постучала в двери и испуганно подпрыгнула, когда те отворились. Пожилая женщина, с пугающе тяжёлым взглядом пропустила её в дом и молча встала перед барышней, дожидаясь ответа на немой вопрос, что же она тут делает.
— Я-я, — запнулась Долорес, смяв ткань плаща в руках и взволновано окинув взглядом раскрывшееся перед неё парадную. Сжав губы и выдохнув, девушка выпрямилась, — Я мисс Дорсен, желаю встретиться с миссис Баршеп.
— Прошу, пройдёмте в зал, — кивнула женщина и развернувшись на каблуках, быстрым шагом скрылась за первым углом. Долорес нахмурила бровки и едва ли не побежала за ней. Зал в доме Баронета был не таким просторным, как в других поместьях, но невероятно уютным. Подойдя ближе к камину, девушка протянула руки к тёплому огню, в попытке согреться. Немногословная прислуга вновь куда то пропала и темноволосая, вздохнув, стала оглядывать комнату. От волнение, сердце сжалось в груди, из-за чего дыхание стало прерывистым, а руки совсем измучили ткани накидки. Элизабет гордым лебедем вплыла в зал и расплылась в улыбке, завидев гостью.
— Здравствуй, Долорес, — прижав барышню к себе, поприветствовала ту Бетти, оглядев с ног до головы, — Рада тебя видеть.
— Добрый день, миссис Баршеп, — сдержанно кивнула девушка и глубоко вздохнув, сделала шаг назад, — Я пришла сюда, чтобы попросить вашего прощения.
— Ты ни в чём не виновна передо мной, — нахмурилась русская княжна.
— Нет, ещё как виновна! — воскликнула Долорес, переведя взволонованный взгляд на окно, на котором капли дождя вырисовывали замысловатые узоры, — Я столько боли причинила Вам, невероятной боли. Но я шла не только за прощением, хотя ни того, ни другого вы мне не дадите. Я пришла с мольбой: отпустите Томаса, — Долорес боялась встретиться с Элизабет взглядом и поджав губки, продолжила, — Я понимаю, как это тяжело, ведь он, — Дорсен запнулась, — Предел мечтаний любой барышни, он прекрасен. Но поймите: он любит меня, не вас.
— С чего ты взяла, что он любит тебя? — спросила Элизабет необычайно спокойным тоном.
— Ну как же, — удивлённо выдохнула девушка, — Мы провели с ним ночь! Не уж то вы не знали? — прижала ладошку к щеке Долорес, на мгновение напоминая Бетти её саму, — Впрочем, я сама Вам сейчас призналась. Простите меня и отпустите его.
— Кого отпустить? — послышался мягкий мужской голос и в зал вошёл промокший Баронет, с улыбкой подойдя к жене и прижав ту к себе, — Рад вас видеть, мисс Дорсен.
— Никого, — спустя недолгое молчание, ответила Элизабет не сводя глаз с Долорес.
— Но как же? Сэр Баршеп, — шепнула девушка, задохнувшись от непонимания, переводя взгляд с Томаса, на его супругу и обратно.
— Кажется, я понимаю, о чём была речь, — улыбка сошла с мужского лица и Баронет сжал губы, опустив взгляд, — Это была минутная слабость, вы ведь понимаете, Долорес? Я уповал, что вы разумная девушка, но похоже в душе вы всё ещё ребёнок, надеющийся на красивую сказку. Мне жаль, — мужчина развернулся и поправив на ходу мокрые кудри, вышел из зала, оставляя девушек наедине.
— Мисс Дорсен, мне жаль, но видно, он не хочет уходить к вам, — пожала плечами Элизабет, прикусив губу и подойдя к изумлённой барышне, — Чаю?
— Но как же, — шепнула Долорес, в который раз и, словно не видя ничего вокруг, медленным шагом покинула зал, кое как различая дорогу из-за стоявших в глазах слёз. Особняк Баршепов остался позади, а боль в сердце, казалось становилась сильнее с каждым стуком каплей дождя по крыше кареты.
Элизабет смотрела в стену, не отрывая взгляда, думая о своём, слыша на фоне, как женский голос зовёт Томаса и тот, рассмеявшись, идёт на его зов, разговаривая о чём то с девушкой. Спустя пару минут, отвлекаясь от стену, бывшая княжна обернулась и взметнула брови вверх. В комнате была она одна.
Бывшая княжна медленно брела по поместью, проводя по стенам ладонью и тихо дыша, не понимая своих чувств. Томас изменил ей, нагло, почти на глазах у всех и не скрыл этого, не попытался оправдаться. Но с другой стороны, в ней одолевало эту диковинную войну чувств — сочувствие. Долорес была полна детской наивности, словно сама находилась не в шестнадцатилетнем возрасте, а много меньшем. И Бетти было жаль, жаль, что её мечты разрушили и растоптали. Ну неужели Томас мог так жестоко поступить? Она бы даже поняла его, если бы тот потребовал развода, хоть это и опозорило бы её саму и разрушило жизнь, но так было бы честно по отношению к этой совсем маленькой девочке. Встав перед дверью в собственные покои, бывшая княжна со скрипом отворила дверь и оглядела, лежащего на кровати мужа, с книгой в руках, с ног до головы. Он не реагировал на её присутствие, спокойно переворачивая страницу и бегая по строчкам глазами. Элизабет прислонилась спиной к стене и не отрывала от него опечаленных глаз, раздумывая: сказать, спросить, разозлиться? Или промолчать? И не находила ответа.
— Что то не так, darling? — всё же подал голос мужчина, не поднимая глаз.
— Наверное, — пожала плечами девушка, — Почему? Просто ответьте, неужели я не справлялась с задачами жены? Или я для вас боле не красива?
— Это не так, Элизабет, — вздохнул Томас, закрыв книгу и сев на кровати, — Я же сказал: минутная слабость. Ты меня удовлетворяешь, во всех смыслах. Не переживай об этом, — мужчина протянул ей руку, подзывая. Девушка медленно подошла и сжала его ладонь в своих, задумчиво поглаживая.
— Вы сломали ей жизнь.
— Не она первая, не она последняя, — слишком нежно для ситуации улыбнулся Томас, — Ты слишком много думаешь. Не одна женщина не сделает тебя бывшей миссис Баршеп, можешь не волноваться.
И миссис Баршеп, выдохнула, отказываясь ото всех мыслей, оставляя тягучие грудь желание больше никогда не покидать пределы этого дома и заставить супруга быть рядом, дабы тот не наломал дров. Разум настойчиво стирал из памяти имя Долорес Дорсен.
Утром следующего дня, девушка потянулась в кровати и не найдя Томаса рядом, выглянула в коридор, сталкиваясь с Глэдис.
— Сэр Томас покинул дом с полчаса назад, а я только что вернулась с почты, — оповестила женщина, протягивая госпоже два конверта. Выйдя за порог по русской привычке и взяв два письма, Элизабет поблагодарила даму, вновь скрываясь в покоях.
«Дорогая Элизабет.
Я хочу поблагодарить Вас за вашу доброту, за вашу нежность ко мне, даже после моего необдуманного и глупого поступка. Я не откажусь от любви к Баронету, но и боле докучать ему не буду, как и вам. Я никогда не желала никому зла: ни покойной Ванессе, ни Вам. Я искренне желаю Вам счастья и прошу прощения за то, что было вчера.
Да, я ждала другого исхода, верила в благородство Томаса Баршепа, но получила жестокую правду. Должно быть, такова моя Судьба, такова воля Небес, и я склоняюсь перед ней и принимаю всю боль, которую она мне преподнесёт.
Я не уповаю на продолжение нашей с вами дружбы, но если вдруг в вас найдётся желание и прощение всех оскорблений, которые я вам нанесла: двери моего дома и моего сердца для Вас открыты, дорогая миссис Баршеп.
С любовью и уважением Д. Дорсен.»
Глубоко вздохнув, Элизабет провела рукой по лбу, повторяя жест своего мужа и устремляя взгляд за окно. Небо игралось с синими оттенками, а птицы шустро прыгали с ветки на ветку. Когда то бы это произошло и с Элизабет и с Долорес и лучше сейчас, нежели позже. Так успокаивала себя девушка, не находя в себе силы открывать второе письмо, на которым кривоватыми буквами было выведено имя её брата. Пётр подождёт, сейчас миссис Баршеп слишком тяжело.
Элизабет находила благородство в супруге, по отношению к ней самой, но от чего то хотелось, чтобы тот был таким же принцем и с другими, но ведь это невозможно, верно? Внезапно барышня поняла: её супруг неидеален. Она так долго смотрела на его божественный лик, что забывала заглянуть глубже, а сейчас, когда встретилась с истинной жестокостью, не просто его случайным кокетством, она испугалась. Хоть и ей бояться было нечего.
Она боялась за других, её сердце болело, думая, вдруг были ещё девушки, с которыми Томас поступил так же.
И девушка вновь пробежалась глазами по строчкам, цепляясь за одно имя. Ванесса.
— Элеонора, милая, — постучалась барышня в покои золовки, заставая ту за плетением косы из светлых, густых волос, — Я могу помочь?
— Буду благодарна, — кивнула Леди Баршеп, откидывая волосы за спину и дожидаясь, когда невестка возьмётся за плетение. Долгое время они провели в тишине, пока Элеонора не вздохнула, — Тебя что то гложет?
— Да, — закивала Элизабет, проведя языком по сухим губам, — Вчера к нам наведывалась мисс Дорсен.
— Глэдис рассказала мне, — прервала невестку, взмахом руки барышня, — Бедная девочка. Она надеялась.
— Ох, это так ужасно, — покачала головой Элизабет, закончив косу и перевязав конец голубой лентой, — Сегодня она прислала письмо. Побоялась появляться здесь вновь, — пожала девушка плечами, — Она написала про незнакомую мне девушку: Ванессу.
В комнате стало тихо, казалось, обе барышни перестали слышать стук собственных сердец, а мир замер. Глаза Элеоноры расширились и она резко обернулась к темноволосой.
— Что написала?
— Что никогда не желала никому зла, ни мне, ни Ванессе, — испугавшись резкой реакции золовки, поспешно ответила Бетти, — Кто это? Ванесса.
— Ох, — выдохнула Элеонора, казалось облегчённо, — Первая жена Томаса. Не уж то ты думала, что ты первая? — изогнула губы в ухмылке барышня, — Она умерла. Бедная девочка упала с лестницы, ровно через год после свадьбы. Ей вот-вот должно было исполнится восемнадцать, но такова Судьба, — Элеонора пожала плечами и вновь села к зеркалу, доставая из шкатулки шпильки, дабы закрепить причёску, — Что то ещё?
— Нет, — качнула головой Элизабет и шепнув слова благодарности, вышла из комнаты.
В поместье, с первых этажей доносилось едва уловимое женское пение, чей то лёгкий, тонкий голосок напевал оперные мотивы, но так тихо-тихо, что миссис Баршеп приходилось прислушиваться. Желая понять, кто же там внизу так чарующе поёт, барышня начала осторожно идти вниз, стараясь не трогать перил. Элизабет даже понимала, почему её супруг не рассказывал ей, скорее всего тогда это было дня него большим горем, болью, которую он не хотел вспоминать. Неужели это было проклятьем Баршепов: потеря любимого человека?
И Элеонора и Томас, Элизабет вдруг начала молиться всем Богам, чтобы подобное не произошло с Эдвардом.
Спустившись вниз, девушка вдруг поняла, никакого пения нет.
Окружение меняет людей, за недолгий срок — практические незаметно, а за десятилетие может создать нового человека. Меняются взгляды, любови, мысли сменяются новыми, задумки становятся чужими. Порой влияние других столь сильно, что люди становятся куклами или заранее прописанным персонажем, которого автор толкает в нужном ему направлении.
Шла третья весна Элизабет, которую она проводит с задорным блеском кольца на пальчике. В весеннюю пору приёмы и балы проводились всё чаще, как и поступали приглашения на чай. В эту нежную пору, Томас чаще был дома, ведь головы людей, даже самых почтенных были заняты чувствами и так целых три месяца, до начала лета.
В их не совсем скромном особняке всё чаще раздавались чужие голоса, в особенности частыми гостями стали Сэр Уильямсон и семейство Уоллис. Порой Элизабет дивилась таким небольшим разнообразием фамилий в Англии, ведь в России она привыкла к тому, что каждая семья, даже если она крестьянская, обладает своей, необычной фамилией, непохожей на другие.
Весной мысли о семье покидали её, как и тоска по Российской Империи, по своему родному дому и даже сны, в которых она видела счастливые моменты с родителями и Петром, не могли вызвать былую печаль. Кажется, она стала их отпускать, упиваясь новым домом, новыми ценностями.
— Сколько раз здесь был и каждый раз, как впервые! — дивился Уильямсон за обедом, на который был приглашён Баронетом, — В округе нет ни одного похожего на это поместья. Оно восхитительно, мой друг.
— Благодарю, — довольно кивал Томас, наслаждаясь похвале обожаемого дома. Эдвард, казалось, считал себя уже совсем взрослым и сидел, уподобившись дяде — величественно и расслаблено. Кажется, это было их семейной чертов, на что и Элеонора и Элизабет смотрели с нескрываемой умиленностью. С каждым годом мальчик становился всё больше похожим на Томаса, что не могло ни удивлять его тётушку.
Особенно сильно гостей удивляла Глэдис, спокойно сидевшая за одним столом с хозяевами, но для Баршепов это была дань уважения к женщине и самой Бетти она успела полюбиться. Со всей своей холодностью, она была так же женщиной, а дамы могут найти друг с другом общий язык, если захотят. Небольшая дружба зародилась, когда Элизабет, со всей решимостью принялась помогать женщине, вдруг почувствовав стыд за то, что та одна управлялась с домом. Пару раз они даже разговаривали, ни о чём, однако это была небольшая победа миссис Баршеп.
Граф Уильямсон был похож на Томаса и барышню удивляло: как они вообще умудрились сблизиться? Оба мужчины больше предпочитали говорить, нежели слушать, но когда они были рядом, казалось, что находили эту идеальную грань, когда могли удовлетворить разговором друг друга.
Учтиво улыбнувшись глядевшему на неё Фергюсу, Элизабет перевела взгляд на окно, за которым кое как выбравшись из-за тёмных туч, игралось с лужами солнце, наконец даря долгожданное тепло.
— Хорошая погода, — послышался голос графа и девушка задорно улыбнулась, ведь он прочитал её мысли.
— Восхитительная, — вздохнула бывшая княжна, вернувшись к трапезе, не замечая мужского взгляда на себе.
Следующая встреча с почтенным господином произошла, конечно на приёме, на который, из-за обстоятельств, ну и из женской солидарности, Элизабет явилась в сопровождении золовки и её сына. Шэрил, старшая дочь мистера и миссис Дорсен, вот-вот должна была выйти замуж, чему миссис Баршеп была необычайно рада: несомненно, взяв с сестры пример, вскоре и Долорес скажет заветное «да» одному из ухажёров, которых было довольно много, как Элизабет замечала на балах. Уже семнадцатилетняя, слегка похрабревшая девушка была окружена внимание юношей, пусть и искры в её глазках всё так же зажигались от Томаса Баршепа. Кажется, она всё ещё не отпустила любовь к нему.
— Леди Баршеп и миссис Баршеп, рад вас здесь увидеть, — подошёл к барышням Фергюс, по очереди склонившись к их рукам, — Жаль было слышать, что Томас не появится на приёме, однако вашей компанией на этот вечер был бы счастлив стать я.
— Полагаю, мы примем ваше любезное предложение, — улыбнулась Элизабет, хватаясь за протянутый мужчиной локоть и улыбаясь Элеоноре, которая повторила её действие, — Уповаю, две дамы вас не утомят.
— Что вы, я только рад! — залился мягким смехом граф, вводя барышень в круг общающихся. Поздравив довольную мисс Дорсен, Элизабет подхватила бокал вина, медленно испивая из него и смеясь с какой то шутки мужчины, который всё говорил, да говорил, желая видно развлечь девушек. Элеонора снисходительно улыбалась, краем глаза следя за притихшими детьми, те, чувствуя, что уже совсем выросли, подражали взрослым, разговаривая о чём то своём в углу. А может и что то замышляя. Элизабет хмыкнула и перевела взгляд на спутника, заглядывая тому в глаза. Несомненно Граф был красив: его черты, пусть и были не такими острыми, как у Баронета, считались мужественными, а именно это ценила девушка в красоте. Порой, молодые юноши отталкивали тем, что их лик был мягок, словно у женщины и это, пусть и не вызывало отвращение, но заставляло посчитать мужчину некрасивым. Ближе к середине вечера, Элеонору шустро увели в круг танцующих, оставив графа и бывшую княжну одну. Хмельные напитки совсем ударили в голову и пара говорила ни о чём, устало облокотившись об стену.
— Леди Баршеп, знаете, со двора открыт потрясающий вид на ночное небо, если вы не против, я бы желал вам его показать, — шепнул Уильямсон, протягивая барышне открытую ладонь и дождавшись удовлетворительного женского кивка, медленно выводя ту на крыльцо. В поместье слышалась мелодия скрипки и чужие разговоры, а в нос ударил свежий аромат ночи. Подняв голову, девушка ахнула, с удивлением рассматривая раскинувшееся перед ней небо, усыпанное звёздами, некоторые из них, казалось, переливались разными цветами, а другие, которые были чуть ближе, напоминали рассыпанный жемчуг, — С моего балкона такой красоты не видать.
— Сколько живу, а ни разу не видела такой красоты, — выдохнула Элизабет, прислоняясь плечиком к колонне. Граф улыбнулся и повернулся к девушке, рассматривая её лик, словно, с надеждой, — Что то не так, сэр Уильямсон?
— Знали бы вы, сколько мне хочется Вам сказать, Леди Баршеп, — мужчина повернулся к ней всем телом и похлопал по перилам, словно собираясь с мыслями, — Но, предполагаю, это будет лишним. Точно лишним.
— И всё же скажите, — улыбнулась Элизабет, уже заранее зная ответ. Она видела его взгляды и кажется даже знала его чувства. Словно читала его, как книгу, совершенно открытую и без единого умысла между строк. Простую и понятную, но отчего то интересную, даже если всем был известен финал.
Фергюс был громким, необузданным и вспыльчивым, как тот человек, что кончит на дуэли. Но сейчас даже Томас казался не столь красив.
— Я люблю вас, — выдохнул мужчина, сделав шаг чуть ближе, — И если раньше это чувство казалось мне абсолютно понятным и кратковременным, то сейчас оно живёт в моём сердце слишком долго и даже стыд перед моим другом не позволяет его отпустить. Я люблю вас, Елизавета.
Губы Фергюса были на вкус, словно слегка горьковатое вино, но столь желанное, что оторваться от него было невозможным.
Тайные встречи изводили Элизабет. Ей казалось, что не ровен час и у них узнают, доложат Томасу и тот выгонит её совсем без ничего, такой, какой она приехала в Англию: одинокой. Но губы Фергюса заставляли её трепетать, а сердце вырываться из груди и даже когда она была с супругом, перед глазами стоял чужой образ.
Улыбка не хотела сходить с её губ ни на мгновение и это настораживало всех вокруг, но когда в сердце росла новая любовь, а иначе это нельзя было назвать, ей было всё равно на мнение других. Девушке нравилось жить здесь и сейчас, в попытке усидеть на двух стульях и она отдавалась всем своим прихотям, прихотям тела и весны.
Это был приём в доме новоиспечённой миссис Шэрил Форд, которая ходила со слегка округлившимся животиком, пусть его и не было видно под пышными платьями, зато девица успела всем похвастаться, что находится в положении. Поместье было не столь большим, но укромный уголок, пустые покои нашлись и любовники, в спешке прикрыв дверь, желали как можно быстрее слиться и испариться в объятьях друг друга, не прекращаясь свои полу-укусы, полу-поцелуи. Девушка задрала юбки своего платья и прижала к себе мужчину, который тихо зарычал в удовольствии. Внезапно за дверью послышались шаги и пара замерла, стараясь даже не дышать. Силуэт в коридоре, походил из одной стороны в другую, словно о чём то размышляя или кого то искав, но спустя долгую минуту, ушёл и барышня выдохнула, когда шаги и вовсе смолкли, и залилась краской, кажется, момент был совсем испорчен.
Но Фергюс, поднявшись к её лицу, быстро поцеловал её едва дрожащие губы и позволил рукам грубо мять женские бёдра, угрожая оставить синяки.
Элизабет была счастлива, как никогда прежде и загадочно улыбалась, когда супруг подошёл к ней. Все взгляды были обращены на их пару, но вовсе не от того, что кто то видел миссис Баршеп в объятьях другого мужчины, просто потому что не смотреть на них было невозможно. Томас, кратко оглядев супругу, прислонился губами к её лбу, в скупом проявлении нежности и удалился.
— Этот вечер был прекрасен, не правда ли, darling? — поинтересовался Баронет, когда их чета отправилась домой.
— Верно, — улыбнулась барышня, кладя голову на мужское плечо и мечтательно вздыхая, прикрыв глаза.
Ночь была дождливой и кое как позволила девушке уснуть, в практически пустой кровати. Сразу после приёма Томас отправился в кабинет, но сейчас это не раздражало, лишь не нравился холод чужой стороны в постели.
Сперва перед глазами не было ничего, кроме цветов, красных маков, которые часто растут у железных дорог, их девушка видела чаще в России, нежели в Англии. И все, сплошь были усыпаны рядами маков, с чёрными, как смерть, серединками. А после девушка поднималась по лестнице, глядя на портреты предков Баршепов и чувствуя, как под ладонью находится что то вязкое, однако сон не позволял обернуться. Сзади слышались чужие голоса, едва уловимые восклики, а сама барышня тем временем вошла в покои. Покои Элизабет и Томаса, медленно подступая к зеркалу и открывая взору спящей красавицы чужое женское лицо.
Светловолосая девушка с бардовыми серьгами, распущенными косами и абсолютно каменным бледным лицом. Голоса стихли, оставляя слуху лишь стук сердца, такой громкий, словно стучали по двери.
Открыв глаза, Элизабет быстро заморгала, поднимаясь с кровати и босыми ногами ступая по холодному полу, в попытке как можно быстрее покинуть покои. В коридоре, казалось, снова разбушевались тени и шорохи, пугая миссис Баршеп ещё больше. Буквально влетев в кабинет мужа, девушка подбежала к удивлённому Томасу и прижалась к его груди, громко дыша.
— Мне приснился ужасный сон, — шепнула она, не открывая глаз и ровно дыша, дабы успокоить быстрый стук сердца, — Я так напугалась.
— Ох, darling, — неожиданно засмеялся мужчина, поглаживая жену по голове, — Неужели ты всё ещё боишься снов? Я уповал, что это закончилось.
— Да, но этот, — выдохнула Элизабет, сжимая в руках ткань мужской рубахи, — Он не был страшным, просто, — она запнулась, — Я не знаю, как объяснить.
— Тогда не нужно, — нежно улыбнулся Томас, прижимая голову супруги к своей груди и поглаживая по плечу.
Пришла осень и Баршепам бы в пору отпраздновать четвёртую годовщину Элизабет в Англии, но все были заняты навалившимися проблемами. Элеоноре было трудно справиться с сыном, Томасу с работой, а Элизабет с чувствами. У всех были свои тайны друг от друга, которые оглавлять попросту неприлично, а потому молчание воцарило в светлом особняке, уже в который раз на памяти миссис Баршеп.
Одним осенним вечером, когда они были ещё тёплыми, в темных покоях Леди Баршеп было прохладно и тихо, пугающе тихо. Элеонора, не сводя взгляда с потолка, считала собственные вдохи и выдохи, пытаясь сосредоточиться, а там, гляди и заснуть. Ветер за окном гнул ветки деревьев, срывая с них редкие листья, а небо играло синими красками. Ни звезд не было видно, ни месяца и барышня, вздохнув, сомкнула ноющие от слёз глаза.
Элизабет не выходила у неё из головы, русская девчонка затуманила голову её брата, порой он смотрел на ту со всей нежностью, на которую был способен. Неожиданный стук по крыше заставил светловолосую вздрогнуть и медленно сесть в кровати, свесив ноги. Перед глазами пронеслось рождение Томаса, тогда крик матушки раздавался по поместью беспрерывно, на протяжении целых суток. и прекратился лишь с криком младенца. Сперва маленькая девочка считала его некрасивым, даже безобразным, но шли годы и из вечно кричащего чудовища росло нечтно невообразимое. Красивый мальчик, с задорной улыбкой и непослушными кудрями всё бегал к старшей сестре, принося ей цветы, сорванные с материных клумб, когда девочка была расстроена. А потом мама ругалась на него, но Том, её милый Том всё стойко выдерживал и даже если получал от отца, ни слезинки не проронил. Никогда.
Он рос героем, рыцарем для девушки, который всё время был рядом. А потом её отдали замуж. Первую ночь они с мужем, замкнутым пареньком, лишённым какой либо красоты, который совершенно случайно встретил её на приёме и с тех пор не сводил своих карих, обыкновенных глаз, провели в её доме. Тогда Томасу нездоровилось и Элеоноре не хотелось его бросать, она с утра, до вечера носила брату чай или кашу, дабы хворь спала. Она была рядом с братом, пока её муж ожидал здесь, на этой самой кровати.
А на следующее утро Эрнест пропал, оставив все вещи, просто ушёл. Ещё молодая мисс Баршеп вздохнула с облегчением, но на людях лила слёзы, едва ли кривясь от чужих сожалений. С тех прошло столько лет, а весточку от супруга она так и не получала, оно и к лучшему. Она бы никогда не смогла его полюбить так же, как Томаса.
Поднявшись с кровати и накинув на плечи длинный халат, Элеонора вышла из комнаты, прикрывая скрипящую дверцу и медленно ступая вперёд, не видя ничего, кроме конца коридора, в котором виднелся свет из-под одной двери.
Заглянув внутрь, барышня застала брата одного, рядом с книжным шкафом и документом в руках. Медленно подойдя к Томасу, она опустила голову на мужское плечо, обнимая брата.
— Тебе с чем-нибудь помочь?
— Не нужно, Элеонора, ступай, — ответил мужчина, не отрываясь от бумаг. Светловолосая тихо вздохнула и обошла Баронета, встав перед ним и медленно опустившись на колени, — Элеонора.
— Томас, — выдохнула она, проводя руками по его брюкам, от низу до верху и обратно. Тягуче медленно, — Я люблю тебя.
— Я знаю, — выдохнул мужчина, сжав губы и избегая сестру глазами.
— Прошу тебя, позволь, — шептала Леди Баршеп, прижавшись лбом к мужскому бедру и не прекращая мять ткань брюк, — Я ждала тебя, так долго, я делала всё, что ты просил. Не неужели я не могу попросить чего то взамен? — воскликнула в отчаянии барышня и поднимая взгляд на мужчину, который стоял неподвижно, — Посмотри на меня.
— Элеонора, — выдохнул Томас, прикрыв глаза, словно в надежде, что всё закончится.
— Умоляю, милый, — не прекращала девушка, чувствуя, как по щекам бегут слёзы и медленно снимая свою ночную рубашку, оставляя ту на полу, — Посмотри на меня, посмотри же, — мужчина медленно открыл глаза и встретился с её взглядом, а после и оглядывая с ног до головы. Бумаги остались лежать на полках, а его руки, через собственную волю блуждали по её телу. Томас ловил губами её стоны.
За окном светало, Элеонора лежала на диване совершенно обнажённая, оставив свои ночные одеяния на полу. Томас не сводил с неё глаз, сидя с кресле и держа ладонь и рта. Он ненавидел эти моменты. Когда он смотрел на Элеонору, он вспоминал детство, единственное время, когда он бы по настоящему счастлив. Его милая сестрёнка, с большими глазами и нелепыми косичками, зло топала ножкой, когда он подшучивал над ней или не сдерживал какие то детские обещания. Она была старшей, но всё же порой им чувствовал себя Томас, в конце концов он мальчик, а значит должен бережно хранить юность и детскую наивность сестрицы. И когда он подрос, он старался хранить, но жизнь быстро сменила его яркие краски на бордовые оттенки. Он погряз в разврате, коего вокруг стало слишком много.
Женщины, в особенности старшего возраста, не сводили с него глаз и по своему кокетствовали, сперва казалось ему, в шутку. А после, когда черты его лица стали ещё взрослее: по настоящему, позволяя блуждать его юношеским рукам по их телам, порой и сразу двум одновременно. Тогда в нём ещё было благородство и он не трогал юных дев, своих ровесниц, которые тоже обожали кидать в его сторону недвусмысленные взгляды. Он так погряз во грехе, что к нему притянулся чужой: Элеонора, родная сестра, возжелала его. Он всё видел и понимал, пусть она и была сестрой, она так же была женщиной, которых Томас успел изучить. Родители выдали её замуж, за тихого, но богатого графа Симсона, без ума влюблённого в мисс Баршеп. Тогда девушка убедила его остаться в их доме, а сама целый день ходила, словно призрак, отрешённая и бледная. Тёмной ночью, когда Томасу не спалось, она пришла к нему, точно так же, как и сейчас. Оголённая и желающая. И он не смог отказать.
С годами его лик позволил ему не только удовлетворять свою похоть, но и пробиваться в более почтенные компании и когда он стал Баронетом Баршепом, он успел окружить себя достойными людьми, поднимающие его статус. Вокруг него всегда толпились графы, маркизы, князья и бароны, путь к чьему сердцу сложили его красноречие и лёгкий флирт с их жёнами, которые умело управляли своими супругами.
А потом он женился впервые. На дочери американского предпринимателя, который обещал крупную сумму и успех жениху своей дочери. Ванесса была красива, и до невозможности громкая. Ей всюду хотелось влезть, а ещё всем показать себя. Одним словом: молодая. Не сказать, что Томас любил её, тогда она казалась лучшим вариантом, правда потом оказалось, что её отец солгал и никаких денег Баронету не пришло, а успех Баршеп проложил себе сам. Ванессе было жаль, а потому она пыталась успокоить супруга, как могла: лаской. И тот поддавался, наслаждаясь тем, что та терпела всю его грубость, о которой он после жалел. Беременность Ванессы проходила тяжело и Томас работал в два раза больше, брал вдвое больше бумаг и подолгу не появлялся дома, оставляя супругу на сестру. Этого оказалось мало, а жене становилось хуже, но не смотря на это она родила здорового ребёнка, правда самой пришлось передвигаться на коляске. Смерть её встретила на лестнице, когда Томас вернулся, миссис Ванесса Баршеп хладным телом лежала на первом этаже, в луже собственной крови и открытыми глазами, в которых стоял ужас. Тот день Томасу снился и сейчас, спустя столь лет и Баронет не раз подрывался в постели, видя перед собой тело, пусть и не любимой, но дорогой сердцу супруги.
Потом он уехал в Российскую Империю, по велению компании, в которой он работал. Там, в далёких ему краях он встретил князя Петра Ветринского, у которого было всё, чего желалось самому Томасу: деньги, безбашенный характер и возможность овладеть всем, что можно было купить. В каком то смысле Баронет даже жил за чужой счёт, уповая, что Пётр не заметит, как его деньги постепенно тратятся на английского приятеля, однако глупо было надеяться на неразумность русского князя. Взамен он попросил съездить с ним в Петербург и присмотреться к его сестре, которая по рассказам её брата обладала неженским характером и любовью бросать вызов общественным нормам.
Элизабет оказалась другой, приятной и учтивой, но потрясённой горем и облачившиеся в траур. Пётр желал её продать и Томас проявил жалость, о которой после не жалел. Ни смотря на грехи жены, она стала чудесной супругой, которая приняла его самого с его тайнами и Томас уповал, что и если раскроются другие его карты, на которых не было ни одного туза — Элизабет поймёт, ведь это его Бетти. Он не любил её, но любимой женой она несомненно стала.
Прошло ещё шесть месяцев, с удовольствием проведённых в объятьях чужого мужчины. Миссис Баршеп, порой хотелось оставить всё, но редкие моменты, когда её муж проявлял, быть может, человечность? Приходил к ней с чувствами, с желанием быть понятым, ей казалось, что кроме него ей никто не нужен. И Элизабет металась, не понимая себя, она была словно между двух огней: с одной стороны, искренне любящий её Фергюс, который был готов отдать за неё всё, который обнимал её крепко, едва ли не душа и смотрел преданно, как любящая своего хозяина собака, а с другой стороны был Томас, красивый, нежный Томас, любящий гольф и так ненавидящий скачки. Иногда она думала, а что чувствует граф Уильямсон, предавая своего друга и нагло уводя у него жену, но потом она и вовсе переставала думать, когда его руки блуждали в грубой ласке по её телу.
Может её этого и не хватало? Может нежность Томаса изводила и приедалась? Элизабет не могла понять и у него шла кругом голова. Тогда она думала: оставлю всё, как есть.
Экипаж Сэра Уильямсона доставил её ровно к его поместью, у врат которых Фергюс с улыбкой поджидал свою пассию. Сердце Элизабет закололо, но она не обращая внимание, слилась в поцелуе с любовником, проводя руками по его могучим плечам. Фергюс улыбнулся и потянул её за собой, уводя в дом.
— Я бы хотел, чтобы ты была хозяйкой этого места, — разливая вино по бокалом, улыбнулся мужчина, — Только представь: мы бы проводили приёмы по несколько раз в месяц, гуляли по посёлку и ты называлась Графиней Уильямсон! — Фергюс присел к девушке на кровать и протянул бокал, почти залпом опустошая свой.
— Действительно, чудно, — рассмеялась Элизабет, проводя рукой по мягким подушкам, в которых практически утопала. Они не сравняться с теми, которые находятся в её собственной спальне, — Какие у вас замечательные мечты, мой граф.
— И они могут стать явью, моя милая Лиз, — шепнул мужчина, запустив пальцы в женские распущенные локоны, — Если ты захочешь, мы сможем даже уехать, во Францию, в Италию, в Российскую Империю, куда угодно.
— Фергюс, давай не будет всё портить, — сжала губки Элизабет, отвернувшись, — Ведь мы сейчас счастливы, верно?
— Верно, моя графиня, — выдохнул светловолосый, зарывшись носом в женские локоны.
Поместье встретило свою хозяйку привычной тишиной, ни скрипов, ни шорохов, только стук её собственного сердца. Опустившись в кресло, в пустом зале, Элизабет закрыла глаза, наконец расслабившись, этот день прошёл на нервах, она впервые соврала супругу о том, что отправилась по приглашению к подруге, а сама делила ложе с любовником. Пусть и прекрасным любовником. Шаги сзади заставили девушку распахнуть глаза и встретиться с уставшим взглядом мужа. Томас опустился в кресло напротив и тяжело вздохнул, в привычной манере приложив ладонь к губам. Элизабет поднялась и встала сзади, разминая его плечи и чувствуя, как Баронет расслабляется. Его кудри подскакивали от каждого мимолётного движения и барышня не сдержалась и прижалась к ним губами, а после, по воле супруга, опустилась к нему на колени, заключая в свои объятья.
Сердце стало стучать быстрее и громче, а душа словно пыталась вырваться из тела, этот простой момент пробудил в девушке бурю эмоций, заставляя округлить глаза и ближе прижаться к супругу, словно он всё, что ей было нужно. Элизабет вспомнила его приезд в Россию, когда она, охваченная горем, увидела необычную искру в его глазах, она вспомнила, как они стояли на палубе корабля, когда плыли в Англию и как провели свою первую ночь. Картинки перед глазами сменялись друг другом, пока слёзы не потекли по щекам. Ей стало стыдно, не за само предательство, а за то, что она позволила себе его. Томас не скрывал своего влечения к другим женщинам, так почему же она не может сделать так же: отдаться кому то другому? Мысли крутились в её голове, одна пересекая другую и миссис Баршеп вспомнила, как ей хотелось стать с Томасом единым целым.
Казалось, она посмотрела на него другим взглядом, на его лик, который вновь стал красив, как никакой другой и твёрдо решила: она его. Томас растянулся в ухмылке, словно читая её мысли и притянул супругу к себе, оставляя нежный поцелуй на её шее.
Фергюс не писал, не звал и Элизабет думала, что между ними всё кончено, ей хотелось думать, что тот всё понял даже на расстоянии, но когда они встретились на очередном приёме и Сэр Уильямсон старался заполучить её внимание, непринуждённо, почти незаметно, но она поняла: ей нужно закончить всё самой. Миссис Баршеп, окружённая вниманием и учтиво отвечая на все вежливые комплименты, выплыла на балкон, вдыхая, в этот раз, слегка тяжёлый воздух вечера. Сэр Уильямс не заставил себя долго ждать и было потянулся к барышне, но был остановлен взмахом руки.
— Граф Уильямс, я прошу прощения, но всё, что было между нами — боле не может продолжаться, — выдохнула девушка, сжав в руках платье, в волнении.
— Лиз, ты верно шутишь, — кривовато улыбнулся мужчина, притягивая к себе сопротивлюящуюся миссис Баршеп и завлекая в поцелуй.
— Фергюс! — вскричала Элизабет, отталкивая мужчину от себя, — Молю, прекрати это!
— Лиз, у нас ведь всё было хорошо, — застыл светловолосый, нахмурив брови.
— Да, но, — запнулась Леди, до боли зажмурившись, — Ты не понимаешь. Даже я не понимала раньше. Я люблю Томаса.
— Ох, любишь, — сжал губы мужчина, кивнув, — Если бы ты его любила — отдавалась бы мне на протяжении стольких месяцев?
— Как ты можешь так говорить? — изумилась барышня, нахмурившись, — Неужели ты не слышишь меня? Я не понимала!
— Да всё то вы понимали, миссис Баршеп, — выплянул граф, — Я то думал, что вы другая. А вы оказались такой же продажной, как и все женщины здесь, — Фергюс скривился, словно увидел перед собой что то грязное и покинул балкон, оставляя девушку, сдерживающую слёзы, наедине со всеми словами, которые наговорил. Опустившись на ступень, Элизабет словно позабыла, где находится и почувствовала, как в горле стоит ком, говорящий о плаче, который вскоре вырвется из груди.
Зарёванную и оскорблённую её нашла Долорес Дорсен, которая села рядом и прижала женскую голову к своей груди, молча, ничего не говоря, лишь гладя и оказывая немую поддержку. Слов не нужно было, она то знала.
Когда Элизабет, с красными от слёз глазами, попросила мужа покинуть приём, тот разозлился, но всё же ответил на просьбу супруги. В карете стояла напряжённая тишина, с одной стороны был рассерженный Баронет, чьи планы, похоже, сорвала миссис Баршеп, а с она, которую застали врасплох чувства к собственному мужу. Схватив жену за запястье и оставив позади ничего не понимающую Элеонору с сыном, Томас завёл супругу в их покои, громко хлопая дверью.
— Я был с достопочтенными людьми, — зашипел он, — А ты меня, мало того, что опозорила своей истерикой, так ещё и лишила шанса влиться в их круг доверия! Пока мы ехали сюда, они несомненно нашли себе новое развлечение, ты думаешь, что в округе все идиоты? — мужчина в сердцах повышал голос и вновь понижал до шипения, — Да если бы у меня был хотя бы этот вечер: наша семья возвысилась в их глазах!
— Я не совсем понимаю Ваших намерений, — положила руку на лоб Элизабет, прикрывая глаза, в попытке успокоиться.
— Не понимаешь? — повысил голос Баронет, чуть наклоняясь, дабы заглянуть жене в лицо, — Я хочу быть свободным! Свободным от страха за дом, от нехватки денег, от важности своей репутации! — мужчина злостно взмахивал рукой, в своей обычной манере, — Я хочу, — Томас замолк на долю секунд, с пустым взглядом направленным в стену, — повысить свой статус. Тогда мы будем свободны, — он перевёл колкий взгляд на Элизабет, — Впрочем, тебе не понять, ты мало заботишься об этой семье. Тебе интересны другие мужчины, те у которых есть всё, что я только пытаюсь заполучить, — Томас медленно подступал к жене, насмехаясь над страхом в её глазах, — Не беспокойся, darling, я знаю, — обманчивая нежность в его взгляде заставляла женское тело дрожать, а воистину хищная привычка: проводить по губам языком, растягивая их в оскале, совсем заставляла сходишь с ума, — Знал с самого начала. Ты ведь не думала обмануть меня?
— Почему тогда не выгнали меня? — проведя рукой по обнажённой шее, словно в попытке защититься, Бетти тяжело сглотнула и отвела взгляд.
— Мне было интересно, как далеко ты зайдёшь, — акцента в мужской речи не было, от того она звучала столь пугающе. Перед ней был не тот Томас Баршеп, который приехал в её дом три года назад, перед ней стоял Баронет, устрашающе нежный и хищный, словно змея. Тогда он был, как ей казалось, лишь мальчиком, под чьим крылом ей будет уютно, который будет к ней относиться со всей лаской, на которую способен, сейчас он был мужчиной, её законным мужем, который имел на неё права. Он стал её хранителем у клетки, который дразнил её ключом свободы, но в тот момент, когда она начинала её чувствовать — прятал его в свой карман, — Ты зашла слишком далеко, но я не остановил. Мне было интересно, — он стоял от неё на расстоянии вытянутой руки и оглядывал её с ног до головы, — Сколько ты протянешь. Ты протянула слишком мало.
— Это он тебе рассказал? — наконец подняла Леди взгляд, встретившись с его опасной глубиной глаз.
— Нет, не он, — поджал губы Томас, на секунду опустив голову, — Мне осточертел этот разговор. Я не дам тебе развода.
Всё вернулось на круги своя, Томас стал чаще появляться в покоях, Элеонора улыбаться, а Эдвард шалить, Элизабет казалось, что она счастлива. До поры, до времени все мы так думаем, пока небольшая случайность приносит нам большее счастье, о котором мы мечтали, но не были готовы.
Сперва всё было невинно: частое головокружение и перепады настроения, а после всё стало нарастать, сводя Бетти с ума. Миссис Баршеп с трудом поднималась с кровати, а когда животик округлился, а Эдвард гадал, родится у него кузен или кузина: девушку стало тошнить от всего подряд и даже от присутствия людей. Она хотела быть одна и не хотела, желала с кем то поговорить и не желала. Ранним утром, когда за окном падал снег, а деревья были укрыты белым одеялом, барышня прогуливалась по пустому дому, наслаждаясь уединением и тишиной. Все спали и даже Томас, у которого под глазами залегли синяки, отдыхал.
Совсем скоро в доме будет слышаться детский плач, смех и визг, чему девушка была несказанно рада. Многие барышни находились в положении, а значит у малютки несомненно будет компания, и Элизабет гадала: с кем он или она подружится? На кого будет похож? Будет ли дитё спокойным? Столько вопросов, на которые она будет узнавать ответы с годами вызывали в ней бурю эмоций, от которых хотелось плакать. Она была счастлива и с нетерпением ждала появления на свет своего чада, пусть и боялась.
Томас любезно согласился позвать Петра и летом тот обещал навестить их, как раз на те месяца, на которых выпадало рождение младшего Баршепа. Девушка погладила себя по животу, словно чувствуя, как внутри её ребёнок отзывается на материнскую ласку. Казалось, она уже его любила, до невозможности. Даже придумала имя: Николь для девочки и Энтони для мальчика. Конечно, хотелось назвать в честь одного из родителей, но супругу не нравились русские имена и даже их английские аналоги, к примеру Грегори заместо Григория. А барышня желала угодить Томасу, она была виновата перед ним, хотя больше чувствовала вину перед самой собой. Совесть всегда необычная и гадкая, от неё люди умирают и Элизабет её ненавидела. Но склонялась перед ней.
— Доброе утро, — послышался голос сзади и миссис Баршеп обернулась, встречаясь с Элеонорой, которая стояла на лестнице, с прямой спиной и расправленными плечами, горделивая и неприступная, как всегда, — Как ты себя чувствуешь, Бетти? — скорее для приличия спросила девушка, спускаясь к невестке.
— На самом деле немного тяжело, — улыбнулась Элизабет, опускаясь в кресло, — Он очень тяжёлый.
— Тебе идёт быть в положении, — вильнула плечиком Леди Баршеп, подходя к окну и выглядывая на заснеженную улицу, — Какая мерзость.
— Скоро пройдёт, — улыбнулась темноволосая, говоря про две вещи, — Знаешь, а я не могу тебя представить в тяжести, — вдруг тихо засмеялась Элизабет, — Это так необычно.
— Действительно, — чуть помедлив, кивнула Элеонора, сжав губы и заставляя невестку покраснеть, словно та сказала, что то непристойное.
— Расскажи, а, — помедлила миссис Баршеп, отведя взгляд, — Это очень больно?
— Не волнуйся об этом, — хмыкнула светловолосая, сложив руки на груди, — Это будет быстро. Ты всё забудешь.
— Надеюсь, — кивнула Элизабет самой себе. Шли месяцы, постепенно подводящие Элизабет к тому самому дню, заставляя ту чаще витать в облаках и передвигаться с посторонней помощью, живот был столь огромен, словно там было несколько детей, но по словами Томаса в их роду ещё ни разу не раздалась двойня, из-за чего девушка спокойно выдыхала, не хотелось бы рожать сразу двоих, наверное это ещё хуже, нежели один ребёнок.
А дитё тем временем пиналась, особенно часто по ночам, вынуждая свою мать подскакивать в кровати, но, благо, он спасал её от кошмаров, из которых порой ей было трудно выбраться. Томас спал некрепко, особенно в последние дни и сам поднимался, если супругу пугали пинки ребёнка. Прижимал к себе и гладил по плечам, пока не уснёт, тогда Элизабет становилось легче. Прошло нежности от Баронета, казалось, она не дождётся больше никогда и даже положение не спасло ситуацию: он холодно смотрел, холодно говорил, да, ласкал нежно и целовал так чувственно, но всё же это было не то. Не так, как четыре года назад, в России. Но она любила его.
Одной ночью, когда барышня кое как уснула, перед глазами вновь стояла светловолосая девушка, с ножом в руке и испуганным взглядом котёнка, которого вот-вот должны были разорвать собаки. Где то сзади слышались женские крики, но таинственная незнакомка смотря прямо на Элизабет, что то шепча. Девушка пыталась прислушаться и разобрать слова, но когда голос барышни стал громче, она закрыла уши руками, слыша в голове звон и пробивающиеся через него слова «под кроватью», «под кроватью». Глаза светловолосой, полные ужаса расширились и Элизабет почувствовала пинок. Сон отпустил её и она вскочила, всё ещё слыша крик. За окном светло, небо окрасилось в розовый.
Тяжело дыша, девушка миссис Баршеп поднялась с кровати и держась за живот, медленно вышла из комнаты, прижимаясь спиной к дверью. По ногам стекала вязкая жидкость и Элизабет с ужасом поняла: началось.
— Глэдис, — позвала она женщину, охрипшись голосом и морщась от боли, — Глэдис! — прислуга вбежала в коридор и подхватила осевшую на пол девушку, что то причитая, но Элизабет уже не слышала, чувствуя, как воды становилось больше, а сама она ели дышала от разрывающих её спазмов.
Чьи то руки подхватили её и понесли в соседнюю комнату, опуская на заправленную кровать. Рядом мельтешила Глэдис, поднося воду и тазы, Элеонора наклонилась к её лицу со стаканом воды и разжав рот заставила пить. Двери громко хлопнули: Томас ушёл, поняла Элизабет, прежде чем заскулить от болей. Так продолжалось до ночи, девушке казалось, что за эти часы она успела умереть несколько раз и что то бессвязно шептала, не понимая саму себя. Элеонора и Глэдис не отходили от неё ни на секунду, стирая капли пота с лица и держа за руку, терпя силу, с которой Элизабет держала хватала их.
Наступил час ночи, в поместье рода Баршепов раздался детский плач.
Элеонора положила красного, кричащего ребёнка не грудь невестки и отправив прислугу за водой, склонилась к миссис Баршеп, которая не находила в себе сил даже взглянуть на ребёнка.
— Мисс Баршеп, — прошептала Элеонора, растянув губы в кривой улыбке.
— Теперь мы с тобой обе матери, — севшим голосом, ответила Бетти, подняв руку к дочери.
— Ох, нет, — нахмурив брови, протянула Леди Баршеп, как то отчуждённо, не своим тоном, — Я не рожала и никогда не была в положении. Эдвард — сын Ванессы, — Элеонора прикоснулась губами ко лбу невестки и покинула покои, плотно прикрывая за собой дверь и оставляя изумлённую Элизабет одну.
Томас навестил её утром, лишь Глэдис осталась с барышней в эту ночь, помогая той прийти в себя после дня мучений.
— — Глэдис, я не понимаю, — шепнула Элизабет, когда дочь заснула и женщина положила ту в принесённую Баронетом люльку, — Эдвард чей сын?
— Мисс Элеоноры, — так же тихо ответила женщина.
— Нет, на самом деле, — выдохнула темноволосая, проведя рукой по всё ещё круглому животу, — Элеонора сказала, что Ванессы, но разве Ванесса не была женой Томаса?
— Миссис Баршеп умерла через неделю, после родов, — присела на кровать к девушке прислуга, сжав своё платье и заглянув Элизабет в глаза, — Томас был слишком юн для отцовства и Элеонора согласилась взять ребёнка на себя. Никто не знал, что он не её сын, все думали, что её муж перед тем, как умереть — оставил её в положении.
— А, — протянула Элизабет, нахмурившись, — Что с ним случилось?
— Упал с лестницы, — вильнула головой женщина, словно отгоняя от себя мысли, — Отдыхайте, Бетти, пока есть время. Потом ребёнок проснётся и будет не до этого.
— Томас, возьмите её, — спустя неделю после родов, когда ноги позволили Элизабет подняться самой, а руки поднять малышку, она первым делом понесла её к мужу, — Посмотрите на неё, прошу. Вы же ещё ни разу не смотрели.
— Элизабет, — шепнул мужчина, покачав головой и отведя растерянный взгляд.
— Умоляю, это же ваша дочь, — чувствуя, как ком подступает к горлу, молила девушка, протягивая супругу свёрток с ребёнком, — Как вы её желаете назвать?
— Патриция или Скарлетт, — сжав в руках платок и не сводя глаз со стены, ответил мужчина.
— Скарлетт — прекрасное имя, — чувствуя, как по щекам текут слёзы, ответила Элизабет, сделав шаг к мужу, — Томас.
— Хорошо, — выдохнул Баронет, взяв жену за локоть и подведя ту к креслу. Элизабет села заглянула в глаза опустившемся перед ней на колени мужу. Скарлетт громко сопела и слегка ерзала, завёрнутая в простыню. Мужчина посмотрел на ребёнка, слегка изогнув брови и опустив свою ладонь, поверх ладоней супруги.
— Знаете, я ничего не понимаю, — вдруг шепнула Элизабет, — Вы говорили, что муж Элеоноры пропал, а Глэдис, что упал с лестницы. И Эдвард, — не успела девушка закончить, как Томас её прервал.
— Глэдис всё тебе рассказала?
— Нет, она сказала только про мужа Элеоноры, — испугалась девушка, прижав ребёнка к себе, — А сама Элеонора сказала, что Эдвард не её сын.
— Верно, он мой сын, — поднявшись на ноги, отошёл к окну мужчина, — Но это не имеет значение, для всех вокруг и для него самого — Элеонора его мать. Ты устала, ступай, отдохни.
— Когда я могу вернуться в наши покои? — оставновилась у дверей девушка, сжав губы.
— Когда тебе угодно.
Баршепы не принимали гостей, а потому почты, с поздравлениями новоиспечённой матери было много, да так, что та не успевала их прочесть, как приносили новые. Скарлетт была тихой девочкой, в основном спящем, а потому Элизабет быстро вернулась в супружеские покои, в которых заботливый муж выделил место для кроватки. В первые несколько дней барышня даже думала о том, чтобы поскорее зачать ещё одного ребёнка, но вспоминая всю боль, которую ей пришлось пережить: отбрасывала эти мысли. Но кто знает, как судьба повернётся, может уже в следующем году Скарлетт получит и братика?
К слову, Эдвард был в восторге и когда тётушка носила ребёнка по дому, укачивая, ходил за ней, наблюдая за маленькой кузиной.
Элизабет всё так же мучали кошмары, а девушка во снах каждую ночь шептала про кровать, невероятно пугая миссис Баршеп, но руки Томаса прогоняли все страхи.
Приезд Петра планировался на следующую неделю и Элизабет порхала, дожидаясь долгожданной встречи с братом, спустя столько лет. Поздней ночью, когда девушка проснулась от кошмаров и вышла в коридор, дабы проветриться, Элеонора нашлась на лестницы, глядящая пустым взглядом на портреты предков.
— Что то случилось? — подошла к ней невестка, трогая за плечо и испугано отшатываясь, когда золовка резко обернулась. Элеонора оглядела её с ног до головы и подошла ближе, кладя руки на плечи и сжимая их, впиваясь ногтями. Элизабет схватила её за запястья, пытаясь оттянуть от себя, но тщетно, Леди Баршеп словно её не чувствовала, подводя были к перилам, — Элеонора, прекрати, мне больно.
— А мне? — вдруг выплянула девушка, — Мне не больно? Слышать, как Томас говорит с тобой, видеть, как он смотрит на тебя? — в поясницу Элизабет упёрлось холодное дерево, а золовка надавила на плечи, заставляя прогнуться, — Я ненавижу тебя! Будь проклят тот день, когда ты явилась сюда, — светловолосая хотело было ударить невестку, но была схвачена Томасом и оттолкнута к стене.
— Что ты творишь, Элеонора? — Баронет загородил собой жену, пока та сжимала перила лестницы, понимая, что если бы ещё чуть-чуть — она бы повторила судьбу Ванессы, — Хватит! Ещё одна смерть в этом доме очернит нас до конца, — голос Томаса был холоден, а руки сжимались в кулаки, но он стоял ровно, словно древо, не делая ни шагу.
— Ты говорил, что она здесь временно! — закричала Элеонора, указывая в сторону Элизабет, — А сейчас она Мисс Баршеп родила!
— Она моя жена, — выплюнул Томас, сжимая запястье супруги и толкая ту наверх, — Ты не тронешь её.
— О, — протянула девушка, скривившись, — Ты любишь её, да? — Баронет покачал головой и сжал губы, отводя супругу от разгневанной сестры, — Ответь мне!
— Довольно, — отрезал мужчина, — Ты разбудишь Скарлетт, — Томас быстрым шагом направился к покоям и заводя жену, толкнул ту к кровати, — Какого чёрта ты вышла?
— Я не понимаю, — растерянно покачала головой Элизабет, — Почему, почему она пыталась меня, — она запнулась, — Столкнуть?
— А ты думаешь, как Ванесса умерла? — выпрямился Баронет, — Элеонора не в себе. Она пытается это сдерживать, но иногда случается подобное такому, — Томас вздохнул и прижал ладонь ко лбу, устремя взгляд в стену.
— А её муж? Она его тоже, — качала головой, словно в бреду, девушка. Супруг не ответил и медленно подошёл к дочери, поднимая ту на руки и прижимаясь губами к её лбу. Элизабет закрыла глаза руками и всхлипнула, разрывая тишину. В ту ночь они не смогли заснуть.
Элеонора была не в себе. Ходила к их покоям и подолгу стучала, прося выйти и извиняясь за тот случай, а потом резко ударяя по двери, заставляя Элизабет прижимать плачущую Скарлетт к груди и молить всех богов, чтобы это прекратилось. Томас ушёл, в коридорах, казалось, не было ни души, кроме золовки и та, словно призрак, бродила с одного конца, на другой, что то шепча, порой срываясь на крик. Элизабет боялась, что однажды она войдёт и боялась не за себя: а за ребёнка. Она ждала Петра, дабы тот забрал их и проклинала тот день, когда Томас Баршеп явился в Россию.
Сумерки опустились на Англию, в коридорах было тихо. Опустив дитё на кровать, Элизабет вышла из комнаты, плотно прикрывая за собой дверь. Танцующий свет свечи пробивался сквозь щёлку двери в ванну и миссис Баршеп подошла к ней, стараясь ступать босыми ногами, как можно тише. Заглядывая в щёлку, она не увидела никого и открыв скрипящую дверь вошла, медленно подходя к ванне, в которую текла вода, выходя за её бортики. Мокрый пол был скользким и Элизабет схватилась за вешалку, заглядываю внутрь. Сквозь воду на неё глядели открытые, пустые глаза Элеоноры. Смерть её наступила от утопления, а рядом, на мокром бортике лежала бумажка, где кое как было понятно одно имя «Томас».
Оставляя мокрые следы в коридоре, Элизабет вошла в покои и опустилась перед кроватью на колени, заглядывая вниз. Там, она увидела, что одна из дощечек пора была слегка поднята, а под ней лежал свёрнутый лист, исписанный чьим то мелким почерком.
«Моё имя миссис Ванесса Баршеп.
Я не знаю, что со мной будет, поэтому оставлю это на будущее, если меня ждёт ужасный исход. Но если вы читаете это — значит, я мертва, она убила меня. Томас, я люблю вас, больше жизни, люблю и буду любить всегда, но Элеонора играет со мной в ужасную игру, вынуждая либо убить, либо быть убитой. Вы говорили, что у неё случаются приступы, но она дважды бросалась на меня с ножом и мне страшно.
Она любит вас, не так, как положено сестре, прошу, заметьте и спасайтесь! Какой бы исход меня не ждал — я вручаю своё сердце Вам.»
Солнце светило, как никогда ранее, такое происходило каждый пять лет: лето, казалось, сходило с ума, желая закрыть всех людей по прохладным домам и приютам, а само тем временем превращало улицы в раскалённые железо, на которое было невозможно и страшно ступить. Элизабет вновь стояла, обрамлённая в чёрное, с идеально ровной спиной и мужем, который прижимал её к себе. В коляске громко сопела Скарлетт, а Пётр вновь приехал на похороны.
Призраки прошлого
© Copyright: Елизавета Радионова, 2022
Свидетельство о публикации №222100801473
Свидетельство о публикации №222100801473
Рецензии