Кораблик

Плыл по морю кораблик. Сияло солнышко, попутный ветерок надувал паруса, по палубе носились обезьяны, захваченные капитаном в Гвинее, а на фок-мачте развевался пестрый вымпел королевства, снарядившего  кораблик в дальнее плавание. Трюмы были полны провизией, в бочках было вдоволь воды и вина, на корме и на носу стояли грозные пушки, моряки были смелыми и опытными мореходами. Капитан вез в своей каюте сундук с золотом и серебром, в мешках были собраны стеклянные шарики, статуэтки разных божков и богинь, разноцветные косынки, платки и пояса – они должны были задобрить дикарей на островах, которые предстояло посетить отважным путешественникам. Их цель была в поиске и колонизации новых земель, проповеди святого учения и захвате рабов для невольничьих рынков в родной Европе, где рабы и особенно рабыни были в хорошей цене.
Плыл по морю и другой кораблик, потрепанный в боях и ураганах, под черным флагом и парусами, тысячи раз заштопанными грубыми пиратскими пальцами. Капитан не высовывался без нужды на палубу, и без мушкета и палаша не выходил даже на капитанский мостик. Трюмы были пустыми уже две недели, команда была голодна, оборвана, злая как бешеная собака, а многие пираты уже стали терять силы от болезней. По бортам кораблика из бойниц зияли черными дулами нечищеные пушки, по их виду нельзя было определить, смогут ли еще изрыгать огонь, свинец и смерть из своих мрачных жерл. В трюмах, уже почти пустых, цепями были прикованы рабыни, к которым пиратам разрешалось спускаться по очереди раз в два дня. Но охотников насладиться красотой невольниц становилось все меньше и меньше.
И пути их пересеклись.
Миром они не поладили. Силы были явно не равны. Целую неделю потом пираты объедались вкусной снедью, напивались вином, делились одеждой и оружием, захваченными в жестокой сечи, а капитан щедро наградил своих головорезов королевской казной. Даже больные пираты повеселели, пошли на поправку, набрались сил и дерзости советовать капитану, как поступить с награбленным добром. Зря они это делали. Капитан этого простить просто не мог. На ближайшем островке с кучкой пальм на крутых скалистых берегах их высадили на берег, и в насмешку оставили им вымпел с потопленного кораблика. И веселый Роджер скоро растворился в дымке на горизонте.
Плыл по морю третий кораблик. Над фок-мачтой гордо реял Джек Юнион, в полном парусном вооружении красавец бриг делал 16 узлов, трехпалубная армада пушек способна была противостоять всему белому свету, а на моряках была новенькая  форма – белые парусиновые бушлаты и штаны. Капитан в белоснежном кителе играл позолоченной тросточкой, его офицеры блистали светскими манерами и тонким юмором. Корабль находился в свободном поиске, правил ведения охоты и обращения с пиратами – не существовало. Командир был повелителем судеб, норм и условий, которые он диктовал всем на расстоянии пушечного выстрела. Он был славным малым, с утра слегка пьяным, веселым, кампанейским, острословом – но его колючий взгляд был опаснее его французской рапиры, и все это прекрасно знали. На реях почти с самого начала плавания болталось высохшее тело моряка, вздернутого за незначительную провинность. И символ был ясен и понятен всем.
И пути их пересеклись.
Веселый Роджер удирал что было мочи, он знал архипелаг, до которого был день пути, как свои пять пальцев, и если бы попутный ветерок, да непогода, да удача, да молитвы – ах, если бы! – тогда бы его не найти даже офицерской ищейке! Но боги, погода и фарт отвернулись от благородных охотников за чужими жизнями. Их видавший виды кораблик, насквозь прошитый ядрами и картечью, так и остался дрейфовать в какой-нибудь полсотне кабельтовых от спасительного берега, совершенно безжизненный, со спущенными парусами, зато реи были богато украшены болтающимися телами – со следами прижизненных наказаний: с отрубленными руками, выколотыми глазами, с кляпами во ртах и кольями в задах. Капитан был повешен вниз головой на бушприте, он был вывалян в дерьме и пуховых перьях. Дальнейшая судьба нашего второго кораблика затерялась в смутных хрониках тех славных лет.
Плыл по морю четвертый кораблик – ни мал, ни велик, но уж очень красив и явно не европейского вида. Таких корабликов никто в этих водах раньше не видел. Скорее всего, это был либо индийский, либо китайский корабль, настолько он не похож был на привычные силуэты. И команда была тоже какая-то необычная, в тюрбанах, халатах, шароварах и с длиннющими кривыми кинжалами за поясами. Кто там был командир, кто боцман, а кто бомбардир – разобрать было совершенно невозможно. Да и ни к чему, потому что этот кораблик, как плыл себе по морю, так и уплыл, и никому ничего плохого и хорошего не сделал. НО! Он засек английский сторожевой бриг, разглядел его вымпел, прошел с полкабельтова параллельным курсом, и был таков. Никто его больше не видел. И зачем он только появился в нашем повествовании? – А вот зачем.
Через несколько дней англичанин был окружен сотней маленьких джонок, которые держались строго на расстоянии пушечного выстрела, и не приближались, и на флажки не реагировали, на салют не отвечали, и гонцов с приветствиями  не слали. Капитан брига не любил чужих шуток, он несколько раз пытался сблизиться с ними, на всех парусах направляя корабль в гущу лодчонок с косыми парусами. Но те дружно отбегали вновь и вновь на безопасное расстояние. В подзорную трубу было видно, что в лодочках сидят полуголые люди, почти безоружные, только иногда на солнце блестели короткие сабли, а может быть и мечи -  разобрать было невозможно. Но что могут сделать мечи против пушек! Наивные дикари думали испугать королевский флот какими-то своими примитивными железками! Но на всякий случай капитан приказал удвоить вахты, а на оружейных палубах установить круглосуточное дежурство.
Через сто с лишним лет на одном из Лондонских аукционов продавались два редкостных экспоната – бортовой журнал корабля флота ее Величества и старинный сундук с гербом и вензелями то ли Португалии, то ли Гибралтара, то ли испанского княжества – мнения экспертов на сей счет разошлись. Последняя запись в журнале была неполной, она оборвалась на половине фразы. А фраза была такая: «Этот чертов туман опустился как саван на голову, ничего не видно на расстоянии 10 шагов, Как бы не…» Выкупил оба лота нестарый еще человек, назвавший себя аббатом Фариа, и к его чести надо заметить, что бортовой журнал он отдал в адмиралтейство ее Величества. Что стало со вторым лотом, до поры оставалось неизвестным.
Плыл по морю еще один кораблик, и на одном из маленьких необитаемых островков вахтенный заметил мачту с вымпелом своего государства. Капитан был в недоумении – никаких данных о таких колониях у него не было. Он решил пристать к берегу, и там обнаружили высохшие тела четырех пиратов, длинную палку с выцветшим вымпелом на конце и записку, процарапанную на кожаном ремне одного из погибших. Надпись хорошо сохранилась, но состояла из отборных проклятий и из таких выражений, воспроизводить которые значило бы продлить им жизнь. На этом кораблике в качестве капеллана был нестарый еще монах, называвший себя аббатом Фариа, он взошел на борт в одном из портов Западного побережья Африки, - налегке, с одним только сравнительно небольшим сундучком, обмотанным парусиной. К удивлению всей команды, и особенно командира, он попросил высадить его на берегу, и дать запас продуктов на месяц, с условием, что на обратном пути кораблик его вновь примет на борт. Что и было сделано, аббату оставили шлюпку, наполненную необходимым добром, повесили свежий вымпел дорогого Отечества, дали салют и отплыли по месту назначения.
И сколько бы корабликов ни плавало с тех пор в этих опасных водах, сколько бы самых невероятных историй с ними не приключалось, они уже никогда не смогут рассказать нам о том, что происходило с момента высадки аббата Фарио на берег необитаемого островка, - вплоть до его встречи в замке Иф с Эдмоном Дантесом.