ДАР. Глава 10

Моему сыну Рамзя понравилась. Он даже как-то заявил:
– Когда я повзрослею и мне будет сорок, я тоже женюсь на молоденькой.
– Все в твоих руках,– я развел руки в стороны и согласно кивнул,– только не забудь, что для того чтобы сохранить внешнюю и внутреннюю привлекательность в будущем сейчас тебе надо много заниматься спортом и читать книжки, хотя бы иногда.
Мы вместе ходили в Русский музей, Кунсткамеру, причем на какое-то время я и Зеля словно бы становились одного возраста с моим сыном, отпускали сальные шуточки, громко и заразительно смеялись, хватались за животы. Иногда просто гуляли по улицам города, перекусывали в кафешках. Если Глеба не отпускали из училища в увольнение, то мы приходили к нему в Нахимовское, приносили гостинца, подкидывали деньжат. Дошло до того, что все свои любовные похождения и училищные проделки, которые могли не найти положительного отклика у меня, Глеб стал поверять Рамзеле. Конечно, потом она пересказывала их мне, но всегда перед повествованием брала слово, что я ничего не скажу сыну. Приходилось его держать.
Рамзеля жила на две квартиры и две семьи. Ночевала она у меня. Утром мы просыпались, завтракали и ехали на работу, на Петроградской я шел в одну сторону, девушка в другую, к себе домой. Собирала дочку, отводила в садик и с полуторачасовым, иногда больше, опозданием приходила в часть. После работы мы шли в садик за Софьей, я провожал их до дома и уезжал к себе, а Зеля занималась ребенком; дождавшись маму, собиралась и ехала ко мне. Я через раз встречал ее у метро, в зависимости от того, насколько поздно она приезжала. С полнейшим непониманием и даже злостью я относился к вечерним задержкам на работе ее матери, из-за которых моя жена иногда появлялась только часам к десяти вечера. Я настаивал, чтобы в таких случаях она ночевала на Петроградской, но Зеля и слушать ничего не хотела и в ночь тащилась ко мне. Ни дождь, ни снег, ни мороз ее тогда не останавливали – спать она хотела в моей кровати.
– Послушай, – говорил я, после очередного позднего ее приезда, – а тебе не кажется, что твоя мать просто где-то погуливает от мужа? Уж больно часто она стала задерживаться после работы, по субботам выходить, по командировкам мотаться, водитель ей подарки дарит, по магазинам возит, домой зачем-то названивает.
Все это я узнал от самой Зели, но в таком скомпонованном виде, да еще с выводом, это звучало впервые.
– Да не может быть, – было видно, что мое предположение заставило задуматься девушку, – они просто друзья.
Я пожал плечами.
– Пусть так, это не мое дело. Но неужели ей тебя-то не жалко? Ведь ты меня не слушаешь, ночью фактически ездишь. Все у нас не как у людей складывается.
Рамзя садилась ко мне на колени – она была легонькой, а может мне казалось, я каждое утро занимался с 80-килограммовой штангой – терлась носом о плечо и говорила:
– Все будет хорошо, я очень люблю тебя.
Потом резко отстранялась и требовательно смотрела мне в глаза:
– А ты меня любишь?!
– Конечно, милая, – кивал я со всей искренностью, на какую был способен.
Она продолжала:
– Ты умный, сильный, красивый, а то, что старше – это ничего, так и должно быть в семье. Я читала, что люди по запаху сходятся, так меня твой просто очень заводит.
И она начинала меня тискать и целовать. Ну как тут было усомниться, что все будет хорошо? Хотя я так и не понял, чем это я таким притягательным могу пахнуть? Мылся регулярно, даже, пожалуй, чаще, чем требовалось в принципе, и сам за собой никакого запаха не чувствовал. На всякий случай сменил дезодорант.
Жизнь прекрасна и удивительна! Это прямо про меня в первые годы моей второй женитьбы. В отличие от Лины, Рамзелю я совсем не ревновал, хотя она-то как раз давала некоторые поводы для недовольства. И не только моего. Один раз меня вызвал к себе начальник и в приватной беседе попросил сделать внушение жене, чтобы она не ходила по коридорам части в столь коротких юбочках и шортиках. Это смущало (по моему мнению, скорее радовало) не только молодых сотрудников, но и почтенную профессуру.
К тому же, Зеля в силу своего характера была ужасной кокеткой, и постоянно «зависала» в каких-то долгих беседах со своими сверстниками, то в курилке, то на рабочих местах. Благодаря этому, я знал почти все их секреты-не-секреты, но истории, которых мне они раскрывать явно не собирались. Я не мешал ей в подобного рода общении и никогда не рассказывал ее очарованным собеседникам о том, что она поверяет их тайны мне. Давно уже усвоил золотое правило: надо быть невидимым, но всевидящим.
И, наконец, была у нее одна странноватая черта: ревнивая до неистовства сама, она постоянно рассказывала мне про своих любовников и бывшего мужа, невольно сравнивая меня с ними. Я терпел это только потому, что сравнение было всегда в мою пользу – приятно все-таки. Мужчина, вообще, долго находится под впечатлением, которое он произвел на женщину. Вряд ли это понимала Рамзеля умом, но чутье у нее было отменное. Но когда я что-то начинал ей рассказывать о Лине и моей с ней жизни, Зеля не на шутку сердилась, взгляд становился стальным, губы поджимались, и я, от греха подальше, сворачивал тему беседы.
Один раз я случайно назвал ее Линой – э-это была настоящая обида, не разговаривала почти сутки, и сделала вид, что простила, только когда созвонилась с подругой в Москве, и та уверила ее, что это абсолютно нормально и встречается сплошь и рядом. Короче, Рамзеля не хотела делить меня ни с кем, даже с моими воспоминаниями. Мне с той поры приходилось быть очень внимательным в разговоре с женой. А уж о контактах со своей бывшей, случайных или в контексте взаимоотношений с сыном, я предпочитал вообще умалчивать. Не хотел расстраивать молодую жену.
Наконец, поймал себя на том, что начинаю всерьез привязываться к этой женщине. Если она не выходила на работу, мне было скучно в прежде удовлетворявшем меня по уровню общения обществе коллег, дома в ожидании Рамзи, я злился на нее и, особенно, ее мать, вечно пропадавшую на своей работе непонятно зачем.
– Зеля, – иногда осторожно заводил я свою пластинку, – тебе нужен не я, а человек помоложе и посостоятельней. Ты не можешь меня любить, это у тебя самовнушение.
Я боялся прирасти к ней душой, как десять лет назад к Лине, и боялся, что она согласится с моими доводами – но уж лучше раньше, чем когда будет поздно, мучится меньше.
Но девушка и слушать ничего не хотела.
– Когда же ты, наконец, поверишь в мои чувства к тебе?!– Говорила она с досадой. – Но я тебе докажу!
И она доказывала, изо дня в день, самыми разными способами, приличными и не очень, доступными и фантастическими. «Господи, – думал я, – действительно, что ли она меня так любит?»
Сам я отвечал ей тем, что покупал золотые украшения в подарок – кольца с бриллиантами, цепочки с крестиками, часы, серьги, браслеты. Сопровождал ее и Софью на какие-то детские утренники, что было для меня определенной жертвой, так как не любил ходить по театрам еще со времени училищных культпоходов. Ну и конечно, старался качественно выполнять супружеские обязанности. Неоднократно предлагал Зеле переехать ко мне вместе с дочерью, втайне надеясь, что она откажется – и в этом я не ошибался.
Вообще, все утопические планы Рамзели рухнули в первый же год нашей жизни: и полноценного проживания вместе у нас не получилось, вначале из-за ее сердобольных родителей, потом она уже и сама перестала хотеть, и на работу ее никуда не брали, стоило только объявить, что у нее трехлетний ребенок, и с ее родителями мы друзьями не стали – так, перекидывались ничего не значащими фразами при нечастых встречах. Сбывались все мои молчаливые предсказания.
Между тем, пропажа моего золотого креста с цепью не давала мне покоя. И не только тем, что изделие стоило немалых денег, но и таинственностью произошедшего, если конечно принимать на веру слова той тетки, что подлила мне клофелин, уверявшей меня в ее непричастности к пропаже. Я перерыл все тумбочки и шкафы, перетряс всю одежду и даже старую обувь, снял стопки книг с полок и проверил за ними, отодвинул мебель, обследовал сток воды в ванной и раковину на кухне, приподнял с краев линолеум и даже отодрал плинтуса там, где они неплотно прилегали к стенам. Креста не было. Сосредоточившись, представил себе цепь с символом веры и распятым Иисусом, надеясь увидеть их на ком-нибудь. Ничего не получилось.
– Все, – сказал я себе и кощунственно добавил,– черт с ним. Видимо Богу не угодно, чтобы я носил на теле его распятого сына, отвернулся от меня Господь.
Вроде бы в шутку сказал, а неприятно стало по-настоящему.
И о бесовских способностях своих я не забывал, но в повседневной жизни они мне были сейчас не нужны, и я нашел довольно интересный способ их применения и тренировки. В этом мне помог телевизор. Как-то раз я смотрел футбол по телику, а болельщиком я был заядлым с тридцатилетним стажем, и любимой моей команде, под занавес матча впендюрили ответный гол. По выигрышной игре, где наши владели мячом чуть ли не восемьдесят процентов матча, ничья никак не устраивала ни игроков, ни меня. Последнее оказалось решающим в данной ситуации.
 Растерявшиеся футболисты ничего толком не могли создать у ворот обороняющейся команды, и тогда в игру мысленно вступил я. От наших спортсменов требовалось только хорошо ударить в створ, да можно было и не хорошо – лишь бы мяч летел в рамку ворот и миновал частокол ног футболистов. Но даже этого мои любимцы, раздосадованные пропущенным мячом, создать не могли. Спас навес с фланга в штрафную площадь. Вратарь соперников выпрыгнул за «подвешенной свечкой», и тут, наконец, представилась возможность сыграть и мне – долго, наверное, будут припоминать ему закинутый себе за шиворот, прямо в сетку ворот, мяч.
Дальше – веселее. Я стал откровенно забавляться и со спортсменами, и с артистами, и с политическими деятелями. Единственным условием возможности моего воздействия была обязательная необходимость прямого эфира передачи, в записи ничего не получалось – прошлое было мне неподвластно.
 Сколько забавных ляпов, оговорок, возникших на ровном месте споров, выплеснутых в лицо собеседнику стаканов с водой, даже драк могли видеть телезрители, смотревшие одновременно со мной телевизор. Это я их так позабавил. Тогда мне и пришла мысль, что я мог бы влиять на мировую политику, мысль от которой я отказался десять лет назад, но тогда она казалась маловероятной, точнее, я не представлял, как ее осуществить, а сейчас способ вырисовался передо мной если и не в деталях, то в общих чертах довольно ясно. Но я опять отогнал от себя крамольные мысли. Сейчас я был счастлив, как когда-то давно – казалось, в прошлой жизни, и как всякого счастливого человека, меня не волновали чужие судьбы.
Зеля была очень энергичным человеком, занимавшим к тому же активную жизненную позицию. Мне, с моими ретроградными взглядами, любовью к постоянству и стабильности бывало временами трудновато поспевать за ней. Не в плане физики тела, в плане желания. Она таскала меня на концерты любимых авторов-исполнителей, явно подстраиваясь под мои вкусовые пристрастия, где я, чтобы не слишком скучать, в антрактах бежал в буфет «остограммиться». Ну не мог я понять, что за интерес покупать дорогие билеты, мчаться через полгорода куда-то, тратить часы выходного дня только за тем, чтобы услышать песни (возможно, всего лишь фонограмму), которые давно знаешь наизусть. Куда проще набрать имя певца в интернете, который тут же выдаст тебе сотни вариантов исполнения этих хитов – выбирай, какой хочешь. Это как пример. Но так было абсолютно во всем: она выискивала дела и заботы везде, где мне виделась лишь статика и размеренное течение жизни.
Было большим счастьем, что у Зели была дочь. Потому что, когда Рамзеле не удавалось раскачать меня под свой динамичный характер, она переключалась на нее. Софью она любила с каким-то демоническим самозабвением. Иногда мне казалось, что она видит в ней не живого человека, а куклу. Бедная (на мой взгляд) девочка была вынуждена постоянно зависеть от желаний своей неугомонной мамаши. А та таскала ее то в один кружок, то в другой, из одной секции в другую. Я уже всего и не помню, но чем только не занималась Софочка: плаванием, шахматами, рисованием, оригами, какими-то спортивными единоборствами, еще чем-то. И все это в возрасте примерно четырех лет. Остановились на спортивной гимнастике. Мое мнение насчет того, что у малышки совсем нет детства и вместо игр со сверстниками она вынуждена постоянно заниматься какой-то ерундой, которую к тому же она не выбирала для себя, воспринималось Зелей с агрессивной злобой.
– Это не твоя дочь, – заявила она мне как-то и впоследствии не раз это повторяла, – не лезь в мое воспитание.
– Как скажешь, дорогая. – Меня это устраивало на все сто!
Но при всем при этом, Рамзеля часто упрекала меня в том, что я не принимаю участие в жизни Софьи. Поначалу я пытался объяснить ей, что ее поведение нелогично, но потом махнул рукой и молча сносил ее материнские нападки, лениво отругиваясь от очередной порции незаслуженных порицаний.   
А вот что нравилось нам обоим, так это гулять по городу. Просто шагать по широким улицам спальных районов, беседовать, спорить до хрипоты в случае несогласия, пить пиво, иногда заходить в придорожные кафе полакомиться шашлычком или люля-кебабом под рюмочку «Русского стандарта» или «Царской».
Выбирались мы и в центр. Бесцельно шатались по гранитной набережной Невы, проходили мимо Марсового поля, любовались на великолепие Спаса на крови. Частенько перекусывали в старейшей пышечной в Питере на бывшей улице Желябова, после чего через Капеллу выходили на Дворцовую площадь к зданию Адмиралтейства, в котором я отучился пять лет и на какое-то время «зависали» в Александровском саду.
Любовались картинами на Невском проспекте у здания лютеранской церкви, пару раз покупали там понравившееся пейзажи. Выбирали другие варианты маршрутов. Такие прогулки могли длиться по четыре – пять часов, и если Рамзя и уставала, то вида не подавала. Один раз, когда она надела на прогулку новые туфли, пришлось срочно тащить ее домой – ноги оказались стерты в кровь, кожа прямо лохмотьями висела. Но она стоически требовала продолжения прогулки. Я тогда даже накричал на нее.
Иногда мне начинало казаться, что такое времяпрепровождение нравится мне одному, а Зеля просто терпит из-за нежелания меня расстраивать, но она всякий раз находила слова или действия, чтобы незаданный вопрос так и оставался вопросительным знаком на кончике моего языка. В конце концов, я перестал «париться» по этому поводу, да и это ощущение со временем прошло.
Года через полтора нашей семейной жизни я стал замечать, что почти ежедневные приезды Рамзели стали несколько реже. Если раньше она проводила в обществе мужа, то есть меня, по пять – шесть дней в неделю, то теперь эти визиты сократились до трех – четырех раз. У меня появилось свободное время, но это почему-то меня не радовало. Я уже настолько привык проводить с Зелей дни на работе, а вечера дома, что когда она не приезжала, мне становилось грустно. Я висел в социальных сетях, читал, разгадывал сканворды, смотрел телевизор, что-то писал – все не то. Мне не хватало моей жены! Это было плохо, очень плохо, и могло означать только одно – план Рамзели по убеждению меня в своей любви сработал. Поверив в нее, я больше не жалел девушку, я ее любил!
Ох, не хотелось мне себе в этом сознаваться, ведь последние годы я был душевно неуязвим в бронированном панцире цинизма, неверия и презрительного отношения к женщинам(только безнадежно полюбив одну женщину, можно научиться ненавидеть всех остальных), образовавшимся после того, как удалось избавиться от любви к Лине. Я даже придумал для себя такое выражение: надо быть заботливым мужем, но чтоб тебе всегда было немножко наплевать на жену. Так это и было до сих пор, но сейчас я почувствовал, что мой панцирь пробит. Я жаждал любви, но Боже! – как боялся последствий! Заглядывать вперед при помощи моих способностей означало испортить то хрупкое счастье, которое появилось сейчас, и которое далеко еще не кончилось, а может еще толком и не началось. К тому же у незнания есть прекрасная оборотная сторона – надежда. Надежда на то, что все будет хорошо.
Я сел к письменному столу, вооружился своей извечной подружкой, той самой ручкой красного дерева с мельхиоровым орлом, и почти без исправлений сходу написал песню, название которой появилось раньше текста – «Девочка - мечта». Я не забивал себе голову сложными рифмами, аллегориями и сравнениями, наверное, поэтому простые слова так четко и полно описали реальные события и мои чувства и намертво врезались мне в память. Как «фишку» отдельно выделил аномально снежную зиму девятого – десятого годов.

Промелькнули как-то годы
Словно бы и не со мной.
Слишком долго дул на воду,
Теперь в омут с головой.
Жизнь моя конструктор «Лего»,
У судьбы теперь в долгу;
Сроду ни за кем не бегал,
А за этой побегу.

Припев:

Ах, девочка – мечта,
Все делает не так,
А мне так хорошо,
Что я ее нашел.         

Неужели так возможно,
Снова жизненный вираж.
Кажется, что это ложь, но
Может шанс последний наш.
Пусть под Новый год сугробы
К цели не дают идти,
Здесь ведь главное-то, чтобы
Мне с ней было по пути.

Припев

Не проснуться б мне случайно,
Пусть уж жизнь вся во сне.
Закипает грязный чайник;
На работе кофе мне
Наливает вновь эвенка,
Носом тычется мне в грудь.
Чуть дрожит ее коленка,
И мои дрожат чуть – чуть.

Припев

Против этого союза
Время, деньги и родня.
Жизнь Робинзона Крузо
Пролетела для меня.
Сыплет снег, метели свищут,
Не проехать, не пройти.
Но, надеюсь, мы отыщем
Оптимальные пути.

Припев

Впоследствии, слушая песню в моем исполнении, Зеля часто плакала. И я был счастлив от того, что это доставляло ей такое удовольствие. Прямо идеал какой-то: от телесных наслаждений она теряла сознание, от душевных – заливалась слезами радости. По опыту я знал – за все придется платить. Но это будет потом, еще не скоро…
___________________________

Каким бы неофобом и любителем спокойствия я не был, но семейная жизнь молодой женщины и нестарого мужчины не терпит статики. В силу специфики работы мы оба были не выездными, а наши курорты были недоступны в силу того, что Софья была еще слишком мала. Одних прогулок и жаркого секса было явно маловато. Нужна была объединяющая идея.
У Рамзели была однокомнатная квартира в Калининском районе города, доставшаяся ей от бабушки, мне была завещана однушка матерью, и она не раз заводила разговоры о том, что надо бы переоформить ее на меня официально. Основательно обдумав перспективу, я предложил супруге сменять нашу недвижимость на трехкомнатную квартиру или на очень хорошую двухкомнатную. Идея понравилась, но Зеля выразила сомнения, что ее родители согласятся на это, а ссориться с ними она не хотела.
– И не надо ссориться,– согласился я,– обдумаем аргументацию «за», и поговоришь с ними.
Так и сделали. Поначалу ее родители наотрез отказались дать свое разрешение на обмен, заявив, что Рамзя только по документам является собственником жилья, а по справедливости оно принадлежит не ей. Но подготовленные мной аргументы, вложенные в уста жены, через какое-то время сыграли положительную роль. Согласие было достигнуто, но мы должны были подождать около полутора лет – кто-то у них снимал, и финансовые средства были пока нужны ее родным.
Со своей стороны я обязался предоставить деньги на отделочный ремонт будущего семейного гнезда и его обстановку. Выходило порядка миллиона рублей.
Что ж, у меня было восемнадцать месяцев, а потому деньги со счетов я снимать не собирался – лучше, чтобы о них никто, кроме меня не знал. Кое-что у меня было дома в сейфе, но основную сумму надо было где-то заработать. Хорошо еще, что к тому времени получки военнослужащих были существенно увеличены. Ну, как существенно, у меня она выросла раза в два с половиной. Так что можно было не только «шустрить» на стороне, но и откладывать с легального дохода. Дело упрощалось.
«Шустрить» я начал с того, что позвонил Косте, тому самому, который приволок мне домой проститутку.
– Работа есть, – ответил он на заданный мной вопрос,– но там другие деньги и разъезды по всей стране, да и опасней это, сам понимаешь. Ты еще служишь?
Я вздохнул.
– Служу. Спасибо, но мне не подойдет.
– Удачи, звони, если что.
Константин отключил трубку. Я опять погрузился в раздумья.
Голову я ломал себе долго, может, неделю, может, две. Одну за другой отвергал я приходящие идеи, как неосуществимые. Свободного времени было не так много, я все-таки служил, а это не только исполнение своих непосредственных обязанностей, но и суточные дежурства, построения, внезапные оповещения и сборы, командировки, построения, сдачи всевозможных зачетов и многое, многое другое. Так что мне подходили только разовые, быстрые и не слишком частые операции, приносящие хороший доход.
Есть такое выражение: для того, чтобы что-то найти, надо перестать искать. И вот в один прекрасный день со мной связались однокашники по высшему училищу и пригласили на вечер встречи. Причин отказываться у меня не было, и через десять дней выпускники 92-го года собрались в ресторане на Почтамтской улице. Приехал туда и мой старый приятель, тот самый, который помогал мне возвращать деньги у нерадивых заемщиков, и телефон которого был мною утрачен много лет назад. Во время очередного перекура я задал ему риторический вопрос:
– Ты еще занимаешься коллекторством?
– Занимаюсь, – он прикурил сигарету, – жизнь заставляет. Только сейчас суммы такие просят вернуть, что неизвестно кто больше боится, должники тебя или ты должников. Да и найти их, ох, как непросто. У меня вся команда – три человека, из них один сейчас в больнице со сломанной ногой. А у меня два дела висят. Заказчики торопят, того и гляди – сам должен станешь.
И тут я понял, что мой риторический вопрос, принес мне очень даже конкретный ответ – где взять деньги!
– Слу-ушай, дружище! А если я вам помогу?
Он с недоверием посмотрел на меня.
– Каким образом?
– А вот давай встретимся, обсудим через денек, когда от праздника отойдем.
На том и порешили.
Через два дня мы встретились в кафе около метро Маяковская, где я предложил следующие. Меня в общих чертах посвящают в предстоящее дело, акцентируя внимание не на общей составляющей, а на проблемных деталях. Я оцениваю трудности этих деталей с точки зрения возможности моего участия в их разрешении и либо соглашаюсь, либо признаю задачу для меня неразрешимой.
– Второго случая, я думаю, не будет, – словесно поправил я рейтинг доверия ко мне.
Затем я определяю фазы операции, в которых принимаю участие и называю свою цену за эту работу. Деньги после полной реализации плана, по получении долга с заемщика.
– Что-то очень туманно, – продолжал сомневаться мой товарищ,– непонятно, как ты лично собираешься выполнять взятые на себя функции?
– На расстоянии. Да ты не парься насчет меня, я все покажу.
Семен, так звали моего визави, хмыкнул.
– Экстрасенс что ли?
– Раздвинь ноги, – попросил я.
– Что? – Не понял Сема.
– Раздвинь, раздвинь. Ты сейчас кофе прольешь на себя, прямо на причинное место, а так не обожжешься.
Вид у него был озадаченно глупый, но ноги он все-таки развел в стороны и чуть отодвинулся назад, но спохватился и хотел сказатьчто-то ядовитое. В ту же секунды все мысли в его голове словно ветром выдуло, взгляд расфокусировался и хотя он смотрел мне прямо в лицо, я твердо знал, что меня он не видит. Народу в утренний час было немного, мы сидели за столиком в уголке, да и дела до нас никому не было. Но такое состояние Семена продлится не более пяти секунд, надо было действовать быстро. Я перегнулся через стол и толкнул чашку с горячим кофе в его сторону. Звякнула посуда, жидкость пролилась на стул, забрызгав фирменные джинсы моего товарища. Он вздрогнул и очнулся.
– Товарищи! – Официантка, она же уборщица явно обращалась к нам.– А нельзя ли поаккуратней? Посуда денег стоит.
– Мы заплатим, – успокоил я ее, – а Вы пока стул протрите.
Семен недоуменно переводил взгляд с меня на свой стул и штаны.
– К-как, откуда ты узнал?
– Не парься, брат. Оно тебе не надо. Давай попробуем вместе поработать, может, что и получится. Мне сейчас деньги во как нужны!– Я провел ребром ладони по горлу.
Громила задумался.
– Что ж, – выдохнул он,– давай. И не будем откладывать, сроки поджимают. Слушай.
Не такие уж большие суммы составляли долги, которые необходимо было вернуть бригаде Семена. Начали с какого-то бухгалтера, который толи взял кредит на три миллиона, толи попросту украл их – мне было все равно. Сложность была в том, чтобы найти этого гаденыша. Ничего серьезного должник собой не представлял. Он продал квартиру, в которой проживал и исчез, даже не потрудившись уволиться с работы. Полагали, что вообще свинтил из города.
К счастью, у его работодателей нашлись несколько фотографий с корпоративов, где громадная туша и обрюзгшая фигура были достаточно хорошо видны. Сема передал их мне, и через три дня я отследил его местопребывание в настоящий момент. Калининский район, недалеко от метро «Гражданский проспект», только дом и, предположительно, подъезд; но этого оказалось достаточно. «Братки» несколько дней подежурили с фотками у метро и дома и вычислили совсем уже успокоившегося – ну, еще бы, прошло уже месяца четыре с момента его исчезновения – должника.
Квартира оказалась съемной, но деньги ребята отжали все, даже с довеском – компенсация накладных расходов, затраченных на долгие поиски. Заказчик остался доволен и полностью выполнил свои обязательства.
– Так у нас дело пойдет, – удовлетворенно сказал Семен, передавая мне конверт с почти двумястами тысячами рублей.
Я был в целом доволен, но распрощался со вспыхнувшими, было, надеждами напрямую заработать на квартиру, без всяких обменов. Вряд ли у ребят много заказов, да и рваться после заработков они никуда не будут. Но, курочка по зернышку клюет.
– Дальше что? – Спросил я для порядка.
– Отдохнем с месяц, – ответил Семен, – я позвоню тебе.
С месяц не с месяц, а за последующие полгода было всего два заказа. Один раз мое участие ограничилось только розысками и длилось почти две недели, второй – пришлось помочь с охраной, выведя из строя «быка» у ворот коттеджа, впрочем, за это мне никто доплачивал. Все шло хоть и медленно, но вполне укладывалось в рамки намеченного мною времени, а благодаря невысокой частоте событий, в глаза никому не бросалось. Так что Рамзеля даже не подозревала о моем побочном заработке, а я, понятно, не спешил ей о нем рассказывать.
Мы с ней, гуляя знакомыми маршрутами по купчинским микрорайонам, присматривали и оценивали дома, где потенциально могла быть куплена наша квартира. Зеля попыталась предложить центральные районы города, но мне удалось убедить ее в том, что нам не потянуть тамошних цен на приличное жилье. А может она согласилась, только чтобы не спорить.
Я не хотел перебираться из спального района в центр еще и потому, что не любил той душной сутолоки и скученности на узеньких тротуарах, разделенной широкой дорожной полосой, вечно забитой тарахтящими, сигналящими и отрыгивающими выхлопные газы машинами.
Когда жена на выходных днях по каким-либо причинам не приезжала ко мне, я брал блокнот, прицеплял к нагрудному карману шариковую ручку и шел гулять один. На этих прогулках я облазил и обследовал все возможные и подходящие варианты готовых домов и заканчивающихся строек, записывал их адреса и характеристики, проводил хронометраж времени от них до значимых объектов, таких как: ближайшие магазины, больница, отделение милиции и метро.
Зеля к тому времени стала приезжать еще реже, и радовала меня своим присутствием не более трех раз в неделю, ссылаясь на извечную занятость ребенком. И хотя мне это нравилось все меньше и меньше, настораживало и беспокоило, зато свободного времени на исследования у меня было предостаточно. «Вот купим квартиру, отремонтируем, обставим,– успокаивал я себя,– заберем дочку жены и будем жить здесь все вместе; и пошли на хер ее родители и другие родственники. Глеб будет по выходным приезжать, Софа ведь теперь его сестра, хоть и сводная». Для финансового обеспечения намеченных целей требовалось последнее хорошее дело. И оно не заставило себя ждать!
– Понимаешь,– положив тяжелые руки с набитыми костяшками кулаков себе на колени и низко наклонив бритую в шрамах голову, вещал Семен,– на этот раз дело посложнее, но и куш больше!
Мы сидели в том же кафе, что и более полугода назад, когда впервые оговаривали условия совместной деятельности. Теперь я уже был членом команды и это, надо честно признаться, меня вовсе не радовало. Команда эта называлась бандой, и случись что, меня законопатят на нары как обычного уголовника, никакие сверх способности не помогут.
– В чем сложность-то?– Спросил я.
– Искать никого не надо, но там охрана серьезная. Ну, как серьезная – когда он дома, тут да, к нему не подберешься, а вот на переездах, на улице – там всего три человека. Но их надо нейтрализовать.
– Как нейтрализовать?
– Пофиг как, лишь бы они активно не дергались.
– И что? – Я не очень понимал план действий, это было похоже не на возврат долга, а на бандитский налет.– Он что, при себе такие деньги таскает?
Сема поцокал языком.
– Конечно нет, но мы его самого заберем, а потом он все отдаст – еще и приплатит.
Я, оттолкнувшись руками от стола, отодвинулся на стуле.
– Это без меня. – Сказал твердо.– Мне еще только похищения людей не хватало!
– Тише, – полушепотом прошелестел Семен, – тише. Так не годится, о своем неучастие надо было раньше заявить. А сейчас поздно.
– Для меня не поздно,– я резко поднялся и, прищурившись, вперил взгляд в подельника, собираясь его обездвижить.
Увы, но реакция и «физика» Семы были лучше тех же моих качеств. Он просто сделал то, о чем я уже говорил – сработал на опережение. Резкий наклон через стол и удар в челюсть опрокинул меня вместе со стулом на пол. На секунду я отключился, а придя в себя, ясно осознал, что не способен ни на какое мысленное воздействие – в глазах плавали разноцветные круги, голова кружилась. Не смотря на то, что разбилась не только кружка, официантка-уборщица на этот раз не спешила выказать своего недовольства, наоборот – куда-то исчезла.
Я приподнялся и сел, сплюнул на пол тягучую кровавую слюну. Семен обошел стол и присел на корточки рядом со мной.
– Нельзя так просто все бросить, – сказал он обычным своим голосом, – я взялся за это дело только потому, что рассчитывал на тебя.
Он встал, поставил мой стул и, протянув руку, помог мне подняться и сесть.
– Так ты ничего не решишь,– сказал я,– я просто убью тебя, а потом всю твою компанию. Но я не хочу.
Злости не было, серьезные люди не обижаются друг на друга из-за разбитой морды, а я не король Франции и эта часть тела у меня не является неприкосновенной.
– Может и так, но ты сильно рискуешь.
Семен был прав.
– Водки взять?– Спросил он.
– Валяй.
Через десять минут алкоголь всосался в кровь, внутри потеплело. Откуда-то взявшаяся уборщица подмела осколки посуды и молча удалилась.
– Ладно, помогу вам. – Я с силой провел ладонью по лицу. – Но только обездвижить охрану – остальное не моего ума дело.
Сема кивнул и разлил остатки сорокаградусной жидкости по рюмкам.
– Заплатишь мне столько же, сколько всегда, остальное делите между собой, и после этого мы вместе не работаем.
– Годится. – Мы выпили. – Слушай детали.
… Генендваген деловика остановился у входа в ресторан «Берлога». Три дверцы распахнулись одновременно, и столь же синхронно из них выскочили трое высоких плечистых парня. Один отодвинул меня широким жестом руки, под пиджаком на секунду показалась кобура скрытого ношения с торчащей пистолетной рукояткой. «Чем шире раскрываешь объятия, тем проще тебя распять,– ни к селу, ни к городу вспомнилась римская поговорка».
Из подворотни в пятнадцати метрах от нас показалась хищная острая морда видавшей виды девятки Семкиной бригады. Я мгновенно уставился на оттолкнувшего меня парня, и он остолбенел, руки плетьми повисли вдоль тела. Девятка резко свернула направо и, рванув прямо по тротуару, мгновенно врезалась в открытую дверь внедорожника, по ходу движения вмяв в нее не успевшего ничего понять второго секьюрити. Этот маневр моих подельников стал неожиданным и для меня, благодаря чему третий охранник, занимавший выгодную позицию за своей машиной,  успел выхватить пистолет и дважды выстрелил в выскочивших из легковушки Семена и ребят. Один из них опрокинулся на заднее сиденье, из чего следовало, что одна пуля достигла цели, вторая чиркнулапо стене дома и с противным визгом срикошетировала в сторону. Я мгновенно среагировал, и больше меткий стрелок нажать на спусковую скобу не успел. Зато успел Семен, оказавшийся не менее метким, ведь в зоне его видимости находилась лишь верхняя часть туловища расторопного стража. Охранника с простреленной головой отбросило глубоко на проезжую часть. Я даже не думал, что у кого-то из наших ребят есть пистолет. Если бы Сема захотел вывести меня из игры – обстановка была подходящей. Но он, видимо, вел честную игру. Быстро выволочив должника из его машины и запихнув в свою, по ходу закинув ноги своего раненого друга в салон, подельники сдали назад и, объехав Гелендваген с другой стороны и сбив бампером вторую дверцу, скрылись за поворотом. Рядом с изуродованной машиной остался я, пришедший в себя первый охранник, непонимающе озирающийся по сторонам, и два, очень похоже, трупа.
Все произошло настолько быстро, что никто из свидетелей происшествия (а таких среди прохожих было множество) ничего не понял и никак оперативно не отреагировал. Мне не составило труда смешаться с мгновенно образовавшейся толпой и бочком, бочком покинуть место кровавой разборки. Уже издалека я видел, как подъехал серый милицейский УАЗик.
Дней через десять Семен передал мне деньги, а заодно доверительно сообщил, что его боец скончался в тот же день, когда был ранен в перестрелке.
– Где похоронили?
– В лесополосе.
Я все понял.
– А с деловиком что?
– Не бери в голову. Все там будем. Пока. Звони, если что.
– Это вряд ли.
Мы расстались не слишком довольные друг другом, но уже то было хорошо, что не врагами.