Августин. Штрихи к философскому портрету

Августин совсем иное от Канта. Человек крайне экзальтированный, он буквально ненавидит такое мерзкое существо как человек, и бьет его наотмашь по харе, не щадя и себя. Причем, он кается в грехах, которые и грехами-то назвать трудно. Ну воровал в детстве фрукты из чужого сада. Но кто из мальчишек, особенно живших в частном секторе, не прошел через это? Ну любил покрасоваться своими знаниями, отдал дань увлечению театром, был слаб по женскому полу. Но ведь не насильничал, женщин не обманывал, и поимев внебрачного ребенка, воспитывал его как, а может и лучше, чем законного сына.

Словом, сильно озадачил комментаторов, которые ждали клубнички в тех мерзостях, как он сам их называл, а нашли обычные и даже неинтересные человеческие грешки. Но ведь он-то каялся не перед людьми. Что для него люди? Тлен и прах. Каялся он перед богом, хотя бог и без его покаяния знает все про него. Но здесь-то и скрыт сугубый проповедник. На своем примере он обличал человека как мерзкое существо, которое иначе, чем через бога достичь блаженства не может. Вот хочет человек плюнуть на женщин, а не может: естество не позволяет: libido sentiendi так и тянет вниз. А вот уверует в бога, раз-два и никакие похотливые желания и в голову не полезут. И libido dominandi, как церковный иерарх высшего калибра, испытал Августин по полной программе. За что неистово и бьёт себя пяткой в грудь: хотел, хотел он, чтобы люди его любили и боялись. А вот ради любви к богу или ради любви к себе, мучит он себя вопросом.

В отличие обратно же от Канта Августин буквально пленен красотой зримой мира во всех его звуках, красках, формах и запахах. Он восхищен и человеком, как сложной и непостижимой загадкой. Можно сказать, что он восхищен человеком как божьим творением и ненавидит его в лице конкретных лиц. При этом Августин одержим совершенной сущностью, которую жаждет найти, чтобы уверовать в ее существование и, веря в ее существование, мучительно ищет ее. Где ищет? исключительно в себе.

И в этих поисках, сам того не замечая, впадает в страшный грех, более страшный, чем libido dominandi или там libido sentiendi, а именно в libido sciendi -- страсть к знаниям. А ведь сам пишет, что в вере нужно быть простодушным, а кто умножает познания, тот умножает скорби. Тем не менее именно эти душевные самокопания и представляют наибольший интерес. Чего он только там не выкапывает: и про дворцы памяти, и про забывчивость, которая не просто отсутствие памяти, и про время, которого нет там вверху, а только здесь (в этом месте он стукает себя пальцем по лбу) и много еще чего.

Августин не строит никаких систем, и не дает никаких ответов. Он только ставит и задает вопросы неведомому богу. Но это вопросы с недоумением, вопросы отвергающие простые, банальные решения. Чтобы читать Канта или Маркса, нужно хоть немного поднатореть в философии. Августина можно читать с нуля. В этом его не только простота, но и трудность. Даже в отличном переводе Сергиенко Августин-философ -- это реплика Канта. Но он не реплика, а вполне самостоятельный философ, не только потому что он жил много раньше Канта, но и потому что у него есть простота и изначальность взгляда на мир, а у Канта она утеряна.

ПРОБЛЕМА БОГА

Постановка проблемы времени у Августина стала в позднейшей философии фундаментом вопроса о верховном существе. Читай о боге.

У бога по Августину время=вечности. У людей же оно неостановимо течет. И Августин вводит представление о том, что время -- это чисто психологическая категория. Есть человек -- есть время, нет человека -- а на нет и суда нет.

Сам того не желая, Августин дал сильный козырь атеистам, которым по крупному сыграл Кант. Человеческий опыт, пишет немец, немыслим вне пространственно-временных отношений. Вот сказал бог: "Да будет свет". Раз-два и готово: свет тут как тут. А до этого его не было. Т. е. говоря "стал", "был", мы уже самим языком вводим это событие в представления о времени, в пространственно-временной ряд. А иначе мы, люди, и помыслить не можем. А бог находится не во времени, а в вечности, где нет ни "будет" ни "стал".

А раз так, заключает отсюда Кант, раз мы, т. е. люди, хоть вывернись наизнанку, не можем представить себе вещи вне времени и пространства, значит мы, ни через религию, ни через науку, ни через чувства там разные типа откровения, не можем себе представить, как это бог из ничего сотворил вещи. Или, выражаясь кантовым языком, бог не может быть представлен ни в каком человеческом опыте.

Или выражаясь образно, как это умел делать Достоевский: никакими чудесами не проймёшь нашего нигилиста. Он уверовал, что бога нет, и ты хоть что являй ему, хоть кол на голове теши, он будет твердить "не верю и все тут" и будет искать за чудесами обман, ловкий фокус-покус, будет пытаться разоблачить его. А вот когда человек уверует, тут и чудеса посыпятся на него как из рога изобилия.

Так что Кант с одной стороны отрицает бога. А с другой... Был у него старый преданный слуга Лямпе. И он был набожным человеком. И когда Кант рассказал ему о своем открытии, Лямпе пригорюнился. "Не бойся", -- подмигнул ему Кант, -- "мы что-нибудь да придумаем". Так, по крайней мере, рассказывает Гейне.

И мобилизовал для этой цели Аристотеля с его формой категорического суждения.
На его основе им было показано, что понятие бога, или абсолюта, является необходимым и неизбежным понятием разума. "Вот перед вами обычная полевая ромашка". Такое вот возьмём для начала предложение или в переводе на философский язык простое утвердительное (ассерторическое) суждение. В нем объединено два понятия, одно из которых является подлежащим -- субъектом, а другое сказуемым ("есть полевая ромашка" -- это для справки т. н. составное именное сказуемое) -- предикатом. Субъект в данном суждение частное понятие, предикат -- общее.

"Полевая ромашка -- есть цветок". Здесь уже "полевая ромашка" является частным понятием по отношению к более общему "цветок". "Цветок -- есть растение", "Растение -- есть органическое существо", "Любое органическое существо -- есть материальное тело" и т. д. Таких цепочек, где предикат всякого суждения является субъектом для последующего, более общего, можно составить бесчисленное множество. Этим любят забавляться не только дети, но и взрослые, выясняя, кто кого главнее.

И можно сказать, совершенно непроизвольно возникает мысль о субъекте, который уже не может быть ничьим предикатом, абсолютном субъекте. Назовите его Богом или духом, или какой-нибудь абсолютной идеей, но он необходим человеческому разуму как последнее звено в цепочке его ассерторических суждений. "Бог -- это... это..." Пык-мык, и сказать нечего, ибо выше или общее бога уже ничего быть не может.

Вот вам и реабилитация бога по Канту

МИНИАТЮРЫ О ФИЛОСОФИИ
http://proza.ru/2024/01/16/250