Со-Творение. гл. 3 Откровенность

Глава 3. Откровенность. Исцелить трагедию 1.

Глаза у Хао Ши, как у больной собаки.
 
Он останавливается в дверном проёме, прижавшись к косяку, не может сделать выбор: вернуться в постель или уйти в кабинет. Смотрит, как Анна спросонок протягивает руку к его подушке и, пошарив по пустой половине постели, приподнимает лохматую голову. Каждое утро Хао Ши испытывает умиление от того, что волосы Анны за ночь слегка завиваются, и он шутит, что локоны любимой опять бегали по галактическим спиралям. Анна переводит взгляд и встречает дорогого человека тёплой улыбкой. Он отвечает робко и неуверенно.

- Иди ко мне, - девушка похлопывает по остывшей стороне постели, отворачивает его край одеяла. Хао Ши приближается, но присаживается рядом с Анной, берёт её кисть, перебирает пальцы в своих ладонях. Остатки сна и томная нега слетают с Анны моментально. Она садится в кровати, обхватывает обеими руками торс мужа, прижимаясь к нему, трётся носом где-то возле уха, понимая, что нужно помочь начать разговор.

- Любимый мой! - произносит протяжно полушёпотом. - Кажется, сегодня у нас не будет утренней поэзии.
В ответных объятиях ладонь Хао Ши мягко прижимает к своему плечу затылок любимой, пальцы привычно играют локонами. Боль в коротком взгляде соединяется с теплом благодарности. Анна не потребовала: «где мой стих?» Она сказала «сегодня. у нас. не будет.» утверждающе, соглашаясь пропустить маленький семейный ритуал и… перейти к другим делам… Хао Ши молча кивает, с трудом сглатывает ком в горле и, отвернувшись произносит

- Я хотел бы поговорить…
 
Анна слышит, что голос любимого срывается на хрип. Его бархатный голос - рабочий инструмент, обладающий широчайшим диапазоном интонаций... Собравшись, Хао Ши смотрит Анне в глаза

- Я хотел бы рассказать тебе… Если ты можешь выслушать…
 
Анна, рывком отбросив одеяло, выскальзывает из кровати. Одной рукой сгребает подмышку свой халат, прихватывает плед, а другой ухватив мужа за руку, тащит его за собой в гостиную. Тычет кнопку панели, встроенной в боковину дивана, чтобы тот автоматически разложился в лежанку, добавляет подушек.

-Милый, я мигом умоюсь. А ты сваришь кофе? С имбирём и корицей, вкусненький - как ты умеешь! Ладно? Люблю тебя, - мягко, но быстро целует в колючую щёку.

Стягивая резинкой волосы в высокий хвост, Анна наблюдает за Хао Ши. Он, не взглянув в ответ на присутствие жены, переносит чашки от кофе-машины на кухонный островок. Она открывает ящик стола, достаёт пачку сигарет и пепельницу, оставляет рядом с его чашкой. Хао Ши молча смотрит на жену. Он обещал ей бросить курить. Ещё не выполнил обещание, но уже ограничился минимумом в день. В глазах щиплет, и снова спазм в горле…
 
Они устраиваются за столом напротив друг друга. Анна ждёт.
 
- Эта авария… Она была моей помощницей… и хорошим другом… - он не может говорить. Задыхается.

- Я посмотрела несколько эпизодов из 40-минутной передачи, - тихо произносит Анна.

- Опять! – Хао Ши взрывается. – Это опять бродит в сети? Почему столько лет они не могут оставить меня в покое? Почему они так подло зарабатывают деньги на чужом горе?

Его пальцы дрожат, он хватает пачку сигарет, замирает и кладёт обратно. И вдруг, упав грудью на столешницу, спрятав лицо в согнутых локтях, громко и безутешно рыдает. Анна быстро обходит островок стола, садится рядом, просунув левую руку так, чтобы обнять за талию, а правой молча гладит сотрясающиеся плечи и спину. Хао Ши не видит, что лицо Анны заливают слёзы.

Истерика была долгой, отчаянной и безысходной. Когда уже совсем было не чем дышать, совершенно обессиливший, он разогнулся. Анна попыталась промокнуть лицо мужа салфетками. Он забрал их, сам вытер нос и лицо, всё ещё судорожно всхлипывая, слегка отворачиваясь, опустив голову. Раздавленный, опустошённый, безвольный.
 
В утренней щетине кое-где застряли белые пушинки салфеток. Анна не пытается убрать их сейчас.  У китайцев особое отношение к лицу- зримому образу человека. Лицо - это честь, порядочность и красота души.
 
Но «потерять лицо» - это не о внутреннем самоуважении, а про соответствие социальным нормам не только по закону, а и в огромной степени -  о внешнем неодобрении обывателем, общественным мнением. «Потеря лица» – самое страшное, что может случиться с жителем Поднебесной. Это означает выпасть из любой профессии - неважно сколь высоки ваша квалификация и достижения; это - в один миг оказаться на самом дне жизни безвозвратно.
 
Встав сбоку у левого плеча Хо Ши, она поглаживает его одновременными разнонаправленными  круговыми движениями: и грудь, и спину – по часовой стрелке.
-Тш-ш, родной мой. Тише-тише, мой хороший. Дыши, пожалуйста. Просто дыши: вдох – выдох…

Только сумев несколько раз глубоко вдохнуть, Хао Ши прижимает руку любимой к сердцу, останавливая энергетический массаж. Анна целует его макушку, тянется и подаёт стакан. Пара глотков воды…

- Меня убеждали многие коллеги, что я чрезмерно строг к себе. Говорили, что жизнь - это череда неожиданностей. Зачастую очень неприятных.  Радостные сюрпризы – редкость. Что каждый переживает в своей жизни большую или меньшую трагедию. А после находит в себе силы справиться. Эти разговоры были очень поддерживающими… И я признателен за участие и внимание, которым был окружён.
 
Но меня гложет необратимость произошедшего. Что я ничего не могу исправить. И давление социума… фанаты - антифанаты. Несколько раз в год всплывает в сети болтовня девиц - начинающих блогерш. Бодрыми бездушными голосками они щебечут какие-то дикие сплетни обо мне, обязательно включая кадры самой аварии с камер дорожного видеонаблюдения и съёмки папарацци. Как меня всего в кровищи везут в операционную.
 
Тогда толпы фанатов часами шумели под госпиталем, горланя слова поддержки, часто пытались прорваться в палату. Анти – засыпали страницы соц. сетей возмущёнными репликами, что я угробил чужую жизнь и пожеланиями, чтоб я сдох. Они требовали публичных извинений прямо из госпиталя, чтобы я «потерял лицо». Единственное, что объективно меня оправдывало и не давало сойти с ума – это запись дорожных камер. Иначе, я тогда сам ушёл бы из жизни.  Эта боль сидит во мне, это только моё... Мне было оказано максимальное внимание врачами, семьёй, друзьями, коллегами.
 
Годы прошли, и никто больше не обязан жить моей виной, и я её прячу, потому что … я. никак. не могу. вернуть. ей. Жизнь! – Хао Ши срывается в крик, обрушив кулак на стол так, что из нетронутых чашек выплеснулся кофе.
 
Анна инстинктивно перехватывает его руку, крепко сжимая, и неотрывно смотрит в лицо. Взгляд Хао Ши мельком скользит по лицу жены и задерживается на её глазах. В них он видит не отражённую, а свою собственную боль, которая в той же степени является болью Анны. Только сейчас он говорит вслух, выплёскивает океан своего страдания. А она молчит. Сжав губы и, вцепившись, удерживает его руки. С покрасневшими глазами и опухшим носом. Она тоже плачет. Тихо, молча. Чтобы он не заметил.
 
Хао Ши, выныривает из кошмара прошлых событий.
Что он делает? Он так жалок. Он терзает Любимую. Самую дорогую на свете. Теперь Хао Ши   подвигает к Анне коробку салфеток и, не отводя взгляда от глаз жены, берёт её кисть в свои ладони. Продолжает почти шёпотом.

-  Как и чем можно измерить трагедию? Она всегда личная. Это как, к примеру, когда ребёнок утром обнаруживает, что его любимый волнистый попугайчик, которого он научил смешно разговаривать, не чирикает и не скачет по жёрдочкам, а лежит на дне клетки, судорожно сжав лапки. Малыш открывает клетку, берёт птичку. А она больше не тёплая, её пёрышки не топорщатся, и она не делает попыток выскользнуть из ладошки. Птичка холодная, глаза затянуты белёсой плёнкой, и её головка свешивается и болтается на тоненькой длинной шейке. Первая встреча со смертью. Разве можно сказать, что это не трагедия? Или её масштаб незначителен?
 
Время течёт… Я делал попытки начать новые отношения. Но я не мог избавиться от мысли, что они зарождаются из чувства жалости ко мне. И это всегда будет присутствовать фоном. Моей ущербностью. И страх, что в отношениях я что-то упущу, не замечу, и это может стать фатальным. Помнишь, мы с тобой говорили о Жане Кокто, о его решении отпустить любимого человека чтобы не умалять любовь своими подавленными, но всегда присутствующими мыслями. Они, как червяк, не видимый снаружи, но уже изгрызший сердцевину яблока. Сердце.

Анна, я не забыл своё признание: Клянусь тебе я Небом голубым, что буду я любить тебя всегда… Ты пришла в мою жизнь, мою безысходность ярким солнцем и настоящим всеохватным счастьем.  Я поверил, что моя жизнь перестанет быть уделом страдания в кипящем котле сожалений.  Но воспоминания прошлого стали возвращаться в самые неожиданные моменты и накатывать с прежней силой. Ты права: я перепуган до смерти… Я не справляюсь, Синь Фу… Родная, я просто в ужасе, что сам могу стать причиной, которая разрушит нашу любовь.

Сердце Анны сжимается от понимания, что любимый умоляет о помощи. И очень надеется, что ей удастся подобрать необходимые для него слова, а он - услышит.
  - Единственный мой, сокровище и счастье моё, Хао Ши - ты любовь моя многих-многих жизней. Пожалуйста, давай постараемся успокоится. Мы обязательно найдём правильный выход из этой ситуации, мой дорогой. Послушай пожалуйста теперь меня, хорошо?

Мне видится, что в судьбе Кокто ты нашёл для себя ориентир того, как поступает беззаветно любящий человек. Да? Но, согласись, это лишь одна сторона трагедии. У двух Жанно изначально была другая ситуация, отличная от нашей: Маре позволил себя любить, но не любил сам. Поэтому, не умея, а может не стремясь (не нам об этом судить) не разубедил Кокто в его сомнениях, и согласился на расставание. Родной мой, ты же знаешь каков итог этой печальной истории: только после смерти дорогого человека Маре понял, что это была любовь. Любовь, которую он по молодости не узнал, не берёг и утратил. А осознав, в одиночестве оплакивал потерю более 30 лет…

Нам такой пример взаимных отношений не подходит. Категорически.  Хао Ши, ты больше не один, мы вместе преодолеем эту беду. Хочешь перебраться на диван?
 
Анна уводит любимого за руку из обеденной зоны, как утром уводила из спальни. Останавливается перед каллиграфической надписью: ЕДИНСТВО в ЛЮБВИ, ЗАБОТА о СЧАСТЬЕ, ВМЕСТЕ НАВСЕГДА. Прикасается к рамочке их семейного девиза и оглядывается на мужа. Они смотрят друг другу в глаза, и Хао Ши ощущает физически, что большая часть его боли растаяла. Фея, его родная Фея немногими словами оживляет, исцеляет его. Хао Ши может, наконец, улыбнуться любимой, благодарно обнять, прижать к сердцу и поцеловать висок. Анна произносит
- «Если бы ты был душистой аквиларией, то я была бы курильницей» * - и снимает коническую крышку с Бошаньлу, чтобы поднести огонь к ароматической свече.

                * Китайская поговорка, символизирующая преданность влюблённых.

Фото из интернета.