La famiglia dannata. Книга 2. Главы 1-3

КНИГА ВТОРАЯ.

Глава 1. Саша.

Саша, последний сын Александра Королёва, рождённый уже после его смерти и названный именно в честь своего отца, подрос почти незаметно для всех. Пока старшие братья и сёстры были заняты выгрызанием места под солнцем, борьбой и стремлением отстоять своё право зваться Косицыными, он подрастал и впитывал всё, что видел и слышал. Его восприятие мира формировалась под воздействием происходящих событий. Люди его окружали неординарные: сильные личности, с ярко выраженной индивидуальностью, но подверженные различного рода крайностям.
Экзальтированные чувства, вызывающее поведение, психопатические наклонности, мистические темы – всё это было повседневной нормой маленького Саши. Не удивительно, что это сформировало в нём весьма неоднозначную личность с очень специфическим мировосприятием.
 Ещё с глубоко детства он научился выражать себя через кисть и карандаш – ведь с живым общением существовали определённые сложности. И не удивительно, что, когда Саша вошёл в пору юношеского максимализма и всеобщего протеста, его работы стали не только яркими и неординарными, но и не лишёнными агрессии и вызова.
Как истинный сын своей матери, он был очень одарён и очень требователен к себе и к окружающим. Он никогда не довольствовался данностью, никогда не прекращал поиски. И не важно, касалось ли это творчества или других аспектов жизни.
Как-то так сложилось в этой семье, что все дети Великой Косицыной очень рано вступили во взрослую жизнь, по большей части, безусловно, от не зависящих от них обстоятельств.
В целом, вся современная молодёжь взрослеет намного раньше, чем лет 30 назад. Но семья Косицыных в этом вопросе опережала статистику. Потому ли, что они рано остались сиротами или потому, какой образ жизни вела их мать (всё-таки её и боялись, и уважали, но и вместе с тем, благоговели перед ней).
Саша не стал исключением. Весь его внутренний мир находил отражение на полотне. И когда его работы запестрили обнажёнными женщинами, вопросов о его «зрелости» уже не осталось.
Немного смущали сюжеты полотен, и оставалось только надеяться, что элементы «хардкора» были художественным вымыслом.
И хоть Женя (старший брат) и не был согласен с выбором сюжетов, но отказать младшему брату в персональной выставке он не смог.
К некоторому удивлению, встречен молодой художник был просто грандиозно. Безусловно, его полотна передавали не просто фотографическую точность или некую художественную выверенность. Он мог вкладывать свои чувства в полотна. И глядя на ту или иную его работу, каждый мог прочувствовать именно то, что туда вложил Саша. Работы того периода были острые, яркие, спорные, а порой и весьма скандальные.
Приняли его хорошо. О нём заговорили не только в узком профессиональном кругу, но и в более широком плане.
Саша никогда не водил своих моделей в общий дом. Для этого он пользовался маминой квартирой, в которой обустроил себе студию. Эта удивительная квартира почти для каждого из Косицыных в своё время служила «секретным» уголком или неким убежищем.
Там пряталась Ама во время сессий, там творил Саша. Да и сам Женя встречался там пару раз по «личным» вопросам.


Глава 2. Джульетта.

Джульетта всегда была самым «трагичным» персонажем в этой семье. Рождённая в обмане, росшая без матери, оставшаяся в пятнадцать лет сиротой при ещё живом отце, она очень тонко воспринимала любые изменения в жизни. И то, что её окружало, не могло не наложить свой отпечаток.
Образ матери, сильно изменившийся после её воскрешения, должен был разочаровать её. Не было, оказывается, никакого идеала, никакой жертвенности – была лишь холодная, расчетливая стерва, которая ставила на первое место лишь работу и деньги. Все окружающие возносили её мать едва ли не до небес, считая неким божеством и совершенством. Сама же Юля явственно видела психически неуравновешенную особу, которая ни во что не ставила других людей, даже своих собственных детей, обесценивала их чувства и вела абсолютно аморальный образ жизни.
Джульетта стыдилась своей семьи: и матери, и отца, и своего рождения – она не хотела этого принимать и пыталась спрятаться за образами на сцене.
Даже мужчина, которого она полюбила, оказался маминым … ковриком. И всё это свалилось на неё в самый сложный период – в переходный возраст, когда любой подросток сталкивается со многими новыми жизненными задачами. На беду Джульетты, рядом не оказалось никого, кто мог бы поддержать или дать совет. Она не устояла перед соблазном, не умела быть твёрдой, боялась сказать «нет».
Ранняя беременность стала ожидаемым итогом, но ничему научить уже не смогла… Материнство стало для Джульетты настоящим испытанием и пыткой, равно как и для рождённой девочки. Казалось, они не выносили присутствия друг друга с самой первой минуты. И если бы не Ференц, живший в то время с ними, который проявил удивительную чуткость к малышке, возможно, Юля решилась бы и на очень кардинальное решение, касательно дочери.
А Ференц словно нашёл в этой девочке утешение своему горю. Он нянчился с ней, играл – и только когда малышка была с ним, она не плакала, и только когда он был с ней – он забывал о своей печали.
Удовлетворившись таким положением, Юля вернулась на сцену, вычеркнув дочь из своего сердца – примерно так же, как и мать в своё время вычеркнула её. Но и там, в творчестве, оказалось не всё так гладко. К сожалению, в театре нельзя просто танцевать и получать от этого удовольствие. Ведь театр – это своего рода поле сражений. И успех на сцене зависит не только и не столько от таланта, сколько от умения выживать и выгрызать себе место.
Ама умела это делать, Юля – нет. Не умела и не хотела. Она пряталась за брата, а тот – за неё. И вместе они тихо отошли в сторону.
Женя смог поймать их и не дать разбиться. Он дал им шанс попробовать всё с начала, с нуля: самим установить правила и самим быть хозяевами. Он открыл для них театр, в котором они могли свободно творить. Но организаторская деятельность была чужда Юле. Несколько лет жалких попыток создать что-то дельное, доказали её полную несостоятельность в качестве руководителя.
Разочарование от жизни возрастало стремительно, пополняясь всё новыми «красками».

Однажды Женя собрал у себя в кабинете Фера, Юлю, Рому, Игоря Гроссмана и … старшего из братьев Фридельман.
- Я собрал вас, чтобы раскрыть ещё одну мамину тайну, которую она рисковала унести с собой в могилу, - начал Женя. – Если бы не архивные записи Иосифа Абрамовича и мамины воспоминания, которые Аме удалось расшифровать, боюсь, мы могли бы никогда не узнать правды.
- Жень, а ты уверен, что мы хотим это знать? – осторожно спросила Юля. – Мне от её тайн и так уже тошно.
- Я понимаю тебя, сестра, но  считаю своим долгом донести до вас эту информацию, ведь она касается нас всех, и тебя с Фером в особенности.
Фер с вопросом посмотрел на Женю, но сохранял молчание.
- Прости меня, Юля, я знаю, как тебе будет неприятно это слышать, но я должен, - Женя тяжело вздохнул и начал немного издалека. – Речь пойдёт об Изе. Возможно, это несколько неэтично с моей стороны, но я посчитал долгом перед семьёй подтвердить отцовство документально.
Юля резко встала и направилась к двери.
- Артур Эстергази не её отец, - тихо закончил Женя.
Юля остановилась, едва положив руку на дверную ручку. Она обернулась и с вопросом посмотрела на брата.
- Артур Эстергази бесплоден, у него нет и не может быть детей, - пояснил брат.
Юля отвернулась и закрыла лицо руками.
- Ты хочешь сказать, - заговорил Рома, - что отцом может быть…
- Нет, - Женя не дал ему закончить, поняв его мысль и не желая освещать эту информацию перед всеми. – Отец Изольды … Ференц.
Фер поднял глаза на Женю и смотрел не просто с вопросом, с ужасом.
- Женя, ты что-то путаешь, - заметил он, словно боясь, что его в чём-то обвиняют.
- Вы были близки? – удивился и Рома, глядя попеременно на сестру и на Фера.
Джульетта тоже опешила:
- Ты не оборзевай уже, а! Что это за наезды? Нужен он мне! – она брезгливо посмотрела на Фера. – Да я за все эти годы ему не позволила даже пальцем ко мне прикоснуться! Хватит мне одного маминого хахаля!
- Юля, перестань! – Женя оборвал её. – Не говори так! Позволь мне закончить.
- А что ты мне рот закрываешь?! Ты только что при всех обозвал меня шлюхой – якобы я сошлась с ним, когда он ещё маму охаживал. Ты за кого меня держишь вообще?!
- Женя, ну, действительно, это же бред, - подхватил и Фер. – У нас с Юлей ничего не было – ни тогда, ни... потом. И брак этот был нужен только чтобы удочерить Изу, ты же знаешь.
- Разумеется, знаю, Фер. Дослушайте меня, и вы всё поймёте, - Жениному спокойствию можно было только позавидовать! – Дело в том, что Изольда не является биологической дочерью Джульетты.
Фраза эта повисла в воздухе. Рома, Фер и Юля вдумывались в Женины слова и, судя по всему, никак не могли понять их смысла.
Чтобы немного пролить свет на этот вопрос, слово взял Натан Фридельман.
- Я изучил архивы отца и нашёл там подробные записи, качающиеся этого вопроса. За полгода до своей кончины, ваша мать, узнав о своей беременности, решила обсудить этот вопрос с отцом. Судя по его воспоминаниям, он был очень огорчён и чувствовал себя в некоторой степени виноватым – ведь за год до этого он сообщил вашей маме, что у неё больше не будет детей. Господь Бог распорядился иначе, - на мгновение Натан замолчал, но никто ничего не говорил, и он продолжил. – Когда Вы, Джульетта Александровна, и Ваша мама легли в клинику отца, он провёл все виды диагностики для ваших детей. Отец был очень педантичным и щепетильным в таких вопросах: он фиксировал абсолютно всё. Результаты диагностики оказались также весьма неожиданными и во многом шокирующими. Вопреки всем ожиданиям ребёнок Вашей матери оказался совершенно здоров, зато у Вашего эмбриона оказался целый ряд пороков развития, в том числе генетических. Он был не жизнеспособен. Мне жаль.
- Я не понимаю, - тихо проговорила Юля и отошла к дивану, чтобы сесть. – Как это возможно? Кого я тогда рожала? Кто был в моём животе?
- Отец провёл операции по пересадке эмбриона Вашей матери, вместе с её маткой в Вашу полость, - пояснил Натан. – Вы стали своего рода суррогатной матерью.
Юля, наконец, осознав до конца смысл его слов, закрыла лицо руками и разрыдалась:
- Какой же сволочью надо быть, чтобы до этого додуматься!
- Джули, - Рома сел рядом и крепко обнял сестру. – Это чудовищно!
Фер поднялся и отошёл к окну, отвернувшись, чтобы не смотреть никому в глаза.
- Ненавижу! – простонала Юля. – Ненавижу её! – крикнула она, рыдая.
- Джульетта Александровна, - Натан подошёл к ней, - позвольте мне Вам помочь.
- Уйди! – она оттолкнула его. – Не подходи ко мне. Ты такой же, как и твой отец! Предатели, обманщики! Что вы наделали!
Юля позволяла только Роме прикасаться к себе, и только он мог утешить её.
- Прости, Юля, - заговорил Женя. – Возможно, я повёл себя излишне самоуверенно, но мне показалось правильным, чтобы ты узнала об этом.
- Тошнит уже от твоей правильности! – она резко поднялась. – Мамин любимчик! Радуйся, нашёл ещё одну сестру – ты же этого добиваешься, тебе ведь только это и надо, чтобы получить все мамины денежки!
- Юля, перестань, - Женя тоже встал. – О чём ты говоришь! Ты несправедлива!
- Да пошёл ты со своей справедливостью! Тебе она жизнь не ломала – вот и люби её за всех один! Ненавижу всех вас! – зло бросила она и вышла. Рома вышел за ней следом, ничего не сказав.
- Я думаю, в моих услугах необходимости больше нет? – корректно спросил Натан.
- Спасибо, Натан, - Женя пожал руку и обнял врача. – Вы очень помогли.
- Я попрошу Якова понаблюдать за ней – нельзя оставлять это на самотёк, - заметил перед уходом Фридельман.
- Спасибо. Я прослежу. Хорошего дня, - Женя проводил врача.
- Пожалуй, от меня тоже толку никакого, - заметил Игорь.
- Да, я зря тебя дёргал – как видишь, в нашей семье юридическими тонкостями никто не беспокоится. Спасибо, что нашёл время, - Женя пожал руку и адвокату.
- Рад быть полезным. Счастливо!
Женя с Фером остались одни.
- Это просто дикость какая-то, - тихо проговорил Фер спустя какое-то время. – В голове просто не укладывается!
- Я понимаю тебя, - Женя подошёл к нему и положил руку ему не плечо.
- Вряд ли ты можешь меня понять, - Фер вздохнул и повернулся. – Меня сейчас одолевают такие сложные чувства! С одной стороны – вполне естественный шок от такого поворота событий. С другой – искреннее сочувствие к Джульетте – даже не представляю, каково ей осознать, что её собственная мать решила за неё, кого ей рожать и даже перед фактом не поставила – просто провернула это за её же спиной! – воскликнул он. - Но самое грустное в этом то, - он заговорил уже тише, - что я ощущаю какую-то тихую радость, - он с тревогой посмотрел на Женю, боясь его осуждения. – Она оставила мне частичку себя, - на его глаза навернулись слёзы. – Женя, она не умерла!
Женя крепко обнял Фера, понимая его чувства и ощущая его потребность в том, чтобы кто-то их разделил.

Джульетта поддалась уговорам Ромы и обратилась к Якову Фридельману (семейному психотерапевту), чтобы он прописал ей транквилизаторы. Только Рома умел её убеждать…
Но никакие препараты не смогли бы поменять сознание Джульетты. Она осознала правду со всей болезненностью. Приняла тот факт, что никогда не сможет иметь детей. И если раньше кратковременные отношения с мужчинами были для неё чем-то вроде развлечения, теперь она словно отпустила вожжи.
Она пошла в рабочую гостиницу (не пустить её не могли – она ведь была официальной женой Ференца, главного дирижёра), пошла по всем музыкантам…
Осознав, что её собственная мать сделала с её телом, Джульетта просто возненавидела его. Она пыталась и покалечить себя, и резать вены – но то ли духу не хватало довести начатое до конца, то ли транквилизаторы делали своё дело – Джульетта не могла причинить себе вреда в той степени, чтобы это стало опасно для жизни. Поняв это, она просто «отдала себя на растерзание»… всему граду…


Глава 3. Ромео.

Брат Джульетты, Ромео хоть и сохранял внешнее благополучие, но терзания его души были сродни тем, что переживала сестра.
Его очень увлекла работа в новом театре, где в творческих вопросах у близнецов была абсолютная свобода и власть. И если Юлю эта работа только что не тяготила, то Ромео был очень увлечён этой деятельностью и вновь появившимися возможностями.
Он работал много и очень усердно, отдавая всего себя театру и коллективу. Ему удавалось сглаживать все конфликтные ситуации и обходить скользкие вопросы.
Он всеми силами старался сохранять в труппе гармоничные взаимоотношения и следовать главному закону града – Уставу. Но этот закон очень больно бил по самому Ромео, потому что содержал жёсткий запрет на гомосексуальные отношения в черте города. Это было едва ли не самым страшным «грехом» и преступлением.
И хотя формально Ама могла переписать Устав, исключив этот пункт – ей это и в голову не приходило, а просить её об этом Ромео не хотел, искренне осознавая свою особенность болезнью.
В качестве руководителя он пресекал любые подобные проявления в труппе – и весьма жёстко избавлялся от тех танцовщиков, кто позволял себе подобные «вольности». Но тем туже он затягивал петлю на собственном горле.
Время от времени он сбегал в Москву, словно желая спрятаться от пристального взора матери, глядящей в граде практически с каждой стены, словно с укором, напоминая ему, кто он есть.
Постоянные душевные метания привели Ромео к наркотикам – это был способ спрятаться, забыться, перенестись в другую реальность.
Друзья Ромео пытались его вытащить, звали в частные импрезы и проекты. Поддаваясь иногда, Ромео сталкивался со старыми проблемами: не всегда здоровой конкуренцией и агрессией. Его снова тянуло в град, где он ощущал себя творчески свободным. Но зависимым от собственной сущности.
Семья не могла, а может, и не хотела ему помогать – так уж повелось, Косицыны – одиночки, и объединяются они только для решения глобальных семейных проблем.
Джульетта, которая была единственной близкой женщиной для Ромео, также стала сильно отдаляться. Правда о рождении Изы сильно её подкосила – её психика это не выдержала. Обладая весьма слабой душевной организацией, Джульетта не смогла справиться с этой правдой. Она и без того ощущала себя абсолютно ненужной в этом мире. Сначала правда об их биологическом отце, который был не просто любовником матери, а близким другом семьи – даже это Джульетта смогла принять с трудом.
А когда отец загремел в сумасшедший дом, а мать умерла, девушка оказалась выброшена в жестокий мир с ребёнком на руках, как теперь выяснилось, даже не со своим!
Т.е. мало того, что мать их обманула, так ещё и подарок оставила после своей смерти. Юля не хотела это принимать, прячась всю жизнь за работой, но правда её настигла и уничтожила.
Джульетта, потеряв рассудок, больше не могла поддерживать брата. Она сломалась и потянула невольно его за собой. Ромео, лишившись единственной опоры, также устремился в бездну, сам того ещё не осознавая.
Они действительно оказались никому не нужны, а выживать самостоятельно они не умели. Их судьба была предрешена – и Ама это почувствовала. Могла ли она им помочь? Кто знает. На её долю досталось ничуть не меньше испытаний, но и воля ей была дарована на редкость прочная.
Ей пришлось принять всё то, что свалилось буквально в одночасье. Принять и решить…

Сказать, что пятьдесят девятый год был плохим – не сказать ничего! Это был худший год в истории молодых Косицыных. Неприятности сыпались одна за одной. А может, это был закономерный итог совершаемых ошибок. Оставшись сиротами, дети Великой Косицыной были вынуждены справляться со всеми трудностями своими силами, умом и опытом.
Проблема в том, что ни опыта, ни мудрости ни у кого из семьи пока ещё не было. Попросить совета тоже было не у кого. Приходилось учиться на собственных ошибках и наступать на свои грабли, набивая всё новые и новые шишки.
С другой стороны, подобные трудности закаляли и сближали молодых Косицыных, делали их не просто формальными родственниками, а настоящей семьёй, где каждый готов стоять за другого, поддерживать в сложной ситуации и помогать не только физически, но и психологически.
Женя, который справлялся с ролью главы семьи относительно успешно, взвалил на свои плечи непосильное бремя. Да, с ним рядом были верные помощники: Сергей (который работал на Жениного отца и был его правой рукой и близким другом), Олег и Игорь Гроссманы (отец и сын адвокаты) и замечательная заместитель Анастасия, которая работала на него уже несколько лет и смогла проникнуться не только восторгом и преклонением перед знаменитой фамилией, но и симпатией к молодому Евгению.
Жене уже исполнилось тридцать три – половину жизни он уже посвятил «бизнесу». Отец успел кое-чему его научить и указать вектор. Ошибки помогал исправлять Сергей и опыт. Принеся себя на алтарь семьи, Женя пожертвовал личной жизнью – он не знал других забот и проблем, кроме братьев, сестёр и града. Со временем он научился решать много сложных задач, но порой жизнь преподносит сюрпризы, и не всегда они были приятные.
Не успел Женя почувствовать себя уверенно и стабильно, как один за одним начали рушиться столбы, на которых держалось благополучие семьи.
Вскрылись те гнойники, которые нарывали уже давно. Да, Жене казалось, что он справляется с существующими проблемами, и они не так критичны – но у него не хватало зрелости, чтобы оценить масштаб катастрофы, которую он пытался спрятать.
То, что произошло на традиционных «памятных» концертах в граде, стало закономерным итогом, который оставалось лишь принять и, проанализировав, исправить то, что ещё поддавалось корректировке.

продолжение: http://proza.ru/2022/10/09/765