La famiglia dannata. Книга 3. Глава 6

Глава 6. Жить ради жизни.

Устав в своё время я, разумеется, переписала. И теперь никто не мог просто так зайти в мой номер без … моего «расположения» (достаточно было нужного уведомления).
А в этот раз мне хотелось только одного: исчезнуть, провалиться, умереть, не чувствовать…
Я поставила соответствующий статус, завязала на глаза мамину повязку и «умерла».
Сколько человек у меня было – не знаю, не считала, да и вообще не отдавала отчёта происходящему. Пока….
«Очнулась» я только, когда очередной «мальчик» нежно поцеловал меня. Я резко сорвала повязку и уставилась на него. Надо мной оказался Фер. Мы не сказали друг другу ни слова – взгляды были выразительнее.

Только наутро мы объяснились.
- Что значит твой столь неожиданный визит?
- Лишь то, что моя семья больше не существует, - просто ответила я.
- Которая? Вы же с Григорием уже давно разошлись.
- Ни одна, а точнее обе. Гриша забрал у меня детей, а briello выгнал меня из дома.
- Ты ничего не путаешь? – Фер был растерян.
- Нет. Гриша поставил мне ультиматум: либо я возвращаюсь к нему, либо я остаюсь одна. Я ему отказала – и он довольно легко разрушил наш брак с briello.
- Не понимаю, - Фер покачал головой. – Разве можно вот так запросто разрушить брак, особенно если он счастливый?
- Видимо, он не был ни счастливым, ни крепким. Гриша рассказал briello о нашей с тобой связи, и briello указал мне на дверь. Вот и всё. Я осталась у разбитого корыта.
- Значит, теперь мы сможем быть вместе, не таясь? – Фер обрадовался.
- Но чего это будет нам стоить?
- А не всё ли равно?
- Тебя не волнует, что от тебя отвернётся дочь? – удивилась я.
- Иза? – похоже, он об этом не думал. – Ты думаешь, она не поймёт?
- А ты бы понял, если бы у твоего отца была бы связь с твоей родной сестрой?
- Господи, ну почему всё так сложно?! – горько воскликнул он.
- Потому что я Косицына, - тихо ответила я. – Я не должна была иметь семью. Моя жизнь мне не принадлежит.
- Прекрати! Это бред! Каждый из нас сам распоряжается своей судьбой!
- Ты прав. Только всегда ли мы можем отвечать за последствия наших действий? – саму себя спросила я.
- Что ты имеешь в виду?
- Да это я так, - отмахнулась я. – Я получила то, что заслужила. Но и вместе мы не будем счастливы.
- Перестань себя настраивать! Давай, по крайней мере, попробуем?
- Если ты готов к реакции Изы – давай, - согласилась я без энтузиазма.
А реакция Изы оказалась вполне ожидаемой. Она была (как бы так правильней выразиться) раздражена и обижена, перестала с нами разговаривать и переехала в Москву. А мне предстояло ещё выслушать лекцию от Жени – он посчитал моё поведение легкомысленным. И только Трис порадовался за нас совершенно искренне. Видимо, он тоже видел во мне маму (и вспомнил её последние дни).
Поначалу наш «союз» очень радовал всех музыкантов града. Такой тандем быстро наводил порядок и очень вдохновенно работал. Когда за рояль садился Фер, а я вставала за пульт – оркестр получал безграничные возможности. Не было никаких рамок.
Вместе с Фером мы действительно казались одни целым, которое не просто управляло городом, а было его головой и сердцем. Город ожил, задышал полной грудью и словно расправил плечи.
Т.е. всё, что касалось творчества – здесь мы были одним целым друг с другом и со всем городом.
Но то, что касалось меня… Особенно сейчас (когда я сравнялась с мамой по возрасту) я особо остро поняла, что Я для Фера не существовала никогда. Он воспринимал меня исключительно, как маму, видел во мне только её и ждал от меня её реакции и поведения.
Когда я окончательно в этом убедилась, мне стало как-то тошно от всего этого. Меня душило и угнетало осознание собственной несостоятельности. У меня не было ничего и никого. Я просто не существовала!
Словно стала невидимкой, растворилась в небытии.
Бывшие мужья бросили, забрав детей, родственники отвернулись, посчитав, что я позорю семью, а для Фера меня вообще никогда не было!

Я не выдержала и уехала в Посёлок. Наш дом, некогда полный света, шума, жизни и энергии стоял тёмной громадиной на холме, производя впечатление саркофага или склепа.
«Как раз для меня», - усмехнулась я, заезжая на холм.
Сам Посёлок находится в нескольких километрах от нашего дома, и я не стала туда заезжать.
В доме было сыро и холодно. Я спустилась в подвал и, открыв воду, запустила котлы. Не снимая верхней одежды, я поднялась в спальню и остановилась на пороге. Словно кадры из фильма, я видела своё прошлое: вот я рву батарею, к которой Григорий приковал меня наручниками – вся рука истекает кровью, но я не готова сдаться. Я посмотрела на свою руку – а ведь на ней даже шрам-браслет остался. А вот я сижу на балконе, тщетно дыша на свои замёрзшие руки. «Они у тебя всё равно ни для чего не годны», - бросил он мне тогда, вытолкав на 40-градусный мороз.
А вот я корчусь от боли в углу комнаты – тогда Гриша сломал мне два ребра, и я ещё долго не могла нормально дышать.
Вся эта комната была пропитана моей болью и слезами. Захотелось ли мне убежать? А куда? И в чём смысл? От чего бежать? От стен? Вот они мне точно не причинят ни зла, ни вреда.
Я села напротив зеркала и, стянув простыню, заглянула в своё отражение. Как тогда, когда получила повестку о разводе. Сейчас я просто хотела удостовериться, что ещё существую, что материальна, что я ещё не исчезла и никто не занял моё место.
Оказалось, я очень неплохо выгляжу: весьма молодо (как там сказал Бергонци? «словно время для меня остановилось») и даже красива! Только взгляд какой-то отстранённый.
- И зачем мне жить? – спросила я своё отражение.
- Сам факт жизни тебя уже не устраивает? – ответило мне отражение.
- Мама! – я улыбнулась.
- Вот именно! Для того ли я дала тебе жизнь, чтобы ты ею разбрасывалась? Чтобы даже мыслей подобных больше не возникало в твоей голове!
- Но…
- Никаких «но» быть не может! – жёстко перебила она. – Напорола ошибок – умей их исправить.
- Да, но только по большей части это твои ошибки! – смело возразила я.
- Эк ты заговорила! – она усмехнулась. – И мои тоже! А кто, по-твоему, исправляет ошибки родителей? Твоим детям это тоже предстоит. И они уже получают то, что ты им «заработала». Так что думай головой. Чем больше исправишь сама – тем легче будет твоим детям, - отражение замолчало и стало инертным.
«Эх, мама, мама! - вздохнула я. – Умеешь ты утешить!»
Но, по крайней мере, смысл она мне определила. А пока я собиралась с мыслями и придумывала, как жить дальше, я оставалась в Посёлке.

Довольно скоро я поняла, что беременна.
«Вот же идиотка! Скоро 6-й десяток разменяю, и туда же! Дура старая!» - я была очень зла на себя. А после того, как до конца осознала от КОГО этот ребёнок, мне стало совсем плохо и тоскливо.
Я не могла его родить! Это был бы не то, что позор или предательство, это было бы издевательство над природой. Это противоестественно!
Но и убить ребёнка я не могла. Хватит с меня убийств и смертей – ещё одну я не смогу на себя взять!
Я свыкалась с мыслью о ребёнке каждый день, пытаясь найти хоть одну убедительную причину, по которой я должна его родить. Этой причиной стала всё та же: жизнь ради жизни.
Ребёнок появился на свет, как по заказу, на моё 50-летие (хотя, по моим расчетам, он должен был родиться не раньше декабря).
Роды (уже восьмые в моей жизни) прошли очень быстро и легко. Ребёнок просто вырвался наружу, он так жаждал жить! Пуповину я перерезала сама, не обращаясь ни к кому за помощью.
У меня родилась девочка. Я рассмеялась. «Ну, мама! Твоих ведь рук дело!» Вопроса, как назвать, даже не возникло. А вот с тем, как её записать и как воспитывать – уйма!
Я взяла лист бумаги и написала на нём следующее:
«2 ноября 80 года в 14.20 по местному времени в Посёлке Музыкальный N*** района появилась на свет девочка. Имя она получила Анна Мария, фамилия её – Косицына. Мать ребёнка – Анна Мария Косицына-младшая, отец – Ференц. Отличительная черта – родинка на внутренней поверхности правого бедра. Других родимых пятен при рождении нет» Поставив свою подпись, я сложила лист несколько раз.
Сфотографировав дочку, я распечатала фотографию и, наконец, отрезав небольшую прядь волос с головки младенца, я сложила всё вместе в один конверт. Этот конверт я оставила между страниц моего дневника.
Сняв с шеи мамино обручальное кольцо, я надела его на дочку. В этот момент я уже знала, как поступлю.
Найдя на чердаке старую колыбельку, я уложила в неё дочку, вложила листок с именем – Анна Мария (очень популярное на то время имя) и датой рождения и отвезла ночью в Посёлок.
Там никто не удивится подброшенному ребёнку (как знала, когда открывала бэби-боксы!) – это была распространённая практика. Никто никого никогда не отслеживал. Это было, наверное, единственное место на Земле, где каждому младенцу (и особенно – без родителей!) были бесконечно рады.
Т.о. я отдала собственную дочь на воспитание в свою же систему. Я была за неё спокойна настолько, насколько мать, бросившая ребёнка, вообще может быть спокойна на этом свете.
Из Посёлка я не стала возвращаться к себе, а просто поехала прямо по трассе. Трудно передать моё состояние. Была ли я уверена, что поступила правильно? Утешала ли себя мыслью, что в Посёлке ей будет лучше? Или я просто хотела убежать от себя?
Не знаю.
Но я не хотела останавливаться. Ночь и снег были моими друзьями – они прятали меня от мира и людей. Моя страждущая душа кричала от боли, но крик её тонул в завываниях вьюги.
Я ехала много часов, проехала сотни километров, не видя другой цели, кроме движения.
… Ослепляющая вспышка фар на расстоянии вытянутой руки, и всего лишь мгновение на осознание происходящего… Скрежет металла, ощущение, словно мир сжался, желая тебя раздавить, и … бесконечная тьма, невесомость, пустота….
Ощущение времени исчезло. Все чувства притупились. Остались только пустота и невесомость…

продолжение: http://proza.ru/2022/10/09/787