La famiglia dannata. Книга 3. Глава 9

Глава 9. Возвращение на сцену.

Пробыв около месяца в Лондоне, я не выдержала и уехала в Музыкальный. На этот раз одна. Дети уже все мои выросли. Только двойняшки от Gabriello… Суд мне их не отдал и только составил график свиданий…
Зато здесь я была рядом с дочкой, пусть она это и не осознаёт. Она уже так выросла! Каждый раз, глядя на неё, сердце моё начинало нестерпимо ныть. Утешение мыслью, что я ничего не могла сделать было слишком слабым, я даже сама в него не верила. Ощущала всю свою никчёмность, слабость духа, цинизм и эгоизм!
И это оказалось сильнее меня – я не смогла жить в Музыкальном! Проявила жестокое малодушие и жалость к себе любимой! Я сбежала! Сбежала, чтобы не осознавать так остро свою вину, чтобы не видеть каждый день личико моей малышки. Я хотела быть рядом, нестерпимо хотела! Но не могла. Я поняла, что не справлюсь…
И снова вечный вопрос: куда бежать? Кому я ещё нужна?
Я поехала в … Москву. Женя, живущий в Доме, теперь редко здесь бывает. Остальные обитатели тоже уже съехали – так что наш московский дом как раз пустует.
Я ждала, я надеялась, что «привычная», родная среда расставит всё по местам в моей голове.
Чтобы не сидеть без дела, я решила поехать в Большой (а мы до сих пор его спонсируем!). Познакомлюсь, заодно, с новым худруком – а то всё никак не могла этого сделать.
Ожидаемо, я попала на репетицию. Зайдя тихо, я села в конце зала и с интересом наблюдала за процессом. Мне было любопытно отмечать все изменения: и в подборе солистов, и в работе оркестра, и даже в постановочной части (как никак я сама стала режиссёром). В целом, впечатление осталось скорее хорошее, нежели плохое. /но в душе я ликовала – МОЯ опера, опера Косицыных – была не просто на голову выше, это была вообще другая вселенная!/
Когда репетиция закончилась, артисты покинули сцену, а режиссёр с худруком (который дирижировал оркестром) остались кое-что обсудить, я решила подойти к ним «поздороваться».
- Добрый день, господа. Позвольте мне выразить вам свои симпатии относительно вашей работы, - я улыбнулась и не протянула руку для поцелуя как в молодости, а просто поздоровалась кивком головы.
- Не может быть! – воскликнул худрук. – Я не верю своим глазам! Вы материальны? – он осторожно взял мою руку. Поцелуя руки избежать не удалось.
- Как видите, - я сдержала смех. – Не думала, что меня уже совсем похоронили.
- Что Вы! Отнюдь! Просто Вы стали совсем для нас не досягаемы! То, как Вы возвысили Косицынград, сделало Вас фактически небожителем.
- Как-то страшно прозвучало. Боюсь, я не готова к очередному падению, - серьёзно проговорила я. – А мы можем продолжить разговор за чашечкой чая?
- Простите, что сам не предложил. Прошу, - он пропустил меня вперёд в дверях, и мы прошли в его кабинет.
- Я думаю, не ошибусь, если скажу от себя за всех, - начал худрук, разлив чай. – Для нас Ваш визит – огромная честь. И это не формальная фраза, не думайте. Мы бесконечно гордимся тем, что Вы начинали свой путь в наших стенах. А Вы ведь были самой молодой солисткой театра, и никому ещё не удалось даже приблизиться к Вашему достижению.
- Ну, положим, это не достижение, а скорее удачное стечение обстоятельств, - я улыбнулась, вспоминая свои годы в театре. – Да и я не относилась должным образом к своим обязанностям. Одного голоса недостаточно.
- О чём Вы говорите! Вы даже в двадцать лет знали и умели больше, чем наши народные артисты, да простят они меня. Не принижайте своих умений и талантов. Вы – наша гордость. Навеки!
- Приятно, спасибо. С кем Вы сейчас сотрудничаете на постоянной основе? Из западников. Есть приглашённые?
- Один. У нас только баритон из Германии. Мы работаем над Вагнером, как Вы могли заметить.
- А сопрано решили не приглашать? – мне как раз очень не понравилось сопрано. – Это же не подходящий голос, не находите? Ой, простите! – тут же спохватилась я. – Я и не думала влезать в Ваш процесс. Привычка, каюсь! Ничего мне не отвечайте и давайте срочно менять тему.
- Нет-нет, что Вы! Я так счастлив, что Вас заинтересовали наши дела, что готов выслушать абсолютно всё, только говорите! – он поспешил меня разуверить. - Поверьте, во всём мире не найдётся большего авторитета для меня! Искренне, от всего сердца! Ведь то, что Вы ставите в граде – это за гранью фантастики! Я не понимаю, как Вы это делаете! И если Вы поделитесь хоть одним своим соображением, что бы мы могли улучшить – я буду бесконечно счастлив!
- На такой комплимент негоже промолчать, - согласилась я. – А мне казалось, успех града очевиден всем.
- Боюсь, что нет. Потому как даже лучшие голоса не гарантируют успех спектакля.
- Для лучшего спектакля все должны быть лучшие, - я самодовольно улыбнулась. – И при этом, они должны уметь работать в команде. Нет ничего второстепенного: даже мастер сцены, даже клининговый работник – важна каждая деталь, каждая мелочь. А голоса как раз – это последнее дело. Так сказать, верхушка айсберга.
- Теперь понятно, - минуту подумав над моими словами, худрук улыбнулся. – Сколько я Вам должен за этот секрет?
- Дайте подумаю, - я поставила руки на стол и посмотрела в окно. – Позвольте мне подправить Вашего «Тангейзера».
- Я не ослышался? – переспросил он.
- Мне не всё в нём нравится, - я не стала отвечать прямо.
Осознав, что ему предложили, худрук на время онемел.
- Думаю, я вполне сработаюсь с вашим режиссёром, только познакомьте нас, - добавила я.
- Вы будете работать вместе с ним?
- Ну, не лишать же человека работы из-за моего каприза!
Ещё минуту он молча хлопал глазами и, наконец, справился с эмоциями:
- Я позвоню Вашему брату обсудить гонорар.
Я рассмеялась.
- Не утруждайте себя, это ни к чему. Я никогда не работала здесь за деньги.
- Но…
- Я тоже рада сотрудничеству, - я поднялась и протянула ему руку.
Он молча её пожал, но потом спохватился и поцеловал.
- Завтра есть репетиция? – уже на пороге спросила я.
- Да, с десяти.
- Отлично, спасибо. До завтра, - я улыбнулась и вышла.
- До завтра, - по слогам пробормотал худрук.
Почему я туда пошла? От скуки и, зная, что творческий процесс меня отвлечёт и сможет занять мой ум – а именно это мне и было тогда нужно.
С режиссёром мы нашли общий язык. Видимо, годы сделали своё – я стала гибче и научилась идти на компромиссы. Крупными мазками работал он, детали расставляла я. В частности, определяла позы, в которых певцы поют «сольные номера». И тут-то я и натолкнулась на первые возражения. Оказалось, что я предлагаю нечто «нереальное», что идёт на пользу действию и красивой постановке, но «обедняет голос». Пришлось самой подниматься на сцену и доказывать обратное.
После моего показа все присутствующие замерли.
- Что? – не поняла я. – Что-то не так?
За этим последовали несмелые хлопки, переросшие в оглушительную овацию – встал даже оркестр.
Я аж раскраснелась и, закрыв лицо рукой, улыбнулась. Не справившись с эмоциями, я вынуждена была уйти из зала.
- Всё хорошо? – ко мне подошёл режиссёр, увидев стоящей возле окна.
- Да, уже да, - я повернулась. – Можем продолжать.
Вернувшись в зал, я всех поблагодарила и вернулась к работе.
После репетиции ко мне подошёл худрук.
- Могу я отнять несколько минут Вашего времени?
- Да, конечно, - я села.
- Простите, если мой вопрос покажется Вам некорректным, но… Вы бы не согласились спеть у нас?
- Я уже давно не пою, - несмело начала я. А предложение-то всколыхнуло моё самолюбие.
- Я знаю. Но, услышав Вас сегодня… Мне не понятны причины, по которым Вы не поёте. Потому как голос Ваш… Честно говоря, сложно даже слова подобрать. Вы всегда были на высоте, и голос Ваш был бесподобен. Тем сложнее мне сейчас его правильно охарактеризовать. Одним словом, это несравненно! Он приобрёл такую мощь, что и вообразить трудно. Я никогда такого не слышал! Никогда и ни у кого! Вы не просто должны петь, Вы не имеете права этого не делать! Простите мне мою прямоту, - он немного стушевался. – Но такое нельзя прятать!
- Спасибо, - я улыбнулась. – Просто мне казалось, что сцена – это место для молодых. Негоже мне занимать чужое место, прикрываясь исключительно именем и былыми заслугами.
- Да о чём Вы говорите?! Если не Вы, то кто вообще должен тогда петь?! – его глаза горели.
- Я подумаю над Вашим предложением, - я поднялась. – Мы это ещё обсудим.
«А и в самом деле? Почему я себя уже списала? Оставшись с собой наедине, можно признать, что голос у меня действительно стал намного мощнее. Видимо, роды и периоды кормления хорошо на него повлияли. Почему не вернуться на сцену? Так ли я права, что для меня нет партий? Нет, категорически не права – и сама это знаю. Сложно решиться – боюсь ошибиться в собственных силах».
Я не стала давать ответ сразу, решив немного «пожить» с решением в себе.
Прилетел Гриша. Оказывается, никто не знал, куда я улетела. Он тщетно искал меня в Посёлке и граде. Даже в Италию слетал! Настолько для него было неожиданным представить меня в Москве.
- Хорошо, что ты приехал, - я была рада родному лицу. – Мне надо с кем-то это обсудить. Потому что сама принять решение я не могу.
- Что-то серьёзное? – он обеспокоился.
- Нет, отнюдь. Хотя, наверное, глупо спрашивать тебя – как раз твоё мнение я знаю наверняка, - я улыбнулась.
- И всё же?
- Мне предлагают вернуться на сцену, - прямо ответила я.
- Ну, попробуй, - сходу ответил он.
- От тебя ли я это слышу?! – удивилась я. – Я полагала, что ты никогда не захочешь, чтобы я вернулась.
- Я допускаю, что говорил много глупостей. И многое из того, что я делал, было продиктовано эгоистическими собственническими мотивами. Если ты этого хочешь, и если тебе это нужно – ты должна это сделать. По крайней мере, попробовать.
- Скажу честно, не ожидала от тебя такой поддержки в этом вопросе. Спасибо, - я даже обняла его. Мне действительно сложно было решиться, меня грызли какие-то сомнения, страхи и неуверенность.
- Позволишь мне здесь остаться? – осторожно спросил он.
- Конечно. Мой дом – твой дом. Буду рада.
У Гриши и в Москве нашлись свои дела, а я на очередной репетиции дала худруку утвердительный ответ на его предложение. Он предоставил мне право выбора спектакля из репертуара театра.
Сидя в гримёрке и рассматривая репертуар театра, мне вдруг стало так не хватать Бергонци. Ведь в таком вопросе я не могла посоветоваться ни с кем, кроме него. Только он знал, где я буду выгодней звучать, только он мог правильно подобрать мне репертуар. Я могла это делать для других, но не для себя.
Подумав про него, я снова почувствовала свою вину. Посмотрев на календарь, я обнаружила, что через неделю могу увидеться с двойняшками. Мне разрешили их видеть только раз в месяц, в его присутствии, не больше 2-х часов.
Конечно, я не буду его беспокоить, но мне его не хватает…
Стоп. Анализ.
Пока я не пришла в театр, мне не хватало только детей. Как только я втянулась в работу, в искусство, вернулась на сцену – у меня сразу возникла потребность в Briello. И не только профессиональная. Он не только мной руководил  - он меня вдохновлял, питал, лепил.
А Гриша? Он идеально подходит для «бытовой» жизни. Но я не могу с ним советоваться по вопросам искусства – он в этом ничего не смыслит. Он может поддержать, защитить, но не посоветовать. Есть ли у меня потребность в нём? Да, есть. Мне важно приходить домой. И дом – это не стены, а тот, кто тебя там ждёт.
Опять! Новый виток! Неужели я никогда с этим не разберусь! Теперь главное, чтобы briello меня НЕ простил. Если он повернётся ко мне – я пропаду, снова запутавшись в старых сетях.
Пусть я лучше немного потеряю на сцене, буду не так хороша, как могла бы быть, но я буду уверена в том, что происходит в моей голове и в моём сердце.
…Я выбрала «Тоску» - всегда, как мне показалось, беспроигрышный вариант.

продолжение: http://proza.ru/2022/10/09/792