Я буду ждать на темной стороне. Книга 2. Глава 29

Мудрыченко Валерий Витальевич был снова не в духе. Занятие началось как обычно, но ему не хватало присутствия в аудитории ещё одного студента, который сбежав в прошлый раз с его пары, так и не соизволил его об этом предупредить. На следующих занятиях Новаковский тоже отсутствовал, не став объяснять преподавателя причину своих загадочных исчезновений. А это значило, что ежели он соизволит проигнорировать очередную лекцию по финансовому менеджменту, следующий разговор с ним по этому поводу состоится уже в деканате.

Все это время, пока декан проводил перекличку, студенты занимались чем попало, откликаясь во время переклички на свою фамилию. И только одна Евангелина испытывала тревогу, акцентировав свое внимание на столь длительном отсутствии на занятиях Новаковского. Ей было сложно с этим смириться и она жалела его чисто по-человечески. А в последнее время Новаковский и вовсе перестал выходить на связь, как будто приняв решение временно залечь на дно, выжидал благоприятных условий для возвращения обратно.

Все это выглядело крайне странно и даже немного пугающе, но в одном она была уверена однозначно: всему виной была его работа. И пока он не справиться с поставленной там задачей, на занятия в универе вряд ли прявится раньше срока. А когда декан делал перекличку, отмечая присутствующих, у неё возникло на миг ощущение, будто сейчас произойдет что-то очень скандальное. Что-то такое, что поставит под удар дальнейшее проведение долгожданного практического занятия, как единственного шанса для некоторых пересдать плохие баллы по финансовому менеджменту.

Благополучно добравшись до фамилии отсутствовавшего студента, однако так и не услышав его голоса, Валерий Витальевич окинул аудиторию презрительным взглядом, и что-то отмечая в своем блокноте, как-то странно покачал головой:

— А Новаковский где? Опять смыло?!

Загадочные исчезновения этого парня с лекций и практических занятий остальных преподавателей уж для многих превратились в рутину, так что начав вскоре смотреть на это явление сквозь пальцы, декан стал по-философски относиться к его выходкам. В крайнем случае он мог взыскать с этого студента по полной во время сессии. И тогда ему не поздоровиться. Но чем больше Евангелина задумывалась об этом, тем явственней ей начинало казаться, что такими темпами Егор скоро «доиграется»: либо завалит будущий экзамен, либо его вовсе выпрут из универа за систематическую неуспеваемость. Тогда он точно сможет со спокойной душой отправляться работать к Марку Исааковичу. В режиме полного рабочего дня с пятью выходными за весь месяц, до скончания века катая шины у него на складе шины. Так что если в этом семестре Новаковский умудрится каким-то образом сдать сессию, это будет выглядеть как настоящее чудо.

Объявился он через пару дней, притащив с собой на занятие какие-то пакеты. И вообще у него был вид, будто он целый день слонялся по рынкам, где продавались различные стройматериалы, после чего закупившись под завязку по дешевым ценам у одного продавца, дабы не возвращаться домой и не тратить времени на дорогу, прихватил этот товар с собой, таскаясь со своими баулами по всему университету, тем самым привлекая к своей персоне внимание окружающих.

Забывшись в один прекрасный момент, он поставил один из пакетов на стол, умостив его прямо перед носом Драгомарецкого, и, продолжая по наитию переписывать с доски формулы одной ищ лекций по финансовому менедженту, услышал от Кирюши замечание:

— Егор, убери, пожалуйста, отсюда свой агрегат! Он загораживает мне весь обзор на доску!

Неодобрительно кивнув в ответ, Новаковский подхватил пакеты и попробовал осторожно сдвинуть их с места, будто внутри каждого находилось что-то хрупкое.

— Интересно, что ты успел там притащить? — подняв бровь, невольно хмыкнул Терехов, тщетно пытаясь туда заглянуть. — Небось спрятал в них взрывчатку, чтобы подорвать нас всех прямо на паре?! Или хуже: заминировав аудиторию, взять всех в заложники вместе с деканом… 

Сделав знак старосте заткнуться, Егор полез в один из пакетов и вытащив оттуда банку эмалевой краски, тотчас переложил её в другой. Часть купленных им стройматериалов не влезала в первый, поэтому он был вынужден часть этого груза переложить в иное место, распределяя товар таким образом, чтобы ничего не забыть и не потерять при выходе с рынка.

Как выяснилось позже, в одном пакете он таскал «уголки» для дверей, в другом —  помещался целый склад лакокрасочных материалов, включая щетки и скребки, которые обычно использовались для удаления старой краски с деревянных и железных поверхностей. И врываясь вот так в аудиторию со своими баулами, где накануне должна была пройти лекция, либо практическое занятие, он машинально кивал преподавателю и одногруппникам, словно давая им понять, что на него не стоит обращать внимание, и каждый продолжал заниматься своим делом дальше.

— Это все деду! Ремонт у него! — вопил Егор как ненормальный, когда его засыпали со всех сторон вопросами о содержимом этих пакетов.

В итоге, он даже как-то умудрился притащиться на занятие по финансовой санации с пластиковыми жердями длинною в метр, которые ему пришлось укладывать вдоль периметра аудитории, — другого места для этих штуковин не нашлось. И слабо представляя себе, как он тащил все это на своем горбу, передвигаясь с данной поклажей с одного общественного транспорта в другой, не выдержав, преподавательница однажды поинтересовалась, когда у его деда закончатся ремонты. На что Егор, подмигнув ей с многозначительным видом, ответил, что у них все только началось. По крайней мере, до начала декабря им с братом об отдыхе приходиться пока что только мечтать.

Прислушиваясь к разговорам своего соседа, Евангелина даже не думала расспрашивать его о всех подробностях ремонта. Но уверенная, что дела там обстоят довольно серьёзно, (раз Егор до сих пор не может успокоиться, стаскивая в дом деда кучу вещей), она предпочитала обходить эту тему стороной, надеясь, что со временем все разрешиться само собой, и он обязательно поведает ей о нюансах предпринятой им авантюры, если, конечно, посчитает свою инициативу необходимой.

Сама строительная тематика её не сильно интересовала, но все эти приключения, в которые он ввязывался, стараясь не попасться на глаза преподавателям во время походов по строительным рынкам, когда одногруппники находились на занятиях, со стороны производили довольно комичное зрелище. Пока ему не посчастливилось столкнуться в таком месте… с самим ректором.

Как выяснилось позже, в такую пору года ремонт дома проводил не только он. Оставалось только удивляться, как Новаковского вообще угораздило пресечься с этим человеком в столь дивном месте. Да ещё в момент, когда вероятность подобной встречи равнялась нулю.

Стоило прогулять накануне занятия по финансовому менеджменту, чтобы позже столкнуться с ректором. И где? На рынке стройматериалов! Ничего не скажешь, «хорошенькое» местечко для незапланированных встреч и столкновений…

— И что же ты сделал? — не унималась Гольдштейн, расспрашивая у него подробностях инцидента.

— А что я мог сделать? — с присущей ему ребячливостью отзывался Егор, не понимая её энтузиазма по этому поводу. — Поздоровался с ним как обычно и отправился дальше по своим делам.

Во всяком случае терять ему тогда было нечего. И не став истязать себя угрызениями совести, продолжил совершать покупки как ни в чем не бывало, вовремя сообразив, что трюк с прикрыванием собственного лица при помощи поднятого вверх пакета не прокатит, и ректор узнает его все равно. Уж лучше первым обнаружить свое присутствие, чем больше оплошать в его глазах, когда все тайное станет явным.

Внимательно слушая его рассказ, Гольдштейн была вынуждена признаться, что у самой её вряд ли бы хватило духу столь спокойно держаться в присутствии ректора, объясняя ему причину своего местопребывания на рынке, а не на занятии. Сгорела бы на месте Новаковского со стыда, не в состоянии связать двух слов из-за охватывающих её в такие моменты волнения. У Егора подобные проблемы по части самообладания почему-то отсутствовали.

Впрочем, содержимое остальных его пакетов менялось в зависимости от того, что приходилось ремонтировать в тот день в доме его деда, и, собственно, на какой стадии находился сам ремонт.

Чего там только не было! Известь, шпатели всех размеров, розетки, гвозди, скрученные в рулоны провода, плитка для ванной комнаты, банки с эмалевыми красками, емкости с преобразователями ржавчины, настенные выключатели, перемотки… А чуть позже он был вынужден вновь исчезнуть на пару дней, заранее предупредив Терехова, что отправился проконтролировать рабочих, чтобы те в срок сделали намеченное и не украли часть купленного им накануне стройматериала. Ему же потом следовало и оплатить их труды. Пожав плечами, староста поблагодарил его за то, что он вообще соизволил объяснить ему причину своего  отсутствия на следующих занятиях, так как теперь ему не придется прикрывать его перед деканом, рискуя попасть в очередную передрягу.

— Недавно сняли счетчик, теперь платим среднее, — вещал позже своим друзьям Новаковский, шагая домой в компании Зонтинова и Евангелины; день выдался погожим и ребята не стали пользоваться услугами общественного транспорта, решив пройтись по городскому бульвару пешком. — Так батя купил наконец лампочку на триста ватт. Вкрутил на кухне, теперь я тащусь с неё. Сижу и читаю при ней, а то надоело уже возиться с удлинителями и настольной лампой. Комната ярко освещена и настроение хорошее. Так что думаю, ему стоит напрячь больных и вкрутить такие же лампы у себя в кабинете. И вообще, пора бы ему уже переходить со своими пациентами на рыночные отношения, — вводить негласный «рэкет»: требовать с них потихоньку марлю, резиновые перчатки, вату и бинты. Одним сдовом, драть с них по чуть-чуть… А то слава о великом докторе идет, а мы с этого почти ничего не имеем. Сейчас правда пошла одна бутылка спирта в неделю, но мы этому не особенно рады, поскольку у нас никто не пьет. И соседи деда тоже непьющие…

Один из приемов доктора Новаковского действительно выдался «звездным». В этот день пациенты принесли ему банку спирта, бутылку шампанского и банку какао.

Как выяснилось позже, Егор виделся недавно с Феклой, подсказав ей, что весь их товар можно спокойно толкать без налогов в поликлинике, где работает его отец. Медсестры приносят куртки, юбки и прочее в кабинет старшей медсестре, а туда уже сбегаются «голодные». Слушая его, Евангелина неожиданно поймала себя на мысли, что была бы не прочь вновь посетить Феклу, с которой давно не виделась, (кратковременные телефонные разговоры — не в счет), однако вспомнив, в каких условиях прошел её предыдущий визит в эти края, от идеи посещения данной семейки ей пришлось отказаться. Вряд ли тамошняя обстановка могла существенно поменяться за лето.

Такого же мнения был о своей кузине и сам Новаковский, заявляя, что по этой причине он и не бывает у неё так часто, предпочитая живому общению с этой девицей переписку по всяким мессенджерам.

И все-таки, несмотря на отдельные и не совсем хорошие черты своей натуры, эта семейка привлекала к себе живостью и неугомонностью характера. А также бодростью и умением найти выход из любого положения благодаря практическому взгляду на жизнь и деловой хватке. Но если в ход шли абстрактные вещи, они довольно быстро теряли к ним интерес, стремясь перевести разговор в другое русло. Что-то похожее произошло и в этот раз.

Рассказывая ребятам о своих взаимоотношениях с мачехой, которую она считала, в принципе, порядочной женщиной, Евангелина не стала скрывать от них то, как искренне пыталась с ней поладить, стараясь придерживаться нейтралитета там, где тихая вражда могла перерасти в открытое противостояние, когда пропустив мимо ушей большую часть её замечаний, Егор внезапно поинтересовался наличием у её отца редкого вида проскогубцев для изоляции, которые он не мог найти на рынке, уверенный однако, что такой инструмент мог вполне заваляться в кладовой любителя столярных дел, каким  виделся ему папаша его одногруппницы.

Прервав свою речь буквально на середине, Евангелина пустилась в пространные объяснения, воскрешая в памяти моменты, в которых обещала ему накануне выведать у своего отца о наличии у них дома именно таких плоскогубцев.   

— Я у него спросила, но он ворчит, — выдала она, слегка растерявшись от внезппности его допроса. — Он вообще забыл, что они когда-то были у него. А что касается маленьких отверток, папа сказал, что ни на рынках, ни на других торговых точках он их пока не встречал.

Разочарованно выдохнув, Егор отрицательно кивнул в ответ, словно показывая, что ей не стоит так из-за этого переживать. Значит, ему придется провентилировать данный вопрос самостоятельно, потратив на поиски поджходящих плоскогубцев свое личное время, которого у него и так было в обрез. Впрочем, ему не привыкать. Сейчас он занимался тем, что садился за телефон и обзванивал фирмы в надежде достать отцу в клинику импортный аппарат.

На вопрос Евангелины о том, как обстоят у него дела с пациентами, Егор ответил, что в терапии закрыли половину коек, и к концу месяца терапевтическое отделение могут сократить вообще. Так что его отца, возможно, тоже сократят.

— Если с лазером не получится и батю все же уволят, — продолжил он, пытаясь представить себе заранее, как будут дальше развиваться события, — тогда ему можно со спокойной совестью ехать в столицу на лотки — торговать… Или коробейником. Разносить по рынкам чай, пирожки… А там, со временем, и я подтянусь вместе с братом.

— А что с финансами? — недоумевал Зонтинов, поражаясь смелости его умозаключений. — Ведь для поездки тоже нужны деньги. Тебе их количества пока хватает?

— Да, хватает, — буркнул тот, инстинктивно передернув плечами. — Занял на днях у Лисова сотню, так что будем тянуться… — В этот момент его лицо осветила такая обнадеживающая улыбка, что можно было подумать, будто впереди его ожидала удача и все их лишения скоро закончатся.

Услышав фамилию человека, до которого ей не было сейчас никакого дела, Евангелина поспешила перевести тему в иное русло, но одногруппник вновь все повернул на круги своя, ещё раз подчеркнув, что большая часть его знакомых считают себя его «друзьями», пока дело не доходит до просьб взять деньги взаймы, после чего эти индивидуумы дружно исчезали с радаров, не желая иметь с ним после этого никакого дела.

Только один Лисов соизволил откликнуться на его недавнюю просьбу, безвозмездно задонатив ему на карту немного денег для «покушать», несмотря на то, что общались они поскольку-постольку, и то, преимущественно в стенах университета. Евангелина на месте Новаковского постеснялась бы клянчить деньги у всех подряд, даже если бы сильно в них нуждалась. Для неё это было дико. Но выглядело нормой, очевидно, в глазах самого Новаковского, который был не прочь поесть за чужой счет на постоянной основе, не испытывая при этом угрызений совести.

Благодаря Лисову они с братом не померли с голоду, когда весь их заработок шел совсем на другие цели. Ведь того, что оставалось после всех затрат на ремонты, хватало лишь на пару хлебов, причем безо всякого масла, и проезд на троллейбусе. В один конец.

А вот Терехов деньги «зажал», когда он тоже подходил к нему с такой целью. Впрочем, сам Егор ничуть не удивился подобному раскладу делу, сразу вычислив, что этот человек принадлежал к той породе уникумов, у которых даже зимой невозможно было выпросить снега.

Сказав это, он посмотрел на Евангелину тогда так, будто она сама была виновата в прижимистости своего кузена, привыкшего считать каждую мелочь, хотя у самого дома денег куры не клюют. Другое дело Лисов, который отдал их ему, скорее, под видом благотворительности. Безвозмездно. Словно самому ему было нечего терять, потому что ждать от Новаковского погашение долгов было равнозначно ожиданию собственного выхода на пенсию. Потому как Егор привык деньги только занимать, но никак не отдавать их, ссылаясь на невозможность совершения данного действия под видом несуществующих причин. Остальные это знали, избегая одалживать ему даже миниммальные суммы. И только одному Лисову, похоже, было на все плевать, польстившись на эту авантюру без всяких заморочек. Сложно было себе представить, сколько таких должников находилось на его содержании, и какой бы получилась общая сумма возвращенного долга, если бы все эти люди вернули ему деньги за один день.

Так что если бы Лисов со своей «благотворительностью», Новаковский с братом уже б давно оказались в богадельне, отказываясь жить по средствам. Но очень скоро все должно измениться. И эти деньги он обязательно вернет одногруппнику, едва с «прибылью» станет получше. А как это произойдет и когда, на эту тему Егор распространяться не спешил, погружаясь в очередные размышления о собственном будущем.

С одной стороны он был благодарен Лисову, соизволившего одолжить ему денег на безвозвратной основе, с другой — он не переставал желать его пассию. И с каждым днем его страсть и эмоции к этой девушке возрастала подобно вспышке огня, в который то и дело подливали бензин, подбрасывая хворост.

Образ Эрики настолько прочно засел у него в голове, что он до сих пор был не в состоянии её оттуда выбросить. И чуя за версту её пребывание в универе, как далеко бы он не находился в тот момент, и как сильно не был занят разными делами, он находил малейший повод побыть рядом с ней. Сделать все возможное, чтобы посмотреть на неё хоть одним глазом, не спеша обнаруживать перед ней свое присутствие.

Ум говорил ему держаться от этой девушки подальше, так как путь её и так был предрешен. Ведь ей наверное суждено остаться с таким, как Лисов, а он, Егор, ему не соперник. Да и где он возьмет столько денег, чтобы соперничать с наследником покойного владельца холдинга? Эрика никогда не посмотрит в его сторону. И несколько раз порываясь выбросить её образ из своей головы, он возвращался к ней снова и снова, обнаружив в один прекрасный момент, что сами фантазии об этой недостижимой брюнетке помогают пережить ему неурядицы, не позволяя столь близко к  сердцу принимать происходящее.

Главное, что сам Лисов был не в курсе о предмете его страсти. И догадайся он, что его должник давно запал на его пассию, в следующий раз он мог просто не дать ему денег, ссылаясь на чрезмерную занятость или что-то еще. А позволить себе лишиться такой возможности Егор пока что не мог.

Увы, чем чаще Эрика приходила наведывать Артема, тем больше он, Новаковский терял голову от захватывающих его эмоций, рискуя в один прекрасный момент совершить очередную глупость. И когда страсти начал донимать его настолько, что он больше не мог все это терпеть, испытывая необходимость поделиться с кем-то наболевшим, Егор хотел получить совет со стороны, с условием, что его исповедь останется втайне.

Этот совет должен был стать для него неким руководством к действию, либо наоборот, превратиться в очередную попытку обрубить на корню свою влюбленность, после которой можно было спокойно вычеркивать из своей памяти образ этой девушки, сделав это раз и навсегда. И подобный момент наступил. Причем все свершилось для него именно тогда, когда он ожидал этого меньше всего...

Книга 2. Глава 30

http://proza.ru/2022/10/11/973