Гл. 8 Каждому своё

Парс бежал что есть сил вдоль мрачных коридоров каменных улиц Парящего града. Холодный ветер ни капли не давал ему остудиться. Натруженное тело источало жар, глубокие вдохи жгли лёгкие, и казалось, что вот-вот и они разорвутся изнутри.
Цокот копыт доносился откуда-то сзади, всё ещё далеко, чтобы видеть преследователя, но достаточно близко, чтобы вселить страх беглеца.
Парящий город очень запутанный город. И всякий приезжий готов в нём заблудиться, но только не местный житель. Тонкие улочки, чередуются с широкими мостовыми, все вместе они сталкиваются и расходятся, пересекаются и перемешиваются, тянутся, кажется в бесконечную даль, но неожиданно заканчиваются тупиками, уткнувшись в стену чьего-нибудь особняка, или в задний двор какого-нибудь людного заведения.
Местные жители же знают точно, что все освещённые улицы пронизывают город насквозь, и все они начинаются или заканчиваются – в зависимости от того в какую сторону ты идешь – на торговой площади.
Дряблое пламя трепещет на факелах. Закреплённые в струбцины на углах домов, что стоят на перекрестках, они указывают путь. Такого правило. Ночью человек должен знать, куда он идёт, тогда, если он пришёл туда, где ему не положено было оказаться, любой вправе считать что он оказался здесь не случайно.
Питейная аллея. Именно на ней расположились все заведения, где наливают крепкого для местных и приезжих. Именно по ней можно попасть на центральную площадь, а там, если смотреть прямо перед собой, то она превратиться в припортовую улицу, и та выведет в сам порт.
И, несмотря на то, что в столь поздний час все кабаки и трактиры уже были закрыты, у Парса не было сомнений что пьяницы и забулдыги, завсегдатаи таких мест всё ещё шатаются по мостовым. Да и бросившие якорь в этом городе торгаши с севера, коим не чужды развлечения с замутнением разума, тоже слоняются по аллее, ведя задушевные беседы, распевая залихватские песни, затевая ссоры и драки, а затем примирения и побратания.
- «Сначала я затеряюсь среди гуляющих людей. Затем, за сто шагов до площади сверну на единственную не тупиковую параллельную улицу. Пусть Гери осмотрит и допросит всех пьяниц, что попадутся ему на пути, всё равно ни один из них и не вспомнит как выглядел беглец, уж слишком затуманен их взор. А пока он будет занят, я перемахну через площадь и не спеша пойду в порт, где затеряюсь среди возвращающихся на корабли чужеземцев». – Подумал Парс, и прежде чем повернуть направо, чуть замедлил ход, чтобы обернуться и удостовериться, успокоив свой страх, что Гери не стоит у него за спиной с занесённой для удара саблей.
И в тот самый момент, когда Парс облегчённо выдохнул уверенный в том, что смерть не настигнет его в эту секунду, капитан городской стражи показался на противоположном краю улицы. Жёлтый клочок света, быстро мчался во тьме, чуть опускаясь и приподнимаясь в такт движениям всадника, но неумолимо двигаясь вперёд.
До него ещё было шагов триста, но для пущенного галопом коня это всего несколько мгновений, и сердце Парса сжалось, превратившись в точно такую же малую искру, которой казался ему факел, зажатый в твёрдой руке его преследователя.
- «Ладно, теперь страж знает точно, куда я свернул. А это значит, что он последует прямо за мной, и не выскочит из тёмного переулка мне наперерез, где-нибудь посреди безлюдной улочки». – Обрадовался мысли дававшей надежду Парс.
Он бросился вдоль стен молчаливых домов вниз по каменной мостовой с той скоростью, на которую только был способен. И лишь ветер, свистящий в ушах и трепещущее пламя факелов освещавших улицу составляли ему кампанию в погоне со смертью.
По неизвестной Парсу причине, может от того что ночь была слишком холодной, и все гулёны разбежались по тёплым домам, или в порту было мало прибывших иноземцев, но Питейная аллея была пуста. И столь же пусто стало на душе у Парса от осознания безвыходности своего положения, когда глядя на унылую улицу, на чёрных крыльях холодной ночи его покинула надежда.
От отчаяния, ему казалось, что он рванул ещё быстрей. Но скорее всего только казалось, ведь он устал и изранен и никаких шансов на то, чтобы опередить коня у него не было.
Он тяжело дышал. Вся та боль, что ещё минуту назад оставалась где-то в прошлом, там возле высокого вяза, снова дала о себе знать. Набухшая челюсть натужно, со свистом пропускала воздух, и с ещё более громким свистом выпускала его назад. О том, чтобы дышать через нос, вообще можно было забыть. Твёрдые сгустки засохшей крови, законопатили его как бочку с солёной треской в портовой коптильне. При попытке вдохнуть через эти пломбы он только чувствовал как что-то тёплое и слегка сладковатое на вкус, затекает ему в горло и неудержимые позывы кашля подступают из лёгких.
Он прижал левую руку к рёбрам, пытаясь хоть как-то притушить скрипучую боль, как он думал сломанных костей. Но иллюзорное облегчение быстро прошло. Будто доски подвесного канатного моста на ветру, рёбра продолжили прыгать вверх вниз и биться друг о друга в такт его шагам, не давая верно позиционировать корпус для бега. Чуть влево и боль пронзала разум настолько сильно, что Парс чувствовал что вот-вот потеряет сознание. Чуть вправо и боль понемногу отступала, превращаясь в тягучее как смола, вязкое ощущение.
Так он и бежал, с рукой, прижатой к талии, левым боком подавшись вперёд, и громко посвистывая при вдохе и выдохе.
- Во ты е, по аны ууудок! – Донёс ветер, смешавшиеся с гулом от боли в ушах Парса, нечленораздельные звуки.
Парс не замедлил хода и даже не обернулся. Он уже понял, что шансов уйти у него нет, но желания сдаваться у него тоже не возникло.
Звонкий цокот бьющих о каменную брусчатку железных подков, хоть ещё и не близко, но неумолимо приближался, становясь всё громче и отчётливей, и вскоре заполнил всё сознание Парса.
- Цок, цок, - звенело в ушах.
- Цок, цок, - отскакивало эхо от зданий, прямо в ошалелую от жара и боли голову Парса.
- Цок, цок, - и он не слышал больше собственных шагов, свиста дыхания и шелеста одежды.
- Цок, цок, - словно сама смерть отсчитывала мгновения до встречи со своей новой жертвой.
- Цок, цок, - с каждым следующим разом всё ближе и ближе, всё громче и громче.
- Еги, еги, ууудок, - доносил ветер обрывки яростных криков преследователя.
Парс миновал уже с десяток улочек уходивших в стороны от Питейной аллеи. Тёмных неосвещённых закоулков, зияющих чёрных брешей на теле ярко освещённой дороги. С десяток раз разум колола мысль, свернуть, нырнуть в жерло тёмной утробы, уйти со света в спасительную темень, поддаться соблазну страха и позволить чёрной мантии ночи окутать себя с ног до головы.
Но Парс знал этот город слишком хорошо, чтобы верить страху, шептавшему о спасительной сути тьмы. Он знал, что все эти чёрные провалы лишь иллюзия спасения. Все улочки на Питейной аллеи ведут к питейным подворьям и выхода из них только два: первый, войти в трактир, второй, выйти тем же путём что и пришёл. Так хитро была устроена эта аллея, так ни один приезжий выпивоха не ускользал из жарких объятий местного гостеприимства, выжимавшего из него всё золото и серебро, что он заработал за день в порту или на рынке.
И только одна тропинка с ярко красным бутоном розы, что украшал фасад трактира на пересечении улиц, вела сквозь каменную застройку на, пожалуй, самую тёмную из всех мостовых парящего града, на улицу Роз. Таков был древний уговор трактирщиков и блудниц, две улицы должны быть соединены и только лишь они. Две улицы, два греха, два желания идущих рука об руку, две неразрывные страсти, одна сильней другой и что рождается из чего не ясно. Две крепкие руки того самого жаркого объятия Парящего града, выжимающего всё из вновь прибывших людей и давно живущих в нём тоже.
- Всего сто шагов, - просипел Парс, увидев изгибающиеся вверх и вниз лепестки розы, будто алые ладони они подзывали к себе, маня плавными движениями.
Пламя факела, трепыхаясь на ветру, отбрасывало тени, создавая столько дивную иллюзию. Но что до того пьяному гуляке когда в его жилах кипит кровь от выпитого вина и от страсти. Призыва ясней и не придумаешь и сами обстоятельства, будто повинуясь человеческой фантазии, создавали здесь знаки манящие и красотой и откровением, призывая затуманенные головы утолить свои желания. И так было всегда, как Парс себя помнил. Трактир «Алая роза» со своей эмблемой, чей лик всегда обновлялся свежей краской, чтобы в яркий солнечный день её можно было легко разглядеть, ночью превращался в маяк желания манящий лепестками розы вовсе не в трактир.
- Беги, беги, поганый ублюдок. Тебе всё равно не уйти от кары! – Раздался, теперь совсем близко и от того ясно и отчётливо, полный металлического скрежета яростный крик.
- Я вспорю тебе брюхо до глотки! Ты мой весь целиком!
Знакомый голос бил в затылок и Парс не сомневался, что обещания его хозяин исполнит буквально.
- «Неужели так и закончу я жизнь свою бессмысленно растерзанный на пустой Питейной аллее? И Морга меня подери, ещё и трезвым!». – Уже вжавший голову в плечи и внутренне готовый к сильному удару со спины, успел пожалеть себя Парс.
Как вдруг. Прямо из тупикового закоулка, что предшествовал тропе ведущей на улицу роз, из тёмного жерла на свет вывалили двое. Оба вялые и расхлябанные, шатающиеся и разве что благодаря наличию друг друга не падающие комка с руками и ногами, напоминающие человеческие тела.
И мысль подспудно осязаемая как зло, но столь верная, что вернула Парсу надежду, горящей стрелой пронеслась у него в голове.
Не оборачиваясь назад, устремив все усилия на том, что впереди, Парс бросился к еле стоящим на ногах пьяницам, схватил первого подвернувшегося под руку за плечи, и дёрнув на себя, оторвал того от друга. Затем резко развернул его и бросил в сторону надвигавшейся сзади угрозы.
- Цок, цок, - шатающийся человек, полетел навстречу коню.
- Цок, цок, - ноги пьяницы подкосились, и он стал заваливаться вниз, головой вперёд.
- Цок, цок, - несуразно размахивая руками перед собой, пьяница то ли пытается защититься от надвигающегося столкновения, то ли жестикулирует всаднику.
- С дороги! – закричал Гери, и тут же подтянул вожжи. Привстав и сразу присев в седле, он попытался отдать коню команду на прыжок. Но нога его подогнулась, и грузное тело завалилось набок. Конь начавший было задирать передние ноги и подгибать задние для прыжка, сбился на полушаге, и, оттолкнувшись могучими конечностями от брусчатки, стремительно прыгнул больше вперёд, нежели вверх.
Даже замутнённый рассудок, подсказал мужчине пригнуться, но заторможенная спиртами реакция, не дала ему это сделать вовремя и достаточно быстро. Хоть и крепкие, но податливые на весу, ноги коня врезались коленями в препятствие, поджались под тело, и потерявшее равновесие животное полетело головой вниз, перекувыркнувшись через человека.
В следующее мгновение все три участника столкновения вели себя совершенно по-разному.
Гери вылетел из седла, и всё ещё не отпуская вожжи, сделал пол-оборота в воздухе. Его разъярённый, полный злобы и гнева взгляд пронзал тысячью копий злосчастного вора, что растерянно глядел в ответ. И прежде чем их взоры разошлись, Парс был уверен, Гери узнал его. Ведь к прежним чувствам на лице стража успело прибавиться удивление. Затем затылок дворянина встретился с неровным и покатым булыжником на мостовой, а тяжелые плечи, столь часто выручавшие его своей силой, вдавили шею аккурат в макушку камня. Раздался удар, затем хруст, и безвольные ноги стража уже не слушавшие тела глухо шлёпнулись на мостовую, само собой, пролетев чуть вперёд всего остального.
Гери умер!
Мощный удар окончательно сшиб с ног и так не совсем державшегося на них выпивоху. Сначала боль пронзила его грудную клетку и рёбра, что заставило мужчину жалобно заскулить, откинув голову назад, и в тот самый момент он получил ещё один сильный удар по затылку. Ещё один удар чуть слабее по спине и сразу после того как его обмякшее тело завалилось на мостовую целиком, сверху его ещё дважды примяло в районе шеи и бедра.
Мужчина умер тоже!
Конь напротив, ловко выкрутил шею и всё-таки, убрав голову в сторону, немного прочесал по гладким камням, получив небольшую ссадину на лоснящейся от пота коже. Потом он быстро вскочил на все четыре конечности, слегка взбрыкнул задними ногами, беспокойно переступил с ноги на ногу на месте, громко и может, немного удивлённо поржал и остался стоять на месте, жив здоров.
Не веря своим глазам, Парс сделал шаг в направлении лежавшего без движения стража.
Мёртвое, бездыханное тело больше не вселяло страх, но сочувствия и жалости Парс вовсе не испытывал. Могучий воин, что заставлял его опростаться в детстве, тот, чей образ вселял в него ужас и трепет, был повержен. Вот он лежит не в состоянии пошевелить ногами, чтобы встать во весь рост и нависнуть над маленьким Парсой. Напротив, теперь Парс взирает на него сверху вниз. Вот он лежит, и не может шелохнуть руками, чтобы вынуть свою длинную саблю из ножен, и угрожать ему он теперь не в состоянии. Лишь обломок некогда страшного клинка торчит из его холодного бедра, а ножны на поясе пусты. Вот он лежит, и рот его больше не раскрывается и не ревёт командным тоном на Парса, он нем. Вот он лежит и лужа мочи, что он не в состоянии более держать в себе растекается под ним.
В тот момент Парс не сдержался, он захохотал. Захохотал так громко и так искренне, что второй пьяница, с трудом стоявший, оперевшись о стену дома, выпучив от ужаса глаза весь побледнел от страха, думая, что сам бог загробного мира смеётся над проделанной работой, довольный собой, довольный новыми подданными для своего царства мёртвых.
- Что Гери, ты мёртв!? Повержен сопливым мальчишкой, - продолжал хохотать Парс, стоя над хладным трупом.
- И теперь я знаю, чего ты боялся также сильно как я тебя. Ты боялся смерти. И встретив её, ты приспустил в штаны. – На глазах у Парса проступили слёзы, и смех стал приобретать визгливые нотки.
- Слышишь, страж? Я заставил тебя обоссаться. Я победил тебя!
Смех победителя становился всё тише, а в горле першило всё сильней. Голос его стал хрипловатым и слегка шипящим.
- И больше ты не будешь рубить руки, и преследовать несчастных босоногих мальчишек, что воруют лишь от того что им нечего есть.
Парс уже не смеялся. Его прерывистые вздохи стали похожи на всхлипы, а резкий шипящий свист его дыхания, мог создать впечатление, что он поскуливает как мокрая собака, стоя на пороге и выпрашивающая открыть дверь хозяина промозглым, дождливым вечером.
- Ты никого больше не напугаешь своим ужасным криком. Ни одного ребёнка. Ты вообще ничего больше не скажешь, ни спросишь, ни ответишь, ни учинишь больше допроса. Никогда!
Парс приподнял правую руку, в крепко зажатом кулаке которой, сквозь пальцы проступала чёрная ткань кисета прошитого красными нитками. Он с удивлением посмотрел на свою добычу. В пылу погони, он совсем уже забыл о камне. О том, что всё это время что он удирал от преследователя тот был у него в руке, и он так плотно вцепился в украденную ценность, что та не выпала даже когда он толкал беднягу пьяницу под копыта коня.
И это немного привело его в чувство. Он вспомнил, где он и что это место ничем не лучше любого другого места преступления, и что покинуть его стоит как можно скорей. Он уже собрался уйти, но задержался, чтобы сказать ещё одну, последнюю фразу на прощание ненавистному стражу.
- Тебе больше нечего охранять Гери. Ты упустил самую ценную драгоценность из тех, что когда-либо мог уберечь. И теперь тебе действительно незачем жить. Плыви по реке скорби с миром. Плыви в царство Морги. И, прощай!
Парс развернулся и пошёл прочь от мёртвого стража, прочь от мёртвого пьяницы, мимо спокойно стоящего на камнях коня, мимо протрезвевшего свидетеля, мимо алых лепестков розы, что продолжали призывно махать путникам, мимо света трепещущих факелов, мимо прошлого, прочь с места преступления.

Стражи не скоро оказались возле мёртвого тела своего командира. Они бежали трусцой, при полном латном облачении. Поэтому, в какой-то момент, бег сменился быстрым шагом, а быстрый шаг, по прошествии некоторого времени, превратился в неспешную ходьбу.
Однако им снова пришлось ускориться, невзирая на промокшую насквозь от пота одежду, тяжёлую одышку и уставшие ноги, когда на пересечении улицы роз и питейной аллеи они увидели одиноко стоящего коня без всадника на спине.
Их растерянный вид заставил животное отойти на пару шагов в сторону и беспокойно замотать головой. В этот момент Фарсу показалось, что конь делает это не просто так, он будто пытался сказать им – «Нет, это не я. Моей вины здесь нет», – но, наверное, Фарсу просто показалось.
- Это Гери, – на выдохе, с дрожью в голосе, констатировал очевидное страж, совсем недавно прозванный покойным, Неженкой.
- Он мёртв!?
- Конечно, мёртв. Он ведь молчит! – не удержался от неприкрытой издёвки Фарс, но одумавшись, быстро добавил ещё пару эпитетов. – Не шевелится и не дышит.
- Да, капитан мёртв! – уныло пробубнил Неженка, и к искреннему удивлению Фарса, слеза скатилась по щеке мужчины.
- А кто, тот второй? – страж ткнул пальцем, в сторону лежавшего неподалёку трупа.
- Не знаю. Мы пришли вместе. Помнишь? – Фарса начинал раздражать слегка туповатый страж. Вынужденную компанию, с которым ему пришлось водить сегодня ночью.
- Наверное, какой-нибудь пьяница? – не унимался Неженка.
- Конечно, мы ведь стоим с тобой на Питейной аллее, ночью.
Ты не мог бы перестать задавать очевидные вопросы?! – Фарс подошёл чуть ближе к трупам и встал между ними, внимательно рассматривая недвижимое тело Гери.
- Давай перевернём его, – предложил он, в надежде увидеть или не увидеть чёрный кисет.
- «Главное удостовериться, где сейчас Чёрный принц», – подумал Фарс.
- Зачем? – недоумевал Неженка.
- Главное удостовериться, что он ужё мёртв, – соврал Фарс, и добавил для убедительности. – Если мы будем просто стоять и ничего не делать, а окажется что всё это время жизнь продолжала покидать его, мы станем соучастниками преступления.
- Правда? – Неженка в испуге вылупился на Фарса, и больше уговаривать его не пришлось. Он бросился к телу капитана, и крепко вцепился тому в ноги.
- Да чего же ты стоишь? Давай, помогай мне быстрей! – выкрикнул он, дёргая тело на себя, что есть сил.
- Отлично, – удовлетворённо выдохнул Фарс, когда опустил безвольную голову Гери обратно на брусчатку. Камня при нём не было, значит, Парс не упустил свою добычу.
- Что тут хорошего? Капитан действительно мёртв! – продолжал Неженка удивляться реакциям напарника.
- Хорошо, что мы не соучастники убийства, – сухо трактовал свои слова Фарс.
Неженка тем временем впадал во всё более сложное душевное состояние. Терзаемый сомнениями, он говорил суетливо, а тело его притом выполняло несвязные движения, то притопывая ногами о камни, то подёргивая руками край уха, то вовсе подпрыгивая на месте.
- Капитан умер, а камень с башни пропал. Что нам теперь делать Фарс? – Чуть не плача, вопрошал страж, постукивая пальцами по отполированной поверхности нагрудного доспеха.
- Мы не можем просто всё оставить, так как есть, – вскрикнул он и зачем то схватился ладонями за лицо.
- Успокойся Неженка. – Фарс пытался по-быстрому сообразить, что им делать дальше, но панические настроения напарника не давали ему сосредоточиться.
- Я не могу успокоиться, - настаивал Неженка, подпрыгивая на месте. – Как нам искать пропажу? Как мы без капитана отыщем вора? Как мы вернёмся обратно к башне? И что мы скажем остальной страже утром?
- «И как мне жить дальше»? – брезгливо подумал Фарс за потерявшегося и растерянного напарника, но вслух сказал совершенно другое.
- Вздохни глубоко и возьми себя в руки, - Фарс осёкся на полуслове. – Кстати, а как тебя зовут на самом деле?
- Что? О чём ты спрашиваешь? Причём тут это сейчас?- Не унимался страж. Помимо слёз на его щеках, и прочих странностей происходивших с его телом, теперь у него задёргался левый глаз. Ещё он стал периодически шмыгать носом в себя, пытаясь не дать соплям вытечь наружу.
- Что нам делать с капитаном, Фарс?! И, вот с этим? – Неженка небрежно указал на второй труп. – У нас два трупа, лошадь и пропавшая драгоценность.
- Что нам со всем этим делать?
- Три, - поправил паникёра Фарс.
- А? – Неженка растерялся ещё больше, хотя представить себе такое ещё секунду назад было невозможно. У стража затряслось всё тело. Казалось, что он сам вот-вот рухнет на месте без чувств.
- Твой приятель. Помнишь? – Фарс схватил потерявшего ориентиры в пространстве стража за плечи, и встряхнул того как следует. При этом голова у стража замоталась так беспорядочно, словно вместо шеи она висела на верёвке.
- Он погиб там, возле башни, - Фарс мотнул головой в ту сторону, откуда они недавно прибежали.
- Возьми, наконец, себя в руки приятель. Давай, вспоминай кто ты!? – Фарс тряхнул и без того расхлябанного мужчину ещё раз. Он взглянул стражу в глаза, но те не выражали ничего кроме пустоты.
Тогда Фарс пошёл на крайнюю меру. Он отступил на полшага назад, размял плечо, сделав круговое движение в суставе, размахнулся на всю ширину, что позволяла, длинна его руки, и засадил стражу самую сильную пощечину, на которую только был способен.
- «Хрясь», - зазвенел воздух.
- Ай, - вскрикнул Неженка, запрокинув голову назад.
- Как тебя зовут страж? Отвечай, это приказ! – Заорал Фарс совсем не тем звонким фальцетом, что обычно слышали из его уст собеседники.
- Меня, меня зовут?! – мямлил, потирая горящую щёку Неженка.
- Отвечай! – ревел Фарса. И этот рёв был чем-то знакомым, и в то же время совсем другим, но было очевидно, кого копировал он, стараясь привести напарника в чувства.
- Фетка?! – скорее спросил, нежели ответил на вопрос Неженка.
- Полное имя страж! – продолжал кричать Фарс, и даже замахнулся ещё разок, делая вид, что намеревается треснуть Неженке снова.
- Нет, нет! Не бей, я всё скажу! – затараторил испуганный страж.
- Фетка-Осу, - сначала не уверенно, но спустя мгновение, набравши в лёгкие побольше воздуха, наконец взяв себя в руки, уже совершенно точно заявил страж.
- Меня зовут Фетка-Осу!
- Отлично Фетка. Вот как мы поступим.
Фарс снова схватил мужчину за плечи, дабы тот вновь не расхлябался, и продолжил, уверенно глядя тому точно в глаза.
- Мы с тобой погрузим капитана на коня. Видишь?! – Фарс кивнул в сторону всё ещё спокойно ожидавшего неподалёку животного. Тот, будто в одобрении потряс роскошной гривой.
- Этого, мы оставим здесь, – Фарс указал на лежавший труп неизвестного мужчины. – Мало ли что случилось с пьяницей на тёмной улице.
Фетка утвердительно кивнул, мельком глянув туда, куда указывал Фарс.
- Затем, тихо и аккуратно, так чтобы Гери не упал снова, - «и не сломал себе шею второй раз», - подумал Фарс и ухмыльнулся. Но продолжил совсем другими словами.
- Мы отведём коня вместе с поклажей к сторожке. Там мы положим его на землю рядом с мёртвым стражем, и тогда я пойду будить лейтенанта Тару. А ты пока останешься возле башни.
Фарс сделал небольшую паузу, давая слушателю переварить сказанное, а потом закончил, немного повысив голос и предав ему некой воодушевлённости, дабы всё ещё бледный страж не взволновался вновь, и не потерял самообладание.
- Тару будет принимать решение о поиске пропавшей драгоценности и вора, что стащил её. А наше дело слушать и выполнять приказы. Ясно?
Фарс пристально и неотвратимо глядел на Фетка, стараясь рассмотреть в нём понимание.
- Ясно! – наконец утвердительно кивнул Фетка.
- Вот и ладно. Приступим.
Фарс отпустил плечи стража и направился ко второму мертвецу.
- Я только посмотрю для точности. Вдруг этот ещё жив?
- Вот только я не понял, почему я должен оставаться с трупами, а ты пойдешь будить лейтенанта? – Снова подал голос, явно начавший приходить в себя страж.
- Потому что ты устал, нервничаешь и растерян. Тогда как я спокоен и рассудителен. Ты пока посидишь в сторожке, отдышишься, придёшь в себя, - Фарс запнулся. И вовсе не от того, что он не знал как закончить фразу. Он замолчал, потому что ком, что поднялся к его горлу, от осознания увиденного, больше не давал словам вылететь изо рта наружу.
Он смотрел на лицо пожилого мужчины и не мог поверить в то, что видели его собственные глаза. На серых дорожных камнях, с пробитым затылком, где уже давно загустел нелепой формы ком из крови, волос, костей и мозгов, лежал Ман-Ми-Тамен. Отец Маи.
Фарс недолго стоял на месте. Хотя в этот момент он и был похож на деревянный кол, вбитый в землю, он быстро понял, что ему нужно делать и как он должен поступить с Чёрным принцем.
- План меняется! Ты везёшь Гери. Я бегу к лейтенанту прямо сейчас! – Уведомил Фетка Фарс, мигом промчавшись мимо стража и уже вернувшись с конём, ведомым под узды.
- Что? Как? Почему? – Обомлел Фетка от подобного предложения.
- Мне кажется, я не согласен!? Я никак не хочу возвращаться один через весь город с трупом капитана.
- Да пойми ты, - Фарс уже держал Гери под мышки. – Хватай-ка.
Фетка скорее инстинктивно, нежели осознанно взялся за ноги мертвеца.
- Вор сейчас несётся со всех ног в порт. Рассчитывая спрятаться среди пьяных чужеземцев. А может и проникнуть под шумок на торговый корабль, затесавшись в доверие к собутыльникам, - Фарс крякнул от натуги, отрывая Гери от камней.
- А ну-ка, давай, давай!
Тяжело дыша и изрядно покраснев от натуги, стражи закинули тело на спину коня.
- А может, он хочет подкупить их золотишком, и на утро отплыть в неведомые края. Тогда мы его никогда уже не отыщем, и Чёрный принц покинет славный город навсегда, – Фарс тяжело выдохнул, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба.
- Надо торопиться Фетка! Понимаешь? – Фарс передал вожжи в руки всё ещё молчаливо пытающегося усвоить всё услышанное стража.
- Но, пошёл! – прикрикнул на коня Фарс, и слегка похлопал того по крупу.
- Иди, Фетка иди!
Фетка был уже в пяти шагах от Фарса, когда всё же обернулся и спросил напарника, неуверенно подбирая слова к собственным мыслям.
- Откуда ты всё это знаешь?
- Это догадка. Просто догадка, – пожал плечами Фарс, и, отвернулся от Фетка.
- Обещаю, я мигом обернусь! – Перекрикивая ночной ветер, Фарс уже покидал место убийства и, перейдя с шага на быстрый шаг, он уже мчался со всех ног, позвякивая латами и тяжело дыша от усталости, но полный уверенности, что у него ещё есть шанс исправить, то, что они натворили.
За одно он был благодарен Гери, его жесткие тренировки не прошли даром!

Фарс ворвался в открытую настежь дверь таверны. Зал для посетителей был пуст, огонь в камине давно погас, и только тлеющие угли всё ещё источали жар, давая помещению толику тепла.
Он спешно, будто стараясь не выпустить из помещения что-то важное, прикрыл за собой дверь. Ветер перестал гулять между столами, и в тишине обезлюдевшего дома ни шаг, ни шорох не волновали его слух.
Фарс, не торопясь и прислушиваясь почти на цыпочках, вышел в центр уютного зала. Столы, ощетинившись деревянными иглами ножек, закинутых на них стульев, напоминали спины гигантских дикобразов, будто устроившихся в человеческом доме на ночлег. Покрытые лаком, начисто вымытые полы поблескивали глянцем. Шторы на окнах были аккуратно собраны, скручены по спирали во всю длину и закинуты на гардины. Ставни на окнах при этом были закрыты и заперты изнутри.
- «Значит, Маи закончила уборку и вероятно уже завершила дела на кухне», - подумал Фарс. Ни плеска воды, ни позвякивания посуды оттуда не доносилось.
Пьяного приятеля её отца, нигде не было видно. Может он и не приходил сюда. Может испугавшись до дрожи в коленках того чему он стал свидетелем сегодня ночью, он и не был в состоянии думать о чём-то другом, кроме как о том, чтобы поскорей вернуться домой. Спрятаться в темноте и трясясь от страха на печке, укрывшись одеялом или зимним тулупом постараться поскорее уснуть, чтобы забыть этот ночной кошмар.
Фарс ещё раз оглянулся вокруг, осматривая зал, стараясь понять, не упустил ли он чего. И только удостоверившись, что всё здесь на месте и выглядит, так как всегда выглядит трактир после ночной уборки, он двинулся в кухню.
Широкая, для того чтобы легко выносить посуду с закусками не боясь задеть локтем угол и не опрокинуть всю хрупкую утварь на пол, лёгкая по тем же причинам дверь, свободно отворилась, как только Фарс тронул её кончиками пальцев.
- «Ииипс», - скрипнули петли, и Фарсу сразу всё стало ясно.
Маи уже убралась в зале, протёрла столы и расставила на них стулья, чтобы те не мешались. Потом она отмыла до блеска полы, закинула шторы и, закрыв ставни, пошла мыть посуду на кухню. Тогда то, в тёплое, пахнущее чистотой и уютом помещение и ворвался, широко раскрыв входную дверь, пьяный мужчина. Ни останавливаясь, ни на секунду, он конечно, и не подумал о чувствах юной девы, в тот момент. Он просто хотел сбросить свой собственный груз, облегчить душу, поделившись знанием, которое иначе бы грызло его изнутри. И тогда, он прямо так с ходу, выпалил новость. И в тот самый миг на Маи обрушились горы, и тяжесть что легла ей на плечи, придавила её девичье тело к земле, а ноги не выдержали ношу, и кровь отхлынула от членов.
- Чёртов пьянчуга! – В сердцах выругался Фарс на отсутствовавшего здесь незнакомца и по привычке шмыгнул носом.
Осколки белой тарелки, что выпали из рук Маи, усеяли пол мелкими крупицами фаянса. Будто на кухне выпал снег, от мрачных холодных чувств, что пробрали её насквозь после известий, что принёс ей мужчина, нежданно вошедший в дом из чёрной ночи.
- Маи, - позвал Фарс дрогнувшим от волнения голосом.
- Маи, - чуть громче и уверенней, позвал он снова. Но в кухне никого не было.
- Где же ты?
Фарс выскочил с кухни и стремглав бросился к лестнице ведущей наверх. Прыгая через две ступени, он миновал её за пять шагов и на шестом был уже на втором этаже.
Слева по коридору была комната Парса. И Чёрный принц тянул Фарса к себе. Соблазн увидеть драгоценность съедала его изнутри. Идея похитить камень пришла ему в голову ещё, когда он был мальчишкой, и с тех пор не покидала ни на секунду, соблазняя своей сложностью и привлекая ценностью.
Когда-то давно, воруя яблоки на рынке, он подслушал разговор двух купцов прибывших из далёких стран со скупщиком меха из числа местных жителей.

- Я бы многое отдал за это чудо. Хоть бы одним глазком взглянуть на столь опекаемое сокровище, – молвил худощавый остроносый капитан, закидывая на прилавок скупщика охапку искрящихся серебром на солнечном свете соболиных шкур.
- Даже не помышляй о таком деле приятель, - предупреждал его второй купец. Крупный северянин с чёрной копной густых волос на не покрытом челе и с бородой, ниспадавшей до самого его пупа. Он закидывал на прилавок поверх соболей яркие как пламя огня в ночи лисьи меха.
- Столь крепкое волшебство, коль оно держится уже сотни лет, простому человеку даром не сдалось, – уверенный в своей правоте здоровяк, погрозил худому купцу указательным пальцем. – Погубит маленького человека, и пропадёшь с концами.
- По три с полтиной за хвост, – подал голос из-за прилавка мужчина в кожаной куртке, невысокого роста с округлыми щёчками под хитрыми прищуренными глазками.
- Это грабёж. В прошлый раз нам давали по восемь за пару, – басовито ответствовал северянин, и сразу сгрёб в охапку с прилавка и лисьи и соболиные шкуры.
- Мы пойдём, поищем не столь жадных покупателей.
Худой купец, было, открыл рот от удивления, глядя как бесцеремонно, решает за него приятель, но тот легонько подмигнул ему, и он сразу сообразил, о чём речь.
- Да, да. В прошлом году, мне давали по пять за хвост. И твоя цена это грабёж. Мы уходим.
Для пущей демонстрации своего негодования купец стукнул кулаком по прилавку и повернулся к скупщику спиной.
- Постой, постой, - засвиристел коротышка, разводя руки в стороны и улыбаясь во весь рот. Как бы давая понять, что он вовсе и не серьёзно говорил о цене.
- По пять за пару это, то же самое, что я вам и говорю, - глаза скупщика сузились ещё больше, став похожими на две веточки, лежащие на пухлых скулах. – Добрые люди вы ведь просто не дослушали моё щедрое предложение.
Приятели снова повернулись к коротышке лицом.
- Я говорю, по три с полтиной за соболя и полтора за лису. Итого, пять за пару, как вы и хотите. – Пожал плечами скупщик.
Купцы переглянулись. Недовольно поморщившись, бородатый здоровяк вернул шкуры на прилавок.
- Вот только я говорил про одну шкуру. Одну за пять, – вовсе не растерялся остроносый мужчина.
- За лисью, пять? – Скупщик от удивления подпрыгнул так, что из-за прилавка на мгновение показались его колени.
- Лисья шкура никогда не стоила больше двух! И это, максимум что я бы смог предложить вам. Да и то если захочу поработать в убыток.
- Да не за лисью пять, а за соболя пять, – снова возмущённо забасил северянин.
Видно было, что здоровяк начинал злиться, от чего стал нервно поглаживать бороду крепкими ручищами. Видимо в попытке занять их чем-нибудь, чтобы не соблазниться желанием пустить их в грешное дело, прозванное в народе мордобоем.
Почувствовав такой серьёзный настрой оппонента, скупщик звонко рассмеялся во всё горло, дабы разрядить обстановку.
- Так по пять за соболя это очень даже нормально, - затараторил он сквозь смех, сгребая меха в охапку и занося внутрь своего небольшого шатра.
- Сразу бы мне так и пояснили. Я ведь грешным делом подумал, что вы обмануть меня хотите и всунуть лису по пять. А если соболь по пять, а лиса за два, то это совсем другое дело.
Голос мужчины в кожаной куртке слегка притух, когда он скрылся за полосатой матерчатой занавеской, что прикрывала вход в шатёр. Но вскоре он вновь появился у прилавка, довольный, улыбающийся, без шкур, но с того же цвета, что и куртка кожаным кошелём в руках.
- Это, то самое дело, ради которого мы здесь собрались, – громко заявил коротышка, демонстративно развязывая шнуровку кошелька, так чтобы до слуха купцов донёсся звонкий стук серебряных монет.
- И так, по пять монет за соболей, - хитрюга стал вынимать монеты из кошелька и со стуком выкладывать их на прилавок, прямо перед алчущими взорами худого и здоровяка. – Двадцать пять.
Коротышка брякнул последнюю монету поверх уже приличной кучки, что лежала на прилавке, и серебро весело зазвенело в купеческих ушах.
- Пересчитайте.
Одним ловким движением он сдвинул горсть монет чуть в сторону, освободив место для следующего расчёта.
Бородач отцепился от своей бороды, и принялся аккуратно пересчитывать монеты, перекладывая из одной кучки в теперь уже третью кучку немного поодаль.
- И по две монеты за лисицу.
Скупщик ещё громче, чем прежде стал накидывать серебро по одной монете, считая при этом вслух, не давая здоровяку опомниться.
- Десять! – Громко объявил коротышка, и протянул через прилавок пухленькую ладонь худощавому купцу прямо под нос.
- Сделка!? – Выкрикнул он так громко, чтобы не вызывало ни каких сомнений то что смысл сказанного дошёл до всех присутствующих.
- Как там? – Украдкой глянул на досчитавшего монеты товарища остроносый купец.
- Всё по делу! – Утвердительно кивнул тот.
- Сделка! – Выкрикнул купец, и пожал пухлую ладонь, висящую над прилавком.
Купцы достали свои кошели, и звонкая монета посыпалась с прилавка внутрь кожаных мешочков, а у северянина ещё и подбитого мехом, видимо, чтобы монеты не сильно холодили руки зимой.

Кто кого накрутил в тот день Фарс так и не понял. Но если в прошлом году за пару купцам давали восемь, то в этот раз они получили всего по семь. Хотя и скупщик заплатил больше, нежели хотел заплатить в начале торга.

- К разговору о Чёрном принце. Ведь о нём вели речь уважаемые гости?! – Вполне довольный проделанной работой, теперь скупщик источал спокойствие и размеренность. Речь его стала вдвое медленнее, а хитреца начисто исчезла из его искренних глаз.
- Пссс, - цыкнул коротышка и подманил пальцем подойти поближе купцов.
- Говорят, - начал, было, торгаш, но оглянувшись по сторонам на случайных прохожих, коих было в достатке в субботний день на рынке, осёкся и подманил купцов ещё поближе к прилавку. Сам же чуть ли не по пузо перевалился через столешницу и перешёл на шепот.
- Говорят, что камень тот обладает такой силой, что всегда возвращается вновь на своё место. И поэтому украсть его невозможно, а всяк кто пытался, сгинул.
Коротышка отвалил от прилавка, и закончил, хоть и не громко, но уже вслух.
- А посему он бесценен, ибо выкупить его тоже не выйдет. Пусть кто-нибудь и предложил бы достойную цену нашему князю, а Чёрный принц всё равно от нас никуда не денется.
- Брехня, – с сомнением махнул рукой северянин.
- Если он всё равно никуда не денется, от чего же тогда его охраняет стража? Страже платить надо! Просто так каким бы богатым не был ваш князь, он платить никому бы не стал.
- Хочешь, верь, а хочешь, нет. Я говорю тебе, что люди говорят, а люди просто так говорить не станут. Ведь всем богатством этот город обязан ему, а посему и стоит этот камень не меньше чем целый город. Попробуй такой не охраняй?
Купцы скептически переглянулись, а скупщик воздел палец к небу и с чувством выполненного долга, отправился прохлаждаться к себе в шатёр.
О чём дальше толковали купцы, Фарс уже не слушал, но Чёрный принц отпечатался в его память также чётко как подкова в копыто, и остался там навсегда. И с тех самых пор Фарс стал одержим идеей, похитить столь драгоценный камень.

И именно по той причине Фарс стоял как верстовой столб, вкопанный в землю не решаясь, куда ему пойти сперва. Проверить всё ли в порядке с Маи, узнать знает ли она о той трагедии, что случилась этой ночью, утешить подругу, хоть бы она и была безутешна? Или под предлогом этой трагической новости заглянуть к брату, чтобы взглянуть на вожделенный камень?
Нога его ступила влево, в направлении комнаты, где предположительно затаился Парс. И если бы раздумья его длилось чуть меньше, он бы ни в коей мере не заметил, как его брат, выскользнув из комнаты Маи, помчался к дальней лестнице, что вела в кухню. Но он заметил!
- Парс! – Выкрикнул он, хоть и чуть громче, чем шепотом.
- Стой, Парс! – Фарс кинулся следом за братом.
Тот уже спрыгивал с последней ступени на пол, когда Фарс всем своим весом, к которому добавился вес всего латного костюма что было положено носить стражу Указующего маяка, в отчаянном прыжке, сбил его с ног.
Конечно, Парс слышал приближение брата, и естественно он пытался выскочить через кухню до того как тот настигнет его, но несмотря на знание он никак не ожидал таких тяжёлых объятий.
Сшибленный с ног он кубарем покатился к разделочному столу, на гладко отполированной столешнице, сбитой из плотной древесины которого всё ещё лежала кухонная утварь. И лишь чудом, а не смекалкой, он успел сгруппироваться и влетел в его изножье плечом, а не головой.
Звонкий треск, посыпавшихся вилок, ложек, пары достаточно крупных кастрюль и овощного ножа, что упал аккурат острым лезвием вниз, просвистев возле самого уха Парса, смешался с бряцаньем металлических обновок Фарса.
На какое-то время эта весёлая какофония бьющихся, ударяющихся, прыгающих, звенящих и трещащих, а затем снова бьющихся и звенящих звуков заполонила собой всё пространство вокруг.
Когда посуда успокоилась, Парс сел оперевшись о ладони и удивлённо взирал на то, как Фарс, кряхтя и чертыхаясь, сначала переворачивался на спину, а затем тоже садился на пол, повернувшись лицом к брату.
- Ты сдурел Фарс!? – Парс мимоходом бросил взгляд на поблескивающее на полу лезвие ножа, а затем перевёл взгляд на брата и добавил уже суровым тоном.
- Тесак мог секануть мне по лицу.
Фарс, видимо, ударившийся об пол гораздо сильнее собственной добычи, прежде чем заговорить, предварительно потряс головой во всех возможных направлениях.
Убедившись, что ещё способен формулировать мысли, вместо ответа, он сразу перешёл в наступление.
- Ты куда это собрался дорогой братец? – Для придания своим словам пущей твёрдости Фарс ткнул в брата указательным пальцем. – Не думаешь ли ты дать дёру с камнем за пазухой?
Парс машинально поднял кулак с чёрным кисетом и крепко прижал его к груди.
- Что я буду делать с принцем не твоего ума дело Фарс. Это я украл камень и вправе распоряжаться им по собственному разумению.
Парс подсобрался с силами и встал с пола. Незамедлительно последовав его примеру, на ногах оказался и Фарс.
Они стояли друг напротив друга, глядя друг другу в глаза, и каждый думал что-то своё, но и о камне они думали тоже.
Наконец, Фарс не выдержал, ведь как ему казалось, он знает то о чём брат и не догадывается.
- Парс, отец Маи. Он мёртв.
- Что? – Парс ожидал услышать всё что угодно от брата. Уговоры дать посмотреть на драгоценность, вопрос, что он делает в комнате Маи. Почему убегал, наконец. Но эта безумная фраза, понять и осознать которую, вот так сразу было просто невозможно, поставила его в тупик.
- Тот пьяница, что попал под коня. Мы преследовали тебя. Вернее сказать, бежали, ориентируясь на цокот копыт в темноте. Пока, оказавшись на питейной улице, не услышали ржание коня, а затем всё стихло.
Фарс посмотрел на брата, как бы давая ему, возможность самому вспомнить, что там произошло. Тяжело вздохнув и убедившись, что Парс ничего не хочет сказать, Фарс продолжил рассказ с тяжелым сердцем.
- Мы бежали к тому месту, откуда доносились последние звуки и обнаружили там два трупа.
- Два трупа? – неубедительно изобразил удивление Парс.
- Гери свернул себе шею. И это прекрасно, - надменно ухмыльнулся Фарс, но как только продолжил рассказ, выражение его лица стало суровым и повеяло холодом.
- По второму человеку изрядно потоптался конь. Я с трудом переборол брезгливость, чтобы взглянуть на него, но я это сделал.
Фарс многозначительно посмотрел на брата.
- Ман-Ми-Тамен, вот чьё искажённое смертью лицо я увидел в тусклом свете огня.
Парс молчал. В его голове роились мысли и воспоминания. Он старался вспомнить и забыть одновременно свершившееся ночью злодеяние. Стыд, злоба на себя и ужас, от осознания перемешавшись, сражались внутри него с сомнением и страхом.
- Почему ты молчишь Парс? Отец Маи он мёртв. Лежит сейчас на холодных камнях в сотне шагов отсюда. Надо сообщить Маи о смерти отца. – Фарс развёл руками в стороны, недоумевая, глядя на реакцию брата, а затем махнул рукой и сделал шаг к лестнице.
- Постой, – вскрикнул Парс и, схватив брата под локоть, притянул к себе.
Фарс резко одёрнул руку и со злобой в голосе зашипел на Парса.
- Я так и знал. Ты всё видел. Ты всё знаешь. Ты участвовал?
- Да, да, я всё знаю, – еле слышно, чуть шевеля губами, пробормотал Парс.
- Что, что ты там говоришь?
- И она знает тоже, – Парс всё ещё говорил немногим громче, чем когда не говорил вовсе.
- Я не понимаю Парс, – возмутился Фарс. – Говори громче.
- Она знает! – Уверенней и громче, утвердительно кивая головой, скорее чтобы самого себя убедить в страшной догадке повторил Парс.
- Откуда она знает? Ты сказал ей? – Фарс в нетерпении затряс брата взяв того за грудки его льняной рубахи.
- Вот почему она взяла камень, и вот о чём она просила, – Парс говорил сам с собой, не особо обращая внимания на изумлённо хлопающего глазами брата.
- Верни всё обратно, верни всё обратно, – Парс подпрыгнул на месте, и разве что не захлопал в ладоши, радуясь озарению.
- Она узнала, что её отец погиб, и просила Чёрного принца вернуть его к жизни.
- Парс прекращай думать вслух и скажи мне уже, в чём дело.
Фарс остервенело, замотал брата вперёд назад, ещё крепче вцепившись в его рубаху. Думая, что тот бредит, и его срочно нужно привести в чувства он размахнулся и использовал проверенный чуть ранее на страже метод.
Мгновение после хлопка они стояли и молча, смотрели друг на друга. Парс казалось, превратился в статую, будто его сознание ещё секунду назад увлечённое собственными мыслями так и не вернулось в реальность, а застряло где-то посередине. Глаза его ничего не выражали, а тело не подавало признаков бытия.
Фарс же напротив весь что есть, был здесь, хоть и не смел пошевелиться.  Ожидая бурной реакции брата на оплеуху, он застыл, скорее в нервном напряжении, чем в нерешительном оцепенении. Всё его тело было натянуто как струна, каждый мускул был готов в любой момент, в зависимости от обстоятельств дать дёру, убегая от разъярённого брата, вытерпеть ответный удар, или повторить сотворённое недавно действие.
И когда готовый ко всему Фарс, уже было почувствовавший лёгкий импульс, прокатившийся от плеча вниз по руке и сконцентрировавшийся на самых кончиках пальцев заставил судорожно дрогнуть ладонь, Парс вдруг пришёл в себя.
Он глубоко вздохнул, и по всему его телу пробежала дрожь. Подбородок его весело задёргался, но с выдохом всё напряжение, казалось, высвободилось и улетучилось прочь из его тела.
По крайней мере когда он заговорил, голос его звучал спокойно и размеренно, не оставляя сомнений в том, что сознание его обладателя целиком и полностью присутствует там же где и стоит его тело.
- Фарс, нужно вернуть камень на место! Иначе Маи умрёт.
- Я верну. Я ведь теперь страж. Помнишь?
Фарс в упор посмотрел на брата в надежде увидеть во взгляде брата понимание.
- Я просто скажу, что нашёл кисет брошенным на улице, - начал было убеждать брата Фарс. – Да, чёрт с ним. Я могу ничего не говорить. Просто пронесу камень наверх и вложу его в руку хранителя.
На лице Фарса появилась самодовольная ухмылка.
Терзаемый сомнениями, но преодолевая волей, искушение сохранить драгоценный камень при себе, с трудом оторвав от груди, Парс протянул кисет младшему брату. И в тот миг, когда Фарс коснулся бархатистой, мягкой материи, неведомое доселе чувство пронзило его разум, и покрытое серой дымкой тумана воспоминание промчалось как назойливая муха перед взором где-то глубоко в подсознании.
«Такой знакомый вес. Настолько понятные ощущения от соприкосновения. Как будто он держал этот предмет уже когда-то. Как будто и никогда не расставался с ним».

Фарс бежал, позвякивая латами раздвигая ночную тишь, разрезая с каждым шагом становящийся плотней холодный осенний воздух, пронзая тьму навстречу блёклой, уже наполовину оттаявшей, но всё ещё белесой башне, указующим столпом выступающей над крышами домов.
Фарс хорошо знал родной город. Поэтому когда он выскочил из таверны, то не стал возвращаться по собственным следам, не стал плутать сквозь узкие улочки, а выбежал сразу на центральную площадь, выбрав наиболее прямой маршрут. Свернув с площади на Парадную аллею, он устремился к Указующему маяку. И теперь его путь лежал строго вперёд, даже немного под гору, что не могло не радовать, и так изрядно измотанного стража.
Шум водопадов становился всё отчётливее. Где-то там, в ночной тьме невидимое Фарсу русло реки разделённое, на пять рукавов, сбрасывало воду белой вуалью, застилая серые камни обрыва. И даже тяжёлое дыхание и стук шагов подкованных сапог, не заглушали мерное, бархатистое пение парящей реки.
В этот момент Фарс почему-то вспомнил ту встречу на водопадах, где впервые увидел Маи. Когда уставший и промокший насквозь, он выглянул из-за края пропасти и вместо яркого слепящего и обжигающего солнечного света, взор его встретился с мягким и тёплым сиянием, что исходило от девчонки, стоявшей на камне уверенно и широко расставив крепкие ноги. И в тот самый момент он влюбился в неё. И в ту самую секунду он возненавидел её тоже, понимая, что он не достоин сияния такой красоты.
С тех пор не смея всерьёз признаться ей в горящем пламени чувств, что сжигал его изнутри, он только наслаждался возможностью быть рядом и вызывать все те эмоции, что был способен, но не любовь. Он подкалывал Маи, он противопоставлял свои таланты её уменьям и в ответ получал то колкие словечки, то оплеухи, и только в те моменты он чувствовал себя счастливым, ведь на большее не мог и надеяться.
Фарс мчался к башне, и воспоминания о Маи предавали ему сил. Он торопился, он задыхался, он устал, он страдал, но слёзы лились по его щекам не по этой причине. Это были слёзы горечи от утраты, от невосполнимой потери, от сожаления о не высказанных чувствах.
- «О, Маи. Если только всё получится. Если только ты снова озаришь сиянием своим мою жизнь, я всё скажу. И будь что будет».
Эти мысли предавали Фарсу сил. Он бежал вперёд и только вперёд, позвякивая доспехом, пока Парс, держа любимую за руку, молил Богиню всего сущего Тиши о том же.
Парадная аллея сменилась сиреневым бульваром.
- «Эх, если бы сейчас была весна», - мелькнула мысль лёгким воспоминанием об аромате цветущей сирени в голове у Фарса.
Но плотно переплетённые, кривые деревянные пальцы, уже сбрасывающих последнюю листву ветвей, не оставляли шансов получить что-то большее нежели воспоминания.
Он не планировал ничего рассказывать Фетке. Он не сомневался, что обалдуй стоит сейчас возле сторожки и горячие слёзы жгут ему щёки. Он горюет по утраченному другу, но ещё больше по капитану, ставшему ему роднее отца. И занятый собственными переживаниями больше всего, конечно Фетка даже не удосужится учинять ему допросы.
- «Достаточно будет просто пройти мимо, сказав, что мне надо в сторожку». – Думал Фарс. – «Потом подняться на башню. Вложить Принца в ладонь застывшего навсегда князя и надеяться, что всё получится». – Думать о том, что произойдёт, если ничего не произойдёт, Фарс не собирался. Он точно знал, что если камень не вернёт Маи к жизни, то ему абсолютно всё равно, что будет с ним самим.
Но все мысли и предположения покинули голову Фарса в одно мгновение, потому что что-то всё-таки произошло.
- Аааа, - донёс ветер, то ли человеческий шёпот, то ли стон гнущихся под силой стихии ветвей.
Фарс остановился и прислушался.
- Аааа, - чуть отчётливей, послышалось вновь.
- Кто здесь? – Удивлённо, но не громко, стараясь не вспугнуть ночную тишь, спросил Фарс.
- Риинц, - теперь совершенно ясно прорвался сквозь шорох падающих листьев чей-то шероховатый и скрипучий зов.
- Риинц, - хрипел голос со стороны плотно прижавшихся, будто старающихся согреется друг о друга кустов сирени.
Фарса одолели сомнения. Ему было не до незнакомцев, скрывающихся в ночной мгле. Он спешил вернуть драгоценность на её законное место. Вернуть камень его истинному владельцу в надежде повернуть время вспять. Вернуть всё в тот момент, когда принц ещё не был похищен.
Но что-то неведомое сильно потянуло его откликнуться на этот зов. Нет, это не было просто любопытство! В тот миг в его голове промелькнула еле осязаемая, почти не уловимая сознанием, ясно понимаемая, но почти не видимая мысль. Откуда-то из глубины его памяти, из тёмных коридоров полузабытого прошлого, шелестя крыльями, словно потревоженная светом факела летучая мышь, вылетающая из тёмной пещеры, ему навстречу вылетело трепетное ощущение, что он знает, кто скрывается от его взора в плотных кустах у подножия Указующего маяка.
«Нож в его руке, приятная тяжесть при замахе и упоение властью, над чьей-то жизнью висящей на кромке остро заточенного лезвия».
- Бррр, - Фарс помотал головой, прогоняя невесть откуда взявшееся наваждение.
И как летучая мышь, своим резким появлением, заставляет застыть на месте, но сразу пролетает мимо, исчезая из виду, так и воспоминание, проделав быстрый пируэт в голове Фарса, проскользило мимо и вновь исчезло в заваленных всяким хламом коридорах его сознания.
И после неё в голове у Фарса осталось лишь чувство некой неопределённости и незаконченности, побудившее его сдвинуться с места и сделать несколько робких шагов в направлении зова, что шёл из темноты.
- Аааа, риинц, - прохрипел голос и сменился частыми и прерывистыми вздохами.
Фарс подошёл совсем близко и всё равно не смог разглядеть, кто скрывается в тени ветвей и подаёт блеклые признаки жизни. Ветви одного из кустов суетливо подрагивали в такт сиплым вздохам незнакомца.
Ведомый своим смутным то ли сном, то ли воспоминанием Фарс уже решил для себя, что обязательно должен взглянуть на таинственного человека, и теперь действовал, если не решительно, то абсолютно точно уверенно и смело.
Он аккуратно, так чтобы случайно не наступить на тело лежавшего незнакомца, шагнул вглубь насаждений. Хруст под ногами подсказал ему, что вокруг в невысокой траве уже лежит множество поломанных веток.
- Такое ощущение, что здесь кто-то ходил кругами, – высказал предположение вслух Фарс, собственным голосом предавая себе дополнительной уверенности.
Немного осмотревшись к тому, как расположено тело страдальца, он присел на корточки справа от него, в полушаге от лежавшей на сырой земле головы.
В полутьме лицо лежавшего казалось абсолютно чёрным, и первая мысль, что пришла Фарсу в голову, что это купец с далёкого юга. Несколько раз он видел раньше людей с такой тёмной кожей, и хотя они были большой редкостью в этих краях, их вид не вызывал удивления у местных жителей.
И вот, когда Фарс уже решил что делать ему здесь нечего, человека он этого не знает, а драгоценное время уходит, незнакомец снова подал голос.
- Ааарс, - прохрипел он утробным голосом, почти не шевеля губами. И сердце Фарса чаще заколотилось в груди.
- Что ты там говоришь? – Оторопевшим, лишённым уверенности голосом залепетал Фарс, наклонившись поближе к тому месту, где он считал находиться лицо незнакомца.
- Фа, фа, ааарс, - прозвучал голос, и чёрное лицо, едва оторвавшись от земли на дрожащей от напряжения шее, подалось чуть вверх.
Лишённый прежней скрипучей хрипоты голос приобрёл не просто знакомые, а вполне конкретные очертания. И одновременное осознание того кому он принадлежит, с отталкивающим неприятием возможности услышать его сейчас повергли его в ужас.
В этот момент Фарс как будто получил молотком по голове. Шок был настолько резким, что у него задрожали руки, и холодная испарина в миг покрыла лоб россыпью прозрачных капель.
Он не верил собственным ушам. Вдобавок ко всему, приподнявшееся лицо тоже приобрело хоть и измазанные сажей, но вполне соотносившиеся с голосом знакомые очертания.
Фарс сглотнул всё, что было в его пересохшем горле, чтобы иметь возможность издать хоть сколь-нибудь членораздельный звук и задал вопрос, на который уже знал ответ.
- Парс, неужели это ты, брат?!
В этот момент измазанная сажей рука схватила Фарса за запястье. Он вздрогнул от неожиданности, а слёзы прыснули у него из глаз с новой силой.
- Да, как же так Парс? Что с тобой случилось, зачем ты здесь? Ты должен сейчас быть с Маи. – Фарс в ответ сжал схватившую его ладонь.
- М-а-и, - промычал Парс, заслышав знакомое имя. И вместе с именем с уст его сорвалась капелька крови.
- Да с Маи Парс. Тиши тебя подери, ты сейчас должен быть жив, здоров, там с Маи. А не, - ком застрял в горле Фарса.
Теперь, когда он находился совсем рядом с братом, а его глаза окончательно свыклись с отсутствием света, он чётко видел покорёженное лицо Парса. Сажа не скрывала опухшей скулы и кривого от перелома носа. Но самое страшное было то, что в тех редких местах на лбу и шее, где пот смыл воровской грим, кожа Парса была бледная как снег, что покрывал маяк каждую ночь. Отсутствующий взгляд блестящих от слёз глаз брата был устремлён в пустоту, всё его неконтролируемое больше владельцем тело подрагивало в конвульсиях боли, а вторая капля крови скользнула сквозь губы вдогонку к первой.
Он натужно дышал, и близость смерти его стала очевидной неизбежностью для Фарса.
- Проклятый камень! Прости меня Парс. – Фарс говорил сквозь горькие слёзы, и грудь его дрожала от всхлипов.
Он всё ещё крепко сжимал холодеющую ладонь брата, когда тот, казалось, сделав последний в жизни вдох, замер на миг, собираясь с силами чтобы сказать последние слова.
- Чёрный принц. Верни его! – Громко и чётко, так как зазывают продавцы на рынке, выкрикнул Парс и, выдернув руку из пальцев брата, протянул её ладонью вверх.
- Верни! – Теперь чуть тише, но всё ещё ясно сказал Парс, а затем его голос сменился булькающим кашлем, а тело задрожало с новой силой. И только протянутая ладонью вверх рука непоколебимо замерла перед самым лицом Фарса.
- Ты хочешь, чтобы я отдал тебе камень? – Фарс перестал плакать и пристально уставился на раскрытую ладонь.
Тысяча мыслей промелькнула в голове стража. Он вспомнил тот день, когда отец впервые привёл грязного и оборванного сироту к ним в дом. И вспомнил, как тогда он злился на него и Парса, когда ему пришлось делить хоть и черствый, но столь вкусный на голодный желудок хлеб с совершенно не знакомым ему ребёнком.
Он вспомнил, как впервые украл яблоки на рынке, именно для того чтобы лишний рот, появившийся в доме по отцовской прихоти не пустил их по миру.
Но он вспомнил и как благодаря Парсу в его жизни появился смысл. Как будучи чёрствым и самовлюблённым сопляком, он вдруг осознал, что мир не сомкнулся на нём, что есть люди страдающие и страждущие гораздо сильнее него. Именно тогда, он воспитал всё, то милосердие, и сочувствие что теперь были неотъемлемой частью его самосознания, и жизнь для него засияла ярче летнего солнца.
А ещё он вспомнил, как они впервые столкнулись с Гери, и как Парс прикрыл его, и не выдал отцу его тайну. И с тех самых пор они были неразлучны и всё делали вместе. Воровали вместе, возвращали награбленное добро в мир, раздавали еду сиротам и калекам тоже вместе. Тренировались вместе, горевали вместе и любили тоже вместе.
Он вспомнил, как был прекрасен тот день у водопадов. И каким был тёплым тот вечер у костра, когда в молчаливом согласии лишь глядя друг другу в глаза им было ясно, что одно чувство одолевает их всех. Тогда от осознания, что сильнее чувства на свете быть не может, они играли в эмоции страсти, поддавшись им целиком, понимая, что эти эмоции не разъединяют их в порыве страстной ревности, а сближают в осязаемо чувственном единстве.
Та ночь осталась для них троих той первой и последней незабываемой игрой, что предавала их дружбе крепость и опору.
И вся эта жизнь, все воспоминания, пропитанные теплом и добротой, не были жизнью и воспоминаниями одного Фарса. Нет, это было их общее воспоминание одно на двоих, и состоялось оно благодаря появлению Парса.
Фарс достал кисет, весивший немногим тяжелее куриного яйца, и вложил его в раскрытую ладонь брата.
- Я не знаю, что ты задумал брат, но я исполню твою последнюю просьбу, – Фарс отвернулся от брата, и новая волна сожаления накрыла его с головой.
- А я дам тебе больше времени. Немного больше чем у нас есть, – пообещал Фарс, вскочил на ноги, и, бросив последний взгляд наполненных тёплыми слезами любви глаз, решительно развернулся и побежал вдоль стены Указующего маяка, мимо трепещущих на ветру могучих вязов прямиком к сторожке, расположившейся у его основания.
Тяжелые слезы, холодившие щёки не успели просохнуть на холодном ветру, когда он, сделав последний поворот, выскочил во двор перед сторожкой. В голове он уже несколько раз прокрутил ту ложь, что придумал на ходу для того чтобы отвлечь Фетка якобы распоряжением лейтенанта, но лгать оказалось не кому.
Ни коня, груженного мёртвыми телами, ни самого Фетка во дворе не было. И только ветер гулял по пустому двору, и завывал где-то высоко над головой удивлённого стража.
И в это самое мгновение Фарс забыл для чего и как он оказался здесь. Отступив на шаг назад, он с сомнением посмотрел на закрытую дверь в комнату, где ему полагалось быть во время ночного дозора.
- Что я здесь делаю? Почему я один стою на улице и где вся остальная охрана? – недоумевал Фарс, совершенно позабыв о событиях, произошедших с тех пор, как он заступил на смену.
Он поднял голову вверх, задрав её так высоко, что услышал лёгкий хруст собственной шеи. Правда боли он при этом не почувствовал, скорее напротив он ощутил некоторое облегчение в голове и расслабленность в мышцах.
Маяк возвышался над ним, уходя в казавшуюся бесконечной ночную мглу. Где-то там, высоко в небе, на самой вершине башни притаился Чёрный принц, и Фарс не сомневался, что сегодня ночью он пришёл сюда именно за ним. И этого понимания оказалось достаточно, чтобы Фарс сдвинулся с места и одним решительным движением распахнул дверь на скрипучих петлях.
Из небольшого помещения пахнуло теплом, но в тот же миг, перемешавшись с холодным ветром, оно развеялось, как не бывало.
Неожиданно для самого себя Фарс поймал себя на мысли, что всё это с ним уже было. Открытая дверь навевала знакомый запах, тускло освещённое тлеющим огнём очага помещение показалось виденным раньше именно в таком виде, а скрипнувшие петли за спиной, резанули слух и пробежались мурашками по спине.
Он знал, что уже бывал тут и раньше. Но это ощущение было не тем знакомым, постигающим каждого человека чувством притупленного восприятия много раз повторяемого события, а чем-то иным.
Фарс стоял на месте не смея пошевелиться, стараясь уловить тонкую нить собственной памяти, ускользающую из скользких, не надёжных пальцев сознания. И в тот момент, когда воспоминания стали, словно подсыревшие крошки хлебного мякиша, скатываться в один слипшийся комок осознания в его голове, за закрытой дверью с лестницы что вела на вершину башни, послышались гулкие приближающиеся шаги, сопровождавшиеся отборной бранью и лязганьем металла о металл.
Но страшнее всего был голос, что донёсся с той стороны двери.
- Чёртов сопляк, я достану тебя! Проклятые олухи, где вы там?
Этот наполненный яростью хрипатый скрежет Фарс узнал бы и в гуле многотысячной толпы собравшейся на субботней ярмарке.
Фарс, не веря собственным ушам, сделал несколько робких шагов, двигаясь навстречу шуму. Стараясь услышать ещё раз то, что услышал прежде, ибо не мог поверить в реальность происходящего.
- Ты получишь сполна. Червивый плод, сухого древа!- громыхнул бас из-за двери.
Дверь с лязгом распахнулась, и навстречу Фарсу буквально выпав из проёма, бросился капитан стражи Указующего маяка.
Фарс замер, в натуженном недоумении выставив руки вперёд и прикрыв глаза от страха.
Без разбора маша руками, словно мельница с оборванными ураганом крыльями, потерявший равновесие здоровяк рухнул Фарсу в объятия.
И с того самого момента все сомнения и воспоминания оставили его. Он больше никогда не вспомнил, как был на башне раньше. Как обрезал верёвку, по которой как он думал, на башню вперёд Парса пытается взобраться таинственный вор. Не помнил он как, взяв камень, притаился на башне, вцепившись в один из её зубцов отчаянной хваткой птенца не желающего падать, ибо знал он, что не умеет летать. Не помнил больше Фарс и как дрожал всем телом от холода и страха, моля камень о спасении. Забыл он собственное счастье, что испытал увидев как Гери пошёл на противоположную сторону маяка, дав тем самым ему шанс ускользнуть. И как закрыл за собой дверь, унося таинственный камень спрятанным в чёрном кисете прочь от маяка. И как, встретив Парса у вязов, передал ему камень, а сам вернулся в сторожку. – «Беги, я задержу их», - крикнул тогда он брату вдогонку.
Но всё это осталось в прошлом, которого возможно и не было теперь никогда. И с тех пор Фарс только и делал, что ловил Гери, подавал тому коня, видел смерть своего заклятого врага, и возвращался к башне, чтобы снова поймать живого Гери.
И в эти моменты он точно знал, что нужно делать. Держать. Во что бы то ни стало, держать Гери! Ведь где-то там, в ночной мгле его брат Парс, спустившийся с башни, сломавший себе челюсть о ветви столетнего вяза, бежит по улицам Парящего града, прижав к груди чёрный кисет с волшебным камнем внутри в надежде донести Чёрного принца до дома.

Парс дрожал всем телом. Колкие ветви пронзали его одежду и вонзались в его плоть, но он не чувствовал их, ведь боль что сотрясала его члены, шедшая от головы шеи и лёгких была в тысячу раз сильнее. Желание кричать затмило все остальные желания, но изо рта вырывались только жалкие, надрывные хрипы.
Фарс ушёл, так и не поняв, что он хотел сказать ему. И только чёрный кисет на вытянутой руке давал Парсу сил, чтобы оставаться в сознании. Только надежда что глупый Фарс одумается и вернётся, не давала ему закрыть глаза, выдохнуть, и со спокойным сердцем уснуть последний раз в жизни, уснуть для того чтобы больше не просыпаться уже никогда.
Смутная, размытая тень прикрыла от его взора яркую красную тесьму на ладони. Кто-то подошёл совсем близко, кто-то встал совсем рядом.
«Может это Фарс вернулся»? – Успел подумать Парс, и жжение в груди усилилось, ибо он снова попытался, изо всех сил попытался сказать ему несколько слов.
- Эй, ты слышишь меня? – заговорила тень.
И в тот момент её голос показался Парсу очень знакомым.
- Ты лазаешь по стенам, - продолжала говорить тень, а Парс всё никак не мог достать из закромов собственного сознания воспоминание, где он мог слышать этот голос раньше.
Тень всё бубнила и бубнила, а звенящий шум мешал Парсу разобрать  в череде перемешавшихся звуков хоть какой-то смысл. И только острое чувство, скорее даже догадка, что голос тени откуда-то ему очень знаком, не давала ему потерять сознание, и заставляло продолжать вслушиваться в темноту.
- Пусть лодка твоя там, куда уходишь ты, всегда плывёт и ищет берега, – заунывно пропела тень знакомые с детства самому Парсу слова.
Небесным громом на теряющую сознание голову Парса обрушилось осознание. Ясность пришла сразу, и все сомнения улетели прочь. Сердце, стук которого уже не был слышен, снова загудело в груди, а кровь, что ещё мгновение назад, казалось, прекратила свой бег по венам, превратившись в холодную воду, вскипела и хлынула к голове, бурлящим потоком.
Мутная пелена перед глазами Парса растворилась как дымка тумана в свете яркого восходящего солнца, и тень что нависла над ним, приобрела ясные и чёткие, столь знакомые и родные очертания.
- Так значит, ты успел стащить волшебный камень?! – Произнесла толи тень, толи сам Парс. Ибо голос и тело, и образ, что навис над ним был ничем иным, как он сам.
Отрезвление сменилось ужасом. Он осознал происходящее. Парс вспомнил, что произошло, когда он, прыгнув с башни в первый раз, уверенный в собственном фиаско, ковылял прочь от шепчущих на ветру вязов, и как услышал шорохи и хрипы под голыми кустами сирени. Как подошёл, как разговаривал с неведомым вором, облачённым в чёрные одеяния и измазанным сажей для маскировки, и как, увидев знакомый кисет, поддавшись соблазну, он довершил начатый разбой.
- Не бери, не бери! – хотел кричать во весь голос Парс, в надежде, что сам себя услышит. Но только хрипы и стоны вырывались из его заполненной кровью глотки.
- Не бери, не бери! – вновь кричал Парс, но только нечленораздельный и булькающий кашель сотрясал ночную мглу.
- Ты скоро умрёшь, а мне долго жить и процветать! – Уверенно произнесла тень Парса, и её рука крепко схватила руку с зажатым в ней чёрным кисетом самого Парса. Тогда, он лишь сильнее сжал кулак.
- Да отпусти же ты его, – причитала собственная тень.
Парс понимал, что ничего уже не изменить, что то, что свершилось с ним впервые, свершится и сейчас. И когда он, возбуждённый собственной алчностью достанет кинжал и заберёт камень, то в тот самый миг сомкнётся кольцо проклятья и разорвать его будет не под силу никому. И раз он здесь лежит, истекая кровью, значит, это уже свершилось и обратной дороги нет.
- Я умру, и ты тоже умрёшь! – Вновь собравшись с силами, прохрипел Парс, но кашель сбил его последние слова.
- У меня хватит смелости отрезать тебе кисть и забрать её вместе с камнем, – угрожала тень. – Так что отпусти его по-хорошему. Тебе всё равно он больше не понадобится.
- Тебе тоже, – не разжимая кулак, сквозь наполнившую рот кровь заверил тень Парс.
- Так тому и быть, – подытожила тень.
Парс увидел блеснувшее лезвие знакомого кинжала, закрыл глаза и вспомнил Маи. И как только он подумал о ней, всё сразу встало на свои места. Он понял, что только так он сможет исполнить своё желание, вернуть её к жизни можно, только потеряв свою.
Фарс ушёл, оставив Чёрного принца ему, а значит, она всё ещё лежит, закрыв глаза там на кровати без кисти, без воспоминаний, без чувств и без тепла собственного тела. И могучий артефакт не вернёт её жизнь на то место, где она прервалась сегодня. Но возможно, Парс этого не знал, но надеялся всей душой, что проклятье завершится на нём, на воре что вырвал камень из руки своего хозяина. Замёрзшего навеки князя, что превратился в статую на вершине Указующего маяка. Парс надеялся, что камень насытится его Парса забвением и оставит жить невинную деву, что так мила его сердцу.
С этим осознанием Парс разжал пальцы, и, выдохнув в последний раз, расстался с жизнью. Но лишь для того чтобы расстаться с ней снова завтра, и снова, и снова.