Первая любовь

Закончив пятый класс, я впервые в жизни поехал в пионерский лагерь. Лагерь носил гордое имя Вали Котика. Он располагался на берегу реки и был огорожен по периметру высоченным дощатым забором утыканным для надежности по верху гвоздями. Гвозди нужны были для того, чтобы пионеры ненароком не разбежались.
 
Там я встретил пионервожатую, которую звали Вета Аркадьевна Дубова и влюбился в нее. И чтобы доказать свои к ней искренние чувства я решил на ней жениться. Похоже это у меня рефлекторное. Но так как до женительного возраста мне оставалось еще семь или шесть лет и примерно столько же сантиметров, то я взял иголку и сделал себе, капая алой кровью на одуванчики, шрамирование на левой руке: "Вета Аркадьевна Дубова любовь навеки"
 
В родительский день приехала бабушка. Бабушка была человеком тонкого вкуса и поэтому не оценила мои художественные способности. Она спокойно выкурила папиросу, а потом устроила директору тихим, наводящим страх голосом, выволочку под лозунгом "У вас тут не пионерский лагерь, а концентрационный!", перемежая свою негромкую филиппику грациозными речевыми и карнавальными вольностями и жестами. Ругалась она виртуозно. Сказывалось ее смольное воспитание и длинные аристократические корни. Потом она забрала меня в середине смены домой. Вету Аркадьевну я больше никогда не видел. Зато весь остаток лета провел на пляже неподалеку от дома, читая нет повести печальнее на свете Шекспира.
 
С тех пор желание набить себе тату у меня не возникало. Х*уй знает почему, но мне зашло, что страдать от неразделенной любви - полный отстой. Вощем по жизни я оказался не Сирано, хотя задатки явно были.
 
Зато спустя время я стал приличным философом, а затем, спустя еще какое-то время превратил философию в упражнения в иронии и нарциссизме  Философия занятие веселое и умное, а это обыкновенно злит строевых долбое*бов. Им надо, чтобы все было всерьез и на века. А философия говорит, что серьезность - верная примета унылого говна и что на века ничего не бывает. Только на время и то - х*уй знает.
 
Когда делаешь что-либо необычное или смешное, вокруг всегда кто-нибудь лопается от ярости, потому что никто из них никогда не докажет, что то, чего нет, существует.