Перемещение во времени

Олег Заманский, тридцатидвухлетний писатель-фантаст, пребывал в отличном настроении. Только что его посетила мысль, как поэффектней начать рассказ «Родная столица», заказанный ему редакцией литературно-публицистического журнала «Смена». Напечататься в этом популярном всесоюзном издании было мечтой каждого молодого литератора. Чтобы оправдать оказанное ему доверие, Заманский в первых строках решил показать колоссальные достижения советского народа в начале двадцать первого века, демонстрируя преимущества социалистического строя.
Олег взглянул на часы. Оставалось пятнадцать минут до прихода товарища, который пообещал ему принести кое-что интересное.
Выйдя из подъезда, Заманский присел на лавочку и заулыбался, оценивая плоды безвозмездного коллективного труда жильцов дома. На вчерашнем Ленинском субботнике они славно потрудились, обустраивая территорию двора. Всё было здорово: жильцы дружно белили деревья, убирали прошлогоднюю листву, красили скамейки. Олег вместе с соседом по лестничной площадке Василием Ивановичем, бывшим механиком прессового цеха завода «Москвич», окапывал деревья. Из окна первого этажа, где жила учительница Елена Владимировна, неслась бравурная музыка, придававшая субботнику особую торжественность.
Однако, вспомнив вчерашний разговор с соседом, фантаст перестал улыбаться.
– Василий Иванович, представляешь, какая жизнь наступит через тридцать лет? Я сейчас об этом пишу рассказ. Предполагаю, что будет, – поделился тогда с ним своей радостью Заманский.
– Да уж... – задумчиво произнёс тот. – Ты, Олег Петрович, ещё не старый, наверняка доживешь, а я вряд ли. В 2014 году тебе будет шестьдесят два. К тому времени, глядишь, и коммунизм наступит. Ты писатель, вот и фантазируй, как будет, и нам расскажешь, – усмехнулся Василий Иванович.
– А что тут фантазировать? – с удовольствием продолжил беседу Заманский. – Вся наша жизнь и есть настоящая фантастика! Представь, Болгария и Монголия войдут в состав СССР. Может быть, и Вьетнам с Никарагуа к нам присоединятся. Мы ведь и в космосе первые, и в спорте! Да и балет у нас самый лучший!
– Это точно. Всем помогаем. Только бы самим без штанов не остаться, – неодобрительно пробурчал Василий Иванович.
Заманский сделал вид, что не заметил реплику соседа и снова мечтательно произнёс:
– Вот бы посмотреть, что будет с нашим двором, с Москвой через тридцать лет. Сравнить мою интуицию и реальность.
– Доживи – и сравнишь, – подколол Заманского Василий Иванович.
Писатель, увидев направляющегося к нему мужчину средних лет, прервал воспоминание.
– А вот и Николай, – обрадовался Олег.
Они зашли в подъезд, и Заманский нетерпеливо спросил:
– Ну что, принёс?
Товарищ достал из портфеля картонную папку с белыми тесёмками и, заговорщицки понизив голос, ответил:
– Принёс, но ты никому не показывай. Это перепечатано из американского журнала. Не хочу подводить знакомую, которая делала перевод.
Вручив Заманскому папку, мужчина распрощался.
Олега охватило особое состояние, наступающее обычно когда он начинал работать над очередным произведением. Заманский порывисто развязал тесёмки и открыл папку. Первое, что ему бросилось в глаза, было название статьи: «Перемещение во времени по собственному желанию».
– Неужели такое на самом деле возможно? – еле сдерживая волнение, прошептал Олег и поспешил в квартиру, чтобы внимательно ознакомиться с текстом.
Содержимое статьи его сразу же захватило. Рядовой читатель скептически отнёсся бы к написанному, но Заманский был весьма увлечённым человеком и смотрел на мир глазами писателя-фантаста. Зарубежный автор утверждал, что, погрузив себя в состояние изменённого сознания, можно «увидеть» не только прошлое, но и будущее. В качестве доказательства он приводил в пример гипнотизёров, вводивших пациентов в транс, во время которого те, находясь в пограничном состоянии между сном и явью, рассказывали о событиях прошлого и будущего. Автор также ссылался на практики шаманов Севера и африканских колдунов. Те, активизируя в особом режиме работу мозга, совершали внетелесные путешествия во времени.
Кроме общих рассуждений, в статье были и конкретные рекомендации. Желающим совершить «путешествие» советовали в течение часа после полуночи мысленно внушать себе время и место «станции назначения», после чего несколько минут слушать звук вибрирующего метронома, пока не произойдёт «включение» изменённого сознания. «Ключом» для вхождения в такое состояние служила особая частота звука метронома. Пытливому читателю предлагалось самому догадаться, каким образом ему удобнее завершить «путешествие», причём длиться оно будет весьма непродолжительное время.
Прочитав статью, Заманский сначала огорчился. Увидев многообещающее название, он представил себе что-то иное, более научное. А здесь предлагалось использовать метроном, который выступал скорее в роли шаманского бубна. Но, с другой стороны, приведённые в тексте факты допускали возможность «путешествий». Пусть не в теле, а мысленно, но всё же…
Заглянуть в будущее – что может быть прекраснее? Пусть даже и на мгновение. Писатель представил, что он увидит, оказавшись, к примеру, в 2014 году: сверкающий транспорт будущего, многочисленные высотные здания, отсутствие дефицита товаров, множество счастливых людей, живущих в могучем справедливом государстве, влияние которого распространится на весь мир. Ради этого стоит выполнить все рекомендации, какими бы смешными они ни казались. В принципе всё было просто и ясно, за исключением одного. Нужно было понять, как возвращаться назад.
Неожиданно в квартире раздался звонок телефона. Писатель привычным жестом снял трубку, но сразу положил её на рычаг.
– Вот и ответ! – обрадовался Заманский. – Всё гениальное просто!
Конечно же, он заведёт будильник. Для начала минут на десять. Звонок напомнит «путешественнику» о реальном времени – и Олег тут же вернётся домой.
Заманский срочно кинулся звонить другу – талантливому учёному, работающему в области радиоэлектроники и автоматики.
– Михаил, дорогой, выручай! С меня магарыч! Можешь озвучить метроном вибрирующим звуком в нескольких режимах? – Услышав утвердительный ответ собеседника, Олег удовлетворённо кивнул: – Спасибо, дружище! Неделю подожду, но не больше. Очень нужно!
Чем больше Заманский думал о предстоящем «путешествии», тем сильнее ему хотелось его осуществить. После того как радиоэлектронщик сделал нужный метроном, Олег в течение нескольких дней, переключая прибор на разные режимы, изучал влияние звука на психику. К тому же писатель намеренно ложился спать намного позже, чем привык. Нервная система его подрасшаталась, но чувства значительно обострились. Когда же Заманский понял, что изрядно истощён, то решил, что больше тянуть нельзя.

Что за винегрет?

Вечером, удобно устроившись в кресле, писатель завёл будильник и включил метроном. Закрыв глаза, стал думать, куда бы ему хотелось попасть. Сначала Олег решил увидеть места, где прошла его юность. В то время семья Заманского жила в переулке Максима Горького в Басманном районе Москвы. Невдалеке от их дома, в Малом Трёхсвятительском переулке, находился храм Трёх Святителей на Кулишках, где крестили композитора Александра Скрябина. Вскоре отец Заманского получил должность в аппарате первого секретаря МГК КПСС Виктора Гришина, и семья переехала в Новые Черёмушки в более просторную квартиру. С тех пор Олег редко посещал места, где прошла его юность.
Писатель понимал: «путешествие», если оно, конечно же, состоится, таит в себе много всевозможных неожиданностей. Поэтому решил провести пробный эксперимент продолжительностью всего в десять минут. Дальнейшие свои действия Заманский пока не планировал. Время покажет, что выйдет из его затеи.
Задумавшись о «путешествии», Олег не заметил, как стал засыпать, – вернее, перестал слышать звук метронома. Сначала перед глазами поплыли колышущиеся цветные пятна. Они то приближались, то удалялись, а затем заполнили собой пространство вокруг. Было такое ощущение, будто Олег несётся с большой скоростью внутри гигантского вращающегося калейдоскопа. Вскоре мелькающие узоры слились в единый круг, похожий на работающий винт самолёта, и Заманский почувствовал, как его затягивает в центр огромной воронки. Ему вдруг стало страшно. Сможет ли он вернуться назад? Что ему стоило завести будильник всего лишь минуты на две?
Чем быстрее летел Заманский, тем ярче впереди становился свет. Огненная вспышка ослепила писателя. Ему показалось, будто он попал в жерло вулкана. «Это конец!» – мелькнула мысль. Но тут свет неожиданно исчез, и сознание писателя мягко погрузилось в темноту.
Через несколько мгновений тьма рассеялась. Олег открыл глаза. Первое, что он увидел, был храм. Голова всё ещё кружилась. Яркая вспышка, чернота, храм – Заманский никак не мог понять, что происходит. Наконец кружение прекратилось. Олег услышал пение птиц, разговоры людей, шум проезжающей машины.
Он сосредоточил внимание на очертаниях храма. Сооружение показалось ему знакомым. Неужели это храм Трёх Святителей на Кулишках? Храм, однако, выглядел несколько иначе, чем тот, который он помнил с детства. Если память ему не изменяла, храм уже несколько лет реставрировали, но дело продвигалось медленно. Он был огорожен забором и строительными лесами. Это же здание поражало величественными сияющими куполами с крестами и свежим декором фасадов XVII века. Если храм отреставрирован, значит, он находится в будущем, до конца не веря себе, предположил Заманский.
Рядом с храмом по-весеннему зеленели деревья и кустарники. Строительных лесов не было. На их месте возвышалась ажурная металлическая решётка. Чтобы подтвердить догадку, Олег стал спускаться по знакомому переулку Максима Горького. Во времена его юности в нескольких метрах от храма находился большой четырёхэтажный госпиталь КГБ. Для москвичей, живущих рядом, это не было тайной.
Присмотревшись, Заманский удивился: около госпиталя стояли необычные сверкающие автомобили! Судя по очертаниям и надписям, все они были иностранного производства. Неужели комитетчики пригласили иностранцев на экскурсию в своё медучреждение, недоумевал Олег. В это было трудно поверить. Но то, что он увидел дальше, поразило его ещё больше: над воротами госпиталя развивался трёхцветный флаг царской России, а на стене проходной висел указатель: «Хитровский переулок, 3а», которого во времена его юности однозначно не было.
Олег развернулся и взглянул на противоположное от госпиталя здание, принадлежащее военно-инженерной академии. Однако вместо привычной деревянной двери подъезда увидел стеклянную, обрамлённую белоснежным материалом, похожим на пластик. Рядом с дверью находилась вывеска: «Государственный университет. Высшая школа экономии». Над названием был изображён двуглавый орёл.
– Этого не может быть! Иностранные машины, царский флаг и герб, да ещё и дореволюционное название переулка! – возмутился писатель. – Может быть, здесь снимают историческое кино? – словно утопающий за соломинку, ухватился за предположение Заманский.
Что же это за будущее? Как это понять? Заманский поспешил к дому, в котором когда-то жил. Здание почти не изменилось и выглядело так же, как и много лет назад. Правда, его фасад и крыша нуждались в ремонте. Частично обвалилась и облицовка кирпичного забора. Видимо, для руководителей района это здание особого интереса не представляло. Может быть, поэтому вход в дворик был перекрыт полосатым шлагбаумом.
То, что его дом в будущем остался прежним, немного утешило писателя. «Может, всё не так страшно, и со временем мне удастся в этом разобраться», – подумал Олег, но вдруг заметил отсутствие четырёхэтажного здания электромеханического техникума, находившегося позади его дома. Это его изрядно озадачило, но он всё же решил дойти до площади Максима Горького.
Заманский хорошо знал историю площади и техникума. Когда в двадцатые годы был снесён рассадник бандитизма – Хитров рынок, располагавшийся на одноимённой площади, на его месте разбили сквер. А в тридцатые годы здесь построили типовое здание школы, которое затем перестроили. В нём и располагался электромеханический техникум. Олег помнил, как в середине шестидесятых он с местными ребятишками играл в футбол на поляне около этого здания.
Перед взором Заманского предстала площадь, огороженная коричневым металлическим забором. Около забора стоял строительный вагончик. Невдалеке лежали в несколько рядов трубы. Похоже, здесь шла реконструкция или велось строительство. Предположение Заманского подтверждали стоявшие около забора щиты. На одном из них были изображены исторические здания, окружавшие площадь, и схема Хитровской площади. Надпись гласила: «Выявленный объект культурного наследия «Достопримечательное место «Хитровка». На другом щите сообщалось о возведении на площади бизнес-центра с развитой инфраструктурой и было обозначено окончание работ: четвёртый квартал 2010 года. Однако, судя по остановленному строительству, объект так и не был построен.
Заманский заметил, что на щитах указаны какие-то странные организации: «Правительство Москвы», «Экологическая милиция», «Департамент культурного наследия», «Муниципальное собрание», «Бизнес-центр». Да и привычного герба Москвы с пятиконечной звездой и серпом и молотом он так и не увидел. Вместо звезды красовалось изображение Георгия Победоносца.
– Ничего не понимаю! Какой-то винегрет: и милиция, и бизнес-центр, и Георгий Победоносец, – недоумевал Олег.
Заманский оглянулся вокруг: дома внешне почти не изменились. Зато вдоль них было припарковано огромное количество иностранных легковых машин. Особенно много их было в Петропавловском переулке. Они стояли одна за другой по обеим сторонам дороги. Москвичи, которых, в отличие от машин, было немного, неторопливо шли по тротуарам. Многие из них разговаривали, держа в руках небольшие предметы.
«Видимо, технический прогресс настолько далеко шагнул вперёд, что можно переговариваться прямо на ходу! – обрадовался Заманский. – Но почему же тогда кругом столько зарубежных машин? А где же наши «Волги», «Москвичи», «Лады»? Неужели в СССР теперь нет автомобильных заводов?»
В этот момент писатель услышал знакомый звук будильника. Площадь исчезла.
Заманский открыл глаза и понял, что сидит в кресле, в собственной квартире. Рядом, на тумбочке, работал метроном и отсчитывал секунды будильник. Олег вытер холодный пот. Он предполагал увидеть всякое, но только не это. То с чем он соприкоснулся, казалось ему каким-то сюрреалистическим сюжетом, объяснять который ум категорически отказывался. Может, его занесло не в СССР, а в какую-то параллельную реальность? Писатель так и не смог найти ответа.

Что же произошло?

Остаток ночи Заманский провёл в мучительных размышлениях. Олег считал: не будь писателем, он стал бы хорошим сыщиком. Заманский подмечал мельчайшие детали и успешно выстраивал логические цепочки. Вот и сейчас он попытался понять суть происходящего. С одной стороны, всё увиденное казалось ему противоестественным, с другой – должно иметь какое-то логическое обоснование.
Отправная точка в размышлениях сразу же была найдена. Факт посещения будущего у Заманского не вызывал сомнений. На одном из щитов возле площади указывалась дата – 2010 год. Косвенно это подтверждали и отреставрированный храм, и легковые машины необычного дизайна. Их непривычная обтекаемая форма и яркий блеск восхитили писателя-фантаста.
Затем Заманский выделил две группы фактов, назвав одну «царской», вторую – «зарубежной». И в той и в другой не было наличия признаков социалистического государства. Оставалось решить главный вопрос. Каким образом завоевания Великого Октября могли исчезнуть в СССР всего через какие-то тридцать лет?
Заманский начал методично выстраивать логическую цепь. Может быть, страну захватили пособники международного империализма и внутренней буржуазной реакции? Глупо и маловероятно! Социалистическое мировоззрение давно и крепко вошло в кровь и плоть наших граждан. Мы победили в Гражданской и Великой Отечественной войне, покорили космос, непрерывно развиваем науку, технику, медицину, образование, укрепляем обороноспособность страны. Всё верно, но у каждой медали есть две стороны.
Поставим вопрос иначе. Какие катаклизмы могли всё это уничтожить? У нас, как и в любой стране, есть недостатки, но их никто не скрывает. С ними борются, о них говорят и на съездах партии, и в произведениях литературы. Есть и бюрократы, и несознательные элементы, для которых материальная сторона важнее духовной. Но таких людей немного, и они никак не могут повлиять на поступательное развитие общества.
Социальное равенство и справедливость – вот нерушимые принципы нашего общества! Олегу показалось, что он в шаге от разгадки. Единственное и хоть какое-то возможное объяснение – это взаимовыгодное объединение лучшего из того, что достигнуто при социализме, и того, чего достигли наиболее прогрессивные страны мира. Например, их технологии в отдельных отраслях производства могут помочь и нам. Но это всего лишь теория, которая на практике может и не сработать. Должно случиться нечто такое, что видоизменит привычное существование советских людей, но что это за явления, Олег Заманский не мог даже представить.
– Остаётся ещё раз попасть в будущее, оказаться на Красной площади и пройти по улице Горького. Наверное, тогда и придёт окончательное понимание происходящего, – устало пробормотал писатель и заснул на этот раз без сновидений.

Антистолица

Олег проснулся ближе к обеду и ощутил тяжесть в голове, словно с жестокого похмелья. Он вышел на балкон подышать весенним воздухом. Во дворе цвели акации, на клумбах алели тюльпаны, девчонки играли в классики, старшеклассники подтягивались на турнике.
«Как хорошо, что я дома!» – с наслаждением подумал Заманский, но, вспомнив «путешествие», помрачнел. Может, ему приснился такой необычный сон, и он вовсе никуда не попадал, засомневался писатель. Нужно это обязательно проверить!
Заманский наскоро перекусил и поехал на площадь Горького. Медленно прошёл по вчерашнему маршруту, придирчиво рассматривая каждое здание. Храм был в стадии реконструкции. Над госпиталем КГБ не наблюдалось никаких флагов и вывесок. Техникум, как и положено, находился на прежнем месте, рядом со сквером.
«Значит, почудилось», – подумал писатель. Однако мельчайшие детали «увиденного» не выходили у него из головы. Ведь Олег не был здесь около десяти лет. Как он мог вспомнить вчера всё так четко и достоверно? Нет, видимо, всё-таки «путешествовал», окончательно решил он.
Вернувшись домой, Олег достал чистую тетрадь и стал подробно описывать своё странное перемещение в будущее. На душе скребли кошки. Он чувствовал, что совершает что-то постыдное, гадкое, в чём даже себе признаваться стыдно.
– Лучше бы я не экспериментировал. Написал бы отличную статью в «Смену», жил бы спокойно и счастливо. А что теперь? – ругал себя Заманский.
Закончив «отчёт», Олег положил тетрадь в ящик стола и закрыл его на ключ, словно боялся, что его записи кто-то увидит.
– Утро вечера мудренее. Может, завтра это наваждение пройдёт, и я снова стану нормальным человеком, – решил Заманский.
Выпив на этот раз снотворного, он лёг спать пораньше. Ночью его мучили кошмары. То он видел штурм Зимнего дворца, как в фильме Эйзенштейна, то сверкающие иностранные машины, из которых высовывались белогвардейцы, машущие трёхцветными флагами, то наблюдал снос электромеханического техникума какими-то огромными механизмами. От этих наваждений его спас Гимн СССР, традиционно прозвучавший по радио в шесть часов утра.
Олег принял холодный душ, выпил чашку крепкого кофе и принялся дописывать рассказ для журнала «Смена». Чем дальше он его писал, тем яростнее приводил аргументы в защиту Советской власти. Заманский расхваливал прекрасные советские автомобили, появившиеся в Москве. Их количество настолько выросло, что превосходило численность населения. Писатель рассказывал о повсеместной реконструкции старых столичных кварталов. Не забыл упомянуть и о преображённой площади Горького с её фонтанами, множеством клумб и лавочек. Восхитился воздвигнутой посреди площади стеле с гербом Москвы от благодарных горожан за проявленную партией и правительством заботу о благоустройстве города, в котором счастливые москвичи повсеместно переговаривались между собой через портативные телефоны.
– Да, так будут жить в столице через тридцать лет, – прокомментировал написанное Заманский. – Однако для полноты восприятия хорошо бы дополнить рассказ главным – показать Красную площадь и улицу Горького во всей их красоте и величии! А для этого необходимо ещё раз заглянуть в будущее, которое наверняка будет светлым и радостным, – решил писатель.

Орлы и звёзды

Хотя процедура перемещения была уже апробирована Заманским, тем не менее всё повторилось вновь: и страх, и головокружение, и неожиданное появление в заданной точке. На этот раз писатель оказался около Красной площади, напротив Центрального музея Владимира Ильича Ленина. Заманский задумал оказаться именно в этом месте. Его сомнения должны были сразу же рассеяться: если Музей Ленина существует – значит, существует и Советская власть. Однако он с удивлением обнаружил, что музей не работает. Писатель услышал диалог находившихся рядом прохожих. Один из них, похоже, приезжий, спрашивал у другого:
– А что, Музей Ленина теперь не работает?
– Да уже два года на реставрации.
– А что же вместо него?
– Музей Отечественной войны 1812 года. Его открыли к двухсотлетию войны. Говорят, там и пушки, и знамёна, и оружие – что-то вроде «Оружейной палаты». В неё попасть трудно, а в музей – без проблем.
– Я в столице почитай уже лет десять не был.
– Да, дорогой товарищ, здесь многое изменилось. Нужно почаще приезжать. Вот рядом арку Воскресенских ворот восстановили, как и Казанский собор, Манеж окультурили. Да много чего!
Писатель слушал и не верил своим ушам. То, что музея теперь нет, прохожий сообщал спокойно, по-будничному, будто ничего неординарного не произошло.
Словно услышав мысли Заманского, приезжий спросил:
– Церкви теперь в каждом городе настроили, а Музея Ленина и тут нет. Где же он теперь?
– В Историческом музее, как филиал.
Писатель направился к зданию Исторического музея. На площади перед музеем возвышалась скульптура всадника на коне, которой раньше не было. Присмотревшись, Олег узнал Георгия Жукова. Да, это был памятник выдающемуся военному и государственному деятелю.
– Хорошо, что хоть советских полководцев не забыли, – обрадовался Заманский.
Ему понравилось и исполнение памятника – в стиле социалистического реализма. Подойдя к входу музея, Олег увидел вывеску: «Государственный исторический музей», а над ней – уже знакомого двуглавого орла.
– Опять то же самое, что и на площади Горького! Всё перемешано: и орлы, и звёзды, – огорчился Заманский. – Над Историческим музеем – двуглавые орлы, на башнях Кремля – рубиновые звёзды. Как всё это понимать?
Писатель направился на Красную площадь – гордость страны и столицы. Ему необходимо было увидеть мавзолей Ленина и, конечно же, главный флаг страны. Они-то уж точно поставят всё на свои места!
Приближаясь к мавзолею, Заманский разглядывал москвичей и гостей столицы, одетых по-весеннему, – майское солнце набирало силу. Заманского удивило, что женщины, кроме юбок и платьев, носили брюки и шорты, а мужчины – иностранные джинсы. Одежду дополняли кроссовки и сандалии.
– Ничего себе! В наше время никто бы не вышёл на Красную площадь в таких нарядах!
Люди вели себя раскованно, смеялись, постоянно фотографировались и разговаривали по телефонам.
– Вот что значит третье тысячелетие – сплошной технический прогресс! – не мог удержаться от восторга писатель.
Оказавшись у мавзолея, Заманский в очередной раз был озадачен: никакой очереди к неотъемлемой части Красной площади не было. Люди проходили мимо, останавливались лишь для того, чтобы сфотографироваться на его фоне. Да и привычных солдат из Почётного караула не было тоже. Площадь от мавзолея отделяли невысокие столбики, соединённые между собой цепочками.
На куполе Сенатского дворца вместо привычного флага СССР развивался какой-то квадратный трёхцветный штандарт с золотым двуглавым орлом.
Заманский решил вернуться к бывшему музею Ленина, чтобы попасть в то место, откуда он начал своё расследование. Писатель окончательно убедился, что находится не в СССР, а в России, но то ли царской, то ли какой иной. Ему захотелось взглянуть на улицу Горького.
Двигаясь к переходу, ведущему к центральной столичной улице, Заманский увидел многочисленные стенды и столы со всевозможными сувенирами. Здесь были будёновки, шапки-ушанки с двуглавыми орлами, матрёшки с изображениями Ленина, Сталина, Брежнева и ещё каких-то незнакомых ему людей. На некоторых значках было написано: «Зимняя олимпиада Сочи – 2014».
Оказалось, что улица Горького именовалась теперь Тверской. Олег поймал себя на мысли, что все места, куда он – литератор попадает в будущем, связаны с именем Горького.
– Сдаётся мне, здесь творчество великого пролетарского писателя кому-то не нравится. Видимо, его книги тоже не издают. У каждого времени – свои символы и ориентиры, – решил Заманский.
Писателя удивило обилие вывесок с названиями иностранных фирм. Они располагались и на тротуарах, и на крышах домов, и на перетяжках поперёк Тверской. Как и в прошлый раз, писателя поразило огромное количество легковых машин, заполнивших многополосную трассу.
– Да, в будущем существует проблема с транспортом. И это ещё один минус, который я здесь заметил, – отметил Заманский.
Олег с интересом рассматривал витрины магазинов. В них красовались всевозможные товары: одежда, часы, парфюмерия, ювелирные изделия. И ещё он увидел вывеску «Продажа валюты», а под ней – светящееся табло: «Доллар – 35.83 руб. Евро – 49.73 руб.»
– Вот это да! – ахнул Заманский. – Так просто на улице продают доллары и какие-то евро? Да не может быть, чтобы так обесценились рубли! Куда смотрят власти и милиция?!
Однако большая часть товаров в витринах была импортного производства. Наверное, они тоже продаются за иностранную валюту, предположил Олег. В одной из витрин Заманский разглядел телевизор размером с небольшой экран в кинотеатре. Изображение было цветным, ярким и чётким. Ничего подобного писатель в жизни своей не видел. Но больше всего его заинтересовал текст на сменяющихся картинках. Олег успел прочитать несколько надписей:
«В состав РФ в результате референдума вошёл Крым.
Газовый контракт между «Газпромом» и китайской корпорацией CNPC.
Верховная Рада назначила досрочные президентские выборы на 25 мая 2014 года. Исполняющим обязанности президента стал Александр Турчинов.
Донецкая и Луганская народные республики, независимость которых была подтверждена на референдуме, объединились в конфедеративное государство Новороссия.
По данным ВЦИОМ, индекс счастья в России достиг исторического максимума за 25 лет: счастливыми себя считают 78% россиян».
В этот момент он услышал знакомый звонок будильника – и видение исчезло.

Разговор с отцом

Олег знал, что в любом щекотливом деле он может довериться только родному отцу – Петру Борисовичу Заманскому. Он понимал, что разговор получится трудным. Отец, посвятивший партии всю сознательную жизнь, мог серьёзно на него обидеться.
Заманский-старший работал на разных партийно-хозяйственных должностях. Трудовою деятельность закончил будучи одним из помощников первого секретаря МГК КПСС Виктора Гришина. Пять лет назад отец ушёл на пенсию по состоянию здоровья.
Рассказав о произошедшем, Олег поглядел на отца, с волнением ожидая его реакции.
Петру Борисовичу всегда хотелось, чтобы сын пошёл по его стопам. И то, что этого не произошло, охлаждало их отношения. Отец снисходительно относился к его литературным способностям, считал, что никакого писателя из сына не выйдет, так как тот не имеет достаточного жизненного опыта и плохо разбирается в людях. Радовало Петра Борисовича лишь одно: Олег, как и он, свято верил в общество социальной справедливости и искренне гордился завоеваниями Октября.
– Не будь ты моим сыном, я подумал бы, что ты пьян или сходишь с ума, – жёстко произнёс Пётр Борисович. – Хорошо, что врать ещё не научился. Тебе это могло привидеться. Не утомил ли ты свою головушку рассказом о будущем, который тебе заказали в «Смене»? Иногда такое случается, от перенапряжения, например. Ты же у нас выдумщик, с детства отличался неуёмной фантазией – на всё смотришь взглядом творческой личности, даже на то, что для других не представляет интереса. Чтобы тебе помочь, я постараюсь кое-что растолковать. – Отец пристально посмотрел на сына. – Значит, мировая буржуазия там правит бал, а народ не ропщет и безмолвствует? – сердито уточнил Пётр Борисович.
Олег кивнул:
– Да пап, некоторые даже довольны.
– Так им и надо! Что за люди? Продались за машины, телефоны и тряпки! Доллары им там подавай! – повысил голос Пётр Борисович. – Хорошо, хоть память о Великой Отечественной войне не испоганили. Не понимаю, как могут на Украине воскреснуть националисты и бендеровцы, а наши братские народы поругаться? – тяжело вздохнул Пётр Борисович. – Я прожил долгую трудную жизнь и горжусь, что не предавал и не подличал. У меня были настоящие учителя – героические люди. Об одном я тебе сейчас расскажу. Было это давно. Страна залечивала раны после войны. Бывшего фронтовика-коммуниста Николая Матвеевича Винникова, никогда не работавшего в сельском хозяйстве, партия направила председателем самого захудалого колхоза в районе, который я тогда курировал. Он забыл о нормированном рабочем дне, о выходных и праздниках. Боролся с воровством и пьянством, налаживал дисциплину. Через три года колхоз рассчитался с государственными долгами, а через десять стал миллионером, лучшим в области, участником ВДНХ в Москве. Так вот, когда мы с председателем райисполкома приехали к нему на собрание колхозников, пошёл страшный ливень. Грунтовую дорогу размыло, и Винников пригласил нас переночевать у него дома. Супруга Николая Матвеевича постелила нам на полу – лишних кроватей у них не было. Крыша дома протекала, и отколовшаяся с потолка штукатурка упала около нас. Мы его укорили: «Что же, у тебя колхоз-миллионер, а дом в таком плачевном состоянии?». Его ответ я до сих пор помню: «А мне, товарищи, своим домом заниматься некогда, – сказал Винников. – Есть дела поважнее. Я ещё не всем колхозникам жильё построил».
Олег заметил, что воспоминание об этом человеке разбередило душу отца. Глаза его заблестели. Чтобы не выдать своих чувств, Пётр Борисович откашлялся и попросил сына принести стакан воды. Сделав несколько глотков, отец продолжил:
– Знаешь, есть главный момент для любой власти – её отношение к народу. Она обязана слышать и понимать свой народ, даже если его мнение не всегда лестно. Власть – те же люди, только с особыми полномочиями, а значит, и с особой ответственностью. Если непрестанно хвалить вождей и превозносить их реальные и мнимые заслуги, они сами поверят в свою исключительность – и тогда любую критику будут воспринимать как враждебную, направленную не на искоренение ошибок и недостатков, а на оскорбление их святой и непогрешимой личности. Так можно потерять чувство времени и реальных задач, которые перед ними стоят. Партия обязана напоминать руководителям всех рангов, включая вождей, что они не должны унижать человеческое достоинство тех, кем руководят. Недаром говорится: «Народ и партия – едины». Не будет настоящего единства в стране – пиши пропало. Видимо, руководители будущего в твоих опасных фантазиях это единство утратили, захотели барствовать, возомнили себя господами. А Винников, о котором я тебе рассказал, таким не был. Он умер на рабочем месте, а ему было всего пятьдесят шесть лет.
– Пап, но ты говоришь о настоящих вождях и настоящих коммунистах, но не все же такие, – осторожно вставил Олег.
– Тут ты прав, – помрачнел отец. – Есть подлецы, которые, прикрывшись авторитетом власти и величием наших выстраданных побед, проворачивают свои неблаговидные делишки. Видимо, шестьдесят семь лет, прошедшие с начала Октябрьской революции, оказались недостаточным сроком для перевоспитания людей. Человеческие пороки, к сожалению, сразу не исчезают. Вот поэтому мне приходилось с такими «хамелеонами» встречаться, и не раз. С ними трудно сражаться. Они всегда держат нос по ветру, говорят всё вроде правильно, а по сути – враги. Ради тёплого местечка и должности повыше эти гнусные шкурники пойдут на любую подлость: продадут, подставят, оговорят. Трудностей сейчас мало, вот и плодятся приспособленцы в тепле и неге. Они, как раковые клетки, заражают вокруг себя всё.
Пётр Борисович встал из-за стола, подошёл к Олегу. Положив ему на плечо руку и глядя в глаза, сказал:
– А за народ ты не переживай. Он безмолвствует до поры до времени. И ещё. Никому о своих путешествиях не говори и больше туда не проникай. Там и без тебя разберутся.

Хотел предупредить

Прошло три с половиной года. Новый руководитель государства Михаил Горбачёв, решительно менял сложившиеся десятилетиями традиции партийной и хозяйственной жизни, провозгласил начало масштабного реформирования советской системы, получившее название «Перестройка». В стране началась политика гласности, свободы слова и печати. Было объявлено о реформировании социалистической экономики в направлении рыночной модели хозяйствования.
Олег Заманский, как и его отец, отнёсся к нововведениям осторожно, памятуя о том, что увидел в будущем. Тем более что лицо одной из матрёшек, продававшихся у Исторического музея, чем-то напоминало нынешнего Генерального секретаря КПСС.
Пётр Борисович, говоря о Горбачёве, заметил:
– Перестройка нужна, никто не спорит. Пора освежить систему. Но делать это нужно постепенно и осторожно, без рывков и заигрывания с Западом. Как бы дров не наломать!
Глядя на происходящие реформы, проводившиеся в явной спешке и без учёта всевозможных последствий, Олегу захотелось написать в КГБ письмо-предупреждение. Но его мучили сомнения. «Доведу кое-какие предложения с учётом своих путешествий. Надеюсь, отнесутся с пониманием. Может, что-то и поправят в сложившейся ситуации, – размышлял Заманский. – А вдруг меня сочтут за сумасшедшего или, того хуже, обвинят в очернении советского строя? Это не шутки. Мне что, больше всех надо?» И Олег благоразумно продолжал молчать.
Однажды позвонил отец, который к тому времени сильно болел и уже не выходил из дому, и попросил приехать.
– Слушай, у меня к тебе просьба. Врач выписала импортное лекарство, которое у нас почти невозможно достать. Я бы мог по старой памяти позвонить Виктору Васильевичу Гришину, да как-то неудобно его тревожить. Он сейчас в опале, хоть и пенсионер союзного значения. Ему самому теперь лекарства нужны. А мне без этих таблеток никак нельзя.
– Так что же делать? – забеспокоился Олег.
– Есть один человек. Он сможет помочь. Это Дмитрий Геннадьевич, мой давнишний товарищ, полковник КГБ. Но, сам понимаешь, лекарство импортное, афишировать не стоит. Ты к нему съезди и попроси его достать.
Выслушав Заманского-младшего, Дмитрий Геннадьевич, пообещал найти необходимые таблетки и попросил приехать к нему ровно через неделю.
Олег обрадовался:
– Какой удобный случай! Напишу ему всё, что хотел. Он человек опытный, к тому же друг отца – не сдаст.
Поблагодарив Дмитрия Геннадьевича за лекарство, Олег передал ему свою «челобитную».
– У меня к вам личная просьба. Пожалуйста, прочитайте. Это очень важно. Я всё подробно написал. Надеюсь, поможет в вашей работе, да и нам всем.
Через несколько часов Дмитрий Геннадьевич позвонил Олегу и попросил срочно встретиться в сквере недалеко от дома Заманского. По его тону писатель понял, что разговор предстоит серьёзный. И он не ошибся.
Первым делом Дмитрий Геннадьевич поинтересовался, есть ли копии этого письма и показывал ли Олег его ещё кому-нибудь. Услышав отрицательный ответ, приятель отца облегчённо вздохнул.
– Заварил ты, брат, кашу. Знаешь, что ты мне передал? – нахмурил брови Дмитрий Геннадьевич.
– Свой отчёт и предложения.
– Нет! Это стопроцентное доказательство твоей вины: ты выступаешь против Советской власти и государства! Ты понимаешь, что тебе грозит тюремный срок? Надо же, доллар будет стоить тридцать пять рублей, а над Кремлём взовьётся трёхцветный флаг! Нет, скорее всего ты станешь постоянным пациентом «Кащенко»!
– Да я… – растерялся Заманский.
– Вот именно! Ты сам себя и уничтожил. Представляешь, что будет с твоим отцом, когда он узнает, что ты стал антисоветчиком?
– И что теперь? – глухо спросил Олег, потупив глаза.
– Думать головой и не повторять таких серьёзных ошибок. Знаешь, что сказал бы Омар Хайям по этому поводу?

Тайны мира, как я записал их в тетрадь,
Головы не сносить, коль другим рассказать.
Средь учёных мужей благородных не вижу,
Наложил на уста я молчанья печать.

Скажи спасибо, что я давно знаю твоего отца. Иначе бы ты уже не сидел здесь, а давал бы у нас показания на допросе.
Заманский встрепенулся:
– Дмитрий Геннадьевич, поверьте…
– Значит, так! – властно остановил его собеседник. – Никому никогда больше не рассказывай об этом. Я скоро ухожу на пенсию. Мне самому многое теперь не нравится, поэтому… Ты мне ничего не давал, я ничего не читал. И отцу ни слова! – тоном, не терпящим возражений, добавил Дмитрий Геннадьевич. – Ну, будь здоров, писатель, пиши лучше о любви. Её нам всем не хватает, – неожиданно смягчившись, сказал офицер и, не оборачиваясь, пошёл к выходу из сквера.

***
Наступил 2014 год. Молодой учёный Виталий Кобзев готовил кандидатскую диссертацию на тему «Перемещение сознания в пространстве и времени». Собранные научные материалы Кобзев решил дополнить фактами современников, для чего дал объявление в Интернете с просьбой присылать ему информацию по заданной теме, основанную на личном опыте.
Через несколько дней на электронную почту пришло сообщение: «Высылаю вам подлинную историю, приключившуюся со мной тридцать лет назад. Надеюсь, она поможет вам лучше понять изучаемый феномен». В конце рассказа автор добавил: «Наконец-то я могу заявить, что оказался прав. Всё, что я тогда видел, – сбылось. Эту тайну мне пришлось хранить тридцать лет, и я уже думал, что все мне почудилось. Олег З.»