И ангелы придут за тобой...

               
                Главный герой рассказа - вымышленный персонаж.
                Но оказалось, что в базе данных сайта "Память народа" есть
                реальный человек - красноармеец  Ковальчук  Иван
                Васильевич, 1924 г.р., пропавший без вести в августе 1942 года. 
                Посвящаю этот рассказ ему и моему деду  Филимонову Василию Антоновичу - партизану отряда Н.Алексеева.


               Их было трое. Трое  молодых немецких солдат в  новенькой форме, с автоматами наперевес. Иван  хорошо видел их лица – сытые, чистые, загоревшие под августовским солнцем 42-го года.  Они  шли медленно и вальяжно, направляясь к нему, громко переговариваясь, и  Иван  отчётливо слышал знакомое слово «партизан». Он и был с недавнего времени партизаном, после разгрома собственной части прибившись к отряду Алексеева с оставшимися в живых и вышедшими из окружения товарищами. За три месяца вылазки в расположения немцев стали привычным делом, и ни разу удача не  подводила Ивана и двух напарников из его группы – братьев Кольку и  Мишку. Но сегодня было иначе. На обратном пути в отряд, на окраине  пустой деревни, наполовину сожженной немцами ещё пару месяцев назад, они столкнулись с  патрулём  на двух мотоциклах. Отстреливались из-за ближайшего к лесу полуразрушенного  дома. Кольку убили  первым, вторым был ранен в руку Мишка, Иван получил свою пулю в бедро третьим. Уходить в лес должен легко раненый Михаил – так сразу решил Иван, как старший в группе. Нужно доставить Алексееву данные о расположении техники и охраны на железнодорожном узле – то, ради чего они были  в этот раз на территории, занятой немцами. Теперь Иван сидел на земле, прислонившись к уцелевшей стене деревенской избы. Левой рукой он зажимал рану, а правой, отведённой за спину, изо всех оставшихся сил сжимал гранату с выдернутой чекой. Когда-то Иван слышал, что в критические моменты вся жизнь человека словно молнией проносится перед глазами. И у него сейчас было так же: яркими картинками и голосами, за несколько мгновений, – его недолгая 18-летняя жизнь…

            Голос бабушки Нюры был мягким, спокойным, убаюкивающим. Маленький Ваня любил устроиться у неё на коленях, обвить шею руками и уткнуться носом в уютное тепло её старенькой домашней жилетки-душегрейки.
      - Баб Нюр, а папка сейчас у Бога на небесах?
      - На небесах, Ванюша, на небесах…
      - А умирать ему не страшно было?
      - Не страшно, Ванюша, совсем не страшно. Папка-то твой, сынок  мой единственный Васенька, добрейшим человеком был. А за добрыми людьми приходят добрые ангелы и забирают их души на небо…
      - А за что тогда папку убили, если он добрым был и никого не обижал?
      - Ох, Ванечка, родненький мой! Время и сейчас-то нелёгкое, а несколько лет назад – вообще страшно да голодно было. И людей лихих – полным-полно. А Васенька-то возвращался с железной дороги, с заработков: были у него продукты кой-какие да денег немножко. Вот за это и убили твоего папку недобрые люди.
      - Баб Нюр, а мама Валя – тоже на небесах, вместе с папкой?
      - Конечно, Ванечка, конечно. Уж как она горевала по Васеньке! Заболела… Да ещё  очень голодно в ту зиму было. Многие умерли… Тебя-то я вот кое-как выходила. А у Валюши сил не хватило выкарабкаться…
         
             Голос комсорга Искры Захаровой был, как всегда, стальным и чеканным.
      - Постой, Ковальчук! Иван, мне нужно серьёзно поговорить с тобой до начала занятий. Степан Семёнов сказал, что ты носишь нательный крест. Это правда, или он врёт?
      - Стёпка – брехло, конечно. Но про крест – да, правда.
      - Кааак ?! Как ты можешь, Ковальчук?! Ты же комсомолец! Как можно на рубахе носить комсомольский значок, а под рубахой – предмет религиозного культа?! Религия – опиум для народа! Наши отцы сражались против того, чтобы…
      - Мой не сражался. А крест мне бабушка надела. Давно, ещё в детстве. И сказала никогда не снимать. Она меня одна, без родителей, воспитала. Я ей верю.И она для меня – не опиум.
      - Может, скажешь, что она тебя ещё и крестила?
      - Может, и скажу…
      - Вот что, Ковальчук, предупреждаю – ты должен снять крест перед товарищами-комсомольцами сегодня же. Иначе я буду вынуждена поднять вопрос об исключении тебя из комсомольской организации!
      - Поднимай, Искра, поднимай.  Пусть даже возгорится пламя! А креста я не сниму…

            Строгий голос пожилого капитана на призывном пункте не терпел возражений.
      - Гражданин Ковальчук Иван Васильевич, я тебе в третий раз говорю – не пущу! Понял? Не могу я отправить тебя на фронт, Ваня. Не дорос ты ещё. Тебе когда 18 исполняется?
      - В феврале 42-го, через полгода.
      - Вот в феврале и получишь повестку. А пока иди, работай. Ты на заводе сейчас нужнее.
      - А я ещё и на курсы связистов хожу…
      - Вот и молодец, вот и ходи! Связисты – они на фронте очень нужны…

           Глаза у Тони были васильковыми, а голос, как у  синички, радующейся весеннему солнцу и теплу. Партизаны так и называли медсестру Антонину – сестричка-синичка. Иван увидел её в первый же свой день в партизанском отряде. В медицинском блиндаже Тоня обработала и перевязала ему руку, посечённую мелкими осколками… А неделю назад он впервые поцеловал её. Они сидели под сосной, обнявшись, и Тоня тихонько плакала:
      - Вань, я так боюсь за тебя. Вот каждый раз, когда вы  уходите на задание, я прямо места себе не нахожу. Иду к ручью и стираю бинты, стираю… И вам ведь опять на днях к фрицам, да?
      - Да, опять. Но ты не бойся, синичка. Я везучий! Я обязательно вернусь!
      - А если… если…
      - А если вдруг убьют, да? Знаешь, Тонь, меня бабушка давным-давно научила: умирать совсем не страшно, если жил правильно и честно. И с Богом.
      
              … Немцы были уже совсем близко, метрах в трёх. Иван поднял голову, прищурившись, посмотрел на солнце, улыбнулся и, с усилием вытянув правую руку перед собой, разжал пальцы, сжимавшие гранату. Последнее, что он услышал, был бабушкин голос: «… и ангелы придут за тобой».
Умирать было совсем не страшно…