Нелюбимые любимые

               
   Татьяна сидела у окна. Серое платье красиво облегало ещё вполне стройную фигуру. Глубокий вырез на груди прикрыт тонкой чёрной шалью, которую она только недавно связала; как чувствовала, что скоро годится. На похоронах она слышала шёпот за спиной, что надо, мол, чёрное и поскромнее...
 Ну, вот, нет у неё такого платья, не запасла, да и не хотела бы быть в чёрном!
Да, умер муж. Да, она вдова. Но к чему эти атрибуты?!
Муж любовался ею в этом платье, она знала, но в люди надевать не разрешал. Она ему и пообещала, что на его похороны наденет. Так и сбылось...
Конечно, не из вредности надела, просто не было другого подходящего, а ехать специально покупать платье — это уж слишком...

   Сейчас Татьяна об этом не думала. Сейчас её мучил один вопрос: - почему она плачет? Почему, хоть не ручьём, а слабым ручейком, неустанно текут слёзы?  На похоронах не текли, помин отвела молча, а как осталась одна...  Не ожидала она этих слёз. Ведь нет никого, чтоб напоказ, а про себя она, вроде, всё знала.
   Так почему?!
Почему не спится, не естся, не радуется? Почему?!
И вместе с этим криком души, слёзы хлынули сплошным потоком, по которому, как по киноленте, потекла её жизнь с Павлом.

   Вот, Павел вернулся из Армии. Три года на флоте — это не так себе! Уходил пацаном, считай, а вернулся мужиком. Она, как раз, заневестилась, в клуб на танцы ходить разрешили, да и старшеклассник Илья уже второй год ухаживал за ней. Ухаживать-то ухаживал, но и других девчат не пропускал: её проводит, да и ещё кого... Это уж ей потом сказали, щадили влюблённую дурочку. А она была влюблена чистой любовью пушкинской Татьяны.
   Павел, конечно, тоже на танцы приходил. Девчонки за ним табуном, а он два-три танца станцует, поулыбается всем, постоит, покурит с ребятами на крыльце и исчезнет.
Несколько раз она ловила на себе его пристальный взгляд, но не придавала этому значения. Хотя, чего греха таить, теперь-то можно себе признаться, что ей было досадно, что Павел ни разу её на танец не пригласил. Она это расценила так, что он, мол, старше намного, да и занята она. Теперь уж не у кого узнать причину его невнимания к ней в тот не простой для неё год.

За сорок лет, прожитых вместе, этот вопрос возник у неё только сейчас, сию минуту.
И все эти годы она точно знала, что не любит Павла и никогда не любила, а замуж пошла по глупости. Думалось, что побудет немножко мужней женой, докажет тому..., докажет всем...
Сорок лет понадобилось, чтоб доказать себе, что у этой задачи нет ответа, одно сплошное доказательство и куча вопросов, которые, с каждой минутой обратного отсчёта, только множатся.

   Следующий кадр ей выдал прощание с Ильёй. Её слёзы, его радостное возбуждение.
До этой прощальной минуты: и на выпускном( Илья пригласил её, как свою девушку), и в их любимой роще Илья, казалось, вполне реально убеждал её в своей любви. Он был нежен и внимателен, даже позаботился о том, чтобы она не осталась с ребенком, когда он уедет, ведь ей ещё год надо было учиться в школе. Она сама-то об этом и не думала. Просто подарила любимому свою девичью честь, как часть себя. Что она ещё могла дать, чтоб помнил, чтоб любил, чтоб вернулся.
   А в день его отъезда что-то изменилось... Она это поняла интуитивно каким-то особым женским чутьём. Илья шутил как-то неестественно, почти не смотрел на неё, чмокнул на прощание в нос, как ребёнка, и на ходу заскочил в подъехавший автобус. У них ещё было минут пятнадцать в запасе, но он оказался в автобусе первым. И только, когда тот отъезжал, махнул ей рукой из окна.
   Сейчас Татьяна, будто, заново ощутила на себе косые взгляды провожающих односельчан.
Сейчас она через годы разглядела ухмылки, презрение и жалость. А тогда...
Она любила, а это всё прощало.

   Следующий кадр совсем чёрный, как её шаль теперь. Он вместил в себя пропасть, в которую она провалилась после отъезда Ильи. Это и год с трудом дающейся учёбы,экзамены, свадьба Ильи, тяжёлая нервная болезнь, санаторий, болезнь и смерть отца.
На этом кадре нет титров и нет озвучивания. И нет сил даже, спустя годы, вспоминать об этом.

   Павел появился ниоткуда. Татьяна за эти два с лишним года даже не вспоминала о нём. Может и встречала где, но не замечала — это точно. Помог с похоронами (родных-то у них с матерью почти не осталось: кто уехал, кто умер, а кто не считал за родню), до сорока дней ходил помогал по хозяйству, а потом... позвал замуж.

О любви они ни тогда, ни все сорок лет и слова не вымолвили.
Хотя нет, один раз почти перед самой смертью Павел как-то особенно нежно обнял её и выдохнул: «Я так люблю тебя, Таня!».
Она же, как от удара, отшатнулась и резко бросила ему: «А я тебя нет!».
Павел глянул на неё с печальной улыбкой и тихо сказал: «Я это знаю». Потом вышел на улицу, долго бродил по двору и всё курил.

   Татьяна вспомнила отчётливо, как щемило у неё тогда сердце, как оно заполнило всю грудь, как ей хотелось завыть, заголосить, выплеснуть из себя что-то инородное, мешающее ей дышать и жить.
   Но Павел вернулся, предложил поужинать, и это что-то снова ушло в глубь её существа и затаилось.
   Может быть смерть Павла расплавила это нечто, и оно вытекает из её души через глаза горючими потоками, а пустота заполняется горечью и отчаянием о невысказанном, невылюбленном, невозвратном...
  Кто-то упорно долбит ей в голову: «Ты не любила его!».
  А сердце рвётся на кусочки и в каждом: родной, единственный, ЛЮБИМЫЙ!