От сессии до сессии. Первая практика

По кускам собираю, как пазлы,
Разноцветные впечатления.
Сколько их накопилось разных,
Сколько жизнь унесла течением.

То веселье, а то трагедия,
Об ином вспоминать не хочется.
Жизнь, как личная википедия,
Как души потуги на творчество.

От сессии до сессии были не только лекции и каникулы, но и практика на предприятии.
Будущий инженер, руководитель производства, должен был освоить рабочие профессии. Меня и ещё троих девушек из нашей группы направили на Первый Ленинградский ГМЗ (гормолзавод). Он находился на углу Московского проспекта и Обводного канала и занимал большую территорию. Именно он тогда, в основном, обеспечивал город молочной продукцией.
Здание было построено в 1825 году по проекту архитектора И.И. Шарлеманя. Оно предназначалось для скотопригонного двора (бойни). Туда подвели ж.д. ветку.

Представьте, Московский проспект, южные ворота города и бойня. Бойня закончила существование только в 1930 году после страшной аварии - столкновение ж.д. состава с трамваем. А в 1934 году здесь заработал 1-ый молочный завод. Статуи быков, стоявших у ворот, перевезли на Московское шоссе к зданию нового мясокомбината.

Сначала меня направили в цех розлива. Он поразил размерами, плохим освещением и страшным грохотом, который производили  две огромные, похожие на бронетранспортеры, бутылкомоечные машины. Одна была предназначена для полулитровых бутылок, другая для литровых.

В цехе работали только женщины. Одна ловко хватала двумя руками сразу 4 пустые грязные бутылки из металлического ящика и ставила их на ленту транспортера плотно друг к другу. Другая (оператор бутылкомоечной машины) сидела где-то наверху и контролировала процесс мойки. Третья следила за работой автомата розлива и поправляла бутылки на транспортере. Четвёртая снимала наполненные молоком или кефиром бутылки с ленты и ставила их в ящики. И пятая увозила эти ящики на тележке в холодильную камеру, а привозила пустые бутылки. Это был достаточно тяжелый физический труд.

Бутылки ехали по металлическому транспортеру в один ряд, плотно прижавшись друг к другу, стекло к стеклу. Лента транспортёра делала несколько изгибов и доставляла бутылки в моечную машину, где они тщательно мылись и выезжали чистые и блестящие, как детки после бани. По другому транспортёру теперь они направлялись к разливочному автомату. Работа этого комплекса сопровождалась стеклянно-металлическим грохотом, который усиливался, если одна из бутылок была неровно поставлена на ленту. Она шаталась, как пьяная, мешала другим, правильным бутылкам. Если вовремя ее не остановить и не поправить, то она падала на пол, увлекая за собой нестойких товарищей.

В цеху было жарко и влажно, на полу вода с молоком, не успевающая стекать в канализационный трап, и осколки стекла.

Мне выдали швабру и поставили следить за работой транспортёра и поправлять на нем бутылки. Можно было его останавливать, но очень ненадолго. Казалось бы, простая работа. Но транспортёр был длинный, извивающийся. Подход к нему затруднённый, а кнопка отключения всего одна. Бутылки не всегда хотели стоять послушными солдатами на движущейся иногда рывками ленте. Беда случалась, когда падала бутылка с молоком. Битым стеклом забивался трап. В мою задачу входило чистить шваброй трап и выбирать осколки (руками!). Кстати, перчаток тогда не было. В разлитом молоке осколки стекла были не видны.

Целый рабочий день я носилась со шваброй в руках, как угорелая, вдоль транспортёра, не успевая поправлять шатающиеся бутылки. Как только я нажимала на кнопку остановки транспортёра, так тут же включался мат оператора бутылкомоечной машины. Теперь бутылки сыпались у неё. Впрочем, разобрать ее речь было невозможно из-за грохота опекаемого ею агрегата. Эмоции она выражала ещё и жестами и мимикой, очень доходчиво об’ясняя, что она обо мне думает.

Я поранила осколками все руки, промочила ноги, обутые в кожаные ботинки на огромной деревянной платформе какого-то немыслимого размера. Их мне выдали, также как и белый халат, который был на 5 размеров больше меня и к концу смены превратился во влажную серую тряпку, замотанную вокруг моей тонкой талии. Если бы я тогда увидела себя в зеркале, то, наверное, страдала бы от заниженной самооценки. Но зеркал в цехе не было, мужчин тоже. В одночасье рухнула идиллическая картина, нарисованная моей наивной мамой
в своём воображении: я в чистом белом халатике среди молочных продуктов.

На следующий день начальник цеха, полагая, что одну операцию я уже освоила, и увидев мои забинтованные руки, поставила меня на другой транспортёр подачи пустых фляг к флягомоечной машине. Фляги это такие большие алюминиевые бидоны, весом 8 кг и емкостью 38 литров. Надо было их поднимать с пола и ставить на транспортёр. Упражнения: наклоны туловища вниз-вверх очень способствовали гибкости. Зато фляги, слава Богу, не падали! И никто не ругался. На ноги я надела собственные резиновые сапоги. Так что смену достойно продержалась.

Следующим номером нашей программы было освоение рабочих профессий сырково- творожного цеха. Вкратце расскажу о производстве творога в то далекое время. В большие ванны заливали нормализованное до определенной жирности и пастеризованное молоко, вносили закваску, а для свертывания белка - хлористый кальций и сычужный фермент. (Сычужный фермент получали  из 4-го отдела желудков жвачных животных, если кто не в курсе). Всю эту массу оставляли на 6-8 часов. Подогретая до температуры 32-35 градусов смесь сквашивалась, образовывался сгусток, его разрезали проволочным ножом на кубики. Это способствовало отделению сыворотки.

Выполнение дальнейших операций и поручили нам с подругой Леной.
Через кран, находящийся в нижней части ванны, сыворотку спускали во фляги и отправляли на хлебозавод. А  оставшийся сгусток разливали в лавсановые мешочки, завязывали их завязочками и помещали в барабан охладителя. Барабан вращался, творог в мешочках прессовался и охлаждался. Процесс охлаждения и прессования занимал 1 час. Но зато творог получался вкуснейший. Мешочки перегружали на тележку и перевозили в холодильную камеру. Этот творог из мешочков вытряхивали в деревянные бочки и перемещали в морозильные камеры (-18 градусов). Таким образом его резервировали, он мог храниться до 6 месяцев.
Самой прекрасной операцией было пересыпание творога из мешочков в бочки. Какой же вкусный был этот прессованный творог из мешочков! Сейчас такой встречается очень редко и то у фермеров. Он получается пластами. Такой способ приготовления творога называется сычужно-кислотным. Есть ещё и кислотный способ без внесения сычужного фермента и хлористого кальция (закваска и подогрев). Но при этом большая часть кальция уходит в сыворотку. Прессование и охлаждение происходит непрерывным процессом в специальных аппаратах. Этот способ быстрый, но творог там получается уже не пластами. Раньше из него делали творожную массу. В творог добавляли сахар, сливочное масло и изюм. Помню, в журнале «Наука и жизнь» в 70-х годах была статья под заголовком «Творог - пища, не знающая запретов». Что добавляют в творог сейчас, не знаю. Но есть могу только очень немногие виды. Некоторые не имеют даже кисло-молочного вкуса, иные, как замазка, а крупинчатость раньше, вообще, считалась пороком творога. Как говорил Жванецкий: «За что ж мы так не любим друг друга?», если такое производим.

Но вернёмся в 1971 год.
На заводе делали ещё и кефир. Пастеризованное молоко и закваску заливали в резервуары с двойными стенками (называли их танки). Пространство между стенками (рубашку) заполняли сначала тёплой водой, которая нагревала продукт. Происходил процесс созревания кефира, при постоянном перемешивании, а потом охлаждали его, запуская в «рубашку» ледяную воду. Собственно, полученный продукт был не совсем тот кефир, который делали когда-то на Кавказе. Там это был пенистый напиток, так как содержал до 3% спирта. В состав закваски входят дрожжи. Я не пробовала кавказский кефир, к сожалению. Об истории появления закваски для кефира (кефирных грибков) в России нам рассказывали в институте, теперь ее можно почитать в интернете. Это настоящее приключение!
Кавказцы хранили в тайне кефирные грибки, называя их зёрнами Магомета. Никому не продавали. Искусственно получить их не могут и до сих пор. В 1908 году удалось таки добыть их красивой двадцатилетней девушке Ирине Сахаровой. Ищите женщину!

Грибки кефирные это не просто смесь бактерий, а их симбиоз. За ними надо ухаживать, мыть, вовремя делить, хранить в свежем молоке. Моя подруга делала кефир в домашних условиях для своих маленьких детей и потом уже для себя. Кефир получался вполне нормальный. Но это отнимало время. У меня терпения на это не хватало.
Честно говоря, после этой практики я задумалась, хотелось бы мне заниматься производством молочных продуктов, или это не мое.

На этом заводе мне доводилось потом бывать ещё несколько раз по работе. Я участвовала в проекте реконструкции холодоснабжения завода. Сделали проект, выполнили монтажные работы, а через 3-4 года территорию завода продали строительной компании. Завод разломали, перенесли часть в промзону. Теперь на месте молочного завода элитное жилье. Утверждают, что здание Шарлеманя останется, это памятник.
Фото из интернета.