Детектив по глупости XI Брукса

Сыромятников запихнул зажигалку обратно в карман – только уже не джинс, а телогрейки,  поднялся на ноги, снова скрипнув коленями и, хмурясь, произнес:
– Так, тыща триста шестьдесят первый год. Мария де Падилья.
– Но среди найденных трупов, только один – женский, и Бланки же, – заметил лейтенант.
– Ну, правильно – кивнул детектив, – Мария ж умерла своей смертью, согласно источникам, во всяком случае. Поэтому и зависнуть не могла меж мирами. Хотя я читал, что вроде как и от чумы преставилась. Тоже могла к заложным попасть. Но видимо не попала.
– Повезло, – констатировал  лейтенант.
– Да не то слово, – не глядя на него, ответил Сыромятников.
– Любовь? – также поднимаясь на ноги и отряхивая куртку, то ли спросил, то констатировал  Лютников.
– Что, любовь? – повернулся к нему Сыромятников, снова извлекая только-только убранную в карман зажигалку.
– Ну, любовь этой Марии к Педро. Она пытается их там всех спасти и затащить в Рай. А этот, как его.
– Де Реболледо
– Ну да, де Реболледо, гад, помешать пытается.
Опер провел двумя ладонями по лицу, чувствуя, что разгадка где-то близко и произнес: – Наша вот только тут роль?
– Да случайная, – махнул Сыромятников рукой и чиркнул зажигалкой.
– А  вы в них верите, в случайности?
– Слушай, – начал было с раздражением детектив, страсть как не любивший все эти разговоры на околофилософские темы, к тому же отвлекавшие его от поиска нити, связывавшей Марию де Падилью с этой компанией и видевшей в ней своего рода ключи ко спасению – ключи, пока не найденные. Но вспомнил литехину бабушку, моросящий дождь на пути к вокзалу в, как потом выяснилось, теплый и ясный вечер, вспомнил всю эту фантасмагорическую кутерьму в вагоне.
Словно прочитав его мысли, точнее даже сказать – почувствовав  настроение, Лютников произнес, немного виновато:
– Да я сам в это не верю вовсе. Но бабушка. Понимаете, когда Бланка этот долбаный болт  из моей груди вынимала. Я видел ее вот почти как вас.
– Я понимаю и согласен, – успокаиваясь  и тоже в свою очередь виновато ответил Сыромятников. – Понимаю. Каким-то образом они все трое попали в наш мир.
– Бланка, Педро и кто третий-то?
– Третий, – повторил  Сыромятников. –  Третий, думаю, Энрике Трастамара. Попали через, ну фиг знает – портал временной, что ли. В Микенской Греции и еще вроде у этрусков такой дромосом называли. Только через него не люди шастали, а все эти ребята – ну, Аполлон, там, Дионис и прочие. И вот у нас тут, точнее – у нас там, подле погоста их и настиг де Реболледо.
– А Энрике этого тоже кто-то убил, раз он стал этим, как его, покойником заложным?
– Да нет, сам помер, даже завещание оставил. Вроде болел чем-то – пожал плечами Сыромятников.
– Так что ж он-то неупокоенным бродит?
– Так убийца ж. Я ж тебе говорил – это он проткнул кинжалом братца своего, причем не по-рыцарски, в общем-то. Педро ж на переговоры пришел. Безоружный.
– Ясно.
Хотя особой ясности не было. Некоторое время оба молчали, словно вслушиваясь в тишину замка. Бланка сказала: надо спешить. Поспешили и попали в эту вот залу. Дальше-то что? Куда теперь-то спешить? Такой вопрос задавали себе оба и ответа не находили.
– А как де Реболледо  удается так вот появляться и исчезать сразу? И пули его не берут, – спросил Палсергеич, просто, чтобы прервать несколько гнетущее молчание.
– Да фиг его знает. Хотя, верно, он не человек. А в его обличье.
При этих словах лейтенант быстро перекрестился. Сыромятников едва не сделал тоже самое. Но упоминать нечистого духа не стал. Незачем.
– Это он кровь выпил у этих, на фотографиях? – спросил Лютников.
– Он-он, –  Сыромятников почувствовал, как в прохладной, хотя и, в отличие от каземата, лишенной сырости, зале у него выступает пол на лбу. Разгадка была где-то рядом. Совсем.
И если литехино присутствие здесь как-то связано с его бабушкой, то сыромятниковское – со знанием распространенной на Пиринеях мифологии. «И?» – задал сам себе вопрос детектив. И тут же сорвалось с языка.
– Брукса! – детектив шлепнул себя ладью по лбу и ей же стер капли пота.
– Кто?
– Брукса, – ее рук, точнее клыков, дело. Уверен!
– Кто-кто? – растерянно переспросил лейтенант, словно ослышавшись.
Сыромятников подошел к нему вплотную и быстро заговорил почему-то шепотом:
– Слушай, я и сам в эту хрень не верю, читал просто когда-то и между делом, ну знаешь – в качестве релакса, когда в библиотеке пересидишь, что брукса в португальской мифологии баба-вампир. Днем нормальной теткой может быть, а ночью.
– Но этот вот, как его – также шепотом спросил Палсекргеич, все никак не могущий выучить имя арбалетчика. – Не тетка ж.
Сыромятников ответить не успел. Будто по команде факелы погасли. И звук. Непонятный. В полной темноте. Не сговариваясь оба мужика стали спина к спине с оружием на изготовку. Звук раздался еще ближе. И напоминал. Ну точно, да. И тень подсказала. Тень от огромных крыльев, зависшая над ними. И еще холод. Потусторонний. Не природный. Не из нашего мира, Иной, дававший ощущение присутствия нежити.
Обоим стало страшно. Просто по-человечески очень страшно. До хрипоты в сдавленной ужасом груди. И оба едва сдерживались, чтобы не разрядить в эту самую тень обойму. Но что-то обоим подсказывало – прям вот сейчас не поможет. Только хуже станет.
Между тем, казалось, тень чего-то выжидала, постепенно, очень медленно приближаясь. Уже были видно лицо птицы. Человеческое. Только сморщенное и уродливое. С клыками вместо зубов.
– Эта самая? – прошептал Лютников.
– Эта самая, –  ответил Сыромятников также шепотом, едва шевеля губами.
– Только арбалета не хватает, – нашел в себе силы пошутить опер.
– Ага, – произнес, кивая и несколько успокаиваясь, все тем же шепотом детектив.
В тот же миг дверь – «Откуда здесь дверь-то, не было ж!»  – синхронно подумали оба –отворилась. Медленно с леденящим кровь скрипом. На пороге возникла тень. Незнакомой обоим женщины. Невысокой. Облаченной в черный, как сразу догадался Сыромятников, монашеский хабит. Ее голову покрывал вампл – также монашеский головной убор. Вот только не вяжущаяся с этим образом корона на голове, в которой любимая женщина Педро Жесткого изображалась – источник виденной им иллюстрации Сыромятников вот так прямо не мог вспомнить  – не  оставлявшая сомнений: перед ними стояла Мария де Падилья.
Сыромятников не знал, приняла ли она, удалившаяся, испугавшись возможного отлучения от Церкви Папой Римским,  в монастырь, постриг, но был в курсе, что основала обитель Санта Клара. И верно это давало ей силы выступить против инфернальной бруксы. Во всяком случае, Бланка здесь им помочь, понимал детектив,  уже точно не могла. Свою миссию – исцелить опера и спасти, тогда, в вагоне, Сыромятникова от арбалетного болта де Реболледо, она выполнила: детектив вот именно сейчас понял, что остался жив именно благодаря Блакне. Но теперь – все. Помочь можно было только ей. Не говоря уже о Педро и Энрике.
Между тем Мария де Падилья приблизилась к обоим. Брукса не двигалась. Словно еще одна королева, но явившаяся из мира горнего, воздвигла между вампиром и опером с детективом незримую стену.
Мария де Падилья заговорила. Быстро и на все той на латыни. Сыромятников не мог разобрать, но ни он, ни Лютников даже не заметили тот самый миг, то мгновение, когда… Да и было ли то мгновение.
Короче, перед Сыромятниковым и развернувшимся Лютниковым, в большом кожаном кресле сидел, положа ногу на ногу, в черном строгом костюме и начищенных до блеска, даже в темноте, ботинках, некто. Никакой бруксы с ее крыльями как ни бывало. Разве что морда с клыками. Или обрамленное бородой лицо де Реболедо. Или смесь того и другого. Разглядеть не удавалось.
Пальцы  правой ладони  сидевшего, с некоторым, смешанным с небрежностью  изяществом, держали бокал с явно дорогим алкоголем,  пальцы левой – сигару.  На указательном пальце левой руки поблескивал в темноте дорогой, вставленный в перстень, камень.
Складывалось ощущение, что сидевший в кресле находился в окружении бледного света  едва мерцающих свечей. Хотя никаких свечей вокруг него не было, причем свет этот самый, бледный, словно окутывал самого сидящего, но не освещал его. Разве что ногти. Их почему-то заметил Сыромятников. Длинные, уродливо скрюченные и то ли в самом деле мертвенно-желтые, то ли такое впечатление складывалось из-за падающего на них света. Во всяком случае они не вязались с холеным обликом сидевшего  перед ними существа, от которого, к тому же за версту разило дорогим парфюмом.
– Простите господа, что пришлось втянуть вас в эту передрягу. Я право же пытался образумить вас. В особенности вас – сидевший в кресле обратился к Сыромятникову по имени отчеству – разного рода намеками в поезде, полагая, что вы сойдете на первой же станции и отправитесь обратно. Вас тоже предупреждали, любезный Палсергеич. И если бы не ваше смешанное с любопытством упорство, мы избавились бы от трупов. Так что местный представитель власти о них позабыл бы вскоре. Но вы оба подняли все эту ненужную суету.
При этих словах, сидевший в кресле, кажется, поморщился. Его голос, вроде бы человеческий, звучал странно. Что в нем было странного, ни Сыромятников, ни Лютников толком объяснить не могли. Ну, может быть, он скорее напоминал хорошую имитацию человеческого голоса. Вот так.  И какой-то едва уловимый, словно из недр этого, принявшего человеческий облик существа, скрип исходил.
На несколько секунд сидевший в кресле замолчал. Кстати, ни сигарой он не затягивался, ни дорогой напиток из столь же дорогого бокала не пригубил.
– Но, господа, ваше досадное путешествие в этот неуютный и чуждый вам мир можно завершить. Немедленно. Вы окажитесь в вашем мире, где, право же, вас заждался ваш товарищ, если не ошибаюсь называющийся у ча стко вым. И то, что принадлежит  по праву мне останется со мной. И, да, Мария, вы также оправитесь в ваш мир, границы которого я не смею пересекать. Право же, ваша самоотверженности восхитительна, но сложившийся порядок вещей нельзя изменить.
«Мария де Падилья» – вспомнил Сыромятников,  перевел взгляд в существа в кресле на нее. Королева стояла, словно застывшее изваяние. Не двигаясь.
– Нельзя изменить сложившийся порядок вещей, – пробормотал себе под нос обреченно Сыромятников и в ту же секунду услышал раздавшийся над самым его ухом оглушившие его выстрелы.
Лютников разрядил в сидящего напротив всю обойму своего табельного оружия.
Продолжение следует.
Источник изображения:





6 – 11 октября 2022 года Чкаловский