Поездка к сыну

Памяти Арнольда Анатольевича посвящается.

  Арнольд поплевал на пальцы, коротким и точным движением хватанул задвижку, открывая дверцу железной печи-буржуйки, свесился в довольно неудобной позе со стула и принялся подкладывать поленья в стреляющее искрами пламя. Последним чурбачком прикрыл дверцу и, не выпрямляясь, положил деревяшку на пол. Упёрся в неё пальцами и побарабанил, словно играя на трубе, пропев при этом.
      - Прум-пу-пу пу-пум!
      - Очередной шедевр сочиняешь, Анатольич?
  Он не ответил, что-то ещё ритмично промычал, кивая в такт головой, а потом весь заискрился весельем и сообщил.
      - В воскресенье к сыну ездил. Он здесь, недалеко, в учебке служит.
  Я понял, что это только предисловие и молча кивнул, приготовившись слушать.
      - Приезжаю, значит, захожу на КПП. А там уже сидят всякие папы-мамы с чадами и без. Ну, я дежурному сказал, чтобы Димку вызвали, сел в уголочке и жду.
  Рядом мамаша сидит вся в слезах. Возле неё юный защитник земли русской. Пирожок какой-то жуёт и рассказывает, что кормят плохо, спать дают мало, гоняют много.... А сам, и в самом деле, худой, бледный. К другим родителям ещё никто не пришёл и они сидят и слушают эти причитания. Настроение у всех, прямо сказать, паршивое.
  Открывается дверь, заходит ещё один солдатик жалкого вида. И снова, но другой мамаше: бьют, гоняют, измываются. Тут уже и у меня настроение начинает пропадать. Вот, думаю, не повезло Дмитрию. Попал в такое гадкое место. Сижу сам не свой, речь успокоительную готовлю. Распахивается дверь и влетает Димка. Не поверишь, плечи - во, рожа - во! Весь лоснится. Румяный. Все даже притихли.
  Я его тоже спрашиваю насчёт кормёжки, сна и прочего солдатского удовольствия. А он в ответ совсем не то отвечает, что те маменькины сыночки говорили. Кормят, говорит, отлично, гоняют очень мало. Если так и дальше будут гонять, то он вместо многоборья на конкурсе толстяков будет участвовать.
      - Как насчёт битья, - интересуюсь.
      - Ещё чего, - обижается Димка, - Хотел бы я посмотреть на того, кому своего здоровья не жалко.
  И тут только я обращаю внимание, что все родители уже не обращают внимания на своих сыночков-то, а внимательно нас слушают. А мама, сидевшая рядом, возьми и спроси.
      - А сколько Вы уже прослужили?
      - Столько же, сколько и Ваш сын, - Дмитрий отвечает, - Мы с ним в одном взводе.
  Тут я уже себя неудобно в этой компании почувствовал. Толкнул я Димку в бок и вышли с ним на улицу. Как оказалось - вовремя. Дмитрия на его армейские новости понесло. За несколько минут я узнал, что на кроссе он первым был, на стрельбах отличился, увольнение заработал....
  Вот, думаю, если бы те родители и это услышали, то совсем бы порасстраивались. А сейчас, спустя некоторое время, стал я обдумывать эту интересную ситуацию. По-моему, мы все сами виноваты, что наши сыновья в армии в неподходящих условиях оказываются. Я имею в виду родителей.
      - И себя тоже? - интересуюсь я.
      - Нет. К счастью, мне хватило ума, а, может быть, простого везения и интуиции, чтобы не наделать общепринятых ошибок в воспитании моих детей. Но в своём большинстве родители, как заядлые спортсмены, участвуют в какой-то нескончаемой гонке за рублём, должностями, благами и ещё чёрт знает чем, совсем забывают, что никто кроме них самих не будет готовить пацанов не только к службе в армии, но и к жизни вообще. Ты обрати внимание: на дачу обязательно с детьми, а на спортивную секцию, если ребёнок на неё ходит, то делает это самостоятельно. И довольно часто пацан просто перестаёт заниматься. А, если бы папаша, с сыном или мать с дочерью вместе ходили заниматься, то у нас в стране не было бы проблемы со всякого рода дистрофиками, которые оказываются в армии и для которых самая обычная дисциплина и распорядок представляются системой, в которой "бьют и гоняют".
      - Твои бы слова, да богу в уши, - иронизирую я, хотя и понимаю, что ирония в данном случае неуместна.
     1991 год.