Возвращение в Париж

Возвращение в любимый город – это как приезд в родительский дом. Уже с порога замечаешь, что на мамином трюмо новые духи, а помада стоит не на том месте, в кухне вместо старенького буфета большой блестящий холодильник…
Париж встретил нас еще спящим. В редких открывшихся брассери ранние посетители хрустели свежими круассанами, официанты расставляли плетеные стулья, бармены мололи кофе.  Дворники мели улицы зелеными пластиковыми метлами.
Узнавание города началось с похода на базар, откуда и потекли первые перемены. Во-первых, базар уехал с прежнего места; во-вторых, он как-то поредел, не было привычного мясника в самом начале ряда, который торговал жареными свиными ушами и копчеными ножками молочных поросят. Потеряли мы и цветочника, и молочника, и продавца прованских трав. Не увидели грибной лавки с лесными лисичками и подберезовиками. После разговора с продавцом газет в киоске мы сошлись на том, что после августа базар снова заживет своей обычной шумной жизнью.
В кафе на углу нас встретил все тот же гарсон, правда, слегка постаревший. Он весело разносил подносы с кофе, успевая шутить. Время обеда еще не наступило, а завтрака уже прошло, оставляя промежуток для дополнительной чашки caf; au lait. В обеденном меню значились обычные ссылки на районы Франции, откуда доставили мясо, рыбу и сыры.
На соседней улице, где когда-то был маленький магазин изысков для гурманов, поселился бар гамбургеров, на высоких столиках стояли пластиковые красные бутылочки с кетчупом. Все блестело алюминием и стеклом.
Шумная улица Коммерс не досчитывала двух уютных булочных; в одной из них пекли хлеб из муки, помолотой каменными жерновами.
На нашу радость, краснощекий знакомый мясник по-прежнему разделывал мясо, смеялся с посетителями, рассказывал о том, как поедет в отпуск к матери на ферму в Пиренеи, советовал, как приготовить бресскую курицу и зажарить баранью ногу.
В бутиках заканчивались летние распродажи и развешивались новые осенние коллекции; они казались темными в этот еще по-летнему яркий солнечный день уходящего июля. В давно знакомом элегантном магазине одежды, где нас всегда встречала маленькая шумная француженка, теперь работали две молодые девицы с ярко накрашенными одинаковыми ртами. Они вели задушевный разговор, требующий полного внимания от обеих и не позволяющий вмешательства посетителей. Пожилые французские дамы качали головами в осуждение и шепотом вспоминали о старых добрых временах.
На выходе из метро, в конце этой улицы, оказался все тот же тенистый парк с рядами аккуратно постриженных каштанов. На скамейках сидели черные няньки, лениво наблюдавшие за белыми детьми; усталый сгорбившийся старик читал газету; полная дама на подагрических ногах выгуливала грязную болонку, болонка цеплялась к прохожим, скалила желтые зубы и некстати поднимала правую заднюю ногу.
На улицу Мира, где мы прожили не один счастливый год, удалось попасть только к закату. Громоздкая синяя дверь дома под номером 6 все так же открывалась за ручку, на которой смеялось лицо ангела. Соседнее с дверью кафе по традиции готовилось закрыться на весь август, и в эти последние июльские дни мы торопились поздороваться с мадам Трюдо. Ее маленькое, живое лицо заулыбалось нам издали, приглашая за свободный столик.
Помню завтрак здесь в серый осенний день. В глубине кафе за одним из столиков сидел муж хозяйки, месье Трюдо, и ощипывал фазана. Он тихо насвистывал, чихал от летающего пера и смешно морщился, глядя на моросящий за окном дождь. Фазана в тот день подали к обеду.
В Париже понятие о вечности переходит из области философии в реальность. Причины лежат на поверхности. Это и ежик печных труб в облике города, и не меняющаяся со времен Наполеона III архитектура, созданная префектом департамента Сена бароном Османом. Именно тогда, в середине XIX века, были проложены знаменитые французские бульвары, бегущие лучами от площади Звезды и названные именами французских маршалов.
По проектам назначенных Наполеоном III известных градостроителей были созданы театры, разбиты парки, построены новые больницы.
О возрасте Парижа можно судить уже и потому, что мертвое население города давно начало превышать живое. В одних только катакомбах хранятся кости более 6 миллионов французов. Рядом с коммунарами лежат останки версальцев, якобинцы соседствуют с роялистами, а сеньоры с рабами. Черепа ста поколений парижан смотрят здесь на вас пустыми глазницами.
Сегодняшняя жизнь Парижа пестрит островками старины. Они и в названиях улиц, и в датах основания самых известных магазинов Франции.
Парижской моде посвящены тома книг, ленты кинофильмов, залы музеев и выставок. А она все такая же юная, быстрая и неуловимая. С ней дружат не только имена знаменитых кутюрье, но и тех, кто нес ее знамя сквозь годы, умножая победы подиумов.
Коко, сложная, элегантная, многогранная и загадочная, совмещала в себе талант закройщицы с дерзостью творца. Она создала самое известное платье в мире, оно уйдет в будущие века как непревзойденный эталон женственности. Маленькое черное платье.
В квартире на улице Камбон еще витает запах ee духов, в вазах стоят ее любимые цветы, а на столике дремлет привычный пасьянс. В кафе «Ангелина», где Шанель каждый день пила шоколад, Вам покажут ее любимый столик и подадут изысканный напиток в чашечке от Лимож.
Через дорогу и наискосок от Российского посольства в большом элегантном доме на втором этаже снимала квартиру Эдит Пиаф (урожденная Эдит Джованна Гасьон), певица с необыкновенным голосом, истинным драматическим талантом и упрямством уличной девчонки. Одними из малоизвестных страниц ее жизни были концерты для французских пленных в Германии во время Второй мировой войны.  Давая автограф, она успевала передать им все необходимое для побега.
Город высокой моды соткан из столетий кружевных воротничков, расшитых камзолов, воздушных пелерин, строгих смокингов, пришедших из Византии туник, летящих платьев и юбочек-солнце.
Нет ничего увлекательнее, чем экскурс в моду. Вспомним брюки: клеши, паруса, шаровары, брюки в стиле Марлен Дитрих, брюки-дудочки, бананы, галифе, джинсы, кордеройзы, штроксы, техасы, панталоны-блюмерсы, брюки для верховой езды и жокейские, брюки со стрелками и без, хипстеры и хакамы, шарары и чуридалы, слимы и скинни, бермуды, капри и каррот, велосипедки и кюлоты, сафари и бэгги, ну, и еще брюки тренировочные и пижамные!
А вот и вечерняя одежда, как особый загадочный мир, расшитая бисером, украшенная стеклярусом, кружевами, лентами, специальными тесемками, искусной вышивкой. Элегантность платьям обеспечивали ювелирные украшения и бижутерия, меховые или шелковые палантины, аксессуары, прически и обувь.
Не забудем и про летнюю моду с ее сарафанами, шортами, футболками и бриджами. А еще целая вселенная головных уборов. Чего здесь только нет! История пестрит котелками, фесками, токами, цилиндрами, сомбреро, федорами, канотье, трилби, хомбургами, порк-паями, ковбойскими и тирольскими шляпами, а еще исключительно дамскими таблетками, слаучами и клошами. Да, кажется, еще забыли береты и панамы!
Поднебесье платьев может сбить с толку даже видавших виды модниц! Возьмем хотя бы вечерние, коктейльные, выпускные, свадебные, спортивные, платья в стиле ретро, пляжные, платья в стиле диско, национальные (саронги, сари, кимоно…), корсажные, платья-футляры, платья-рубашки, платья с запахом и с американской проймой, платья-пачки и платья-годэ, платья со шлейфом, туники, «летучие мыши», платья с втачными рукавами и рукавами реглан.
Не хватит бумаги, чтобы перечислить все модели юбок, их сотни. Они затмевают воображение при одной мысли, что все даже не успеешь сносить за свою такую короткую жизнь! Останутся невоспетые, неношеные и даже непримеренные!
Как звезды на небе, разбросаны по Парижу дома великих творцов и почитателей моды!
В шестнадцатом округе Парижа безвестной и одинокой жила последние 18 лет своей жизни великая модница Марлен Дитрих. Уверяют, что никто иной, как Вертинский, подсказал Марлен идею смокинга во время их бурного романа в Париже. Марлен покинула своё нью-йоркское жилье на Парк-авеню в 1966 г. Кристиан Диор нашел ей квартиру по соседству с собой, где она жила уединенно, ограничив свой круг общения только восемью человеками. Марлен Дитрих добровольно покинула мир в 91 год и 4 месяца в солнечный день в своей студии на Монтень, 12. Ее душа, этот голубой ангел, летит по миру, продолжая звать к себе новых поклонников.
Отдельной напряженной и загруженной жизнью живут музеи Парижа. Их сокровища манят и притягивают. Улыбка самой загадочной женщины всех времен собирает вокруг себя ежедневно безграничный пестрый туристический мир.
Вокзал Орсей, принявший узников концлагерей в первые дни после войны и ставший сегодня роскошным музеем, подарит вам лучшее в импрессионизме и постимпрессионизме, скульптуре и графике.
В одном из красивейших старых отелей района Марэ разместился Музей Карнавале. Здесь живет история Парижа, полная драматизма, любовных интриг и коварных измен. Во внутреннем дворе музея разбили настоящий огород. Рядом с фасолью зреют помидоры и болгарский перец. Выбрасывает тугие темно-зеленые стрелки лук порей, свисают с длинных плетей лакированные огурцы, наливаются спелостью глянцевые баклажаны.
Париж не может не волновать. Здесь по-особому дышится, гуляется, мечтается. Своя собственная жизнь предстает здесь в другом свете, ее хочется начинать жить заново, волнуясь от красоты людей и природы, покоряясь элегантному ритму волнующих парижских дней.