Обзор развития марксизма в ХХ веке

     Согласно марксистской теории, с построением коммунистического общества складывается неразрывное единство общества и личности. Такое общество уже не подавляет свободу, не нивелирует индивидуальное развитие своих членов, а единство общественных и личных интересов позволяет превратить объективные требования общественного движения во внутренние побуждения личности.

     Это значит, что человек воспитывается в таких условиях, что самостоятельно понимает необходимость честно и добросовестно трудиться на благо общества, чтобы иметь от общества необходимые блага для своей счастливой жизни!  Ставит себе цели и начинает действовать свободно, становится непосредственным творцом развития как общественной, так и своей личной жизни! В результате — открывается простор для безграничной реализации всех способностей человека в его свободном интеллектуально-духовном развитии. Теоретики марксизма всегда пытались убедить нас, что только коммунистическое общество может обеспечить проведение в жизнь принципа "всё во имя человека, всё для блага человека". То есть, впервые в истории общества человек вместо средства станет целью общественного развития.

     Таким образом, можно видеть, что марксизм и в XX веке в своем анализе проблем человека исходит из социоцентрической установки. Для марксистской теории значим общий план истории, большие социальные общности — классы, нации, государства. Человек же как бы получает свою ценность целиком от общества. Именно поэтому для марксизма отдельный человек есть лишь соотносительное с социальным коллективом существо, где он — центр пересечения общественных отношений, в которых он формируется и живёт.

     Правда, теоретики демократического социализма, подчеркивая приоритет коллектива над человеческим индивидом, в то же время ратовали и за усиление индивидуальных прав и свобод личности в обществе. В марксизме обосновывается идея о том, что основание подлинной человеческой жизни образует коллективная практическая деятельность, а поэтому коллективность есть аутентично-родовой способ такой жизни людей. Теоретически эти положения исключительно самоценны и гуманны и вряд ли могут вызвать серьезные возражения.

     Однако опыт практического претворения этих идей в СССР и других странах так называемого реального социализма показал, что вместо коллектива как формы организации жизнедеятельности, средства развития и возвышения человека, возникли коллективы как средства подавления всякой индивидуальности, как формы обезличивания и усреднения человека. Если в теории марксизма целью развития объявлялся человек, а наиболее подходящим средством этого развития — коллектив, то на практике все было наоборот — высшей целью становился коллектив, а человек был его средством, объектом воспитания и того, что стояло за этим коллективом — системы партийно-государственной буржуазно привилегированной бюрократии.

     Понятно, что такая "практика" отношения к человеческой личности не прибавляла авторитета ни тому обществу, которое называли социализмом, ни, обосновывающему его, учению советского марксизма-ленинизма. Вместе с тем, нельзя не видеть, что свойственное марксизму постоянство в утверждении некоего аморфного идеала социализма занимает определённое место в системе идейных устремлений XX века.

     Марксизм и его сторонники "с другого берега". Тем, кто будет изучать историю философии XX века предстоит проанализировать действительное влияние марксизма на философские школы и направления, развивавшиеся в этот период. О влиянии философии К. Маркса на становление взглядов заявляли практически многие авторы. Одни начинали как сторонники марксизма, другие — как его противники, но все выразили свое отношение к марксизму, особенно когда это касалось политических доктрин марксизма-ленинизма.

     Знаменательно, что отношение к марксизму у одного и того же автора нередко на протяжении десятилетий менялось на противоположное. Особенно ярко это прослеживается на современной католической философии, которая начинала с проклятий в адрес безбожного коммунизма и его авторов, а в конце века обратилась к марксистскому решению таких проблем, как снятие отчуждения, анализу родовой сущности человека и другим, не менее значимым понятиям марксизма. Наиболее характерный тому пример — работы Римского папы Иоанна-Павла II.

     Однако, настоящая драма идей в соединении с трагическими человеческими судьбами начинается не здесь, где свое отношение к марксизму выявляют философские школы и направления, весьма далекие от него, будь то экзистенциализм, персонализм, интуитивизм или прагматизм. Идеи марксизма с первых дней его существования пытались монопольно присвоить определенные политические круги, представлявшие конкретные партии.

     Вначале это была германская социал-демократия, потом ВКП(б), позже Компартия Китая, а также ряд других партий, называющих себя ленинскими или партиями нового типа. Сложилось мнение, что только они вправе решать, чьи труды представляют собой "дальнейшее плодотворное развитие идей К. Маркса", а кто является оппортунистом или, что еще хуже, "ревизионистом бессмертных идей".

     Борьба "за чистоту марксизма-ленинизма" была удобной формой, прикрывавшей вульгарную борьбу за власть и влияние в партийных рядах. Догматизированный марксизм, который характеризовали философские основы политических программ большинства компартий ленинского типа, дал историкам философии много материала. Особенно убедительно эти материалы свидетельствуют о том, что преследовались любые взгляды, казавшиеся партийной элите угрожающими для их безраздельного господства по эксплуатации сельского и промышленного пролетариата для своей буржуазно привилегированной жизни.

     Так, в самом начале XX века в число "оппортунистов, дураков и старых баб II Интернационала" (цитируются слова В. И. Ленина) попали ученики и душеприказчики Маркса и Энгельса Карл Каутский и Эдуард Бернштейн, резко критиковавшие тактику большевиков на форсирование пролетарской революции в России в 1905—1907 гг. Потом ревизионистом становится немецкий социал-демократ Г. Кунов, сомневавшийся в правильности ленинского вывода о том, что диктатура пролетариата может быть определена как особая форма классового союза горстки промышленных рабочих и огромной крестьянской массы.

     Несколько позже РКП (б) и партии Коминтерна определили, что главную опасность представляет ревизионизм, покушавшийся на вывод о необходимости установления диктатуры пролетариата и монопольном положении партии в период перехода к социализму. Всех, сомневавшихся в надобности диктатуры пролетариата, устанавливаемой после победоносной пролетарской революции, относили к ревизионистам или оппортунистам. Именно поэтому подавляющее большинство социалистических и социал-демократических партий Европы, добившихся реализации реальных социальных программ, улучшавших положение трудящихся масс, были объявлены немарксистскими.

     На основе борьбы с ревизионизмом были сфабрикованы дела Троцкого и Бухарина, Рыкова и Каменева, равно как и многих других партийных лидеров в Европе и других странах мира В 20-е годы прошлого века, когда складывался клан "верных ленинцев" в борьбе с философской группой Деборина, названного "меньшевиствующим идеалистом", за то, что он последовал философскому завету Ленина и стал всерьез изучать Гегеля, вместе с ним от философии были отлучены на многие годы наиболее эрудированные и талантливые молодые исследователи, не отличающиеся лояльностью по отношению к "генералам от философии", создававшим на протяжении десятилетий в философии жёсткий режим казармы, с его всеобщим доносительством и восторгом по поводу любого решения, принятого властями.

     Пожалуй, одной из наиболее интересных фигур является Антонио Грамши (1891—1937) — видный деятель международного рабочего движения и основатель итальянской коммунистической партии, заключенный в тюрьму режимом Муссолини и оставивший в своем творческом наследстве кроме знаменитых "Тюремных дневников" много философских и публицистических произведений.  Грамши известен как интерпретатор философии К. Маркса — как философии практики.

     Грамши был убеждён, что марксизм не только руководство к действию для изменения и улучшения мира трудящимися массами, но и особый тип мировоззрения и, одновременно с тем, основа для формирования новой духовной культуры. Рассматривая под этим углом зрения деятельность партии в СССР в первые годы после Октября, он критически оценивает многое из того, что происходит в СССР. Поэтому работы Грамши смогли увидеть свет и стали известны марксистским читателям и исследователям только в период оттепели (конец 50 начало 60-х гг.), когда вышел в свет трехтомник его произведений. Однако подлинное исследование творчества Грамши еще впереди, ибо большая часть работ, где анализировалось его наследие, тесно связана с политической конъюнктурой, а не с непредвзятым научно-философским анализом.

     Немалый интерес представляет творческий путь Георга (Дьёрдь) Лукача (1865—1971), которого называли ревизионистом не один раз и за разные "прегрешения": сначала за то, что он считал К. Маркса гегельянцем больше чем материалистом. Несколько позже он начал выражать взгляды на эстетику, весьма далекие от вульгарного социологизма и ленинской трактовки духовной культуры как особой формы классовых битв. В последний период жизни он стал ревизионистом, потому что принял сторону И. Надя и вошел в состав его правительства в Венгрии 1956 г. Так один из талантливых исследователей-марксистов, обладающий огромной эрудицией и высокой философской культурой практически весь свой творческий путь проделал под знаком ревизионизма.

     Роже Гароди, деятель французской коммунистической партии, один из немногих, умевший на равных полемизировать с эрудированными философскими мэтрами вроде Ж.-П. Сартра, Г. Марселя и других, создавший не одну блестящую философскую работу (вспомним хотя бы переведенную на русский язык "Грамматику свободы", 1952 г.) также оказался ревизионистом и лжемарксистом как только усомнился в непогрешимости политического курса КПСС.

     К числу ревизионистов послевоенных лет необходимо отнести Милована Джиласа, Леона Колаковского, Эдварда Карделя. Джилас одним из первых среди марксистов нового поколения исследовал новый паразитический класс — партократию. Напомним, что он написал свою работу примерно на 10—12 лет раньше, чем Р. Миллс "Властвующую элиту", поднимающую эти же проблемы, но на материалах западного мира.

     Работа Миллса имела огромную популярность во всем мире, в том числе и в СССР. Работа же Джиласа до сих пор неизвестна большинству гуманитариев. Э. Кардель усомнился в выводе Ленина о неизбежности войн и революций в эпоху перехода к социализму, поэтому была запрещена во всём коммунистическом мире его работа "Социализм и война", однако затем на практике тезис о мирном сосуществовании стран с разными социальными режимами достаточно успешно проводился в жизнь всеми социалистическими странами. Л. Колаковский считал, что "учение о диктатуре пролетариата представляет собой чудовищный нарост на философии марксизма, что никоим образом логично не вытекает из самого духа этого течения".

     Особое недовольство официальной «философии марксизма-ленинизма» в 60—70 годы вызывали работы тех исследователей, в которых комментировались ранние труды К. Маркса, в частности «Экономическо-философские рукописи 1844 г.», вошедшие в научный оборот спустя сто с лишним лет после их написания. В этих работах рассматривались проблемы отчуждения человека от его родовой сущности, вызванные, прежде всего, разделением труда и превращением человека в товар в виде "рабочей силы", а также проблемы практики, так, как это понимал ранний К.Маркс, а не поздний В. И. Ленин.

     Особенно драматична судьба целой группы исследователей философии, сплотившейся вокруг философского и общественно-политического журнала "Праксис". Они рассматривали практическую деятельность людей не в ее грубо овеществленной форме, приносящей определенный утилитарный эффект, так, как это было характерно для прагматизма, а затем, в более позднее время и для марксизма-ленинизма, а как деятельность свободной творческой самопознающей личности, что, по их мнению, и являлось единственной формой реальности.

    Поколение за поколением в рядах марксистско-ленинской философии проходило через жесткое сито партийно-номенклатурной селекции и к вершинам пирамиды философского Олимпа допускались лишь наиболее проверенные, доказавшие свою преданность и верность знамени. Не зря одна из наиболее известных работ А. Зиновьева, уже не ревизиониста, а одного из первых диссидентов-философов, называлась "Зияющие вершины" и в ней рассказывалось о жизни и деятельности в Институте Философии АН СССР.

     Парадоксально, но факт, что наиболее способные и смелые исследователи, горевшие желанием сделать марксизм отвечающим практическим задачам современности, неукоснительно выбрасывались из рядов КПСС, делая эту партию в философском отношении все более догматичной, начетнической и консервативной организацией, замкнутой на себе и своем существовании, что и предопределило впоследствии ее мгновенную гибель.

     В число неугодных попадали, чаще всего, труды молодых исследователей, обращавшихся при написании своих диссертаций к работам К. Маркса, как это, например, было с работами Б. А. Грушина и Э. В. Ильенкова. Так было и с теми, кто начинал заниматься новыми областями философского знания, будь то социология, социальная психология, теория деятельности, не говоря уж о философском осмыслении кибернетики, семантики, генетики или биологии.

     Ожесточенная борьба всегда велась с теми, кто осмеливался выступать против политического курса правительства России, однако молодые исследователи, несмотря на ожидаемые репрессии, всегда пытались осмыслить причины многих неудач реформирования российского общества.

    В творческом наследии многих талантливых публицистов,  творчество которых нуждается в серьезном исследовании, имеются знаменательные слова о роли партии трудящихся масс, которая преследуя свои цели в форме места в идеально-управленческом звене общества делает трудовые коллективы средством развития гуманизма, равноправия и социальной справедливости.

     Даже такой неполный обзор развития марксизма в XX веке выявляет не только действительный вес, авторитетность и значимость философии марксизма, оказавшей несомненное и многостороннее влияние на развитие философского знания у современных трудящихся, но и даёт возможность предостеречь от повторения ошибок, результатом которых произошло перерождение партии власти, а затем бесславно завершён социальный эксперимент построения социально справедливого общества в России.