ДАР. Глава 13

Страшно не то, что вас обманули или обокрали, страшно, что вы постоянно помните об этом.
 
Конфуций

В следующий раз, когда почувствуешь себя ненужным, некрасивым и недооцененным, помни, когда-нибудь ты будешь ещё и мёртвым.

Карл Ренц

Месть – это блюдо, которое подают холодным. Сейчас я чувствовал себя этаким Вершителем, планировал чужие судьбы и был абсолютно уверен, что мои планы воплотятся в жизнь. Я как-то высказал интересную мысль, что, если почувствовал себя Богом, значит, в тебя вселился Дьявол. Она как нельзя более подходила для характеристики моего нынешнего состояния. А, как известно, сила Дьявола в его ангельском терпении. Надо было все тщательно, не торопясь продумать и подготовить.
Без фантазии, тупые, как корабельный кнехт, способы, которыми я пользовался для сведения счетов со своими нечаянными недругами, здесь не подходили. Убить человека для меня было делом настолько плевым, насколько для Вас раздавить таракана, может и еще проще – таракан ведь убегает, а моя жертва начинает подозревать что-то лишь за секунды до смерти. Или так и умирает в неведении. А я хотел наказать Рамзелю, сохранив ей жизнь, но такую, от которой ей самой бы захотелось избавиться. Мое представление об идеальном мире, было как о мире, где каждый человек относится к тебе точно также, как и ты к нему. И чувствует тоже самое. Вот пусть и прочувствует все то, что вынес я. Хотя достигнуть этого я собирался вовсе не теми же способами, которыми она превратила мою жизнь в Ад. Превратила беззлобно, мимоходом, не задумываясь. Раздавила-таки убегающего таракана.
Итак, начать я решил с того, что верну свой крест, а заодно оставлю Рамзелю без ее нового бойфренда. Для этой цели мне нужна была не слишком высокоморальная помощница, и кандидатура была только одна – Лена, та самая девчушка, которую я лет четырнадцать назад устроил в институт на работу в качестве «своего человека». Она так и трудилась там с того момента, как ее зачислили в штат по моей просьбе; что-то заочно закончила, получила образование. Работала она уже давно в другом отделе и даже управлении, так что виделись мы редко, и даже столкнувшись в лабиринтах коридоров организации, лишь едва заметно кивали друг дружке – ну, нельзя было сделать вид, что мы совсем не знакомы, здесь все так или иначе пересекались.
Сейчас, по моим прикидкам, ей должно быть что-то около тридцати или слегка «за». Верный своему слову больше не тревожить ее моими заданиями, я едва ли имел моральное право просить ее помощи в задуманном, а потому решил эту помощь купить. В том, что она не откажет, я не сомневался – небось, не забыла мой прощальный взгляд.
Придя к концу рабочего дня на проходную института, я сел в дальний угол фойе и стал терпеливо ждать. Минут через двадцать перед вертушкой КПП появилась Лена, одна, что не могло меня не порадовать: будь она в компании, пришлось бы тащиться следом и ждать, когда все разъедутся по домам, вовсе незачем было афишировать нашу с ней встречу. Я обнаружил себя, шумно поднявшись с места и звонко щелкнув пальцами. Лена обернулась, узнала меня и проследовала на выход, в направлении которого я махнул рукой, сделав вид, будто смотрел на часы.
Надо признать, выглядела она эффектно, да что там эффектно – потрясающе! Коротенькая по пояс кожаная курточка с меховым пушистым воротником не скрывала великолепных ног, обтянутых джинсами-резинками, даже на вид очень дорогими. Полусапожки на высоком каблуке согревали ступни явно не больше тридцать пятого размера, броский, но грамотно наложенный макияж, распущенные по плечам густые каштановые волосы – все это вместе делало ее идеальным объектом для выполнения моего плана. Довершала законченность композиции сумочка «Prado» в маленьких цепких с идеальным маникюром ладошках. «Как хорошо зарабатывают сотрудники бюджетного института, – саркастически подумал я, – может, плюнуть на все и жениться на ней!»
Метров двести мы шли на расстоянии, потом я ускорился и, догнав девушку, легонько приобнял ее за плечо.
– Здравствуй, Леночка. Прекрасно выглядишь. Разреши угостить тебя кофе. – И решительно развернул ее в сторону ближайшего бара.
Мы сели за столик в углу зала, Лена достала тоненькие сигареты и закурила.
– С чем пожаловали, Александр Васильевич? – Наигранность тона не скрывала ее озабоченности и тревоги, вызванной моим внезапным появлением.
– Посвататься хочу, – пошутил я серьезным тоном, – ты ж в курсе, наверное, один я остался. Пойдешь за меня?
Она хмыкнула.
– За вас?! Да без вопросов! Только давайте к делу, я уже не та восемнадцатилетняя дурочка.
Я помолчал. Похоже, она действительно поумнела.
– Что ж, к делу, так к делу.
Я заказал два кофе, шоколад и один мартини для Лены.
– Видишь ли, красавица, у человека две любимые игрушки — собственная судьба и чужие чувства. Своей судьбой я, похоже, распорядился, теперь хочу поиграть на чужих чувствах.
Девушка нахмурилась и поджала губы, было видно, что она понимает – худшие ее опасения сбылись.
– Александр Васильевич, ну вы же обещали, – просительно протянула она.
– Не волнуйся, я не собираюсь ничего требовать, я прошу помочь, к тому же не бесплатно.
Елена заинтересованно встрепенулась и вопросительно посмотрела на меня, видимо, с годами в лучшую сторону изменилась только ее внешность. Впрочем, именно это мне и было нужно.
– А-а что надо сделать? – Поинтересовалась она, не уточняя сумму сделки.
– Соблазнить одного очень приятного молодого человека.
– Только-то? А платить за что собираетесь? – Прозорливо догадалась красивая сучка.
– А платить за то, что это должна увидеть моя бывшая жена, и увидеть она должна не только поцелуи в щечку. Поняла?
Девушка вскинула брови и задумалась. Через пару минут сказала:
– Сложно это. То есть, окрутить-то я его окручу, а вот как ее к этому пристегнуть?
– Стало быть, моральная составляющая тебя не волнует? – Утвердительно поинтересовался я. – Это хорошо. Потому что надо будет сделать еще кое-что.
– Что еще? – Вновь насторожилась Лена.
– Паренек этот, крестик мой «помылил» , надо вернуть хозяину.
– Это что же, я украсть его должна?
– Не украсть – восстановить законного владельца в правах.
– Мудрено говорите, Александр Васильевич, а суть-то одна. Ладно, сколько?
Уже было открыл рот, собираясь назвать сумму гонорара за ее услуги, но в последний момент подумал – пусть сама решит.
– А сколько тебе надо? – Спросил.
Лена задумалась, но не надолго.
– Мне машину надо купить,– как-то просительно заговорила она,– я накопила, но не хватает тысяч сто пятьдесят – двести, а?
Да, несмотря на внешнюю мишуру и вызывающую шикарность, она по-прежнему плавала мелковато. Я собирался ей предложить для начала полмиллиона, ну, а там как пойдет. Задумчиво покивал, ответил:
– Дороговато, конечно, но разве такой барышне откажешь. Двести, так двести.
Лена закусила губу, видимо поняла, что продешевила. Поздняк метаться, девочка, но я был настроен благодушно.
– Если все сделаешь правильно, получишь от меня бонус, еще на половину запрошенной тобой суммы. – Это была прекрасная возможность избавится от браслета, который вернула мне Рамзеля.
Лена обрадовалась.
– А что это?
Я на всякий случай взял его с собой, предполагая, что могу использовать побрякушку в качестве «заманухи» – девицы любят золото, и сейчас положил перед ней аккуратную коробочку на стол.
– Можно? – Она смотрела на меня как-то снизу вверх.
– Конечно, примерь.
Красотка открыла футляр и задохнулась от восторга. Надела браслет на тонкое запястье, был он слегка великоват, но с руки не спадал.
– Ух ты, класс!
– Бери, в качестве аванса. Носи на здоровье.
Если бы она не боялась меня, как огня, то, вероятно, бросилась бы мне на шею. Но Александру Васильевичу от нее были нужны вовсе не объятия, и она это чувствовала.
___________________________

Начало было положено уже на второй день после нашего разговора. Лена «случайно» познакомилась с Максимом – так звали парня – и он даже подвез ее до дома. Дальше – больше: они встретились опять, погуляли, потом сходили в какой-то недорогой ресторанчик, потом еще, еще, еще…
Лена добросовестно отрабатывала свой браслет и будущие деньги, почти каждый день отзваниваясь мне по телефону и отчитываясь о проделанной работе. Иногда встречались лично.
– Да он по уши в меня втрескался! – Частила девушка в приподнято-восторженном тоне в том же кафе, что и первый раз. – Ему на фиг не нужна эта грымза с ребенком. Ой!
Лена осеклась, сообразив, что говорит о моей бывшей жене. Мне было плевать, главное – все шло по плану. Я равнодушно кивнул, мне ее доклады были, в общем-то, не нужны, я и так все это мысленно отслеживал.
– Ничего, ничего, продолжай.
Лена успокоилась и затараторила вновь:
– Так вот. Он уже с ней и видеться не хочет, названивает мне постоянно, прямо требует с ним встречаться, цветы дарит, подарочки всякие, про женитьбу намекает. Только вот как сделать, чтобы Ваша жена нас застукала, я не знаю.
Я приподнял брови и пожал плечами.
– Вообще-то, это твои проблемы. – Помолчал. – Но так как дело у нас общее, так ведь?
Девушка усиленно закивала головой. Я продолжил:
– Но так как дело у нас общее, попробую помочь. Где он живет?
Выяснив все, что мне было надо, я ненадолго оставил Лену одну и прошел в уборную. Запершись в кабинке, я мысленно настроился на ближайшее будущее Рамзели. Через двадцать минут примерно знал все, что было нужно.
– Ты с ним, как я понимаю, спишь? – Вернувшись, без предисловий спросил я.
– Было разок, – ничуть не смущаясь, ответила Лена.
– Наверное, еще хочет?
– Слюной весь изошел.
– Завтра в пять вечера – это важно! – ты должна быть в его квартире. Через пятнадцать минут с его телефона на этот номер (я записал несколько цифр на салфетке) должно поступить следующее сообщение: «очень жду, зайди на минутку».  Дальше – занимайтесь, чем собрались и ждите развязки, можешь входную дверь приоткрыть. Понятно?
Лена задумалась.
–Так, а когда она придет? Может, через два часа или больше.
– Не переживай, в это время (потому и важно) Рамзеля будет проходить около дома Максима, так что будет через три – четыре минуты, ну, может, через пять.
Девушка пристально на меня посмотрела, но спрашивать ничего не стала, и правильно сделала – раз говорю, значит знаю.
– Меня же спалят, – сказала она.
– Ты деньги зарабатываешь или семейную жизнь устраиваешь? Может, отыграть все хочешь?
Лена затрясла ручками в отрицательном жесте:
– Что Вы, что Вы, по морде не хотелось бы получить.
– За двести тысяч можно и не только по морде, но не волнуйся. Когда все начнется, вали оттуда по скорому, я тебя внизу на такси буду ждать. И кстати, прихвати мой крест, так что перед тем, как шуры-муры, заставь его снять. А в горячке он, может, на Зелю подумает. Вот и вся твоя миссия, получишь деньги, а как особый бонус – избавишься от меня навсегда. Ты, часом, в него сама-то не влюбилась? Не советую, мне кажется, он болен.
Девушка тревожно насторожилась.
– Как болен?
– Неизлечимо.
– Да-а… А чем?
– Доктор пока не поставил диагноз.
Мы замолчали. Через несколько минут Лена спросила:
– Зачем Вам все это, Александр Васильевич? Жизнь сильно побила? Отыграться хотите?
– Жизнь бьет сильных, гнет их к земле, на колени ставит, чтобы те могли доказать, что способны подняться. А слабаки и так всю дорогу на коленях. Может, это не совсем то, что на твой вопрос надо ответить, но видится мне, что большего никому знать не надо. До завтра.
А завтра все прошло как по маслу. Я даже удивился, ибо, когда в моей жизни что-то зависело от других людей – так называемого, человеческого фактора – все обычно шло наперекосяк. А здесь – просто блеск: Лена все выполнила в точности, и к Максиму домой приехали вовремя, и в ванне с его телефона СМСку отправила, и в постель они залезли за минуту до появления разрабатываемого объекта, а по дороге Лена даже входную дверь приоткрыла, на что уж я совсем не рассчитывал.
Зеля, получив сообщение, обрадовано рванула на зов, благо находилась совсем рядом с адресатом – давно, видать, не виделись. Наверное, надеялась на приятную встречу и все такое, из нее вытекающее. Надо признать, сюрприз удался на славу. Она чуть сознание не потеряла, зайдя в незапертую дверь и увидев картину плотских утех своего избранника во всей красе. Ленка молодец, быстро сориентировавшись в обстановке, накинула на себя кое-как одежку и бочком-бочком выскользнула из квартиры, по дороге незаметно прихватив мой крест с цепью с прикроватного столика.
Все это Лена с выражением вполголоса пересказывала мне на заднем сиденье арендованного скромного форда по дороге к ней домой. Опять же, мне это было не надо, я все мысленно наблюдал, но не хотел прерывать ее упоительный рассказ – не скрою, мне было приятно услышать события «в озвучке». Я мог бы даже сам кое-что добавить к ее повествованию, например то, как Максим наговорил кучу гадостей Рамзеле и буквально выпихнул ее из дома, как она в прострации чуть не попала под машину, переходя проезжую часть, не посмотрев на светофор, и только мое мысленное вмешательство спасло ее от рокового столкновения с микроавтобусом. Я сделал это не из жалости, просто не так я запланировал ее дальнейшую судьбу. Не в этот раз простота должна была стать совершенством.
Машина остановилась у блочной пятиэтажки. Я рассчитался с шофером, но выходить мы не торопились.
– Что ж, Леночка, ты свою работу выполнила честно и полностью.
Протянул ей две перетянутые резинкой пачки тысячных купюр.
– Теперь мы в расчёте, и я никогда тебя не побеспокою. Если что-то нужно тебе – готов помочь, для меня невозможного мало.
Она посмотрела мне в глаза, наверное, первый раз в жизни без страха.
– Я это поняла. И мне нужна помощь немедленно.– Она вложила в мою руку золотой крестик и задержала свою ладонь несколько дольше, чем того требовала ситуация.
Я очень удивился, не ожидая такого резкого поворота событий, но не мог же я отказаться от своих слов. Это вообще было моим жизненным кредо: за сказанное надо отвечать.
– Чем могу помочь?
– Я не получила сегодня того, на что рассчитывала. Проведи эту ночь со мной.
Даже на «ты»! Ну, что ж, в конце концов, я свободный человек, у меня два с лишним месяца не было женщин, к тому же, сам подписался.
– Шеф, давай к ближайшему супермаркету, подождешь немного и сюда же нас доставишь. Сегодня гуляем.
___________________________

Однако, надо было переходить к следующему этапу моей изуверской мести. Я, как высококлассный шахматист, просчитывал все свои ходы, но с той разницей, что в игре все на виду, а мои планы, даже после их реализации, казались случайным совпадением.
Максим несколько раз пытался дозвониться Лене, но я купил ей новый телефон и сим-карту, номер для него был недоступен. И остановись он на этом, жил бы себе и жил, возможно, долго и счастливо. Но он стал подкарауливать ее у дома. Лена об этом не догадывалась, но я-то знал наверняка. Мирный вариант развития событий, при котором он по-тихому отвалил бы в сторону, предполагал возможность его возвращения к Рамзеле, а вот этого допустить было нельзя. Через день его сбила машина, простой, но эффективный способ вывести человека из игры надолго, может и навсегда. Я, как и в других подобных случаях, не стал интересоваться его дальнейшей судьбой, убедившись в том, что его в бессознательном состоянии увезла машина скорой помощи. Пока я не испытывал ни жалости, ни сожаления о содеянном.
Рамзеля находилась в некотором ступоре, но через несколько дней немного отошла от шока из-за измены своего бойфренда. Благо, что она постоянно находилась в обществе своих родителей и дочери, которую Зеля последние дни на автомате водила и забирала из школы, кормила, сопровождала на гимнастику. Мой сволочной план ломки ее жизни заключался как раз в том, чтобы лишить ее любви дорогих ей людей, а если это невозможно, то просто убрать их из ее жизни. С каким бы негативом я не относился к Рамзиным родителям, они меня интересовали мало. А потому следующий мой удар должен был настичь ее дочь. Меня очень угнетала необходимость этого, но других способов сломать жизнь своей «бывшей» я не видел. К тому же, был так одержим этой идеей, что моральные аспекты своих поступков задвигал далеко на задний план сознания.
Я вовсе не собирался причинять фатального вреда Софье, мне хотелось, чтобы она просто не смогла дальше заниматься гимнастикой, разрушив тем самым мечту, которую лелеяла Рамзеля – ее дочь чемпионка мира! Я знал часы занятий Софы в спортзале секции и, заглянув в этот часовой промежуток, но на три дня вперед по времени, дождался ее тренировочных упражнений на бревне. Восьмилетняя девочка довольно четко выполняла упражнения на снаряде, но еще чувствовалась ее неуверенность и боязнь. А потому никто не удивился, когда маленькая ножка соскользнула с полированной поверхности спортивного бруса при фляке назад, и юная гимнастка упала на дощатый пол, мимо постеленных внизу матов. Честное слово, я к этому не причастен. А вот то, что страховавшая ее ассистентка не смогла ей помочь, было полностью моих рук делом, точнее моих мыслей.
Софа ударилась головой. Никаких переломов она не получила. «Неудачная попытка,– подумал, – позже повторю». Я потому и забежал на несколько дней вперед, что не был уверен в успехе задуманного с первого раза, а повторять мысленные сеансы один за другим было тяжело и душевно, и физически. Требовалось время для восстановления. Я хорошо это помнил с далекого Московского парада, когда не сразу смог наказать Лининого учителя физкультуры, нечаянно лишившего нас ребенка.
Я вышел из транса. На душе было очень погано. В голове крутилась фраза какого-то древнего философа: «Если ты хочешь кого-то сильно обидеть, значит тебе еще хуже», что-то подобное. Но я чувствовал фальшивость этого оправдания перед самим собой – не было мне уже так плохо, как несколько недель назад, отомстил я уже, лишив Рамзелю ее любовника.
– Завтра все исправлю, – сказал я своему отражению в зеркале, – Софью поймают при падении.
Всю ночь мне снилось миленькое личико Софии, искаженное гримасой боли, и белки закатившихся выразительных глаз. Я метался по кровати. В собственном сне, я понимал, что сплю, пребольно щипал себя, пытаясь пробудиться, но никак не мог этого сделать. Очнувшись поутру от пиликанья телефонного будильника и включив свет, обнаружил с полдюжины кровоподтеков на руках и теле.
«Боже, – думал сидя на кровати, – до чего я дошел!» Меня не мучила совесть и сомнения по поводу направленности своих поступков, отравляющих жизнь Рамзеле, но при чем тут маленькая девочка!? Надо срочно все исправить, а потом попытаться найти другой способ осуществить мой план. Я сосредоточился на последнем видении.
Картинка пришла мгновенно – Софа прыгала на «бревне» и во время фляга назад неудачно приземлилась на правую ногу. Я больше не «держал» ассистентку, но она стояла, как столб и пустыми остекленевшими глазами смотрела на происходящее. Юная гимнастка сильно ударилась затылком о крашеный пол. Подбежали тренера, появился врач.
То, что вчера мне казалось просто мелкой неприятностью, сейчас виделось по-другому. Удар был значительно сильнее, чем мне показалось сначала. Но не это меня волновало, а то, что он вообще состоялся! Я никак не влиял на события! Страховщица не среагировала на поскользнувшуюся гимнастку по собственному невниманию. Или нет?
Я повторил попытку сначала. На этот раз я отдал страховавшей Софью девушке команду на активные действия по поддержке, сорвавшейся со снаряда девочки. Результат тот же – падение, удар головой, подбежавшие на помощи люди… Ничего не понимая, повторял попытки избежать падения вновь и вновь, пока у меня не хлынула носом кровь, и я потерял сознание, видимо вконец обессилев.
Очнувшись, я с каким-то тупым упрямством начал было опыты сначала, но после двух неудачных попыток меня вырвало прямо на ковер, и я снова впал в беспамятство, правда, на этот раз ненадолго. Придя в себя, поплелся в ванну, вымыл лицо холодной водой, взял половую тряпку и тщательно протер ковер, тряпку выкинул в мусоропровод. Кисловатый запах остался, но я знал, что он выветрится через несколько часов. Да и не он меня волновал.
Что ж, мне было ясно одно: лишив в первый сеанс транса ассистентку возможности двигаться, я уже в последующие разы не мог влиять на нее в тот момент, когда она находилась под воздействием моей изначальной установки. Я не мог отменить того, что сделал!!!
– Что ж, – бормотал я себе под нос, сидя на краешке дивана и опершись локтями на колени, – ничего страшного, в худшем случае сотрясение мозга, это ерунда – стошнит пару раз, поспит и пройдет. У меня тоже было.
Но страшная новость оглушила меня через несколько дней – у Софы обнаружился отек мозга, она впала в кому и на третий день умерла. Рамзеля повредилась рассудком и сейчас находилась в больнице, никого и ничего не узнавая. Ее судьба больше была не в моей власти. Как и моя собственная. Понимание этого пришло неожиданно, будто подсказка со стороны: в моем сне я сам столкнул себя с крыши дома! В том состоянии прострации, в котором я находился, даже попробовать чего-то исправить не пытался. Моя страшная месть бумерангом вернулась ко мне. Так что я знал все, кроме одного – когда настанет мой час. Почему-то это меня не пугало, пугало другое – что дальше? Если у меня и были сомнения на счет моей души, то теперь я абсолютно ясно осознавал, что она потеряно безвозвратно. Спать я не мог, едва дрема одолевала меня, как начинали душить кошмары. Снилась Софья с непропорционально большой головой и закатившимися глазами, она тянула ко мне руки и замогильным голосом вопрошала: «Причем здесь я-я-я?!!» Снилась Рамзеля в обнимку с Максимом, стоящим на костылях. Зеля истерично смеялась и закидывала назад почему-то лысую голову. Снился друг моего детства Андрей, уверявший меня, что он вовсе не погиб тогда, в далеком 90-м году, а просто уехал из страны, а сейчас вернулся, и мы срочно должны с ним встретиться. Снилась мать, звонившая с того света и рассказывающая мне, что у нее все хорошо, но мы не сможем встретиться с ней никогда. После таких снов я мгновенно просыпался и долго лежал в ступоре, тупо уставясь на включенную люстру – я не мог находиться в темноте.
Так прошло два дня… Я не спал, не ел, почти не пил, все время лежал на кровати. Чувствовал, что конец близок. Наутро третьего я решительно поднялся, вымылся холодной водой, выпил большую кружку горького кофе без сахара и позвонил другу Диме.
– Ты куда пропал, – обрадовался Димка, – слышал новости?
– Я все знаю, не говори ничего. Где бы ты ни был, сверни все дела и через два часа будь в чебуречной на Васильевском.
Повесив трубку, я собрал кое-какие бумаги и вещи, написал письмо и запечатал его в конверт без адреса, оделся и вышел из дома. Немного раньше назначенного времени прибыл в кафе, заказал большой «эспрессо» и принялся ждать. Дима был как всегда пунктуален, мои уроки не прошли для него даром. Мы обнялись.
– Ты на работу устраиваться собираешься? – Перехватил он инициативу разговора.
– Нет, – честно ответил я, – незачем. Не перебивай меня сейчас всякой ерундой. Проникнись ответственностью момента – ведь мы видимся в последний раз.
Димка удивленно вскинул голову, собираясь что-то сказать, но я остановил его жестом настолько решительным, что он покорно промолчал.
– Помнишь наш давний разговор про мою встречу со старухой вещуньей?
Димка кивнул.
– Это был не пьяный бред. Все, что я говорил тогда чистая правда. Ты мог в нее не верить, но ты ее знал! А вот та правда, которую ты не знаешь. Но прежде чем я поведаю ее тебе, ты дашь мне клятву, что никто никогда не узнает ее, она должна умереть вместе с тобой, и как бы долго ты не жил, хранить тебе ее придется до конца дней.
Было заметно, что мой друг разрывается между двумя вариантами своего поведения: первый – дать мне по башке, связать и отправить в психушку, второй – послушать интересную историю, после чего перейти к первому. Он решил выслушать меня, а потому сказал:
– Я клянусь тебе.
– Прекрасно, потому что клятвы между нами никогда не нарушались. А потому, выслушав меня, ты не попытаешься упечь меня в больничку, ведь там надо давать соответствующие объяснения, а значит придется нарушить клятву. Этого ты не сделаешь.
– Хитрый, змей, – ухмыльнулся Дима, – мысли читаешь?
Я не ответил. Почти целый час я рассказывал Диме о мистической составляющей моей жизни, о проклятом Даре, о тех событиях, на которые я влиял вольно или невольно и о последствиях этого влияния. За время моего монолога Дмитрий ни разу не нарушил молчания, не перебивал, не задавал вопросов. Я умолк. Несколько минут мы оба хранили молчание. Я, уставясь песочными глазами в невидимую точку, допивал пятую чашку кофе.
– Значит Жанна тогда не совсем сама… того… – Нарушил молчание мой друг.
Я отстранено покивал головой.
– Да-а. С Дрюней нехорошо получилось, другая бы педаль и может, был бы жив. Гуляли бы сейчас.
– Это вряд ли, там-то я вообще ни в чем не виноват. Не рви мне душу, точнее то, что от нее осталось.
Димка помотал головой.
– Чушь это все, – решительно сказал он, – бред собачий. В больничку тебе надо, события с Рамзелей совсем тебе мозги перевернули.
– Не забывай о клятве.
Я достал из кожаной сумки папки с бумагами, конверт и несколько коробочек.
– Здесь, – я придвинул к Диме папки,– договора банковского вклада с несколькими банками на пару-тройку миллионов.
Я не помнил точную сумму, а потому обозначил ее абстрактно.
– К ним прилагаются доверенности на Глеба, так что ему не придется дожидаться вступления в наследство, он может все снять сразу или переоформить на себя после… – Я замялся.– Ну, ты понимаешь.
Дима кивнул.
– Это дарственная на мою часть квартиры, – продолжил, – той, где живу, и вторая – на доставшуюся от матери.
– А здесь, – я передал другу большую коробку,– самые ценные мои вещи: золота почти килограмм и письма Лины. Золото сыну, а письма отдай ей. Да, скажи Глебу, что там, в оружейном сейфе, с полмиллиона денег лежит. Это на похороны. Не знаю я, сколько до них осталось, жить-то на что-то тоже надо.
Помолчали еще.
– А это,– тронул конверт с письмом,– самое главное. Отдай Глебу со всем остальным.
Дмитрий собрал все переданное мной предметы и аккуратно упаковал в свою сумочку.
– На вот, тебе на память, – протянул я маленькую коробочку Диме, – носи, я его на честно заработанные деньги купил.
В упаковке лежал золотой перстень с каратным бриллиантом.
– Может повременишь? – Парень закрыл коробку.
– Надень, потеряешь. – Я достал кольцо и смял упаковку. – Нет у меня времени временить. Каламбур, да?
 Дима надел перстень на средний палец левой руки.
– Рамзелю свою навестить не хочешь? – Я понял, что клятвы он нарушать не будет – может, поверил, может, решил, что само обойдется.
– Не моя она. Знаешь, Лев Толстой, кажется, говорил: «Когда тебя предали – всё равно, что руки сломали. Простить можно, но вот обнять уже не получится». Я ее простил, обниматься не полезу, а вот меня простить невозможно. Незачем нам видеться.
– А с отцом, братом, сыном поговорить не хочешь?
– Хочу, еще как. Но если даже ты меня сумасшедшим считаешь, что уж про них говорить. Не-ет, только с тобой. В мире много судей, а друг должен принять тебя таким, какой ты есть.   
Я встал, Дима тоже. Мы вышли на улицу.
– Не переживай, Димка, все будет хорошо. – Я нес заведомую чушь, но мой друг молчал.– Никому не говори.
Мы обнялись и разошлись в разные стороны. Теперь навсегда.
Сентябрь подходил к концу, стояла чудесная осенняя погода. Легкий ветерок гонял по тротуару жёлто-красные листья, в нетерпеливом порыве сорвавшиеся с еще зеленых крон деревьев, а заодно трепал мою не стриженную уже месяц шевелюру. Тусклое солнце своими лучами пробивало неплотные облака и приятно согревало открытые участки тела, а спину под курткой конкретно припекало. Я рывком стянул кожанку с плеч на уровень пояса, стало заметно свежее. Да, хотелось жить, но надо было умирать. Неужели это все?
Я вышел на набережную Невы и пошел по течению в сторону Дворцового моста. Туристические кораблики сновали по удивительно гладкой поверхности воды туда-сюда. Несколько лет назад и я был в числе их пассажиров, знакомясь в очередной раз с реками и каналами Северной Венеции. А сейчас я тихой белой завистью просто завидовал им, беззаботным, пьяным и трезвым, с детьми и без, влюбленным и одиноким, отдыхающим и обеспечивающим этот отдых, да мало ли каким…
Приехав домой, я вывернул все карманы, оставив во внутреннем кармане только паспорт, и как был одет, лег на кровать. В который раз мысленно прокручивал отдельные события моей жизни: вспоминал детство в Куравицах, бабушку и дедушку, сидевших со мной каждое лето в деревне; курсантские годы, Лину, как носился к ней белыми ночами, чтобы украсть несколько часов ее сна исключительно из эгоистических желаний молодого любовника обладать предметом своего обожания. Вспоминал охоты с отцом; мамины маринованные огурцы, рождение сына, как ему влетало, когда он рвал только что поклеенные мной обои. Всплывали образы недолгих друзей и подруг, совсем уж мимолетных персонажей, деяния связанные с ними. Но сколько не силился, не мог вспомнить образ Рамзели; казалось, вот сейчас ее круглое личико с узенькими глазками обретет четкость очертаний, но в самый последний момент картинка куда-то ускользала, как утренний туман, потревоженный внезапным порывом ветра. Можно было взять фотографию и посмотреть, но мне было страшно. Все кончилось, все превратилось в воспоминания. Впервые мою жизнь не надо было наполнять людьми и событиями.
С отчаянием утопающего, цепляющегося за соломинку, я решил заглянуть в будущее. Уже в следующем дне я не увидел ничего, кроме черной пустоты и бесконечности Космоса. Значит, все случиться в самое ближайшее время. Скорее бы, лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Но пока мое время не вышло, можно было позволить себе то, чего я не смел позволить себе раньше – заглянуть вперед, держа за основу свою душу. Именно ее, а не бренную оболочку. Если уж потерял ее, то, что же я могу бояться потерять более?
Не было ничего ни через год, ни через пять, десять, двадцать пять, сорок... Я не мог объяснить себе, как отмеряю отрезки времени, не понимал непрерывны ли они или дискретны, не знал, как далеко могу «улететь» в грядущее. И уже решил прекратить бессмысленный эксперимент, как вдруг мой мысленный взор ослепила вспышка яркого света! Что это могло значить?! Я видел светлые стены какого-то помещения, новорожденного младенца и хлопотавших над ним людей в белых халатах. Боже! Да это же я сам родился! Вот так: я боялся потерять еще больше, а в результате нашел ВСЕ! Вот она – реинкарнация, и не через бесконечно большой промежуток времени, а в диапазоне реально обозримом. Не зря я верил в переселение душ. Возможно те, кто живет сейчас со мной в одном веке, будут жить и тогда, когда я появлюсь опять. Какая непостижимая ирония судьбы.
Я надел на шею крест, который вернула мне Лена, вышел на улицу, прошел пол квартала, остановился перед недавно построенным высотным домом. Единственная парадная была закрыта на кодовый замок, но железная панель открылась, и я помог молодой маме вывести коляску с ребенком на улицу. Дверь захлопнулась.
– Вам внутрь? – Спросила девушка.
Я кивнул.
– В гости? Сейчас открою.
Девушка приложила магнитный ключ, раздалось мелодичное пиликанье и щелчок отпираемого замка. Я вошел внутрь и поднялся на лифте на последний этаж.
… Я уже пережил этот момент в своих видениях и заранее невольно скорректировал поведение, не оставив ни единого шанса на спасительный исход. Чуть подался вперед, перенес вес тела на правую ногу, равновесие нарушилось, я дважды взмахнул руками, описывая ими то ли круги, то ли овалы, попытался удержаться на самом краю крыши…
Через несколько секунд все кончиться. Кем будет тот новый я, который появится на свет еще в этом веке. Надеюсь, у него не останется моих нынешних способностей. Да, именно так и должно быть. Как, наверное, трудно быть вершителем судеб всего живого, когда даже собственную жизнь так непросто направить по верному пути. Печально улыбнулся, прикрыл глаза и дважды тихонько кивнул головой. Равновесие более удерживать стало невозможно, и я делаю шаг в пропасть.