от Дождя и слышу

томатного соуса.
- Совершенно нормальный, уверяю вас, господа, только от частого злоупотребления сильно разношенный. Во всяком случае, мой нехилый член болтался там, как в стакане карандаш. Предваряя ваши вопросы сразу скажу, что повторных соитий  я не желал более. Очень уж отвратительно воняли её волосы – прогорклым жиром, кухней, вареным  луком, и хлоркой еще, что ли.
На сем лекция о вреде половых излишеств завершена. -  Назидательно сказал Серов. 
Спрыгнув со скамейки, двинулся в сторону Рыбного переулка, где с матерью и тремя сестрами жил в маленькой квартирке и, проклиная тесноту, спал в кухне на раскладушке. Раскладушка эта не позволяла даже вытянуть ноги, они постоянно были согнуты в коленях. 
Был он среднего роста, ладно скроен, русоволос и  чувствовал в себе необъяснимую силу. Лежа ночами на детской раскладушке, под грохот старенького холодильника «Саратов», он мечтал, нет, знал, что когда-нибудь купит такую же роскошную трехкомнатную квартиру, как у Соболевских,  и забьет её под завязку  модной мебелью, антиквариатом, коврами и картинами.  И цветами.
Этими мечтами он делился только со своим лучшим другом Максом, и тот понимал его. Правда, сам Максим предпочел бы иметь  бедную, но теплую и любящую мать. И ради этого ночевать на кухне. Но… у каждого свои мечты, как любит говорить его отец.
Вернувшись после распития пива в скверике домой, Максим увидел отца, сидевшего с потерянным видом за столом и пытавшегося читать  толстую рукопись. Он поднял голову и пустым голосом сказал:
- У деда – инсульт. Увезли в больницу…
Максиму стало невыносимо стыдно. Он, в разговоре с Серым, пожаловался, что в России  их держит только престарелый  дедушка и вот результат его подлых, жестоких слов – дед, любимый, мудрый дедушка парализован.
- Неужели я, посетовав, что из-за деда мы не можем отправиться в благоустроенный западный  рай, приговорил любимого старика к страданиям. Я этого не хочу! - Со слезами сказал себе юноша, - я пойду в армию!  Я останусь со стариком до конца!
Выполнять эту клятву ему не пришлось. Той же ночью старика не стало.

Максим очнулся и обнаружил себя сидящим в салоне самолета. «Какой странный сон, - подумал он, -  словно я перенесся на машине времени в то лето и в ту осень. Словно заново пережил те приключения, но уже без горечи предательства… Интересно, живет ли еще на той даче Элла Курдюмова? И всё такая же – тощая, крашенная, с провалившимися щеками? Ей уже за пятьдесят! Наверное, стала желчной, неудовлетворённой грымзой. Не хотел бы я её встретить теперь! Но как же мое обещание любить только нежных, изысканных девушек? Не выполнено. Люси так же далека от нежности, как была далека от нее и незабвенная Элла.
Однако она все равно – подходящая партия. Сказал Максим. Он понял, что пора отбросить русскость. Стать настоящим американцем. И родившимся тут детям, никогда не читать Пушкина
- У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том. – Он вздохнул. - Здесь растут секвойи.