Блокадница Шумайлова

27 января 1944 года Ленинград был освобождён от блокады. Много снято фильмов и написано книг, статей о мужестве и героизме защитников и жителей осаждённого города, державшегося и не сдавшегося почти 900 дней врагу.
Немецкие, финские, испанские, итальянские войска обстреливали и бомбили город, держали город в кольце блокады, что вызвало страшный голод. А ещё из-за блокады Ленинграду остро не хватало топлива и как следствие, электроэнергии. Встал электротранспорт, городской водопровод. Катастрофически не хватало элементарного. Но город выстоял.
Советские войска сумели не только удержать город, но и освободить его.
Всё меньше с каждым годом живых участников и свидетелей тех лет. Даже те, кто в войну были маленькими детьми, сейчас давно уже сами бабушки и дедушки.
Мне повезло лично знать тех, кто пережил блокаду, кто защищал город Ленинград. Вот рассказ об одной из блокадниц (к несчастью, сейчас её уже нет в живых). Всё, что здесь рассказано, я записал с её слов в 2015 году. Итак...

Жила рядом с нами вроде бы обычная пожилая женщина – но мало кто знает, какие испытания она героически вынесла, выстояв в Великую Отечественную войну и пережив ленинградскую блокаду.

Родилась Вера Алексеевна Шумайлова (в девичестве Тютрюмова) 13 сентября 1923 года в городе Лодейное Поле, недалеко от Ленинграда. Когда подросла, переехала в Северную столицу, к родным. Повзрослев, поступила на завод имени Молотова, в литейный цех, где работала контролёром. Устроил туда Веру дядя, Николай Иванович Марфин – он занимался прокаткой стали. По вечерам училась в школе рабочей молодёжи.

– Вспоминать войну и блокаду тяжело, страшно. Но – всё живо в памяти, – рассказывала Вера Алексеевна. – То, что пережито лично, не идёт ни в какое сравнение даже с лучшими документальными фильмами и книгами. В начале лета 1941-го я поехала ненадолго к родителям. И тут грянула война. Никто не знал, сколько она продлится, никто не мог предугадать блокады. Родители, словно предчувствуя страшные испытания, не хотели меня отпускать – но я была молода, полна оптимизма, работу нельзя было бросить, да и зимней одежды с собой не было. Решила спешно вернуться в Ленинград.

…Блокаду забыть невозможно. Самое страшное – это даже не бомбёжки и артобстрелы, а наступивший вскоре голод, а ещё – холод. Об этом много снято и написано – но чтобы понять, нужно пережить. Люди ели всё, что только съедобно – собак, кошек, были даже случаи людоедства. Когда фашисты отрезали город и оставили его без электроснабжения, наш завод остановился. Раз нет производства, пайки урезали. Голодали мы страшно, питались, чем могли: ели столярный клей, лепёшки из горчицы, жмых, который дали мне знакомые моряки. Немного легче стало только после прорыва блокады: тогда нормы выдачи продовольствия повысили. Что до обогрева – топили чем придётся. На дрова ушла вся мебель. Дядя сделал из железного ведра печку, маленькую – чтобы меньше дров сжигать. Она лишь слегка нагревала воздух. А дымовую трубу вывел в форточку.

Дом не был благоустроен. За водой ходить приходилось далеко. Дядю забрали в трудармию. Тётя от голода страшно ослабела, а двоюродная сестра Лида – маленькая. Так что кроме меня – некому. Помню, однажды принесла домой полное ведро воды. От постоянного недоедания сильно кружилась голова. Упала на ведро, вода разлилась. А идти вновь за водой нет сил…
За водой – на Неву. Из-за блокады в Ленинграде водопровод не действовал.

В блокаду погибло много знакомых и родных, в их числе двоюродный брат Александр (было ему всего двенадцать, и звали мы его Шуриком) и тётя Анастасия Александровна Шерстнёва.

Конечно, город выстоял благодаря мужеству и самоотверженности его защитников. Ленинград приготовился к обороне. У нас во дворе многоквартирного дома не было бомбоубежища, поэтому мы вырыли траншеи, чтобы можно было укрыться.

Помню жуткие артобстрелы, бомбёжки, которые постоянно вели немцы. Мы дежурили на крыше: враг сбрасывал зажигательные бомбы – их надо было хватать клещами и совать в бочки с песком. Устраивали дежурства в подъездах, чтобы не пропустить вражеских лазутчиков, диверсантов.

Нас неоднократно направляли на рытьё окопов и других оборонительных сооружений под Ленинградом. Чем дальше, тем хуже становилось с продовольствием. Тем, кто рыл окопы, давали только болтушку из ржаной муки, которую варили в котле. Помню, после этой работы ослабли так, что с Финляндского вокзала домой, на Васильевский остров, брели дня два, а то и более. Чтобы не оставаться на улице, мы, несколько человек, забрались на чердак многоэтажного дома – там и ночевали.

Одно из самых страшных воспоминаний – то, что я увидела на Васильевском острове, на Стеклянном рынке, куда свозили мёртвых людей. Повсюду – насколько хватало глаз – штабеля трупов. Их потом отвозили на грузовиках на Пискарёвское кладбище, где хоронили в братских могилах.

В эвакуацию я уезжала вместе с шестилетней двоюродной сестрой Лидой, дочерью дяди. Эвакуировались мы по Ладоге, по Дороге жизни. По льду ехало несколько грузовиков. Две машины перед нами ушли под лёд. Но наш шофёр, пожилой, опытный, успел сдать назад – так мы спаслись.

Приехали в Тихвин. Оттуда уходили на фронт колонны советских войск. Я была так измождена, что наши солдаты, взглянув на меня и Лиду, решили, что мы – бабушка с внучкой. Так меня и звали «бабушкой». Я им сказала: «Какая же я бабушка?». И тут они поняли, что я совсем молодая, пожалели нас, дали сухариков, сахару.

Попали к тёте, маминой сестре. Она отвезла нас с Лидой к моим родителям, которые тогда жили в селе, где стояла наша армия – военных много, наверное, в каждом доме. Тётка завела нас и пошутила, обращаясь к моей маме: «Анна, пусти на квартиру эвакуированную, на несколько дней». Мама просеивала муку, и не глядя, ответила, что и так тесно: своя семья, да ещё военные на постое. Отец сказал ей: «Там щи в печке, покорми их» (то есть меня и Лиду). Мама посмотрела на меня, но не узнала – так я была истощена. Ответила: «Сейчас досею муку и покормлю». У меня комок застрял в горле, я только смогла выговорить: «Мама». Она по голосу поняла, что это я, взглянула ещё раз – и упала в обморок.

У родителей была корова, своё хозяйство – и я пошла на поправку, встала на ноги. Отца призвали в армию. Я после пережитого твёрдо решила идти на фронт, чтобы мстить фашистским извергам за всё причинённое зло. Меня направили на курсы радистов-телефонистов. А в 1944-м попала в действующую 7-ю армию. Мы освобождали сёла и города, включая Петрозаводск, прошли всю Карелию, вышли на границу с Финляндией.

На войне познакомилась с будущим мужем – разведчиком, в то время старшим лейтенантом Аркадием Павловичем Шумайловым. Он прошёл всю Великую Отечественную, а до этого ещё воевал в Советско-финскую. 17 июля 1944 года в городе Сортавала мы поженились. А в 1945-м году у нас родилась дочь (к несчастью, она умерла ещё в раннем детстве). В 1947-м родился сын Владимир, в 1950-м – дочь Светлана.

Мы с супругом после Победы продолжали служить. Он «дорос» до полковника. Вместе прожили 65 лет. Когда муж демобилизовался, ему выделили квартиру в Челябинске. Здесь он работал в облисполкоме. Аркадий был любящим, нежным, заботливым мужем и отцом: на Восьмое марта и на День рождения всегда поздравлял, дарил цветы, писал стихи.
Блокадница Вера Алексеевна (урождённая Тютрюмова) с мужем, Аркадием Павловичем Шумайловым, участником Великой Отечественной войны. Фото из семейного архива.

Скоро уже семь лет, как его не стало (запись 2015 года - прим. автора). У меня два взрослых внука, две правнучки и правнук. Горжусь детьми и внуками: все получили образование, встали на ноги, и обо мне заботятся.

Внуки и правнуки спрашивают: «Как вы это всё вынесли, как пережили?». Верили в Победу над фашизмом, любили Родину, готовы были жертвовать собой – и потому победили.

Сейчас, когда на Западе, в Прибалтике, на Украине кощунственно пытаются отрицать нашу Великую Победу, особенно важно хранить и чтить память о тех неисчислимых жертвах, которые принесла наша страна, чтобы разгромить фашизм.