Минус один

               
Створки лифта металлически лязгнули и лифт потащил внутрь шахты своего пассажира.
"Сто-о-п!- подумал Андрей и мысль была тягучей и вязкой, словно  сознанье влипло в незастывшую еще смолу и никак не могло из нее выбраться. - Я ж, вроде,  не нажал на кнопку..."
Кнопка всегда нажималась одна и та же - восьмой этаж.
Но в этот раз лифт ехал и ехал. За это время можно было раз пять подняться на восьмой этаж и столько же раз спуститься на первый.
Но сознанье все еще барахталось в вязкой смоле и границы времени были смазаны.
Казалось, лифт распахнет свои  створы направо и налево и откроется привычный глазу серо-голубой пластик перил подъезда и квадратов пола, серые ступени и всегда сквозные, даже если бывали наглухо закрыты, окна.
Сквозь окна белесо просвечивало городское унылое небо. В погожий день оно слегка голубело, как пластик на полу, если его успела протереть мокрой шваброй уборщица.
Сегодня день был, очевидно, пасмурный. За мутными стеклами ничего, кроме белизны.
И, скорее всего, уборщица еще не успела помыть полы в подъезде. И вообще, весь подъезд был какой-то невероятно длинный, узкий, словно труба.
Впрочем, маячило что-то до боли знакомое за грязноватым стеклом далекого окна, не давая удивиться толком узости подъезда.
"Что ж такое? Вот, подберусь поближе, узнаю..."- решил Андрей. Однако очень много времени прошло, словно обоз, санный поезд, тащился по тоннелю и окно приближалось очень медленно.
"Мама?!" - вяло удивился Андрей, не поворачивая головы.
Мать молча смотрела на сына слегка тревожным взглядом. Такой взгляд у нее часто бывал при жизни последние пару лет.
Умерла она в тот год, когда Андрей заканчивал школу. Накануне выпускного. Он и расслабиться-то толком не мог после праздника, напиться на радостях, как все его одноклассники, что школьной многолетней кабале конец.
Все были жутко возбуждены, бесшабашно веселы, казались себе очень взрослыми, а Андрей помалкивал и не орал со всеми вместе под гитару "Завтра в школу не пойдем!" Неловко было орать спустя всего неделю после похорон.
Но выпускной не прошел мимо. С выпускного Андрей ушел уже под утро с одноклассницей Ритой Самариной. Которая спустя пять лет после окончания школы стала его женой.
У Риты была крепкая дружная семья, которой после ухода матери так не хватало Андрею.
Отец , вроде, был жив, но где он сейчас, Андрей не знал.
Адреса не знал, с кем живет, тоже не знал.
Мать запрещала об этом говорить, морщилась болезненно, словно после разрыва с отцом у нее болело все и всегда.
Наверно, так и было. Просто Андрей был мальчишкой и понимать этого не мог. Да и не хотел.
Ему, как любому пацану,  нужен был отец. А раз отец не смог ужиться с матерью, пришлось поневоле делить  с ней ее обиду.
Когда уже было известно, что мать долго не протянет, Андрей попробовал заикнуться об отце.
"Может, разыскать его? - осторожно спросил он. - Не зверь же он,  авось, сможет помочь, раз такое дело!"
Мать упрямо покачала головой, видать обиду было не превозмочь и сказала жестко: "И на могилу мою  он чтоб ни-ни... Чтоб даже не знал. Дай мне слово, сынок, что он не узнает!"
Андрей, сильно похожий на мать своим упрямством, закусил губу и кивнул.
Жить после свадьбы он ушел к Рите. Квартира стояла пустая. После пробовали сдавать ее квартирантам, да быстро поняли, что рожки да ножки от квартиры останутся.
Лишь после того, как родились двойняшки Рома и Римма, перебрались назад в квартиру, где снова хозяйничало детство, как и во времена маленького Андрюши, где снова валялись на полу брошенные фантики, игрушки, перекатывались  мячи от стенки к стенке и в самых неожиданных местах обнаруживались потерянные во время беготни разбросанные детские тапки. Четыре штуки.
Рита была хорошей женой, а матерью довольно строгой. Ругалась за раскиданные  тапки - все ей казалось, что дети нарочно их разбрасывают, чтобы позлить ее. И часто доставалось обоим по мягким задницам этими самыми тапками, подобранными матерью где-нибудь под кухонным столом.
Андрей предпринял попытку сообразить, где же, все- таки, он.
Куда его так долго вез лифт. Вроде, подъезд знакомый. Этаж знакомый. Оконные стекла под потолком в середине лестничных пролетов. Только узнать все это было трудно. Не такое, как всегда, все это было.
Кстати, и  Рита была тут неподалеку.
Андрей силился понять, чего она ходит рядом и ничего не говорит?
Опять же, не поворачивая головы, он увидел мать за белесым стеклом и хотел указать на это Рите. Вроде, даже сказал об этом вслух. Но, то ли Рита не услышала, так как была чем-то занята, то ли он так сказал невнятно, что ничего не поменялось.
Только сквозняк в подъезде усилился и гул послышался, как в репортажах про космодром, когда корабль стартует.
"Верно, окно нараспашку раскрыли, - подумал Андрей . - А зачем? Холодно же, не лето ведь..."
"Рита, закрой окно!" - пересохшими губами попросил он.
И снова поразила  мысль, что Рита, оказывается, похожа на его, Андрея, мать не только тревожным взглядом, но и в целом - бледностью, прямыми волосами, с намеками седины на висках, а главное - одинаковыми годами.
"Чудеса, - подумал Андрей. - Надо бы их познакомить! Как же так? Рита же совсем незнакома с мамой... И с Ромкой. И с Риммочкой. Странно, почему они , как сестры? Ритке же тридцать два! А маме? А сколько же маме?
Он мучился, что никак не вспоминалось, сколько же лет маме? Сейчас сколько? И , когда умерла, сколько было тогда?
Очевидно, не только окна в подъезде были открыты и тянуло сквозняком. Еще и люди какие-то стояли под дверью, гомонили между собой.
"Что же Рита двери оставила нараспашку? - с досадой думал Андрей. - Детей же продует..."
Хотя детей слышно не было, не носились, как обычно из кухни в комнату и обратно.
Зато чужих, что гомонили, было слышно.
"Сложные контуры раневого канала, - говорил один голос, что был громче остальных.- Загляните осторожно, нет-нет, вот отсюда лучше видно! Что видите?"
"Первичный некроз!"- бубнил другой голос.
-Еще какие характеристики?
-Слепые проникающие...
-Множественные...
-Замучишься извлекать...
-Да уж, ковыряться и ковыряться...
Удивительно, что и мама, и Рита с двух сторон подошли поближе поглядеть, где там и в чем ковыряться и ковыряться .
-Не вытянем, зря все это! Парень, как дуршлаг...Насквозь дырявый!
-Ишь ты, яйца курицу учат! Не твоего ума дело, знай, держи ровнее!
-Держу, держу...Только разве восстановишься после такого ранения? И пролежал долго...Несовместимо с жизнью...
-Это с твоей, тепличной, несовместимо, а с его, окопной, все может быть...Разные чудеса случаются! Вот, в моей практике...
-Хорош болтать, тут вам не курилка!
"Во, это тема, - подумал Андрей, - покурить бы сейчас!"
Эта мысль была более яркой и  осязаемой, чем все остальные.
Гомон продолжался, белесые потоки света и сквозняк стали нестерпимыми.
"Ох, под плед бы забиться...- посожалел Андрей, вспоминая клетчатый уютный плед, которым накрывались дома, если прилечь хотелось днем, ненадолго.
И дети любили  потянуть  его с кровати и под ним спрятаться - "мы в домике".
Свет то наплывал полосами, то перемежался с темнотой.
"Как в поезде, когда едешь ночью на верхней полке, а в окне мелькают фонари..."- подумал Андрей.
И еще где-то рядом в кране звучно капала вода, падая на дно раковины. Монотонно. Капля за каплей, капля за каплей.
Голову закружило от мелькания полос, виски сдавило. Постепенно полосы света  стали тускнеть, остался только звук. Сперва терпимый, потом все громче, надсадней.
Господи, кто же это так кричит? Рита, что ли? Не может быть? Она и голос-то повышать не может толком, тихий голос у нее, у Риты.
Потом оказалось, что это не Рита, все же, а мать. И не кричит она вовсе, а еле шепчет.
Андрей все удивлялся, как же, оказывается, они похожи! И как он этого раньше не замечал - ведь и слепому это видно, видно! А он не замечал! Потому, что вдруг почувствовал себя младенцем.
Мать склонялась над ним и качала кроватку с деревянными прутьями вместо передней стенки, а он лежал в этой кроватке такой непривычно маленький и сгибал и разгибал пальчики на руках - так он всегда делал перед тем, как заснуть.
Впрочем, было не очень понятно - он ли лежит в люльке, качаемой матерью, или это сын Ромка лежит, а Рита его качает. Они ведь, оказывается, похожи, как близнецы - Рита и мама. И он с сыном тоже похож и не разберет толком, он ли в люльке или, все-таки, Ромка.
Андрей решил выяснить.
"Мама, ты кого качаешь?" - спросил он и пристально приготовился ждать ответа.
"Тебя, сынок, тебя, Андрюша!" - отвечала мама, склоняясь над кроваткой.
"А как же ты меня нашла?" - безмерно удивился Андрей.
"Это не я тебя нашла, это ты меня нашел, сыночек!"- отвечала мать и лицо ее начало кривиться, расплываться.
Андрей силился понять - от радости или от огорчения?
Он еще хотел сказать ей, что, вот, сейчас он познакомит ее, наконец, с Ритой, с женой.
Но мать приложила палец к губам и сказала:"Ч-ш-ш... Нельзя разговаривать, сынок! Надо спать!"
И погасила свет.

Утром санитарка снимала белье с постели, где несколько часов назад лежал Андрей Гришин.
Обнажилась под содранной простыней синяя клеенка матраца, скомканная простыня лежала на полу, спинки кровати и ее ножки с колесиками девственно белели.
Дежурная реанимационная сестра, которая должна была вот-вот смениться, откатила подальше от опустевшей кровати капельницу.
Санитарка на минуточку  разогнула усталую спину. Медсестра воспользовалась этой паузой и сказала, подавив вздох: "Вот и еще минус один..."
Санитарка ответила: "Спаси и помилуй нас, грешных..."
Медсестра кивнула: "Шансов у него не было, так Денисов вчера сказал студентам. Они на операцию смотрели."
"На все воля божья!"- кивнула санитарка, нагибаясь за сброшенной на пол простыней.
-Только жену-то этим не утешить. Кричала вчера у справочной так, что здесь слыхать было! Полбольницы перепугала!
-Ну, дак горе такое... Молодой совсем, как тут не кричать? Поди, и дети остались?
-Двое, вроде бы.
-Усопший-то крещеный был?
-Вероятно, да. Сама с шеи крестик снимала с цепочкой - жене передать.
- Как звали-то?
Медсестра заглянула в планшетку, стоящую в пластиковом кармашке на стенке при входе в реанимационное отделение.
-Андреем звали.
-Я зайду в церковь. Свечу поставлю за новопреставленного раба божия Андрея...И когда только мир наступит? В двадцать первом веке живем, а все воюют, воюют, нехристи, не живется им спокойно... Губят мальчишек, а матерям слезы...
Зазвонил телефон  в кармане медсестры.
"Реанимация!- отозвалась  она устало и слушала некоторое время.- Сейчас? Да, свободно. Через пять минут застелю, везите!"
Подвезла к кровати на прежнее место стойку с капельницей и пошла к кастелянше за свежим бельем.