Судьба и героика. А. К. Куликов

Проблема судьбы и героизма у Лермонтова и Льва Толстого. Философский анализ
А.К. Куликов

Автор статьи, опубликованной в этом году в журнале «Вопросы философии», проводит интересное сопоставление творчества двух великих классиков, у которых находит близость идейного содержания.
Он утверждает: «Мир – творческий хаос в духе Гераклита, в котором клокочет жизнь, господствуют судьба и случай (…). Сегодня реальны две альтернативы. Либо человеческая жизнь бесцельна и поэтому бесценна, (…) либо она бесцельна и поэтому пошла и скучна (…)». (1)

Тут позволю себе сделать отступление. Во времена оные, когда я учился в Курганском пединституте (ныне – университет), у нас была очень сильная преподавательница классической русской литературы – незабвенная Дина Германовна Кульбас. Как говорится, драла со студентов три шкуры. Так и считалось, что её предмет – один из столпов нашей учёбы. И так запомнилось, что среди писателей 19 века главным было изучение творчества Льва Толстого. А у него главным было изучение романа-эпопеи «Война и мир». А в изучении сего произведения главным запечатлелось «диалектика души» героев произведения.

«Диалектика души» - термин, который применил Чернышевский в статье «Детство и юность. Военные рассказы графа Льва Толстого». Критики советского времени успешно применяли названный термин и положения данной статьи при анализе романа «Война и мир».
В отличие от курсов литературы у других преподавателей, у Дины Германовны не допускались высказывания своего мнения студентами. Никаких импровизаций, только следование «избранному пути». Может быть, и правильно: усвой вначале базу знаний, а потом, после защиты диплома, рассуждай о классике. Но мне как-то не всегда хотелось верить критикам, по работам которых приходилось изучать произведения. Поэтому меня заинтересовала эта публикация.

Чернышевский утверждает, что в отличие от предшествующих ему писателей, у которых наблюдательность бесстрастна, холодна, Толстого «интересует сам психический процесс». (2) Он наблюдает, как возникают чувства и мысли, которые трансформируются под влиянием обстоятельств, впечатлений, воспоминаний. Чувство изменяется, переходит в другие чувства, возвращается к первоначалу и вновь изменяется. Писатель передаёт «таинственнейшие движения души».

Но вернёмся к названной вначале статье. Слово «диалектика» вызывает в памяти Гегеля. Однако автор рассматриваемой статьи доказывает, что Лев Толстой плохо относился к системе Гегеля. Первым, кто применил диалектику, был Гераклит. Однако, в отличие от Гегеля, как отмечал С.Н. Трубецкой, мышление Гераклита было интуитивным, он мыслил образами. Русский мыслитель также подчёркивал отрицательное отношение Гераклита к толпе, некая «мизантропия», что связано «с глубоким сознанием суетности человеческой жизни, неразумия её стремлений, бессмыслия тех целей, которые она себе ставит». (3) 

А.К. Куликов отмечает огромную разницу между названными знаменитыми философами-диалектиками. Повторю приведённую вначале мысль: «В учении знаменитого эллина господствуют судьба и случай». Герой знает, что он обречён, однако бросает судьбе вызов.

Читаем у Куликова: «Неслучайно судьба и героика часто противопоставляются новоевропейскому рационализму: идеям свободной личности, разумного смысла и цели истории и жизни, которые символизируют как бы период «взросления» европейской культуры». (4) Фатализм и героизм противостоит христианскому пониманию истории и европейскому рационализму.
 
Судьба у Лермонтова и Толстого, как и в понимании античных авторов, живших до Сократа, выступает как эстетическая категория. Героизм, хотя и не придаёт жизни смысл, но оправдывает её красотой, благородством. Приводится в пример Хаджи-Мурат.

Автор статьи упоминает проявление «бездумной» храбрости молодого Толстого во время Крымской войны. Такую смелость будут демонстрировать его герои: Андрей Болконский и Хаджи-Мурат. Ему близка героика древней трагедии, дионисизм, стихийная энергия. Стихийную энергию Толстой «искал в сближении с роевой жизнью народа и в общении с крестьянскими детьми (а не ответа на вопрос о смысле жизни, народу непонятный)». (5)

Куликов пишет о родство героики, утверждаемой писателем, с детским мировосприятием. Имеются в виду жажда жизни, полнота и невинность бытия. Здесь вновь идёт отсылка к учению Гераклита.
Автор статьи подчёркивает: «Во всем этом Толстой сближается с Лермонтовым, чей юный гений был, вероятно, ещё ближе к этой светлой детскости, единению с вечной природой, героике и вместе с тем детскости греческой лирики и трагедии». (6)
В статье говорится об антизападном пафосе Толстого. Для двух сравниваемых классиков характерно представление о вечной свободе природы.

Далеко не каждый примет такое представление. Много позже другой знаменитый поэт напишет: «Природы вековечная давильня /Соединяла смерть и бытиё/ В один клубок, но мысль была бессильна/ Соединить два таинства её». (7)

Но для Лермонтова и Толстого природа также ещё – идеал мира и гармонии. Куликов даёт слишком краткие выдержки, приведу побольше строк из стихотворения Лермонтова (8):
А там вдали грядой нестройной,
Но вечно гордой и спокойной,
Тянулись горы, и Казбек
Сверкал главой остроконечной.
И с грустью тайной и сердечной
Я думал: жалкий человек.
Чего он хочет!.. Небо ясно,
Под небом места много всем.
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он – зачем?

Итак, в статье выведена связь поэтики природы с героикой, судьбой и детством. Героизм и судьба противопоставлены рационалистическому восприятию жизни и истории.
Герой пытается преодолеть историю. «Таков, думается, главный корень колоссального древа «Войны и мира» Это история, созданная против истории, против включения России в историческую жизнь Западной Европы». (9)

Антиисторическая установка, по мысли автора статьи, направлена Львом Толстым против европейской классической философии.  «В записях Софьи Андреевны читаем, как Толстой восхищался Шопенгауэром, считая Гегеля пустым набором фраз». (10) В истории нет смысла, ею правят случайности.

«На рассуждения Пьера в духе Гердера Болконский отвечает: «Да, это учение Гердера… но не то, душа моя убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает». «Убеждают в необходимости будущей жизни не доводы» (Толстой, 1938, Х, 117), –  добавляет он». (11) 

Подобное мы встречаем у Лермонтова. Приводятся его строки:
Что ни толкуй Вольтер или Декарт –
Мир для меня – колода карт,
Жизнь – банк, рок мечет, я играю,
И правила игры я к людям применяю.

В статье подчёркивается героический аристократизм персонажей произведений рассматриваемых классиков. С миром эллинской трагедии их роднит наличие страдания и несправедливости. У Лермонтова «в «Демоне» и «Маскараде» есть нравоучительное торжество справедливости над злом, но оно туда добавлено по требованию цензоров». «Два брата», «Вадим» –  там этого нет.
«Несправедливость – не чья-то личная вина и коварный расчёт, а сама судьба, с которой отчаянно борется трагический герой. Именно так рассуждает приговорённый к смерти Пьер (…)». (12) 

Автор оспаривает мнение Ю.М. Лотмана о восточном происхождении идеи судьбы у Лермонтова. Он считает, что тут не мусульманский, а античный фатализм. И приводит в пример купца Калашникова как наиболее чистый тип героизма. У других героев постепенно происходит вырождение этого свойства, фатализм подменяется психологизмом, чрезмерной рефлексией, самокопанием, пустословием. Вадим, Арбенин…
Наиболее рельефно в этом смысле выступает Печорин. Искажение, опошление фатализма, считает Куликов, приводит к профанации героизма.
Печорин выступает как продукт западного просвещения. Приводятся его откровения. «Я люблю сомневаться во всём». «Ведь хуже смерти ничего не случится – а смерти не минуешь!» Однако для античности характерно такое представление: «есть вещи куда хуже смерти».

Советую не ограничиваться моим конспективным изложением сего произведения, а познакомиться с ним в первоисточнике. Автор рассмотренной статьи – Куликов Антон Кириллович, на момент публикации – аспирант НИУ «Высшая школа экономики».

Источники:
1. А.К. Куликов. Проблема судьбы и героизма у Лермонтова и Льва Толстого. Философский анализ // Вопросы философии, 2022 г., №1, с. 123
2. Н.Г. Чернышевский. Детство и юность. Военные рассказы графа Льва Толстого. litres. ru
3. Кн. С.Н. Трубецкой. Курс истории древней философии – Гуманист. изд. центр ВЛАДОС; Русский Двор, 1997. - с. 142
4. А.К. Куликов. Проблема судьбы и героизма у Лермонтова и Льва Толстого. Философский анализ // Вопросы философии, 2022 г., №1, с. 124
5. Там же, с. С.125
6. Алданов М. Загадка Толстого. Берлин, Издательство И.П. Ладыжникова, 1923. (Упомянуто в статье)
7. Н. Заболоцкий. Поэма «Лодейников».
8. М.Ю. Лермонтов. Валерик
9. А.К. Куликов. Там же, с. 127
10. А.К. Куликов. Там же, с.127
11. А.К. Куликов. Там же, с. 128
12. А.К. Куликов. Там же, с. 128