Мольба о просвещении народа Русского

Мольба о просвещении народа Русского

   У папы с мамой родилася девочка Лёнушка, белокурая, голубоглазая. Мама её очень любила, потому что Алёнушка была желанная. А еще — очень красивая, до того хорошенькая, что мама опасалася, как бы цыгане её крошку не украли.
   Девочка маму, конечно же, любила, потому что её мама была самая красивая, самая дорогая. Вот, мама дома, занимается уборкой. Фикус и роза перемещены на середину залы, их листья протираются от пыли, орошаются водой. На полу кругом брызги. Мама такая легкая, радостная. Комната озарена светом.
   А вот Аленка с мамой в районном центре. Мама в командировке и почему-то взяла с собою её. Город Балашов. Переночевали то ли у родственников, то ли у знакомых, а утром — по делам. Из этой поездки запомнился крохе (она еще в школу не ходила) одно обстоятельство. Идут они по улице, останавливаются на пятачке просторном перед каким-то зданием с огромными массивными дверями. У входа стоит человек, одетый столь непривычно для глаз ребенка (длинное черное облачение, странный головной убор), что Алёнка спросила у мамы, почему он в платье. Мама ответила, что тут церковь, где молятся Богу. Дочь попросилася зайти туда. Мама, поколебавшися некоторое время, решила продолжить путь, несмотря на уговоры дочки. Теперь уже твёрдо сказала, что нельзя. Так твердо, что Алёна поняла: действительно нельзя.
   Девочка была очень любознательной. У них в доме никогда не говорили о Боге. С селе  Самойловка, где она родилася, не было храма, потому что его переделали в кинотеатр. Крестили Елену в честь святой княгини Ольги, потому что назвали девочку по имени бабушки Ольги, которая её очень любила. У бабы Оли в паспорте было записано: Елена Васильевна. И внучке в свидетельстве о рождении записали имя Елена. Разгадка двойного имени открылася Елене в студенческом учебнике по старославянскому языку, где сообщалося, что на Руси существовала традиция названным в честь равноапостольной княгини Ольги женщинам носить двойное имя, ведь святая была крещена именем Елена.
   Так как церкви в Самойловке не было, то крестили её в чьей-то хате. Бабушка узнала, что приехал священник, и настояла на том, чтобы внучку окрестили. Тут, видимо, она проявила волю (она ещё имела силу, ещё была у неё своя хата), а во всё остальное время, когда Олёнка уже начала осознавать себя и мир, бабушка ни с кем о Боге, о вере не говорила. Был у неё большой серо-чёрный фанерный чемодан, в котором она хранила свои святыни и свои ценности (драгоценностей у неё не было, а «ценности» в материальном отношении почти ничего не стоили). Случалося Олёнушке заглянуть внутрь чемодана, когда бабушка, открыв крышку, что-то там искала, но времени для обстоятельного осмотра никогда не хватало. Спохватившися бабушка всегда отгоняла. Там было то, что видеть дитяти не положено. Так девочка никогда и не увидела те сокровища, которыми бабушка жила, как не увидела, что внутри того храма, мимо которого они с мамой прошли. Прошли мимо Храма... Хотя «все дороги ведут к Храму»... Мама поколебалася между мольбой любимой дочи и чем-то другим: страхом, веянием времени... Бабушка даже намека никакого внучке никогда не сделала, никогда явно не перекрестила её, не благословила. Когда они были дома одни, а родители на работе, баба Оля в своём углу за печкой, отделённом красной в горошек занавеской, стоя на коленях перед открытым чемоданом, шептала, шептала. Лёнушке было скучно и любопытно, она пыталася, если не зайти за занавеску, то хотя заглянуть за матерчатую преграду, но бабушка гнала её, чтоб не мешала молиться.
   Видимо, ей строго было сказано, как себя надо вести. Это уже жили в новом доме, построенном отцом. Он ездил работать на лесозаготовки, чтобы  заработать брёвна на дом. Он был хозяин. Это, пока жили в бабушкиной хате, которую она купила на деньги, полученные за рождение седьмого ребенка, она была хозяйка и имела силу даже потребовать крещения внучки, а теперь её воли не было. Всё, что осталось старухам, — кладбище. Собираясь на дни поминовения, бабушка варила кутью, глубокую эмалированную миску несла в белом платке, связанные концы которого служили ручкой. Заманчива была эта сладковатая рисовая каша, особым способом приготовленная, с добавлением сладкого узбекского изюма, который из Ташкента присылала бабушкина дочь. Походы на кладбище бывали нечастыми, обставлялись особой значительностью, поэтому Алёнка воспринимала всё благоговейно и вела себя тихо и скромно. Встречающиеся знакомые старухи ласково предлагали ей отведать из своих мисок в платочках, помянуть усопших. Сначала девочка откликалась на предложение, но потом кутья попалась совсем несладкая и невкусная, и Алёна дальнейшую «дегустацию» категорически отклоняла. Никто даже не попытался ей объяснить, в чём она участвует. Да понимали ли толком и сами старухи суть совершаемых обрядов? Но обряды хранили.
   Отец Оленьки был фронтовик, радист-разведчик. Он служил на Дальнем Востоке. После окончания войны и капитуляции Японии остался в армии сверхсрочно. Еще семь лет после Победы пеленговал, но теперь уже американцев. Приходилось ему принимать радиограммы легендарного русского разведчика, работавшего в Японии, Рихарда Зорге. Конечно же, был коммунистом, воспитанным армией и войной. Он отвечал за то, что было в его доме. В его доме его дети про Бога, про веру, про церковь ничего не слышали, следовательно, не знали. Но шила в мешке не утаишь. Школа учила, Бога нет. На уроках химии почему-то рассказывали, что святая вода не портится, потому что серебряные сосуды и кресты убивают микробы (так Алёна узнала, что бывает «святая вода»), свечи сами собой загораются от взмаха кадилом, потому что фитили намазаны каким-то легковоспламеняющимся веществом (что такое кадило и что такое паникадило, Алёна не знала, а в то, что попы занимаются фальсификациями ради оболванивания неграмотных людей, она поверила).
   А вот уроки литературы — это тексты, подчас древние. Приходит сведение, что, кроме  знакомого русского алфавита, есть ещё старославянская азбука. Родители Олёнки переехали на родину мамы. Там, в деревне, где жила мамина мама, цел был храм. От него отняли колокольню. В разрушении её принимал активное участие муж маминой тети, председатель сельсовета. Оставшаяся часть двухэтажный величественный храм, стоящий на горе, на открытом месте, был доступен отроковице и деревенским пацанам. Но прекрасный, если смотреть издали, обезображенный внутри, куда можно было безпрепятственно попасть. Битые кирпичи, мусор и даже испражнения. Всё это было отталкивающим. Тут же, в Безгинке, Олёна с сестрой была в гостях у её бабы Алёны. Девочки устроили для бабушки концерт: пели, плясали. Каким-то образом зашёл разговор про старославянский язык. Олёна посетовала, что не может увидеть, какая она, славянская буквица. Баба Алёна сказала, что у неё есть Библия на церковнославянском языке. Олёна стала просить показать книгу, та хотела было это сделать, уже и со стула привстала, но опустилась назад и сказала, что не может это сделать. Нельзя. Девочка просит, умоляет, ей не терпится залгянуть в таинственные письмена. Баба Алёна говорит, что тут книги нет. Таким тоном говорит, что становится неловко.
   В городе, где Алёнка жила. Был храм, большой, красивый, трехпрестольный. Он был действующим, ухоженная территория за оградой. Но войти в калитку Олёна даже не пыталась. Она уже большая, вступила в пору юности, вот-вот школу закончит. Приехала бабушка из деревни, собирается завтра идти в церковь. Оказывается, Пасха. Внучка её отговаривает, уверяет, что Бога нет, приводит все аргументы, почетпнутые в школе. Бабушка молча слушает, вроде, соглашается, а наутро, проснувшись, Алёна видит, что бабушки дома нет. Когда та возвратилась из церкви, раздосадованная «просветительница» упрекала:
   — Я же тебе всё рассказала, зачем ты пошла? Бога нет!
   — Может быть, его и нет, ты лучше знаешь, но я всё же должна была на Пасху причаститься, — был её смущенный ответ.
   Много позднее откроется отравляющая ложь школьной «науки». И то, что Великая Агиасма, то есть Крещенская вода, не портится, взятая из любого источника без воздействия ионов серебра. Опыт это показал. Открылась и самая изощрённая, поистине сатанинская ложь учебников истории и некомпетентных учителей. Когда пришло время уже взрослой, зрелой женщине Елене, познакомиться с историей христианства и его догматами и особенностями других религий, она поняла, что боги Вавилонян, бросавших в чрево раскаленного медного быка жертвенных младенцев, суть не боги, а бесы. Параграфы учебника яркими картинками отвратили пытливую девочку от Бога. Школа и учителя её обманули. В довершение, когда на уроках биологии изучали, что человек произошёл от обезьяны, душа человеческая и образ Божий, что был в ней, восстали, не хотели принять карикатуры на себя. Было противно, когда пришла домой после занятий. Всё размышляла, размышляла и пришла к мысли, что раз наука утверждает, Дарвин создал теорию, значит надо смириться.
   Бунт против дарвинизма прекратился, но период юности требовал нового осмысления жизни. Вопросы приходили, ибо церковь бабушек в белых платочках существовала. Молитвы теплились, распространялися вокруг, зажигали души. Задумали с одноклассницами идти на Пасху на Крестный ход. Романтично — и только... По дороге встречается одноклассник, тихий такой, незаметный парень, дарит им всем по иконке, цветная фотография наклеена на позолоченный картон. Почему-то мероприятие отменяется. Разошлись. Но иконка эта долго сопровождала девицу.
   Потом пришла мысль надеть нательный крестик. С подругой щеголяли с крестами на груди. Назло всем. Это был вызов. Пусть только попробует кто-то запретить. Дух юности, дух независимости, дух противления. А веры нет. Копошатся вопросы, тычется душа, ищет чего-то...
   Протоиерей Александр Шаргунов в журнале «Русский дом» (№5, с. 53, 2010 г.) пишет: «Но Господь знает Своих, даже если они ещё «не двора сего» (Инн. 10, 16) и ещё не наставлены в истине, как должно».  Не нашлось никого, чтобы наставить Олёну.
   Вот она с сомнением говорит матери, предполагая, что та верующая (к Пасхе всегда белила потолок, красила яйца, пекла куличи): «Мама, я не верю, что Бог есть». Та, неожиданно: «И я не верю». Это было как обухом по голове, но зато все вопросы отпали. Раз мама не верит...
   Потом была какая-то страшная жизнь. Учеба вдали от дома, общежитие, студенческие радости, друзья. И временами накатывающаяся тоска, уныние, одиночество. Явное атеистическое воспитание закончилось, но сатана через своих слуг присматривал. Уезжая из родного дома, взяла с собою дева из маминого фотоальбома образок Богородицы, размером побольше того, что подарил одноклассник, но в паспорт этот цветной фотоснимок помещался. Сдала паспорт на прописку. Пришла его получать, а там воспитатель общежития. Она спрашивает:
   — Ты в какой секте?»
   Елена бедовая была и неверующая, отвечает дерзко и насмешливо:
   — Хлысты, там свальным грехом занимаются». (Про эту секту на лекции по эстетике она услышала).
   — А что у тебя в паспорте было?
   Студентка напрягает память, вспоминает про иконку и требует вернуть её. Не помогают даже доводы, что это мамина. Такое было государство. (Кстати, будучи совсем маленькой, Алёнка наблюдала, как этот образок попал к маме. Они зашли в гости к маминой знакомой, во время разговора та удивилась тому, что у неё дома икон нет, достала фотокарточку с изображением Девы Марии с Богомладенцем на руках и передала для молитвенного поклонения. Дома мама нашла правильное место для фотографической карточки — в альбоме для фотографий рядом с лицами родных, друзей и просто знакомых людей. Шепчущей перед иконой, как бабушка, или просто разглядывающей её мама не была замечена.) Всё можно простить тому государству, кроме одного — агрессивного безбожия. Семьдесят лет водили народ по пустыне, отняли у этой девчонки и у многих-многих других лучшие годы. Обманули. Обокрали. Но строй тот рухнул, оказался «колосом на глиняных ногах». Люди пошли в храмы, стали утолять жажду, насыщать оголодавшие умы, восполнять пустоту души живительным Божественным светом. По пророчеству преподобного Серафима Вырицкого на глазах у поколения тех, кто застал Перстройку, стали строить, восстанавливать храмы, золотить купола. На глазах происходило, казалось, невозможное. Появились Церковные периодические издания, Православные радиостанции, наконец, и телевидение. А вместе с тем через опустившийся занавес хлынули секты, безнравственность в различных проявлениях, агрессивные и ничем и никем не обуздываемые.
   Кого-то, как Елену, Бог привёл в церковь. Это была не наивная детская вера, как у её бабушек, а осознанная, подкрепленная знаниями, полученными на Богословско-педагогических курсах. Это было второе высшее образование. В полном смысле Высшее и Истинное Просвещение ума и путь переустройства жизни и души по Образу Божию.
   Тридцать лет жизни вместе с Россией — путь от безнадежности — к надежде.
   24 февраля 2022 года — День, который разделил людей в России, и не только в России, на тех, кто «за» и тех, кто «против».
   После первых неожиданных стычек с теми, кто был с ней раньше одних убеждений, интересов, начиная разговор о текущих обстоятельствах, теперь вынуждена осторожно спрашивать о том, как давний знакомый, родственник или случайно встреченный человек относится к тому, что происходит, что произошло, началось 24 февраля. Мало кто в Отечестве нашем Богохранимом понимает причины так называемой СВО. Елена-Ольга, прошедшая путь познания от  той обманутой, ненаученной девочки Олёнушки до болеющего сердцем за других, таких же обманутых, соблазнённых, необразованных духовно современных искушённых девчонок и мальчишек, страдающих, унывающих, одиноких, часто, развращенных с детства.
   Она понимает, что битва идёт страшная и жестокая, битва с сатанизмом, оккультизмом, неоязычеством, двоеверием и нацизмом. Битва против разделителя и разрушителя, против губителя душ человеческих, а, может быть, губителя и всего человеческого в людях. Нет сомнения, Россия победит  так называемый коллективный Запад. Инородное Русскому духу изгоняется из Земли нашей, но не соотечественниками изгоняется, а какой-то невидимой силой, так что сами инородные бегут за пределы России.
   А дальше что? Очередной виток Русской истории, как после Владимира Красно Солнышко? «Народ крещен, но не просвещен», - как сказано в повести Н. С. Лескова «На краю света»?
   Молится Ольга: «Господи! Как же Ты будешь спрашивать на Суде с этих необразованных? Диавол и тленный мiр учат страстям и заблуждениям настойчиво, каждодневно, агрессивно. Ни государство, ни общество, ни родители, в большинстве своем, не дают знаний о Боге детям, нет возможности выбирать, самых главных знаний ни школа, ни Церковь не дают в системе. Дай нам, Боже, Владимира Победителя и Просветителя! Благослови, Господи, введение во всех учебных заведениях изучение Закона Божиего и Церковнославянского языка!»
   Грамотность упала, темные силы ведут атаки на Русский язык, который всегда был «поддержка и опора», формировал народ наш и формировался предками нашими, которые Бога знали, Божией помощью жили и побеждали, вслед за псалмопевцем Давидом повторяя: «Господи, возлюбил я благолепие дома Твоего и место святое, где обитает слава Твоя. <…> Стопы мои стоят на правом пути, в церквах благословлю Тебя, Господи!» (Псалом 25, 8-12). Враг рода человеческого, задумав разделить триединый Божий народ, сварганил новые языки, внушил братьям, что они чужие друг другу. Боже, мы забыли язык духоносный, мы его с трудом понимаем. Даруй нам изучение в школах церковнославянского языка, который поднимет духовно нацию нашу и соединит распадающиеся части Русского народа, пока мы не загубили  сокровище наше. Господи, упраздни клички «украина и украинцы», пусть будет Киевская Русь, малороссийский язык. Без Бога не до порога. Храни, Боже, Солнце Новое наше, Владимира! Аббревиатура любая — это мёртвые слова, упраздни мёртвые «РФ», возроди Великую Россию, Святую Русь».
                Июнь 2022 года.