Анжела

 А Анжела, что значит папина умница, видя такое его состояние, ещё наподдала, чтоб уж совсем взять за рога:
«А Вы ещё ничего, вполне себе стиль, хоть и ботан, но крутой средь ботанов! А хотите я вас поцелую! Вы мне нравитесь, ну, реально, честное слово.
И она придвинулась к нему и подняла своё яркое красивое лицо, отчего он невольно отшатнулся, зарделся малиново, как мальчик.

Так, прямо в лоб, с ним никто никогда не говорил, кроме жены, Оли, пожалуй, которая сама и «взяла» его, как телка, 20 лет назад.
Была гулянка в общаге, чей-то там день рождения, и он, как вахлак, напился, и пускал слюни, горевал, что у него до сих пор не было женщин, вот тогда Олька Мазур, разбитная выпускница филфака, по кличке Вера-Ведро (почему Вера, она ему так до сих пор и не объяснила, это была её тайна) – взяла его за одно место, не долго думая, а чего – парень с квартирой, живёт сам, без родителей.
Он ещё тогда долго не мог прийти в себя, хорошо пьяный был, и когда после всего начал скулить о каких-то романтических цветочках, Оля (или Вера) тихо, но твёрдо угомонила его. В отличие от этого третьекурсника-недотёпы ей жизнь была известна не по книжкам. И когда он поутру вновь затянул свой скулёж:
- Зачем же так сразу, а как же чувства?
Она, зевая и почёсываясь, как обезьяна, хохотнула и едко бросила: « А чего тянуть кота за хвост. Жизнь коротка…». И вновь взялась за дело уже по-настоящему, с фокусами и выкрутасами всякими, отчего у юного Жени в голове замигали фонарики в рефрен песни: «Мои мысли, мои скакуны…»

Да, так было только один раз в его жизни, - раз и навсегда.

Потом он удивлялся, как всё быстро тогда сладилось.
Он даже гугукнуть не успел.
Правда, Олька-Ведро потом пожалела, что сделала не ту ставку. Но кто ж знал! Умная мысля всегда приходит опосля.

И вот, опять Евгений попал под жёсткий накат.

Сначала он хотел послать подальше эту наглую девку, но она была так хороша, так свежа, так обворожительна: яркие голубые глаза её так и сияли, а он так привык уже, что женщины им помыкали, что сам не понимая, что делает, наш Евгений полез в карман брюк, и вытащил целый ворох мелких бумажных денег, и протянул их безмолвно девушке, со слезящимися от нахлынувших чувств очами.

- Ля, да ты, дядя, того, герой нашего времени, как погляжу… Неприкаянный, да? – хмыкнула довольно Анжела. – Ну, считай, что ты выиграл приз, вытащил счастливый билет, попал в цель!
Евгений Петрович, моргая, безмолвно переглотнул, и продолжал таращиться на неё из всех орбит. Он, как под гипноз попал. Потел, шумно дышал, розовел.

- Эй, дядя, как тебя там, всё в порядке? – несколько раз щёлкнула у него пальцами перед лицом Анжела.

Он кивнул, безмолвно, как китайский болванчик.

- Да-а, - протянула Анжела, запущенный вариант. Надо тобой заняться, вомужчинить, вочеловечить, так сказать…

Она отсчитала сотню, сунула в карман, и оглянулась.

На платформе уже сновали люди в ожидании электрички.
Некоторые равнодушно скользили по ним взглядом.

А одна толстуха всё время нагло, с подозрением глазела на них.
«Наверное, знакомая этого чела», - подумала Анжела.

Послышался перестук и гул электрички.

А когда Анжела, поднимаясь, потянула за рукав Евгения Петровича, и эта толстуха, невольно замешкавшись, стала у них на пути, Анжела вдруг придвинула к ней лицо, выставив вперёд свои красивые зубы, и сказала: «Гав!»

Испуганная соседка Евгения Петровича перекрестилась, покрутила пальцем у виска, и тут же стала звонить Ольге, жене Евгения Петровича.

АНЖЕЛА КРАЕМ УХА УСЛЫШАЛА:
«Оль, а Оль, слышишь!? - захлёбывалась от удовольствия толстуха, - тут твоего видела с какой-то малолеткой, - рыжая стерва! Да, да, твой телок, тащит за собой, да, как на поводке».

Толстуха довольно щебетала, выпучив глаза, когда вдруг услышала резкий, разбойничий свист, невольно обернулась, и увидела, как Анжела показала ей средний палец.
- Фак ю!
Донеслось, и толстуха испуганно отвернулась, - мало ли.

Евгений Петрович шёл, как во сне.
Он шагнул в электричку следом за девушкой. Всё, что навалилось на него в последние дни вдруг кончилось, разом отпало: какое-то странное чувство лёгкости, радости, юности и окрылённости вдруг охватило его, чувство, которое он испытывал давно ещё в школе, когда утром бросал сумку в раздевалке, и уходил с друзьями со всех уроков, и вот, нечто подобное он испытывал и сейчас… С дурацкой улыбкой он шёл по проходу за девушкой, чья рыжая макушка, как красный буёк на волнах в золотисто-лазурном море, мелькала у него перед глазами. Он до сих пор не произнёс ни слова: он жил и действовал, как робот, как автомат.

Косо взглянув на него, Анжела ещё подумала, уж не больной ли он?
Но об этом она могла не беспокоиться, Евгений Петрович был физически здоров, как бык и даже моржевал  долгими зимними ночами, оставаясь один на даче.
Но пока, дорогой читатель, задержим свой взгляд на его благоверной супруге Ольге Владимировне, бывшей Ольке-Ведро, которая в этот момент выслушивает грязную сплетню своей товарки, слыша, как та аж захлёбывается, живописуя спутницу её дурака, Женьки…

- Да, да,  рыжая, сука такая, - слышит в трубку, задыхаясь от нахлынувших чувств,  Ольга.

Лицо у неё приобретает сливовый оттенок, поток хаотических мыслей проносится в голове.
- Таки сигналы были верные, - говорит она в телефон, - представляешь, мне уже и училка одна из его школы, там сплетница одна, как-то намякивать стала на собрании родительском, мол, присмотри за ним, а то не ровен час… и вот, оказывается правда, ну я ему устрою!

Бросила она в сердцах тряпку, которой вытирала пыль на письменном столе: « Я ему устрою!»

- Да, да, проверь, проверь, Оленька, седина в бороду бес в ребро, сама знаешь, - повизгивала и хрюкала от удовольствия её товарка.

«Тоже мне, сука, радуется», – подумала Ольга, и, не прощаясь, отключила телефон.

Затем она суетливо и споро, хотя была маленькая, круглая, полная, уже заплывшая жиром, с короткой шеей, засеменила в кабинет мужа, и стала рыться в ящиках его письменного стола.
Неожиданно на пол упали несколько тетрадей.
Она случайно открыла одну, и увидела запись, затёртую красным фломастером, но там почти всё читалось.

Кровь ярости ударила ей в голову, она топнула ногой.
«Ну, Женька-пенька, теперь держись, теперь уж ты мой должник, теперь уж я не слезу, устрою тебе весёлую жизнь!»

-  Что случилось?! – сунулся в комнату заспанный сын обалдуй, - ты чего в папиных вещах роешься?
- Иди отсюда, не твоего ума дело!
Топнула ногой Ольга.

Он пожал плечами и вышел.
Олька-Ведро крутила шеей и потирала злорадно ладони одну о другую, предвкушая настоящее удовольствие.