Каверна. Часть вторая. Глава 10

10

В понедельник утром старшая медсестра зашла на обход. Прострелив наметанным глазом палату, она подошла к моему спальному месту и, взяв что-то с краешка тумбочки, проговорила:
- Ой, женские сережки! - рассмотрела их и положила на место.

Только сейчас я вспомнил про сережки. Они лежали на бархатной салфетке на краю тумбочки так незаметно, что я совсем позабыл про них. Надо же так опростоволоситься, - подумал я и припрятал сережки в тумбочку.

Старшая медсестра, улыбаясь неожиданной находке и удовлетворенная своей бдительностью, удалилась.

Потом она не преминула вставить, подвернувшись при нашем разговоре с Мариной Николаевной, впрочем, не со злостью, а так… из солидарности: «Женские сережки на тумбочке находятся». Чувствуя перевес моих аргументов, над аргументами заведующей, и как бы соглашаясь с возмущением Марины Николаевны, на излишнюю самостоятельность, пронырливость и способность обделывать дела так, что не придерешься.

При этих словах Марина Николаевна выдержала паузу, но не найдя причинно-следственных зацепок и жалоб на нарушение режима, не припомнив ни одного сигнала, сделала вид, что пропустила мимо ушей. Но дыма без огня не бывает, она чувствовала, что надо от меня избавляться. Слишком хорошо, по её мнению, я прижился в терапии, а толку от меня никакого.

Марина Николаевна посмотрела историю болезни, последний снимок и с деланной улыбкой проговорила:
- У тебя положительная динамика. Анализы в норме. Вес ты набрал. Сколько сейчас?
- Семьдесят четыре, - ответил я.
- Сколько было, когда поступил в институт?
- Шестьдесят восемь. 
- Вот видишь, вес норма. Ингаляции ты проделал. Бронх очистился. Каверна даже уменьшилась, поджалась, - показала она снимок. – Мое мнение, надо делать поддувание… Может быть и без операции обойдется. Пойди в хирургию к Тамерлану Владимировичу, скажи, что Марина Николаевна говорит, что надо поддувать, и передай наш разговор. Вот, историю и снимки возьми, - настойчиво проводила меня, всучив папку с делами, прикидываясь довольной за мои успехи.

Я пошел в хирургию, обдумывая предложение Марины Николаевны. Говорила она вроде бы по делу, но что-то уж как-то не так.

Тамерлана Владимировича я застал в ординаторской за перекуром, или хирургической передышкой. Я поздоровался и сказал, что меня прислала Марина Николаевна, и пересказал наш разговор. Он взял у меня папку, посмотрел несколько последних снимков и сказал хрипловатым голосом:
- Да, динамика положительная есть. Сколько ты лечишься?
- Ну, сколько?.. - начал я считать. – Меня перевели в конце марта, сейчас июнь: апрель, май, июнь - около трех месяцев.
- Этого мало, - протянул он кипу. – Иди, лечись.

Я вернулся в терапию, занес все Марине Николаевне и передал, что ответил Тамерлан Владимирович.

- А про поддувание, что он сказал? – уточнила она. – Ладно, сама ему позвоню. 

По-моему, Марину Николаевну как-то задевало, что хирург оставляет без внимания её стратегию лечения. Она, видимо, надеялась на то, что Тамерлан Владимирович заберет меня под предлогом необходимости делать поддувание. И она с чистой совестью проводит меня.

Я не мог понять, почему эта женщина пытается побыстрее от меня избавиться, ведь я не мешал её игре. Может быть, само мое присутствие доставляло неудобство, что кто-то вне игры, прикидывается дурачком, но все понимает. Я пребывал исключительно в сфере деятельности и заботы Галины Борисовны. Тем не менее, оставалось загадкой, почему заведующая не оставляла попыток поскорее выдавить меня из терапии, как прыщ под мышкой – не виден, но мешает.

- Да, и вот еще что, - сказала она мне, уже стоящему в дверях кабинета. – Сними рамку со стены. Что ты там повесил? Бабу какую-то полуголую или голую... Я не рассмотрела. У нас не положено ничего вешать на стены. Тем более такое… Ладно там природу какую, пейзаж, но не... Что тебе девочек не хватает? – показала рукой в сторону отделения, где находились женские палаты, и улыбалась, как искушенная сваха.
- Дело не в этом, - ответил я. – Это магический пас.
- Как понять - магический пас? – сделала она заинтересованное лицо и снисходительно улыбнулась, то ли над термином, то ли предвкушая во мне еще и пациента палаты №6.
- Понимаете, Марина Николаевна, чтобы поправиться нужен позитив, здоровая энергия. А тут, вокруг, одни больные. Куда ни глянь – туберкулез, депрессия, апатия… Вот я и повесил на стену красивую женщину. Посмотришь на неё и жить хочется. А это стимулирует к тому, чтоб утром встать, умыться, пойти на прогулку, сделать гимнастику на свежем воздухе, от этого улучшается аппетит и человек поправляется.
- Да, молодец, - похихикала она. – Ты Феликса возьми на поруки. Молодой парень, лежит целыми днями в палате, на улицу не выходит. Мать приезжала, жаловалась, просила помочь. Они с отцом положили его сюда, компьютер отняли, думали - он будет лечиться. Повлияй на него. Вот откуда у него ноутбук взялся?
- Не знаю, Марина Николаевна. Он в понедельник из дома приехал, достал ноутбук из сумки и лежит целыми днями пялится в него. Только в столовую сходит покушать и опять в лежку впадает. Если человек сам не понимает, не хочет, как его заставишь? Я пытался его раскачать, на свежий воздух выманить... разговором, своим примером, ничего не получается. Лежит, как бледная мумия, на экран смотрит. Откуда здоровье будет, аппетит, цвет лица?
- Ладно, иди, - махнула она рукой. – Как хочешь, но чтобы бабу эту… пас твой, я не видела!

Я вернулся в палату, посмотрел на красивое женское тело, снял раму со стены и поставил за кровать.

Магический пас - сила воздействия. Её энергия может быть положительная, отрицательная, созидательная, разрушительная, оберегающая и тому подобное. Это может быть слово, жест, образ; все, во что можно вложить информацию и придать ей силу. Одним из самых действенных магических пасов, известных всем, является юмор или музыка.

Припоминается такой пример созидательного магического паса.

Осенью 2004 года я содержался полтора месяца в одиночной камере, как Робинзон Крузо на необитаемом острове. Остров был холодным и сырым. Небольшое зарешеченное окно под потолком смотрело на глухую кирпичную стену. Из окна был виден краешек неба в «путанке», похожим на голубой листок, исписанный детскими куляка-муляками. И через «егозу» уголок земли, по которому в одно и то же время прогуливался большой белый кот шеф-повара. Надо было хорошо прижаться к решетке и скосить глаза вниз, чтобы проследить путь кота. Я звал, манил его. Он останавливался поначалу, прислушивался, не мог понять - откуда зов, потом просто не велся на мои призывы. Шел своей дорогой, на обход территории, утром в предзонник, ближе к вечеру обратно, к столовой.   

Короче говоря, чтобы не сойти с ума от одиночества и постоянной борьбы с администраций за перевод на южную сторону, я нарисовал девушку простым карандашом на двойном тетрадном листе, в некоторых местах дотирая бумагу до дыр. На грани исступления и сумасшествия она ожила и околдовала меня взглядом. Я пририсовал ей маленькие симпатичные рожки и повесил на стену. С этого момента я был не один в камере, мне было с кем поговорить. Возвращаясь с прогулки, я шел не в пустую камеру, меня ждала красивая чертовка - Пятница. И это придавало силы.

А вот пример оберегающего магического паса.

Это было в 2005 году в тубзоне. Наш отряд приравнивался к СУСу (второй тубучет, содержащийся на строгих условиях содержания). Где содержатся, по мнению администрации учреждения, отрицательные осужденные, склонные ко всему на свете, и поддерживающие образ жизни и идеи, которые не надо и даже преступно поддерживать. Еще раз подчеркиваю – по мнению администрации. Потому что она гребет всех под одну гребенку. Паразитов и сволочей, с людьми, которые знают свои права и не идут на поводу.

Так вот, мы с Басиром жили в угловом проходе, где, по мнению начальства, живут самые отрицательные осужденные из этой массы. По типу: угловое место в бараке самое удобное, любимое преступниками и его занимает те, кто поблатнее. Поэтому нас не оставляли в покое. Постоянные шмоны, провокации… Если на кого-то закрывали глаза, нас держали под пристальным контролем. По любому поводу, в первую очередь прибегали в наш проход и переворачивали все верх дном. Ничего существенного не находили и, под наши шутки-прибаутки, злые удалялись.

Иногда Басир, возмущенный излишним вниманием, спрашивал у контролеров:
- Что ищите? Скажите… Может быть, я вам помогу?

Сотрудники, когда отшучивались, когда оскаливались, ссылались на начальство и продолжали свою работу.

У каждого были свои предпочтения: один переворачивал всю постель, лазил по спальному месту; другой любил пошарить в баулах и сидорах; третий порыться в продуктовых и вещевых тумбочках. Например, Леня Губастый, туповатый, на вид доброжелательный контролер, как-то раз нашел у одного осужденного в книге сто рублей. И теперь, в который раз, перетряхивал нашу библиотеку, пытаясь найти в Коране, Библии, Бхагават-Гите деньги.

- Леня, - говорил я ему, чтоб не трудился. – Мы в книгах деньги не прячем, мы их читаем. Там большее сокровище сокрыто.
- А вдлуг, - отвечал Губастый картавя. И ставил обратно на полку перетряхнутого Омара Хайяма.

Так вот, однажды в кабинете у завхоза я нашел большую новую книгу в лаковом переплете по истории России. На первой странице был портрет президента В.В.Путина с подписью. Мне пришла в голову идея, но я не решился вырвать лист из книги, а поделился мыслями с Басиром. Он быстро вышел из жилой секции и вернулся с аккуратно вырезанным листом. Протянул мне со словами:
- Книга не пострадала. История России тоже.

Я вставил фотопортрет в рамку на подставке, а подпись приклеил на нижнюю панель рамки. Получилось красиво и естественно, будто сам В.В.Путин подписался под этим портретом. Мы поставили Путина на видное место – книжную полку.

И что бы вы думали? Оберег сразу начал работать. Первый же шмон показал магическое действие паса на людей в форме.

По обыкновению, контора, состоящая из двух-трех офицеров, смены контролеров, замыкаемых отрядником, покрикивая на зэков, ввалилась в жилую секцию отряда и прогромыхала к нашему проходу. Первые остановились как вкопанные и, потоптавшись на месте, начинали искать повод, чтобы не зайти в проход, как будто пришли к нам поздороваться и получить благословение на шмон в жилсекции.

Какой был аттракцион перехватывать их взгляды. Завидев рамку, выражение лиц менялись, словно перед ними стоял реальный президент В.В.Путин. Кто сразу не заметили портрет, гоготали и ждали от старших команды на обыск, не понимали заминки и дергали соседа за рукав, кивком спрашивая: «Почему стоим?» Какая-то невидимая сила преградила им путь, они не могли ступить в наш проход, как бесноватые бояться войти в церковь.

Когда пауза начала томить, они разом посмотрели на отрядника, который всем видом давал сослуживцам понять, что ничего не знает, сам удивлен, и команды уважать президента осужденными в наглядной агитации не было.

Немного разбредясь, сотрудники все-таки приступили к обыску, именно к обыску, а не шмону. Как-то показательно, уважительно, как и предписывает исправительный кодекс, без мата, оскорблений, не причиняя вреда имуществу осужденных, провели обыск и удалились. Будто при этом присутствовало всевидящее око самого высшего начальства.

Нас с Басиром и наш проход на долгое время оставили в покое, а если и заходили, то чисто формально и для вида, чтоб не выделять из общей массы.

Начальство стало ходить к нам дивиться – как это отрицательные осужденные Путина в рамку поставили.

Пришел как-то раз капитан Александр Викторович Дедов, начальник оперативного отдела. Старый знакомый, каланча под два метра. При случае первый посадит в цугундер, и будет там навещать, кровь сворачивать.

Пришел, покрутился, вопросы дежурные позадавал, прикрывая оперативный интерес поселковым любопытством.

Увидел рамку, поправил фуражку на голове и говорит:
- Подарите рамку с президентом мне. Я на стол поставлю.
- Викторович, - сказал я, подшагнув к нему поближе. – Как вам совесть позволяет так говорить? Мы, зэки бесправные, нашли фото президента и смастерили. Кто вам мешает? Купите портрет, какого хотите формата и поставьте.
- Вы думаете, у меня возможность есть? – начал он прибедняться. – Времени нет в город выехать. Я здесь живу так же, как вы.
- Ну не так же, как мы… А при желании найдете. Хотя бы закажите тому, кто из города на работу ездит.

Ушел он ни с чем.

Потом прокурора привел на экскурсию, рамку показал и пожаловался, мол, прошу себе на рабочий стол, не дают.

Клин клином вышибают. Вот такой замечательный получился оберег.