Глава 153. Интервью с вампиром

Капитан ****ов вышел из-за трансформаторной будки, долго зевал, потом выпил положенный ему стакан водки, занюхал его вьетнамской звездочкой, сделал несколько физкультурных упражнений и начал свой новый рассказ.

Корреспондент газеты «Пионерской зорька», Моисей Голеностоп, был уволен из газеты главным редактором за слабые репортажи. Он  собрал со стола свои вещи и уложил их в картонную коробку, как стало принято с начала 90-х. Моисей бросил туда фотографию друга жены, фото друга тестя, курирующего пионерские лагеря, друга тещи Армена, возглавлявшего каучуковую  промышленность страны, фото друга деда жены, трудившегося в умирающем КГБ и со скарбом вышел на улицу. Возмутило его больше всего то, что когда он выходил через пост , ему отвесил страшный пендель охранник Педорчук, а потом вытащил его за воротник, обозвав жидовской мордой,  и дал еще один, несмотря на то, что они часто выпивали вместе. Моисей евреем не был, просто отец так спьяну назвал его в честь русского героя Моисея  Сусанина, который, по его мнению,  сорок лет водил поляков по пустыне. Моисей Голеностоп долго лежал у дверей, а когда лютая боль в очке прошла, поднялся, опять собрал фотографии в картонную коробку и двинулся к дому.
 Раздевшись, он бросил вещи около вешалки, достал лед из холодильника, завернул в носок и засунул в трусы. Когда боль прошла, он налил себе водки, выпил полный стакан и тут же выронил его из рук- на диване сидел человек средних лет в форме НКВД и курил папиросу. Когда от ужаса Моисей Тереньтьевич пришел в себя, гость встал, отряхнул галифе от пепла, поправил ремень и сказал:
-Моисей, а хочешь настоящее интервью, которое прославит тебя на века? Хочешь взять интервью у вампира?
 Моисей от ужаса бросился по длинному коридору к входной двери, но нквдешник стоял уже там, сложив руки на груди.

-Иди в комнату и не дергайся, если жить хочешь.

Когда Моисей вошел снова в комнату, там уже сидел странный гость и на газете чистил воблу.
Садись и записывай интервью.

 Моисей Терентьевич достал из портфеля переносной магнитофон, нажал на две клавиши-одну красную, а вторую со стрелкой.
 Удивительный гость затушил папиросу в горшке с геранью и начал свой рассказ:

Меня зовут Клим Стервятников. Я жил в Петербурге и был хозяином публичного дома. Я был богат, следил за своими проститутками, чтобы они раз в месяц проверялись у доктора Грингауза, защищал их  от пьяных посетителей и жизнь мне казалась прекрасной, пока там не появился народоволец Поскребышев. Мы долго играли в карты и он взял весь банк. Я приказал охране не выпускать шулера из здания, но это было неправильное решение-через час все, включая проституток и персонал, лежали бездыханными на полу в лужах крови, а Поскребышев стоял над ними и улыбался окровавленным ртом. Я было захотел вызвать полицию, но проклятый народоволец сказал мне:
-Хочешь жить вечно?
А кто бы не хотел, спрошу я вас?
Да, я хотел, и сказал ему об этом. Он подлетел ко мне и укусил в шею. Выпив литра два крови, он разрезал вену на своей руке штыком и вылил сочащуюся кровь мне в рот. Я сразу увидел мир другим, не таким, каким я его видел до укуса- я увидел измученных рабочих и крестьян, затравленный народ и сразу же возжелал отомстить за них.

Поскребышев, видя результат своего укуса, выдал мне два мешка взрывчатки и приказал завтра в полдень взорвать губернатора Рабиновича, что проедет по Сивцему вражку.
Когда я стоял на этом Сивцевом вражке, ожидая проезда губернатора Рабиновича, полного Георгиевского кавалера, ко мне подошел сзади вампир-меньшевик Гальперин, укусил меня в шею, потом влил из своей руки мне кровь в рот и приказал не убивать Рабиновича, поскольку тот тоже скрытый меньшевик, а идти на улицу Поварскую и со взрывчаткой ждать, когда там проедет генерал Мулерман и подорвать его за то, что он приказал выпороть девицу Цацкину, обоссавшую перрон, куда должен был прибыть Государь. Я снова увидел мир в других красках- необходимость работать с либеральной буржуазией открыла мне глаза.
 Я потащил мешки со взрывчаткой на Поварскую, приготовился уже бросать, но сзади меня укусил анархист Поепатьев, опять влил мне в рот это анархическое говно и сказал, что Мулерман сводный брат анархиста Кропоткина и незаконно рожденный сын Бакунина от Герцена и теперь я должен бежать с взрывчаткой в Староконюшенный переулок, где проедет предатель всех времен и народов, Чичерин.
 
Я снова прозрел — нужно немедленно установить сотрудничество индивидов, чтобы общественные отношения и социальные институты строились на личной заинтересованности всех их участников, а анархия -мать порядка.

 Из последних сил я, воодушевленный новым прозрением, доволок мешки до Староконюшенного переулка, как меня сзади укусил старый большевик Салупкин, сообщив, что только Чичерин понимает солдата, как никто, особенно после того, как тот останется с ним до утра, потом долго пилил ржавым ножом себе большой палец ноги и, не снимая портянки, влил мне в рот вонючую кровь.

 В этот момент весь мой мир заиграл всеми красками и я понял, что лучше Советской власти нет ничего и не будет. Я воспарил над миром и приземлился на памятник рабочего Герарда Валуа и смог услышать его рассказ. Он поведал мне, что родился в семье богатого промышленника с французскими корнями, Исаака  Маркеловича Валуа. Все его дети мечтали быть промышленниками и только Герард мечтал быть рабочим. Его семья всячески его третировала, надсмехалась над ним, а позже, не видя смирения, отправила его на пароходе в Америку, где его сразу послали строить железную дорогу вмести с беглыми неграми.

 Не выдержав издевательств охраны, ночью он отрубил себе ноги по щиколотки, отрубил кисти рук, сбросил оковы и в таком виде сбежал со стройки с негром Батсвасуле. Несмотря на все увечья, они дошел таки до России через Аляску.

В это время в России случилась революция и семейство Валуа в спешном порядке собирало чемоданы. В этот момент в особняк вошел их сын на обрубленных ногах со своим другом, негром Батсвасулой, вооруженным винтовкой, и посмотрел папе в глаза. Исаак не узнал сына, в раздражении плюнул в пол и попросил кучера дать калекам немного сена для еды.
 Герард подал знак Батсвасуле и тот открыл  беспорядочную стрельбу. Вскоре все были убиты и Герард сказал негру, что пора уходить.
Но тут в особняк ворвался кузнец Варрава, наперстник Исаака Маркеловича по пятницам в бане, и утопил обоих в ведре с помоями.

 Не зная, что ответить памятнику рабочему Валуа, я быстро покинул площадь и скрылся в садике у памятника Гоголю. Тот со мной говорить не захотел, опустил свою каменную голову еще ниже, уткнувшись огромным носом в лодыжку и заплакал.

 Мне рассказал как-то вампир Эмпиреев, больной туберкулезом, что писатель страдал удивительным недугом- чем больше хорошего писал Гоголь о России, тем длиннее вырастал его нос, а малоросс Белинский смеялся над ним и писал всякие гадости про него. В конце концов Гоголь сжег последнюю свою книгу про замечательную Родину и ее прекрасных людей, послал Белинского нахуй, лег в кровать, повернулся к стене, накрыл свой выросший нос до метра халатом и умер. Эмпиреев решил отомстить, хотя официально его никто на задание не посылал, вылетел к Белинскому и слегка поцарапал его клыками, не выпив ни капли. Вскоре проклятый критик умер от туберкулеза.

Нас объединили в летучий отряд, работали мы только ночью, а спали в гробах, установленных в метро на тайной станции. Тут еще вот о чем надо сказать- те, кто тебя кусал раньше, меньшевики, анархисты и т.д., уже не имели над тобой власти, в то время, как ты ее имел. А поскольку меня уже все перекусали, то силой я, как и мои товарищи, обладали невероятной. Кусая меньшевика, укушенного раньше меньшивиком, ты мгновенно превращал его в лютого сторонника Советской власти.

У нас были специальные домовые книги, в которых было написано, кто кого и когда покусал и твоя задача была нанести последний советский укус. Мы носились по всей стране по воздуху и приземлялись там, где скопились перекусанные  враги Советской власти и вскоре мы очистили страну Советов. Мы опасались только новых вампиров с новой идеологией. Но такой долго не было.

Единственным нашим развлечением были разговоры. Сначала мы отчитывались Главному о проделанной работе за ночь. А когда тот уходил, то мы еще какое-то время сидели на гробах и делились рассказами из жизни. Но вскоре все изменилось. Беда пришла оттуда, откуда ее не ждали.
Виною стал советский новояз-порой значения слов имели совсем другой смысл, о котором мы и не догадывались. Однажды старый вампир Скарамушенко доложил Главному, что за ночь перекусал всю команду Спартака, разделявшую не только взгляды троцкистов, кулаков, меньшевиков, но и кадетов, о которых уже все давно все забыли и теперь они все футболисты ярые коммунисты.

 Этого не смог вынести молодой вампир Кокушкин и заявил- недавно Спартак слил матч английским капиталистам со счетом 52-1 в пользу капитала и поэтому Кокушкин считает, что старик Скарамушенко занимается обычным, характерным для него «очковтирательством». Белый как снег вампир Скарамушенко, стал еще белее, а потом молнией долетел до гроба вампира Кокушкина и откусил ему голову, заявляя, что еще никто не обвинял его в педерастии таким изощренным способом.

Скарамушенко судили и на суде он показал, что никогда никому никогда не втирал ни в какое очко и ему тоже не втирали. Медицинская комиссия проверила Скарамушенко и старый вампир был оправдан. С тех пор все после доклада Главному расходились и молча лежали в гробах, от греха подальше, пока не засыпали.

 В 1956 году меня, как самого опытного вампира, руководство послало  на ХХ съезд партии, куда должен был приехать английский вампир и шпион, Эдвин Фэгот , чтобы укусить Хрущева, дабы тот рассказал на съезде о преступлениях Сталина. Я вычислил шпиона, дождался, пока он выйдет из кабинки туалета, но тут меня укусил сам Хрущев, видимо уже укушенный Фэготом.

 После укуса я увидел жизнь по-новому- передо мной открылась такая удивительная вещь, как Оттепель, где розовощекие и пузатые  барды пели о каком-то лесном солнышке и я стал ее рабом.
Скольких же мы перекусали во имя ее- сдавались все, ветераны войны, заслуженные работники искусств, историки, целые НИИ и Академии, работники органов безопасности и партийные органы.
 
В 70-е меня послали на комсомольский шабаш в доме отдыха, чтобы проверить молодежь на преданность идеалам. Все шло как обычно-дискотека, музыка, коктейли, ебля. Когда я драл какую-то секретаршу Рахиль, работавшей у старого монгольского коммуниста, ко мне сзади подошел ее отец, Аарон Неподыхайло, бывший власовец, и всадил свои желтые клыки  в мою шею. От новой идеологии у меня еще не было защиты и я поплыл- перед моим взором предстал залитый реками крови рынок, где я сижу и торгую соком «Зуко» и неизвестными мне кассетами VHS. Попутно Неподыхайло заставил меня жениться на его непутевой дочери Рахили, сообщив, что если я этого не сделаю, то меня укусит его друг-вампир из Северной Кореи и я, вместо океана крови, огромных богатств и легкомысленной жизни, буду до конца своей жизни в проперданных ситцевых штанах изучать учение «Чучхэ».
 Мы быстро на крыльях долетели до Елоховской церкви, где нас обвенчал отец Дионисий. Он провел обряд бракосочетания вдумчиво, по-отечески и профессионально, но тени, как и мы, не отбрасывал. После этого старый власовец Неподыхайло заставил меня показать ему, где мы спим в гробах. Я не мог сопротивляться новому укусу и новой идеологии, что этот укус нес, поэтому незамедлительно привел его на заброшенную станцию. Поскольку было поздно и все вампиры спали, власовец Неподыхайло быстро всех перекусал и удалился.

Так все шло до 80-х, но тут поступил приказ  залечь в гробах и не высовываться.
А в 90-е к нам в метрто спустился какой-то рыжий прощелыга и сказал, что теперь на вампиров свет не действует, потому что кровь сосут уже вообще все, кому не лень, и можно выходить. Потом всех решил перекусать на всякий случай, но когда принюхался, улыбнулся, сказав, что и кусать то теперь некого,  раздал ваучеры и приказал перекусать всех красных директоров и забирать заводы под себя. Вот тут, надо сказать, карта нам и поперла.

Раздирая глотки всем, кто был против, мы захватили все заводы, пароходы, активы и, зачистив весь госсектор, стали хозяевами всей России.
  Никогда за всю историю вампиризма мы не пили столько крови- она лилась рекой и уже не лезла в горло! А ты бы отказался? Вижу, что нет!

 В этот момент окно  разлетелось вдребезги и в квартиру влетел старый генерал в форме НКВД, с красными лампасами, в сапогах и в золотых круглых очках. За его спиной хлопали пурпурные кожаные крылья.

-Товарищ Буханкин...- в ужасе пролепетал  Клим Стервятников и потерял сознание.

 Генерал Буханкин достал из кармана галифе трехлитровую банку с вьетнамской звездочкой, закидал ее по ноздрям и отвесил две конские пощечины Климу.
Когда тот пришел в себя, генерал начал свою отповедь, взревев на всю комнату:

-Интервью с вампиром, да? Я охуеваю. Дешевое ***ло, сутенер! Постсоветская власть дала тебе все! А ты решил потешить свою гордыню? Интервью, ****ь, затеял. Чего тебе, урод, не хватало? Денег океан, крови до жопы, вечная жизнь! А ты вот так с новой Россией, сука? Ты Родину продал!  Нет тебе прощенья!

-Гогол Степанович, бес попутал! Простите, я больше не буду!

Генерал достал из кармана галифе пионерский горн и протрубил «Бери ложку, бери хлеб, собирайся на обед!».
В разбитое окно влетели полчища вампиров и закружилось над Климом, издавая звук тысячи швейных машинок "Зингер", пока от него не остались только трусы и майка от «Версаче», тяжелый золотой православный крест на цепочке  и одинокое дилдо. Генерал брезгливо отправил ударом сапога дилдо под кровать, приказал вампирам покинуть помещение и, когда те улетели, обернулся и обратился к корреспонденту «Пионерской зорьки», Моисею Голеностопу:

-Мудрый не будет разбрасываться кадрами. Поэтому задам всего два вопроса. Первый-хочешь жить вечно? Второй-хочешь быть главным редактором «Московского комсомольца».

-Да, Да, Да....- твердо сказал Моисей Голеностоп.

-А кто бы сомневался!- ласково ответил генерал Буханкин, впился в шею Голеностопа, и надрезав себе запястье острым ногтем, влил кровь в его открытый рот.
Светало.