Lucky 03 Religious Spies
- Болеешь? – спросил Петерсон, закутавшийся в грязный брезентовый холст.
- Сам ты болеешь. Релаксанты есть такие, их принял – попал в рай. Хотя, последнее время я что-то часто попадаю во Вьетнам. Наверное, ошибаюсь с дозировкой. Эх, эконом из меня ***вый, что ни говори! Купил три пачки, и сразу все сожрал, прямо в аптеке сожрал, на сухую. Последние деньги потратил. Теперь опять в грибы придётся… И кто я после этого?
- Действительно, - побагровел Петерсон. - Ты кто такой?
- Бля, Петро, ты меня удивляешь. Столько с тобой наворотили, секту в Минске подняли, штаб КГБ подорвали, уборотней бить изловчились, а теперь ты ничего не помнишь.
У выхода из котельной ошивались несколько местных попрошаек. Они о чём-то перешептывались и казали пальцами в сторону пришлой двойки.
- Ты меня с кем-то перепутал, - сказал Петерсон.
- Но ведь твоя фамилия Петерсон? Это Визор тебя нашёл, подпольную кличку дал – Петроид, - в План посвятил, а потом ты же Визора пытался убить и исчез. Полгода тебя не видели, а ты вон он где. В Бобруйске.
- Ничего не знаю, - ответил тот.
- Хрен на тебя, - привстал с места хипарь. – Я сваливаю отсюда. Видишь, как на тебя местные пялятся?
Впрочем, попрошайки уже не просто пялились: один из них поднял с пыльного бетона железную трубу, двое других взяли по кирпичу красной глины, и втроём направились к бойлеру.
Трэшер выпрямился, взвалил на плечо гранатомёт и прикрикнул на троицу:
- Ну, давайте, шавки! Посмотрим, кто кого!
Попрошайки побросали нищенскую утварь и пустились наутёк. Трэшер опустил оружие.
- Надо идти. Скоро вернутся, своих приведут. Одной ракеты будет маловато, разве что застрелиться…
- Что им нужно? – спросил Петерсон, свалив с себя брезент.
- Глядели они на тебя, тебе лучше знать, - ответил хипарь. Он снял с себя цветастую рубаху и протянул Петерсону. – Повяжи вокруг задницы, хоть не так будешь внимание привлекать.
- Какая-то срань, - говорил Петерсон, организовывая на себе подобие подгузника из гавайской рубахи. – Сначала трусы, потом вермут, охранник-идиот, мусора поганые, потом ты, половину района разнёс. Теперь бичи эти… Кто такие? Что хотели? – Петерсон пустил слюну в явном раздражении. – Ей богу, срань.
- О Воинах Света слыхал? – направился Трэшер к выходу, удерживая подмышкой куль тряпья с завёрнутым внутрь гранатомётом.
- Нет.
- Ну, вообще, Воины Света – архаичное прозвание, хотя и верное, только теперь их просто бичами кличут, бомжами, например, или быдлом, или…
- Гопниками? – перебил Петерсон, считая, что быдло, гопник и бич – однородные понятия.
- Сам ты гопник, - Трэшер вышел на улицу. – Ты когда последнего гопника видел? Это уже мёртвый класс. Хотя идейные до сих пор там и сям встречаются, только и они помрут. Не сами, так Оф Дэз прикончит.
- Кто-кто?
- Оф Фалерианович Дэз, наш с Визором недавний соратник. Именно он вырезал в стране большую часть гопоты. Нет, конечно, она и сама частично вымерла, по естественным причинам: кто-то обзавёлся язвой, женился, детей народил, подрос и окреп мозгой, пошёл в рабство к мегакорпорации по намотке рулонов, причин тысячи. Но официальная статистика в этом плане лжёт. Большую часть, процентов семьдесят, устранил Оф Дэз. Мануально. Кстати, ты со своими гопниками на мысль меня навёл. К Мразяну идти нужно. И выбрось ты этот свой наушник! – Трэшер сорвал с петерсоновского уха прищепку. - Тебя если опознали по камерам, по сети запеленговать смогут… ****ь…
Трэшер уставился на прищепку в своей ладони. Присвистнул, вспомнив некоторые эпизоды из «Плана 10». Бросил прищепку на землю и растоптал её, как некогда делал Визор.
- Что ты творишь? – возмутился Петерсон. – Это же подарок!
- Дары смерти… Кто-то тебя очень невзлюбил. И вообще, Петруха, ты что-то мне сильно недоговариваешь. Где ты взял эту штуковину?
- Вчера мне новый работяга в цеху подсунул. В честь дружбы. Денатурату выпили…
- Новый работяга? Это где? Скажи ещё, на работу устроился, ага. На ФанДОК.
- Шутишь, ФанДОК… Но тебе ничего рассказать не могу, извиняй.
Трэшер припечатал Петерсона к забору и нацелил ракетницу тому прямо в живот.
- Говори, кому сказал!
Петерсон сплюнул Трэшеру под ноги и выложил всё, проклиная сегодняшний день и случайную встречу:
- Есть небольшая прозападная контора. Очевидно, прозападная: я примечал, как сотни негров спускаются туда каждое утро. Чем в этой конторе занимаются, ей богу, не знаю. Слышал, аналитики там следят за разного рода статистикой, или что-то в этом роде. Только всё это прикрыто шарагой по производству пыли. Завод не завод, предприятие не предприятие, я даже толком не знаю, что мы производим. Один единственный цех, в каком и работаю, производит детали для этого же цеха: сломалась шестерня в станке А, ты изготавливаешь такую же на станке В, в это время ломается шестерня на станке С, ты клепаешь замену, потом перегорает мотор в станке В, ты идёшь к станку С, нарезаешь из болванок по схеме, несёшь сварщику, тот лепит из нарезанных заготовок кожух и т.п., несёшь слесарю, тот собирает мотор, и пока ты отнёс и установил мотор в станок В, в станке А взрывается голова, ломается вал и перегорает силовой кабель. Все дела.
- Не все! – настоял Трэшер.
- Ну, не совсем. Раз в месяц Башлаков, мастерюга сраный, передаёт мне через бригадира пакет, который мне следует вложить в почтовый ящик по такому-то адресу. Вот и всё.
- И ты ни разу не посмотрел, что в пакете? – удивился Трэшер.
- Запретили. А самый действенный пункт запрета какой? Лишение премии. Да и потом, мы ж пили каждый вечер после работы, я даже не помню, как я эти пакеты доставлял-то. Кажется, до сих пор один не доставил, со вторника в комоде валяется.
- И ты не видишь здесь никакой связи? – сощурился Трэшер. – Дела…
- Да у меня всю жизнь так: кругом все настолько бандиты, что даже вопросов задать некому. И вот, привычка, рефлексы, всё такое.
- В общем, у меня две новости, обе хреновые, - резонировал Трэшер. – Первое: за тобой следят спецслужбы. Сложно сказать, какие именно, но если прищепку тебе подарили вчера, значит следят со вчера, а ваш новый работяга – их протеже. И второе: ты что-то сделал местным бичам, раз они хотят кулаки почесать. Если у самого догадок нет, значит, дело тёмное и вполне серьёзное. Значит, бичи затеяли кару. Правда, в данном случае их следовало бы назвать Воинами Света. Сам понимаешь, быдло быдлу рознь, понятие «быдло» охватывает широкие категории сограждан, а вот Воины Света – быдло и бичи особого рода.
Двигались они глухими переулками, шустро проскакивая подозрительные дворы и подворотни, прячась за серыми кустами и вздрагивая от прохладного ветра. Трэшер всю дорогу поправлял и поглаживал куль, Петерсон поплёвывал и порыгивал.
- Какого рода? – поддержал разговор Петерсон, хотя ему было совершенно плевать на бичей, бомжей и прочих воинов.
- Воины Света ведь не просто воинами названы, - говорил Трэшер, внимательно рассматривая окружение. – Это патриоты-реакционеры, консерваторы высшего порядка, этакие почвенники, сделавшие свою почву синей, и борющиеся за эту синеву всеми подручными методами. Они радеют за культурную и моральную чистоту, за этическую чистоплотность, хотя о чистоплотности физической они начисто забыли ещё сотню лет назад, когда их сословье только зарождалось в тюремных церквях, лагерных молельнях и курилках на Гидроцентрали. Они презирают план Даллеса и стараются дать отпор любому веянию, пришедшему с Запада, даже веянию практически ценному, и тем более веянию, являющемуся исторической фальсификацией. От консервативной интеллигенции они отличаются буйным нравом и желанием почесать кулак как можно скорее, поэтому они и Воины. В определённом смысле это фашисты, но лишь обороняющие свою синюю почву. Вряд ли они когда-либо решаться покорить даже ближайший Польский городишко.
Из неприметного закоулка показался коренастый паренёк, выкрашенный в мазут. Он спрятал голову под капюшон, однако Трэшер различил знакомую суровость лицевого овала.
- О, Рудько! – обрадовался Трэшер. - Ты что это тут?
- Иду в Осиповичи, - сказал Рудько.
- Пешком, - удивился Петерсон. – Путь не мал.
- Херня, - отрезал Рудько. – Я из Москвы ходил, на сломанной ноге, гружёный. И ничего.
- А кто ногу сломал? – поинтересовался Петерсон.
- Один злобный жирный уебень. Вообще, мудачья московского там было штук тридцать. Я их всех разъебашил в труху, а этот жиробас мне на ногу как ёбнется! Я его убил, конечно, только домкратом пришлось потом, это самое…
- Да знаем мы всё, - отмахнулся Трэшер. – Дело к тебе одно.
- Ай, пацаны, у меня и без вас проблем – разгребать ёбнешься. Съездил с вами один раз в Минск, штаб взорвать, - до сих пор чёрный хожу: краску никак смыть не получается. Что Визор туда добавил?
- Я расскажу тебе формулу растворителя для этой краски, если ты нам поможешь, - без шуток выразил Трэшер.
- Заебца! – одобрил Рудько. – А то мне паспорт менять - как раз иду, - так, боюсь, много вопросов будет. Попробуй, докажи, что загар. Скажут, что змагар. Или, что сажа, в пожаре побывал. Скажут, мол, в каком бомжатнике ты ночевал. Или, например, скажу, много пил. Ты ж понимаешь, что мне ответят.
- Однозначно, - кивнул Трэшер. – В общем, нам от тебя нужно, чтобы ты…
- О! Петроид! – Рудько наконец признал в Петерсоне своего знакомца. – Давненько не пили!.. Слышь, Петроид, дай автограф!
- Зачем это? – вознегодовал Петерсон, видевший Рудько первый раз в жизни.
- Ты заебал, это самое, – нахмурился Рудько. – Фильм твой последний мне нравится. Пересматриваю иногда, когда женщины хочется.
- Какой фильм? – не понял Петерсон.
- Обыкновенный. Где ты посасываешь. Название забыл. Ну, дык чё? Дашь автограф?
- Вчера помощь, послезавтра автограф, - настоятельно рекомендовал Трэшер, поигрывая гранатомётом.
- Да херня вопрос, помогу посильно, - пожал Рудько плечами.
Трэшер опустил гранатомёт, прильнул к уху Рудько и начал:
- Нам от тебя нужно…
Послышалась стрельба, и если бы Рудько не побежал, Трэшер с Петерсоном не сообразили бы, что стреляют именно в них.
- Мочи! - обратился Петерсон к Трэшеру с надеждой.
Но Трэшер не знал, куда потратить последнюю ракету.
Они переглянулись и хотели бежать вслед за Рудько, но того и след простыл. Тогда они бросились назад, в узкие подворотни, подыскивая пути для отхода. Низкие гаражи из гнилых теплух и ржавых грузовых контейнеров перемежались одноразовыми летними домишками из пластика, привезёнными каким-то спекулянтом из Польши для преобразования местного быта. Когда пули начали рикошетить под ногами Трэшера, тот сообразил, что бегут они именно в лапы мошенника-душегуба: пришлось вновь сменить маршрут, только не успели они ступить нескольких шагов, как позади послышалось:
- Ни с местечка, дьявольские сучки!
Трэшер и Петерсон оцепенели, выдумывая решенья для преодоления столь щекотливой ситуации. Петерсон рыгнул с голоду и остался на месте, думая о смерти. Трэшер обернулся и увидел старика в длинной белой рясе и с горящим нимбом на челе.
- Ангелов творче и господи сил, - произнёс торжественно старик, глядя в небо и целясь при этом Петерсону из крупнокалиберной марки ровно в лоб. – Иисусе пречудный, ангелов удивление, Иисусе пресильный, прародителей избавление, Иисусе пресладкий, патриархов величие, Иисусе преблагий, пророков исполнение, Иисусе премилостивый, ****ь в коромысло, сделай же так, чтобы этих чертей вобрала земля, да чтоб в самый Ад, премилосердный Иисус, чтоб сдохли вороги в муках, Иисусе пречистый, чтоб в агониях дотла погорели, Иисусе предвечный, грешников спасение, амен!
Трэшер выслушал эту муть и спросил у старика:
- Дедуля… предвечный, сука, хе-хе… А ты не думал, что я в режиме бессмертия, например? Стреляй, пресладкий.
Петерсон зажмурился.
- Иисусе, сыне божий, помилуй мя, - ответил дед и расстрелял в грешников целый барабан.
Пули прошли мимо. Петерсон, выдохшийся физически и морально, боялся раскрыть глаз – он думал, что уже в аду, и он не хотел видеть свой ад. Трэшер рассмеялся и направил гранатомёт в святого деда:
- Имя мне Антихрист, ёба. Знак мой цифра «6».
- Диавольское вмешательство! – выпалил старик и мигом исчез вместе с нимбом и рясой.
Петерсон ощутил дуновение ветерка, понял, что жив и раскрыл веки.
- Какого чёрта? – не находил он себе места. – Этот поп в нас весь барабан разрядил!
Трэшер скрестил пальцы и лукаво улыбнулся:
- IDDQD, Петруха. IDDQD… Ты сказал, в твоём шкафу остался пакет. Нужно проверить этот пакет. Мне-то, в целом, пох, ток мало ли… Ты ж не откажешь мне в лишних копейках, если я тебе, скажем, помогу?
- Как получится, - ответил Петерсон, сворачивая в тёмный переулок с насупленным видом.
Наступил вечер.
Свидетельство о публикации №222101400010