Старуха

   Я встречалась с ней несколько раз в нашем городе... Это было давно, еще до войны 2014.
Впервые  увидела необычную, очень древнюю старушку зимой, в канун Рождества, на городском рынке. День выдался морозный. Перед этим была сильная метель и навалило столько снегу, что на открытой части базара почти не было видно ни продавцов, ни покупателей. Было 11 часов утра и молочники, если кто и приезжал из сёл, видимо, распродали свой товар. Ни овощей, ни, тем более, фруктов в такую погоду на улицу не выносят. Я зашла купить деревенского  творога на сырники и изюму для кутьи. И мы столкнулись с бабулечкой с миниатюрным, на один литр, алюминиевым бидончиком еще советских времён, в рыночных воротах.
   Она была маленького роста и казалась ещё меньше из-за большого горба. Одета в чёрный платок, чёрную укороченную шубейку из искусственного меха и длинную, до самых пят, чёрную суконную юбку. Обуви из-под юбки почти не было видно. Вроде бы выглядывали носки чёрных потёртых сапог. Руки были в руковицах, связанных кустарно из простой серой шерсти. В правой руке старуха держала свой бидончик, а левой опиралась на здоровенную деревянную палку, выструганную рубанком или косарём. Лицо её было морщинистое, какого-то неопределенного цвета: то ли коричневого, то ли серовато-желтоватого. Бровей почти не было. Нос длинный крючком, беззубый рот провалился. Вот только глаза светились необычным для старого человека живым, ясным светом. Не помню, какого цвета была их радужка. Кажется, какого-то стального.
   Старуха первой заговорила со мной.
   - Не знаешь, детка, где деревенского молочка достать? Что-то нынче его не видно.
   - Пойдемте поищем, бабушка, - ответила я с сочувствием. - Мне вот и самой хочется творожку купить.
   Я входила в рынок, а моя собеседница уже выходила из него.
   - Да нет никого в молочном-то ряду. Поди, бабоньки мороза испугались.
   -Да, сегодня ночью было на градуснике все 20, - поддержала я разговор. - Надо в крытый базар идти. Там наверняка кто-то торгует.
   - Да круг большой придётся давать,- засокрушалась старуха с досадой. - Ноженьки-то болят...
   Действительно, на неё жалко было смотреть. Такая с виду тщедушная старушонка.
   - А что Вы сами в такой мороз на базар пошли? Или некому Вам помочь?  Дети, внуки, социальная помощь?
   - Были дети, - с какой-то тоской проскрипела моя новая знакомая. - Один сынок с Афгана не пришел...
   И голос её задрожал...
   - Второй, младший, в тюрьму попал. Да и не виноватый был. И не убивал он того соседа... Да доказать не смогли мы. И денежек у нас не нашлось для нашей правды...
   - Ну и что?
   Старуха меня заинтриговала.
   - Помер... Уже и до срока оставался годок да не дожил. Туберкулёз. Нет его десять лет...
А соцработника не прошу, сама справляюсь. А две внучки далеко живут. Одна за границей гостиницы убирает. Другая - два дня до неё ехать. И у обеих семьи, дети...
   Я взяла одинокую бабушку под руку. Мы вошли на территорию рынка, походили туда-сюда. Делать там и впрямь было нечего.
   - Пойдём в крытый павильон или в магазин. Я Вас поведу, - предложила я свою помощь.
   - Да нет, устала я, - отказалась старуха. - Домой надо. Праздник большой. Кутю еще не варила, пирожки не пекла. Молока на это не надо. А еще ведь надо в церковь на Всенощную.
   Второй раз встретила я эту бабушку весной перед самой Пасхой. И надо же! Как будто сам Бог посылал мне эти встречи перед большими церковными праздниками. Иду по Гвардейскому проспекту и вижу: перебегает моя знакомая дорогу в неположенном месте... А движение большое, полно машин: автомобили, троллейбусы, грузовики. Я её хвать за локоть.
   - Нельзя, миленькая, правила дорожного движения нарушать! Не ровён час - под колёса.
   И добавила: "А Вы меня помните? Зимой на рынке встречались. Вы ещё молочка хотели купить да не смогли?"
   Старуха посмотрела на меня своими молодыми лучистыми глазами - узнала!
   Был конец апреля и одеты мы были по-другому. Абрикосы уже почти сплошь отцвели и завязалась на ветках их молодая завязь. И листва на всех деревьях уже шелестела при порывах ветра, пышная, изумрудная. Небо было чистое, синее, ни облачка. Светило яркое солнце. Природа как будто радовалась приближающемуся Воскресению Христа.
   - Ой, дочка, - виновато заулыбалась старуха своим совершенно беззубым ртом. - Спешу! Тесто для куличей подходит, яички еще не красила... Но не это всё главное.
   Голос её также, как тогда в январе, скрипел. Она опиралась на свою неизменную палку.
   - А главное - душечку спасти! Вот старая я-престарая, 87 мне. Всю перекосило и жизни уже не остаётся на земле. А как помру, душа на небушко полетит, к Боженьке. Прости, Господи, меня грешную. Приходи в Храм на Всенощную. Я обязательно приду. Похристосуемся.
Здесь на земле все мы странники, гости. На Небе наш вечный дом-то.
   Я перевела старуху через проезжую дорогу с двусторонним движением там, где стоял светофор.
   - А как зовут Вас? Имя-отчество?  А то  друг друга не знаем по имени.
   - Баба Маруся я, Мария Ивановна, - прошамкала блаженная, уже удаляясь от меня по тротуару.
   - А я - Женя, Евгения, - прокричала я ей в ответ.
   На Всенощную я не собиралась. В свои 60 я пила горсти таблеток от сердца и давления, успокоительные травки перед сном. А ведь и мне пора бы было подумать о своей спящей душе...
   Прошли годы. Больше я это Божье чадо не встречала. Возможно, старуха была уже далеко-далеко отсюда...