Ласточка
За окном потянулись деревни с тихими погостами и выцветшими от времени букетиками восковых цветов на выбеленных ветрами и дождями крестах. Мелькали неказистые церквушки на холмах, хранящие молитвы в дни скорби и прощаний с усопшими, здравицы святым по светлым праздникам, венчальные обеты и крики младенцев у крещенской купели.
Леса сменялись полевым разноцветьем с брызгами чернильного люпина, синим кружевом васильков и россыпями беззаботных ромашек.
На станциях, вдоль полотна, ютились хозяйственные постройки, крашенные каждую весну новой краской поверх облупившейся старой, настойчиво проступающей как таинственная болезнь.
Уходили в даль неспешные речки с живописными кудрявыми берегами, прогретые летним солнцем болотца с легкой рябью от пугливых скользких головастиков, мелкой суетливой рыбешкой и задумчивыми мудрыми жабами.
Лесные просеки с молодыми опятами сменялись дачными поселками среди пионов и жасмина, вслед за которыми бежали березовые рощицы, земляничные полянки и крошечные, уцелевшие с дождливой весны озерца.
В поезде разыгрывался обычный театр жизни. Молоденькая девушка сосредоточенно разглядывала из-под длинных встроенных ресниц свои фантастические ногти с французским маникюром.
Дети поочередно плакали, просили пить, бегая запинались о ноги сидящих пассажиров, смотрели в телефонах мультики и поминутно спрашивали, когда принесут мороженое.
Пятеро крепких мужчин достали нарезку, разлили по пластиковым стаканчикам водку, выпили по первой, вспоминая армейскую службу. Потом ворчали, рассказывая о своих женах, сокрушались о детях, у которых то в ушах стреляет, то фурункул вскочит, а то и вовсе случится такая болезнь, что закрасит жизненный холст черной краской отчаяния.
Большая уютная женщина в просторном льняном платье и ярких губах достала из сумочки от «Версаче» десятый айфон и набрала номер мужа. Муж в Голландии заключал важный контракт. Поговорив, она закрыла телефон и с мягкой улыбкой возвратила свою ухоженную красивую руку в руку соседа.
Парень с взъерошенной копной рыжих волос отламывал от плитки горького шоколада, жмурился и листал страницы томика Флобера.
Давно не бритый старик не отрываясь смотрел в окно, сморкался в грязный платок и тяжело вздыхал, как будто грудь его давила горькая дума.
За окном побежал Владимир с блестками церковных куполов. На перроне продавали сливочный пломбир. Мужчина в куртке с надписью «Ведомственная охрана» хрустел вафельным стаканчиком и смотрел на набегающую на город тяжелую тучу, думая, что сегодня огород обойдется без полива. У кого-то «Ласковым маем» запел телефон. Ответивший сообщил, что едет в Орехово-Зуево за накладными, вернется поздно, но отчет к завтрашнему утру закончит.
Дорожники сходили с соседнего полотна на поляну, располагаясь на ранний обед. Чистили крутые яйца, грызли огурцы, доставали чуть подтаявшее от жары сало, открывали термосы и беззлобно шутили.
Поезд подходил к Москве, зачеркивая быстрым своим скольжением кучерявость лесов и прохладу озер, разноцветье лугов и патриархальность деревенских будней.
Москва уже врывалась в вагоны гулом улиц и лязгом трамваев, ее ритм, беспощадный и жесткий, начинал быстро диктовать приехавшим совсем другую жизнь.
Свидетельство о публикации №222101400103