Старые дураки

- Нет, ты ей передай, чтобы она сосала!

- Сам передай!

- Она трубку не берёт.

- А я причём?

- Тебе дойти сто метров. Ты ей скажи, чтобы она сосала!

В Собинке из любого государственного дела выйдет анекдот. Вот и с мобилизацией…

У Севы был день рождения. Севу поздравляли. Сева выпил.

Он так-то в Муроме живёт, но родом из Собинки, где провёл детство и молодость. Знакомых и друзей там много. Они и  звонили, поздравляли.

Ленка Козырева тоже поздравила. Вернее, сначала поздравила, а потом…

Ленка – это так, по старой памяти, сейчас она уже тётя под пятьдесят. То ли телевизор пересмотрела, то ли ещё чего…

- Я мужу говорю – отправляйся служить! И сын из армии недавно вернулся, говорю – иди! – орала она Севе, перескочив с поздравлений на войну.

И Севе под раздачу - иди! 

А Сева никуда идти не хотел. Ему за полтинник, он раньше в милиции работал, сейчас на пенсии по выслуге и вообще - какая Украина?

- Я старый уже, - отбивался он от Ленки. – А главное - нафига? Мне украинцы ничего плохого не сделали.

- Ах ты… - и бывшая подруга (не подруга - семьями дружили) выдала Севе, кто он есть по сексуальной ориентации, по складу характера и вообще – по жизни.

- Сначала с днём рождения поздравили, а потом пидарасом назвали! - жаловался вконец окосевший Сева другому собинскому другу, Вовке, названивая ему три дня подряд. – Ты сходи к ней, передай, чтобы она сосала! Понял? Сходи, передай.

- Сам передай!

- Она трубку не берёт.

- А я причём?

- Тебе дойти сто метров. Ты ей скажи, чтобы она сосала!

Вовка эту историю мне рассказал. Тоже по телефону – сто лет не виделись, по телефону общаемся. Он говорил, захлёбываясь то ли смехом, то ли слезами – выпивши был.

- Ты представь, - хлюпал он. – Пойду я, значит, позвоню, мне откроют, а я такой: здравствуйте, тут просили передать…

И трубка икала смехом-плачем человека, только что пережившего стоматолога.

Я тоже икал, не зная – плакать или смеяться. Ленку Козыреву я смутно помнил: кажется, в соседнем подъезде обитала, рыженькая такая. Потом ещё пионервожатой была. А может, это не она.

И Севу помнил очень-очень смутно. Только Вовку – хорошо. Он тоже из моего дома. Из моего бывшего дома. Ну, из того, где я жил.

Вовка из восьмого подъезда, я, если слева смотреть, в шестом, а Ленка (если это она), стало быть, ближе, в пятом. Сева-то откуда? Забыл.

- Во, снова звонит, - отвлёкся на параллельный Вовка. – Опять заведёт: сходи да сходи!

Володя никуда не пойдёт. Володя выпьет ещё граммов сто и заснёт: завтра ж на работу. И Сева по исходу недели завяжет с днём рождения и сядет в свою вахтёрскую будку. И муж Ленкин никуда не пойдёт – он единственный узкий врач на район. А про сына не знаю.

За молодых страшно.
 
И я боюсь: что, если их всех повыбьют, и останемся только мы – старые, глупые, потрёпанные мудаки и дуры? Будем звонить друг другу, обзываться, обижаться, бросать трубки…  И постепенно уходить, освобождая мир.