Жёлтый взгляд в тёмной ночи

Неожиданно задул северный ветер Сиверик с Белых морей и замутил другую погоду. Спрятал золотое солнышко в тёмные облака, а сам пошёл гулять по деревне, шквальный характер показывать. Две маленькие сестрёнки бегут от Сиверика по деревянному тротуару вдоль посеревших от непогоды домов. Буйный ветер налетел на девочек, растрепал косички, с усердием отутюжил цветастые сарафаны. Затем Сиверик поднял пыльную бурю с тротуарных обочин и волной погнал её по деревне. Навстречу девочкам с Голубого озера торопится домой старый дедко Ефим. Пыльная буря накрывает его с головой. Со всех сил он старается удержать руками на голове морскую фуражку.
 
— Ох, бежите-то, бежите-то до избы, девахи. Иш как, Сиверик закрутил-то, глято неделю воевать-то на флоте будя. Нынь лодкам-водлозёркам по суше дрейфовать-то надоть. — Прокричал он девочкам.
Запыхавшись, дедко Ефим остановился передохну;ть и увидел огромную тёмную тучу, которая наполовину вылезла из-за Чудской горы.
— И цто Сиверик изголятьце? Надо-ть до избы бежать-то, воно серости нагнал-то полное небушко, — по-стариковски баял дедко Ефим, радуясь за девочек, добежавших до дома.
А сестрёнки, как на крыльях, взлетели на высокое крыльцо и распахнули дверь в избу.
— Бабушка, мы пришли! — хором доложили девочки с высокого порога.
— Умнички мои! Только дверь закрывайте. Виш ты, ветер не на шутку разгулялся.
В доме вкусно пахло горячими блинами и дымящимся рыбником из ржаного теста с ряпушкой. За окошками — страсти-мордасти, а в избе тепло и уютно. Бабушка поставила на стол, застеленный цветастой клеёнкой, фарфоровые белые чашки на блюдечках с золотой каёмочкой.
— Пришли, мои ясные солнышки. Усаживайтесь за стол. Чаёвничать будем. Самовар закипел. Вот блины горяченькие, кружевные, вареньице малиновое, сметанка домашняя. Всё на столе.
Сестрёнки Надя и Ира побежали к рукомойнику мыть руки. В это время бабушка обошла все окошечки и аккуратно задёрнула белые занавесочки с кружевной мережкой.
— Виш, серость на улице. В доме впору свет включать, а на дворе ещё день. Бушует Сиверик. Это ёно любимое дело — стращать. Иш летят тёмные тучи по небушку. Волнуют Голубое озеро, а холоду, холоду спустилось на землю. И это в июне месяце! — возмущалась бабушка, наливая чай из самовара.

Чашка за чашкой, разговорные возмущения перешли в душевные сказки под самоварные песни. Так незаметно для всех чудесный день перебрался в добрый вечер. Когда самовар опустел, а грязная посуда была убрана со стола и сверкала чистотой в голубом буфете, сестрёнки забрались на лежанку за печку. Зашуршали девичьи секретики, открылись заколдованные замочки в тайный мир маленьких принцесс. А Сиверик всё гудел в печной трубе. Наводил страху, только никто его не боялся.
— Бабушка, ну ещё одну сказку расскажи, пожалуйста. Нам очень надо, — слезливо попросила Надюша.
— Хорошо, солнышки мои ясные. Сейчас я расскажу вам одну удивительную сказку, которая прилетела к нам из далёких семейных историй. Она коснулась моей души и поселилась в сердце. Это сказка про мою любимую маму Манечку.
— Да, бабушка, мы готовы.
— Ну раз готовы, то слушайте.

Послевоенное время

В тридевятом царстве, в золотом государстве за дремучими лесами, за Белыми морями, за топкими болотами с перелётными драконами на берегу волшебного озера жили-были счастливые люди. Они охотились и рыбачили, заготавливали на зиму ягоды и грибы, строили дома без единого гвоздя, растили детей, пекли хлеба в русских печах, пели красивые песни.   В общем, «жили, не тужили». И место это называлось Судачий полуостров.

Однажды закрыла военная чернота голубое небо над всем миром. Только не ледяной ветер Белых морей пригнал гиблые тучи, а большие железные птицы с чёрными крестами на крыльях. Заслонили они золотое солнышко. Загорелась земля, содрогнулась от ран и потерь, застонала от боли, заплакала горючими слезами. Не обошла беда стороной и Судачий полуостров. Поднялись богатыри Северной земли. Все как один встали на защиту Родины. Несколько лет шла беспощадная битва. Много воинов полегло, мирных людей пострадало. Но вот пришла весна. Вернулось золотое солнце в голубое небо. И самые лучшие слова — Победа и Мир бушевали праздником в сердцах и душах людей. Люди плакали от великого счастья — конец войне. Люди плакали от безутешных потерь на этой проклятой войне. На Судачьем полуострове послевоенные годы выдались тяжёлыми. Война закончилась, а горе проклятое всё ещё по земле ходило. Голод, нищета и холод злорадствовали в каждой избе. В Голубом озере вся рыба плеснула хвостом по воде и ушла в глубину. Леса обеднели и помрачнели. Да и опасно в них ходить стало. Много пришлых людей с оружием бродило в лесах. И были эти люди непонятные, не с добром в душе, а со злом в сердце. Забыли деревенские жители, как поодиночке в лес по грибы да по ягоды ходить. Всей деревней ходили цепочкой да с перекличкой. В результате кто с полной корзиной возвращался, а кто с пустой. Но ещё больше страху на людей наводили свирепые, голодные волки. Повадились они ночами на Судачьем полуострове охотиться, в жилые дома захаживать. Настоящая беда пришла в деревню. Никакого спасу от них не стало.

Двери северных домов никогда не закрывались на замки и запоры. Протянулись рубленные избы по высокому берегу вдоль Голубого озера. Наш дом стоял в центре деревни, окружённый невысоким штакетником. Перед домом росла рябина красная и куст чёрной смородины. За домом к озеру спускался огород под картошку. Сам дом не отличался от других. Жилая изба, сарай, хлев, курятник спрятались под общую крышу. Так, чтобы попасть в хлев из избы, необязательно выходить на улицу, а можно просто пройти внутри дома через сарай, перешагивая высокие пороги из неструганных досок.

Мирное время

На этом сказка прервалась. Бабушка прислушалась к сонному дыханию девочек. Неожиданно в сумрачной тишине дома пропели настенные часы: «Ку-ку! Ку-ку... Ку-ку!»
Одна из сестрёнок пробормотала в полудрёме: «Дальше, бабушка, что дальше было?» Бабушка вздохнула и вернулась в сказку. Её голос убаюкивал, наполнял комнату волшебством. Не спеша, сказочная история вырисовывала свои цветные картинки на белом дощатом потолке. Вспыхнули золотистые фонарики, и часовые стрелки побежали назад.

Послевоенное время

Сестрёнки подняли головы и осторожно выглянули из-за полога. Вроде за своей печкой они лежат, только не помнят, когда полог успели закрыть. Девочки осмотрелись. В углу у стены голубой буфет притаился, лавки вдоль окошек стоят, икона в углу светится, старое зеркало в разноцветных атласных ленточках на стене висит. Всё как всегда, но что-то изменилось. Стоп! Занавески на окошках не задёрнуты, а бабушка их точно закрывала. За окнами темно, а по календарю июнь месяц тянется с белыми ночами. Как такое может случиться?
Девочки осторожно спустились с лежанки. Бабушки не видно. Сундук дубовый у стены стоит. А раньше он на чердаке был. В нём старые книги хранились. На стене любимые бабушкины часы с кукушкой висят. Сестрёнки обрадовались, что они были на своём месте. Только странное время показывали  —  шесть часов. Девочки посмотрели в окошко. На чёрном небе по-хозяйски повисла жёлтая луна среди алмазной россыпи мерцающих звёзд.
— Вот это да! — враз воскликнули они в восторге от такой небесной красоты. Вдруг открылась дверь. Сестрёнки, словно испуганные птицы, метнулись за печку и спрятались за полог.
— Мань! Ты где? — прозвучал незнакомый женский голос.
— Я здесь на сараях, сеть на ряпушку чиню. Прохудилась вся.
— Мань, ты что забыла, там в клубе прощальный концерт для эвакуированных идёт. На рассвете они поедут домой. Машины уже прибыли.
— Аннушка, девчонки там мои. Проводят их. Ты не жди меня.
— Ладно, побежала я.

В дом вошла молодая женщина в ватной телогрейке, закутанная в большой шерстяной клетчатый платок, на ногах валенки. Она скинула платок, телогрейку, помыла руки под рукомойником, прошла в комнату и устало присела на лавку. Не прошло и пяти минут, как Маня поднялась и пошла на кухню, чтобы подбросить дров в печку.
Сестрёнки за пологом переглянулись.
— Ир, ты что-нибудь поняла, — прошептала старшенькая. — Мы где?
— Вроде дома, — прямо в ухо сестре выпалила Иринка. — И не дома.
— Ты видела, как на улице темно. Ночь, луна, звёзды. А на часах всего шесть часов, так только осенью и зимой бывает. Куда белые ночи делись? —  никак не могла успокоиться Надя.
— А валенки, в июне, нормально, да? — поддержала её младшая сестрёнка.
— Маня на нашу бабушку похожа, только она молодая, а наша бабушка седая. — Шёпотом добавила Надя после небольшой паузы.
— Надь, а эвакуированные, это кто?
— Эвакуированные, Ирка, на войне были.
— Мы, что на войну попали? — прошептала Ира и почувствовала, как на глаза навернулись слёзы.
— Угу, это сон называется, — пояснила Надя.— Лежи тихо, Ирка, из-за полога не высовывайся. Поняла? Посмотрим, что дальше будет.
В комнату вернулась Маня и поставила на стол кипящий самовар. Подошла к окошечку и задёрнула белые занавесочки с кружевной мережкой. Вскоре в дом вошли маленький мальчик, две девчушки постарше и старенькая бабушка с козой.
— Мань, мы Белянку сразу в дом привели, шибко темно сегодня и холодно, пусть в доме ночует, кормилица наша, — сказала бабушка, гладя козу по спине.
— Ну и правильно сделали. Вместе теплей и веселей.
Все дружно сели за стол. Маня поставила чугунок с картошкой в мундире, отрезала каждому по ломтю хлеба, налила кипяток из самовара в белые чашки на блюдечках с золотой каёмочкой. В каждую чашку Маня положила по горсти красных ягод.
— Вы, ребятушки, поешьте, а я до сарая дойду. Гляну, как там, всё ли в порядке. — С усталой улыбкой проговорила Маня.
— Ты, лампу керосиновую возьми.  — Посоветовала старенькая бабушка.
— Я дверь в избу закрывать не буду, просто посмотрю да вернусь, поздно уж.
— Мань, ты телогрейку накинь. Холодно, — вдогонку крикнула старенькая бабушка. 

Маня вышла из избы в сарай. Она оставила дверь открытой. Чуть прошла вперёд и посмотрела в сторону хлева. Было холодно, темно, тихо. Маня развернулась, хотела сделать шаг в сторону избы, как ощутила непонятное напряжение в воздухе, уловила тяжёлый запах хвойного леса. 
— Странно. Что ли, дверь в сарай открыта? Студёным сквозняком по полу тянет, — прошептала Маня. Резко оглянулась и увидела светящиеся во тьме глаза. Только глаза и никаких очертаний. Большие, прищуренные, неподвижные, обжигающе-жёлтого цвета. Они смотрели на неё в упор взглядом лесного хищника. Маня застыла на месте, как будто какой-то жестокий враг в одну секунду прибил её ноги железными гвоздями к деревянному полу.
— Волк! — от страшной догадки у неё защемило в висках. 
— Волк! А дверь в дом открыта, — от боли сжалось сердце, и перехватило дыхание.

Сколько времени прошло, Маня не могла сказать. Она так и стояла под прицелом волчьего взгляда, не чувствуя ног и рук, шальные мысли путались в голове.
Наконец взяла себя в руки и собралась с последними силами.
— Да, я должна быть сильной, — прошептала она себе пересохшими губами. — Не бойся, Маняша. Ты человек, а не зверь дикий. Ты в своей избе, а не в лесу дремучем.   

Маня набрала полную грудь воздуха и на выдохе медленно произнесла вслух низким грудным голосом, стараясь чётко пропеть каждую букву: «Я не знаю, кто ты и что тебя привело в центр деревни. Думаю, не от хорошей жизни ты забрался в наш сарай. Может ты волк одиночка, потерявший родную стаю? И теперь мстишь без разбору. Но поверь мне, «похоронка» не пропустила ни одной семьи в деревне, сколько слёз пролито, боль потерь свербит сердце по сей день, не отпуская. Но все продолжают жить дальше и строить мир. А может ты мать-волчица готовая на всё, чтобы накормить голодных волчат? Понимаю. Знаю. Как это страшно, когда дети голодают. Я тоже мать. А может  тебя пришлые люди с ружьями обидели? Ты побудь здесь от глаз людских. Пережди непогоду. А потом в лес иди. Ну а если болезнь тебя настигла, и ты идти не можешь, то утром я тебе молочка принесу, водицы озёрной. А сейчас отпусти меня. Я телогрейку сюда постелю и пойду. Ты на неё ложись».

Дрожащими руками Маня осторожно скинула с плеч телогрейку и аккуратно постелила её на пол.
— Я пойду, — сказала она, не отрывая взгляда от жёлтых глаз. Ноги не слушались Маню, но она старалась двигаться вперёд и с каждым шагом, чувствовала, как силы возвращаются к ней. 
Переступив порог избы, Маня закрыла дверь и упёрлась в неё спиной. 
— Мань, что-то ты долго? Мы ждали, ждали и в кровати забрались. — Крикнула бабушка из комнаты.
— Всё хорошо, мама! — ответила Маня. — Сейчас приберу в кухне, дров подкину в печку, а потом пойду спать.
— Мама, а сказку? Мы ждём, — напомнил маленький Толик.
— Сказку? — переспросила Маня, — Ну, хорошо! Сегодня будет много сказок.
— Правда? А почему?
— Потому что небо тёмное, луна жёлтая и звёзды россыпью.
Маня быстро подошла к сундуку и стала толкать его к входной двери.
— Мань, а ты, что задумала-то? — спросила старенькая бабушка. — Давай помогу-то.
Они подвинули сундук вплотную к двери.
— Спасибо, мама, — улыбнулась Маня. — Это чтобы Белянка ночью не убежала.
— А-ааа… Выдумщица, ты наша.
Бабушка прошаркала в комнату. Заскрипела кровать. Маня поудобней устроилась на сундуке. Только сейчас она поняла — страх понемногу отпускает её из своих цепких объятий. На душе притихла колючая буря. И Маня всем сердцем окунулась в северные сказки.

«В тридевятом царстве, в золотом государстве за дремучими лесами, за Белыми морями, за топкими болотами с перелётными драконами на берегу волшебного озера жили-были счастливые люди». 

Потекли сказки, как медовые реки. Закружились в воздухе удивительные сны про то, как царевич спасает свою любимую красавицу Насто с жемчужными волосами от злой и завистливой колдуньи Сюоятар. А вот и простой парень Ольховая Чурка побеждает девятиглавого Змея и освобождает красное солнышко из вечной тьмы. Один сон плавно переходит в другой, рисуя на потолке волшебные картинки. То плачет заколдованная чёрная овца, потому что злая колдунья посадила её на золотую цепь и спрятала в мутном озере, то крестьянский сын под злые насмешки людей берёт в жены невесту-мышь, а она окажется дочерью короля.
Уснула бабушка, дети, сестрёнки за пологом, даже коза Белянка задремала у печки. Только Маня не спит, волшебные сказки сказывает. А чуть только за окном побелело, взяла две плошки. Одну с водой озёрной, другую с молоком, в карман вязаной кофты рыбу сушёную положила. Перекрестилась, тихонько сундук от дверей оттащила так, чтобы пролезть можно было, через порог переступила и пошла в сарай.

Сегодня всё выглядело по-другому. Мрачные краски ночи сменились на серое молоко раннего утра. В сарае было тихо. В углу висели рыбацкие сети, на деревянных полках стояли угольные утюги, керосиновые лампы, всевозможные корзины из бересты. У стены выстроились в ряд пустые бочки. Маня почувствовала знакомый лесной запах.
— Значит, ты не ушёл, зверь лесной, — промолвила Маня, боясь смотреть на то место, где постелила телогрейку. — Я пришла, как обещала. 
Она прислушалась, было тихо. «Уж не помер ли он?» — мелькнула мысль, и тут же Маня почувствовала на себе пристальный взгляд. Она испуганно посмотрела на пол и увидела рысь. Это была огромная дикая кошка с густой шерстью палево-дымчатой окраски, с яркими пятнышками на спине и ногах. Рысь тяжело задышала, на кончиках ушей задрожали тёмно-серые кисточки. 
— Так вот кто ты. Я шла к серому волку, а пришла к серой рыси. — Сказала Маня нараспев дрожащим голосом. Она поставила на дощатый пол плошки, рядом положила сушёную рыбу. — Ты поешь, а я пойду. 
Дорога в дом ей показалась бесконечной. Это были трудные шаги возвращения. От напряжения свело лопатки. Маня не понаслышке знала, как могут прыгать эти дикие кошки и какая мгновенная у них реакция. Прыжок длиной три метра для рыси обычное дело. А здесь до комнаты с детьми всего ничего. Маня пришла в себя только в избе, когда задвинула дверь сундуком. Она плюхнулась на него бесформенным мешком. Сколько так просидела? Может час, другой, пока сердце в груди не вошло в свой ритм,  Маня не заметила.
В доме тепло, а за окошками разыгрались нешуточные погодные сражения. Глубокой ночью прилетел ветер Сиверик с Белых морей. Недобрым хозяином гонял по деревне, завывал в печных трубах, как сказочное привидение, и вот под утро из-за Чудской горы выползли тяжеловесные серые тучи. А Сиверик старается, ещё больше их злит, в надутые бока толкает, в клочья раздирает. Снег сыпет и сыпет. А Маня и рада. Никто по деревне шастать не будет, к ним на огонёк не забредёт, все по своим домам и хорошо. Значит, так надо.

Мирное время

—  Солнышки мои ясные, просыпаемся! Гляньте-ка в окошко. Небо голубое, солнце золотое, вода в озере зеркальная. Сиверик в свои родные края вернулся. Чудеса, да и только. Страху нагнал. А ничего и не было, ни дождя, ни грозы, ни урагана.
— Бабушка, а ты нам сказку до конца расскажи, а то мы уснули. 
— А на каком месте вы уснули?
— Там Маня для рыси молока принесла и в избу вернулась.
— И так, мои внученьки, слушайте, что дальше случилось.

Послевоенное время 

Два дня Сиверик гудел над деревней, а на третий — всё стихло. Вытряс северный ветер всю мощь из грозных туч, бросил их снежным покрывалом на деревню так, что ни пройти, ни проехать, а сам скрылся за Чудской горой. Маня всё это время сказки деткам рассказывала. А на рассвете бегала в сарай с молоком, водой озёрной да рыбой сушёной. Рысь так на телогрейке и лежала. Что с ней случилось? Какая беда подкралась? Один Бог ведает. Но молоко пила, воду пила, а рыбу не трогала. Две ночи она в сарае провела. А наутро Маня пришла, а рыси и следа нет. Ушла и рыбу унесла. Видно, для деток своих её берегла. 

А через два месяца все люди встречали 1947 год. Маня с соседкой Аннушкой пушистую ёлку принесли из лесу. Украшения ребятишки с бабушкой старенькой сами сделали. На старых письмах нарисовали лес, дом, рысь. Целая сказочная история сложилась в необычную гирлянду из флажков. Вот эти рисунки и повесили на ёлочку. Много лет подряд флажки  на почтовых письмах украшали новогодние ёлки. А потом, дети выросли, учиться в город уехали. Да и волшебные флажки пожелтели со временем, рисунки выцвели. Вот в печке их и сожгли. Новые ёлочные украшения купили, современные. Так и лежат они в своих красивых коробках без дела.
Я как-то радиопередачу слушала про амулеты, так вот оберег рыси семейное счастье в дом приносит, женщин оберегает, помогает настоящую любовь встретить.
— Бабушка, не переживай, у нас есть краски, альбом. Мы нарисуем новые сказочные истории про рысь. Это будет наш семейный оберег.
— Эх, вы, солнышки мои ясные, — Бабушка нежно обняла любимых внучек.

А потом улыбнулась и сказала на водлозерском говоре: «Моёй сказоцки конецёк».

В основу сказки вошли реальные события, которые произошли в послевоенные годы в деревне Куганаволок.
В сказке используется водлозерский говор.