Винсент

Выставленная на продажу квартира была на самом верхнем этаже дома в прибрежной полосе Гонолулу, которая называлась «Золотой берег».  Название было не случайным. Именно здесь, на Золотом берегу, был самый комфортный климат на острове. Квартира была небольшая, и цену за нее просили вполне достойную.

В то воскресенье я в качестве риелтора принимала на девятнадцатом этаже роскошного кондоминиума потенциальных покупателей.

Из рассказов бывалых людей в этой профессии я знала, что среди прочих придут «посмотреть» квартиру одинокие старики. На них время убивать не надо, покупать они не станут, но могут отвлечь от тех, кто готов за наличные приобрести желаемый уголок Золотого побережья.

Винсент оказался таким одиноким стариком. Сначала он рассказал о всех своих болезнях, потом о долгой и счастливой жизни с женой, потом о своем одиночестве, когда не спится по ночам и утро встречаешь с надеждой, что это последний день твоей жизни.

Эти одинокие старики не оставляют записи с номером своего телефона в книге посетителей, понимая свою ненужность и бесперспективность как покупателя недвижимости.

Винсент оставил свой телефон. Я позвонила ему через неделю, чтобы узнать, как прошел визит к врачу. Он долго не хотел верить, что кто-то незнакомый действительно хочет узнать о его здоровье, кряхтел в трубку, долго сморкался, а потом заплакал.

Мы с мужем поехали к нему в тот же вечер. Я испекла пирожки с капустой и зажарила курицу.

В квартиру он нас не пустил. Мы через дверь передали ему привезенное и уехали. На следующей неделе он позвонил сам и предложил встретиться на кофе. Большую часть времени он вздыхал или плакал, я молча сидела рядом и слушала.

Наши встречи стали регулярными, раз в неделю в одной и той же кофейне.

Через год он попросил меня свозить его к Луизе, жене, которая в то время уже лежала, не узнавая окружающих,  в специальном медицинском учреждении.  Мы стали ездить к ней раз в месяц. Он всегда оставался с ней один и, выходя, просто сжимал мою руку.

Винсента уводил из жизни тяжелый недуг. Он уже не мог сам есть, с трудом ходил и все время боялся упасть.  На очередной кофейной встрече он впервые попросил меня приехать к нему домой на следующей неделе. К назначенному времени был вызван юрист, который выдал мне доверенность на продажу квартиры. Квартиру продали быстро. Вырученных денег должно было хватить на 15 месяцев в выбранном Винсентом доме престарелых. «Придется уложиться», - сказал он мне, когда я везла его в новое, последнее пристанище. По пути мы заехали к Луизе…

Ему дали отдельную комнату с сиделкой, окна смотрели в сад, но он туда не выходил, а только просил открывать утром окно, чтобы слышать запах цветущих в саду тубероз.

Когда настал пятнадцатый месяц, мы с мужем были на конференции в Блуа. День был холодный, и я с утра оделась потеплее. К обеду вышло солнце, но я все не меняла утренний теплый свитер на легкую кофточку. Свитер был черный, черной оказалась и юбка. Весь наряд дополняли черные туфли.

К вечеру пришла телеграмма. Винсент уложился в срок. Бюро ритуальных услуг привычно сделало свое дело.

Вернувшись в Гонолулу, я поехала к Луизе. Маленькая, почти высохшая старушка,  лежала на узкой больничной кровати. Ее глаза были закрыты. Я пыталась взять ее за руку, но рука оставалась холодной и неподвижной.

«Винсента больше нет», - сказала я, наклонившись к ее лицу. Оно оставалось безжизненным, только на правой щеке вдруг блеснула слеза.