Мужской род, единственное число
Я из тех, кто не может слушать симфонический оркестр, не видя дирижера. На представлении «Хованщины» в Мариинке мне нужно было сидеть так, чтобы видеть Гергиева. Музыку исполняет дирижёр. Оркестранты доносят это исполнение до слушателя.
Часто думаю о том, что дирижер сродни переводчику-интерпретатору, который переносит содержание из формы, понятной ему, в форму, понятную другим.
Интерпретатор – тоже в некотором смысле вселенная. Он слушает речь, как дирижер слушает внутренним слухом партитуру, и доносит ее до других в зависимости от богатства и глубины собственного мира.
Это только кажется, что дирижер дирижирует палочкой, а переводчик переводит слова. На самом деле и тот, и другой интерпретируют тексты в зависимости не только от своих профессиональных навыков, но и от широты собственного кругозора, силы характера, настроения, жизненного опыта, умения читать между строк и даже погоды за окном.
Лишь до какой-то степени можно научить дирижировать и переводить. Личностная составляющая так велика, что она становится определяющей в этих профессиях.
Переводчик может “вытянуть” самую слабую речь и “убить” самую яркую. Может случиться, что собственно слова будут играть не самую главную роль. При передаче смысла важен тон, тембр, скорость речи, смысловые ударения, взгляд и жесты. Если у вас потухли глаза, вы никогда не сможете передать искру.
Излишняя жестикуляция затушевывает смысл переведенного. Долгие паузы размазывают значимость слов, напрягают и даже раздражают слушателя. Отсутствие выразительного языка рук и тела делают переводимую эмоциональную речь плоской и пресной. И наоборот, неоправданно эмоциональная интонация или жестикуляция при переводе научного доклада могут вызвать ненужный комический эффект.
Как дирижер иногда заполняет паузы в музыкальной фразе движениями, не связанными с музыкой, так переводчик порой вставляет междометия и жесты в ожидании следующей фразы.
Диссонанс между голосами говорящего и переводчика может привести к искажению смысла. Так радость нельзя передать злобным возгласом. Полная гармония между говорящим и его интерпретатором - явление такое же редкое, как гармония оркестра с дирижером.
По словам Геннадия Рождественского, оркестранты уже по походке могут определить, сработается ли новый дирижер с оркестром. Так в первую минуту речи переводчика становится ясно, сумеет ли он донести смысл того, что переводит. Ведь смысл содержится не только и не столько в словах.
Разные дирижеры - как разные переводчики Шекспира. И Шекспиров столько, сколько переводчиков.
Читая или слушая переводной текст, мы часто задаёмся вопросом, насколько точно он соответствует оригиналу. Ибо каждый переводчик по-своему переведёт и – тем более – произнесет текст. Один и тот же оригинал в разной интерпретации произведёт разный, до полярности, эффект.
Так и у каждого дирижера будет своё “moderato". У одного оно пройдёт незамеченным, у другого поразит слушателя в самое сердце.
Рождественский потому и велик, что он глубок как человек, богат внутренне. Кажется, что исполняемая им музыка всегда в нем была, а партитура только ключик, который выпустил ее и подарил оркестру. По сути, и оркестр-то существует для того, чтобы помочь донести этот подарок до слушателя.
Рождественский - такая же редкость, как скрипки Страдивари, как полотна Фра Анджелико и иконопись Рублева. Он то, что мы называем “мужской род, единственное число”.
Свидетельство о публикации №222101500132