Прощай, Париж!

Прощание с Парижем начинается в первый же день встречи с этим загадочным городом, когда начинаешь перебирать на нитке памяти бусины воспоминаний.
Первое утро начинается в знакомом кафе. Все тот же помятый после ночного сна официант предлагает пласт багета и к нему нeмного масла, приговаривая, что такой силуэт, как у вас, мадам, надо блюсти еще долгие годы. К багету уже спешит клубничный джем в крохотной вазочке. Его количество соответствует той же фразе о силуэте. До масла дело не доходит, уж очень хочется поскорее хрустнуть румяной французской корочкой.

A теперь можно понаблюдать за дворниками в зеленых комбинезонах, они пластиковыми метлами, тоже зелёными, уносят по воде, стекающей ручейками вдоль тротуара, вчерашний парижский день.

В булочной напротив моют витрину, за ней ровными рядами уже ложатся бриоши и круассаны, пирожные и витушки с изюмом, профитроли и эклеры, сочные треугольники кишей и припудренные личики пончиков с яблоками, шоколадом и ванильным кремом. У входной двери созрела очередь еще не проснувшихся парижан, к завтраку выпечка должна быть свежей. Помню, как всю Францию захватила история в фотографиях о том, как однажды вечером президент Олланд отправился на скутере к подруге. На снимках следующего утра был запечатлён охранник, несущий высокому лицу и его даме свежие круассаны из ближайшей булочной. Традиции никто не отменял!

А между тем парижский день входит в новые витки своей предосенней августовской суеты.

На почте рядом с парфюмерным магазином идет сортировка почты. Ворчливый утренний клиент долго отсчитывает мелочь за отправку бандероли и наконец сдается, отдавая служащему большую купюру.

Собор Парижской Богоматери сонно оглядывает привычные окрестности, ласкает взором лежащих перед дворцом гладких женщин Майоля, скользит по Тюильри, где молчаливые пони уже готовятся принять маленьких наездников, и останавливается на площади Согласия. Колесо обозрения еще не запущено. Его поставили как раз там, где когда-то была гильотина. Как неистребима эта тяга к зрелищам, подумал проходящий мимо пожилой месье.

В парфюмерном протирают изящные флаконы. В них дрожит и плещется заветное, любимое и желанное всеми женщинами мира содержимое, готовое оживить сегодняшний день своих парижских поклонниц. В этом магазине эксклюзива продают только редкие, порой уже не существующие в широкой продаже духи.

А вот недоступный и манящий магазин Тиффани, окна которого выходят в наш внутренний двор. В одном из них молоденькая японка в белых хлопковых перчатках открывает коробочки и трепетно достает слепящие глаз бриллиантовые кольца, колье, серьги, подвески…

Я выхожу за тяжелую синюю дверь подворотни на улицу Мира (Rue de La Paix) и в последний раз   ныряю в жизнь любимого города, погруженная в кокон моей безмерной любви к нему.

Завтра мы улетим домой захлестнутые грустью, выпьем в аэропорту последний стаканчик кофе и начнем мечтать о новой встрече с городом, в котором хочется жить и умереть. Но это если бы не было Москвы!