Путешествие тринадцатое

Новую ферму начали строить в 60-м. К этому времени колхоз, который назывался вполне в духе времени «Борец», окреп до того, чтобы увеличить поголовье коров сразу до ста. К имевшимся двадцати четырём купили нетелей, как у местных жителей с рук, так и в соседних хозяйствах, и весною, как только вышел донник, заложили фундамент. Строительные материалы, а из экономии решили делать ферму своими силами, отливая стены из шлака, возили с районной котельной всю зиму. По мере того, как росла опалубка, на лето привлекли старшеклассников на подсобные работы, которые давали им возможность заработать для родителей дополнительные трудодни. В тот год по этой причине Алёша почти не видел старшего брата Николая, поскольку, будучи уже шестнадцатилетним парнем, окончившим семилетку и курсы шофёров, но пока не имевший прав на вождение, пропадал на стройке с первого до последнего дня. К Покрову справили новоселье: серое длинное здание с новой шиферной крышей, с застеклёнными частыми окнами выглядело издали вполне солидно. На берегу реки поставили сруб, в котором разместилась насосная станция, питавшаяся от движка и забиравшая воду из реки.
Вся примитивность новостройки, все изначальные расчёты, основанные на авось и на даровом использовании женского ручного труда, а, особенно, просчёты проявились уже в первую зиму. Исходя из посыла о том, что теперь ферма механизирована, группы увеличили ровно в два раза, до 25 коров. Для поения установили поилки из расчета одна на две коровы, а в начале фермы, рядом с группой, которую обслуживала Люба, в углу, насколько это было возможно под потолком, громоздился огромный стальной, сваренный прямо на месте, накопительный бак, из которого вода самотёком шла к поилкам. По мере усиления морозов то подмерзала насосная, и моторист с паяльной лампой и с помощью мата, пытался как-то её оживить, то никак не утеплённая нитка труб под землей, то шланги внутри. Поскольку вода по трубам шла не постоянно и не под давлением, подмерзали шланги на выходе из земли до бака, их периодически отогревали всё той же паяльной лампой, и на ферме стойко пахло палёной резиной. Ясное дело, что в таких условиях шланги не служили долго, а были, своего рода, расходным материалом. И, всё-таки, вода текла из кранов внутри почти постоянно, пусть и отчаянно холодная, а ведь надо было ещё мыть руки, мыть вымя коровам, мыть молочную посуду.
Уборку навоза тоже, с позволения сказать, механизировали, зацементировав по центру фермы дорожку, по которой предполагалось толкать тачки с навозом. Все четверо доярок дружно поставили ультиматум: или что-нибудь более подходящее делайте, или все уходим в полеводство. Осознав всю нелепость ситуации, попросили дожить до весны. На будущий год, приехавшая из Райсельхозтехники бригада, соорудила «верх» облегчения труда. Под потолком проложили единственный рельс, по которому теперь ездила подвесная бадья для навоза, и её можно было опускать почти до пола и поднимать почти до верха с помощью системы блоков: в опущенную легче складывать навоз, а поднятую легче вывозить за стену фермы, где содержимое выливалось в навозосборник. Правда, в дополнение к вагонетке появилась должность скотника, который и дежурил на ферме, и убирал навоз. Полагаю, что эту должность ввели предусмотрительно, чтобы предотвратить ещё один бунт доярок.  Каждый день толкать это чудо техники и то оказалось тяжело, а уж поднимать, а особенно с учётом того, что примитивная система фиксаторов часто не держала и, уже практически поднятая бадья грозила рухнуть вниз. Иногда то и случалось, особенно, если скотником оказывался местная знаменитость Женька Баранов, пришедший на дежурство сильно подшофе, и тогда навозные брызги летели в разные стороны, как фейерверк, обдавая и коров, и зазевавшихся доярок, и неубранные ими вовремя подойники. Смею заметить, в это время страна уже запустила искусственный спутник земли и даже отправила в космос человека.
Поскольку заставить регулярно доить вручную зимою два раза, а летом трижды в день по 25 коров даже советскую доярку выглядело бы откровенным наказанием, рассчитанным на каких-нибудь Василис Микулишен из древнерусского эпоса, некий учёный или инженер, по всей вероятности, сам никогда в жизни не подоивший даже одной коровы, придумал, как облегчить труд доярок. В центре фермы со стороны центрального фасада была сделана пристройка, где располагалась доильная установка с ласковым названием «Елочка», рассчитанная на одновременное обслуживание четырёх коров и уже имевшая доильные аппараты, работавшие от расположенного рядом движка, отчаянно тарахтевшего и чадившего, и даже дававшего, когда работал, свет для нескольких лампочек. Это стало в итоге подлинной колхозной каторгой, поскольку худшего наказания придумать было сложно, ведь каждой из четырёх доярок предстояло отвязать каждую из 25 коров, отвести её к этой железной загородке, завести туда, чему коровы, особенно первое время, а многие и до конца, отчаянно сопротивлялись, подоить, а потом отвести обратно. Это выглядело сущим вавилонским столпотворением, когда по одному и тому же центральному проходу одна доярка ведет корову туда, а она упирается, другая обратно. Ошалевшие бурёнки отчаянно крутят башкой, сталкиваются рогами. На ферме стоит вой, мычание, чего греха таить, и матерок, усиливавшиеся по мере того, как росло коллективное беспокойство всего стада. Эта картина явно была не для слабонервных и не для слабосильных. Но даже женщины долго выдерживать это не могли, кстати сказать, коровы тоже реагировали по-своему и тоже вполне закономерно: падали надои. Но, поскольку коровы бунтовать не могли, взбунтовались доярки, и успокоились только тогда, когда им клятвенно пообещали, что это только до лета.
Летом появилась всё та же самая бригада из райцентра, но, вот уж точно, как сформулирует по прошествии лет известный российский политик, «хотели, как лучше, а получилось, как всегда». Колхоз взял ссуду в банке и на ферме стали монтировать молокопровод, решив шагнуть сразу из рабовладельческого или феодального строя в коммунизм, для этого протянув по периметру стальные трубы для компрессора и стеклянные для молока. Пристройку к ферме расширили, и там появились танки для охлаждения и хранения молока, котлы для нагрева воды, в отдельном здании разместилась дизельная электростанция и вместо фонарей по типу «летучая мышь», ферма стала освещаться, пусть редкими, но электрическими лампочками. Но к осени стало очевидно, что обещанная райская жизнь будет скорее обещанной, чем райской. Куда и как смотрели те, кто в правлении колхоза отвечал за всё это, но когда строители уехали, чтобы уже не возвращаться, возникли два, как минимум, но капитальных вопроса: отсутствие водонапорной башни и очистных сооружений канализации. Время решит только один из них, о чём разговор дальше, но это значит, что не решит задачу так, как она в теории была поставлена и на каких-то фермах необъятного союза выполнена. Стеклянные трубы постепенно будут биться, а дорогостоящее оборудование, в том числе из высококачественной пищевой нержавейки, пылиться, ржаветь, растаскиваться на какие-то запчасти, а по большей части доживёт до той поры, когда просто отправиться на металлолом. Но доярки, да и коровы тоже, оказались рады и этому. По крайней мере, молоко, вылив, по мере наполнения, из доильных аппаратов в подойники, потом, пока доилась очередная бурёнка, удавалось отнести к месту его сбора. Скоро освоившись с таким, с позволения сказать технологическим процессом и прогрессом, очень быстро доярки, и Люба одна из первых, перешли на работу с двумя доильными аппаратами каждая, а это, что немаловажно, сокращало время, уходившее на дойку раньше, и выгадывало лишние часы для домашней работы.
Но на этом ставить точку в жизни фермы и моих героев, а часто это было одно и то же, пока ещё не будем. Рановато…