апология бытия... Точильный...

…с берёзки упала ветка, зацепилась за забор; на кончике ветки каким-то чудом сохранился прошлогодний лист; от половины листка остались одни прожилки, и получается он на просвет полупрозрачный; на самом кончике листка капелька-дождинка повисла, необыкновенной чистоты и звонкости; вот-вот сорвётся…


Странные мои записки, но что-то внутри меня говорит, что надо написать так, а не иначе…
С детских лет, листая журнал «Китай», запечатлелись во мне пейзажи «шань-шуй», а потом я открыл для себя китайскую поэзию «ветра и потока», поэзию эпохи Тан, живопись эпохи Сун, японское садовое искусство, японскую гравюру, Хокусая и Хиросиге, открыл дальневосточную философию – во всём этом очень много мне близкого, родственного, очень много меня самого но с русским бытием…
Взял с собой в Точильный несколько книг по дальневосточной культуре и по вечерам с карандашом и ручкой в руке, уже в который раз, перечитывал и восхищался, и размышлял…То, что я делал днём, и то, о чём я читал и что осмысливал, - это единое и цельное, путь-жизнь, путь-самостояние,
путь- самоосуществление…
апология Бытия и Русский Перевод дальневосточной философии…

Постичь глубину дальневосточной культуры одной жизни не хватит, но есть созвучия, есть отклик, есть родное и глубинное…
Список книг по дальневосточной культуре, особенно значимых для меня, я в конце записок прилагаю. Собрание книг по Дальнему Востоку в нашей библиотеке небольшое, но – ценное, здесь – акцент...

снова в Точильном; и зимой ездил, и снега сколько перекидал, но сейчас, когда снега растаяли, начинается точильненская жизнь;
с волнением  открывать калитку, пройти по дорожке, выстланной камнем-плитняком к избушке, вдохнуть полной грудью весенний, пахнущий талой водой воздух, открывать дверки в сени, избушку, в старую и новую баньку, в дровники, мастерскую, кладовки-подсобки…как вы тут без нас? поди, наскучались? зиму перемогли, сейчас – заживём…

Сколько же нужно сразу делать! и хотя уговариваемся не торопиться, но весенний день год кормит и работа – она во все четыре стороны света, во все части нашего сада – бросается в глаза и ввергает в некоторую оторопь: когда же всё это успеть?!
А помимо всех огородно-садово-лесных дел хочется и на пленэр выйти, тем более, что выходить никуда не надо. Этюдник поставил да и пиши, что прямо перед тобой, что слева, что справа, что за спиной.
Садовой скульптурой заниматься, «домашней» скульптурой: её много – лесной братии, она в липовых и ольховых чурбаках-заготовках, в поленьях, в коряжистых деревах, что распилил и сложил во дворе. Она, лесная жить, выглядывает из дуплышек, прячется с извивах и свилеватостях, требует, умоляет, просит: поговори со мной, я здесь, я тут, выпусти меня на волю…
Дрова заготовить на следующий сезон, берёсты, прожилин десятка два,
надо срезок привести, забор, звеньев пять-семь перебрать…Да мало ли, её, работы, всю не перечислишь…копать, перекапывать, сажать, пересаживать, рыхлить, поливать, обрезать, возить землю, камни, ольху заготавливать на следующий год, косить, убирать и прибираться в избушке и во всех постройках – во всех этих делах, любимых или просто необходимых, сад –
это молитва,  обретение истины, поиск смысла, цельности и единства с миром; узловая точка, где природное и человеческое могут существовать гармонично. Сад – душевное, духовное создание-состояние…

земля пропитана, напоена снеговой влагой; даже по лугу невозможно ходить, нога тонет, а наши низинные луга полностью в воде; ходим по саду в «болотниках», пробуем первые зелёные листочки; их появление всегда чудо;
ещё вчера – почки набухшие, а сегодня - робкий росток-комочек, который, как и всё в саду, и сам сад пропитан запахом талого снега;
клейкие берёзовые листочки – горькие, зелень бархатная, шелковистая…

После дневных трудов - вечернее чтение-размышление. Взял я с собой в Точильный несколько книг и два сборника по дальневосточной философии и культуре. Есть потребность ещё раз перечитать.
Перечитать и размыслить на свой, русский, природно-уральский, психологически-ностальгический взгляд.
Созвучность…живопись, графика, поэзия проза, педагогическая работа, сад и все обыденные земные заботы, то есть весь я – путник, который идёт к дальневосточным мудрецам, умных мудрых людей всегда слушать полезно и необходимо…
сад, река, прибрежный луг, леса-горы, небосвод, времена года, труды и дни…
дальневосточная философия …есть, есть созвучность…

Далёкая страна Китай была у нас дома в виде ковра на стене с оленями, родником, горами на дальнем плане и непередаваемо синим небом; далёкая страна Китай была у нас в доме и виде фарфоровых кружек с китайскими пейзажами, в виде маминой сумочки из настоящей кожи с рисунком пейзажа с водопадом, термоса  с расписными пионами, маминой кофточки, компотом «Ассорти», в виде журнала «Китай».
Далёкая страна Китай - это и белая поляна в далёком лесу, цветущие ирисы и шиповник, сосны с верхушками-колокольчиками на склоне, Скала и Речка,
цветущий яблоневый сад в Миньяре, цветки чёрной смородины, такие весенние на вкус…

Точильный располагает к размышлению…
сад располагает к вечернему размышлению…
вечернее чаепитие как диалог с миром…
в дзен-буддизме просвечивает русская душа…


май холодный, если по пословице – год хлебородный, а как оно будет на само деле? и мы, как древние земледельцы, с надеждой и упованием
вглядываемся в небо, пробуем на вкус воздух:
какая будет погода?
что нам сулит этот год?
пока – холодно и стыло; конец мая, все растения сидят,
вылезли на свет божий, а дальше расти не хотят,
на грядки смотреть – грустно.
В начале мая было сильное половодье, какого не было уже много лет. На Майском снесло пешеходный мост, наш устоял, но река текла по огородам.
К нам тоже заглянула, кое-где снесло верхний плодородный слой.
Так что часть наших трудов ушла в воду.
Как говаривала бабушка Нюра, бог труды любит.
Где посадили – тоска и грусть, но ещё больше земли некопаной – зайти нельзя – увязнешь и утопчешь. Может вообще ничего не сажать?
-Что вы там делаете в Точильном?
-Да ничего. Цайку попьём, лужайку выберем, ляжем, руцецьки за голову забросим, да в нёбушко глядимся, а там облацкя плывуть да плывуть…

Вторник. В половине сада стоит вода. Наш пруд «утонул» и вся ложбинка через весь сад – в воде, можно и на плоту плавать, тем более он наготове и под парусом.
Днём чуть потеплело, прошлись-проплыли облачка-комочки, а к вечеру опять холодно. Пустынно в серебристо-голубом куполе.
Лес, свежий, словно после крещения, в мягкой, в нежной голубовато-зеленоватой дымке. Окунуться и плыть неведомо куда…
Ахат вчера привёз навоз.
Будут или не будут огурцы, а сажать  их надо. Сделал грядки под огурцы, ранние и поздние. На тачке возил на Дальний огород навоз под арбузы и дыни. При таких холодах какие могут быть перспективы на арбузы и дыни,
огурцы бы попробовать…
Для улыбки и живости чувств поставил ещё два пугала. Теперь такая троица хороводится вкруг наше центральной лужайки и шутку-радость добавляет к садовым причудам.

Вечернее размышление.
Николаева: «Зародившееся в древности и достигшее расцвета в период средневековья искусство японских садов имеет много черт, связанных именно с той эпохой развития человеческой культуры. Для неё характерны большая целостность миросозерцания, слитность, нерасчленённость многих представлений и понятий. Средневековое искусство тесно связано с религиозными и нравственными идеями, ему присущи сложная символика, желание увидеть не частное и конкретное в его собственной ценности, но осознать это конкретное как знак чего-то более значительного, имеющего всеобщий, универсальный смысл.»

ветки, ожившие молоденькими листочками, в сером небе ажурны, легки и на фоне облаков почти просвечивают…
после зимы, долгой и серой, каждой травинке рады…
смотри, крокусы цветут…


Четверг. Скоро вечер. Ещё бы работать и работать, но пора остановиться. Было время.
Уже в темень вползу в избушку, так кое-что похватаю и в сон. Чуть светает – опять за работу. А теперь надо, чтобы вечером была уютность, чтобы тепло,
чтобы мерность и неспешность.
Скоро вечер. Убираю инструмент и закрываю всякие дверки. За много лет у всякого орудия труда уже определилось всегдашнее место. Лопату и грабли помыть, убрать в кладовку-пристройку у старой баньки. Топоры, ножовки, двуручную пилу – в сени, где у каждого тоже свой отдел.
Утром открываю дверки, чтобы сохли доски, заготовки для скульптур, дрова,
а вечером закрываю. Дверок много, как так постепенно набралось всяческих нужных строений: двери в бани, старенькую и новую, дверь в пристройку, где лопаты, грабли огородные, вилы, дверки в мастерскую, в дровник, в кладовку для бересты и пиломатериала, летнюю кухню, дверки для заготовок, дверка для «Рок-н-рольщика» лесного. В прошлом году собрал скульптуру – лесовик с гитарой, жаль было под открытым небом, под дождём и снегом оставлять. Сделал ему добротный закуток, теперь ему только творчеством и заниматься: крыша над головой, с трёх сторон прикрыт и защищён, а с лицевой – дверки днём нараспашку – играй-веселись, душа! Обошёл всё, проверил.
До обеда, а когда и после, если день холодный, подтапливаю старую баньку, чтобы вечером помыться. А будет тепло, будет ли когда? буду мыться «на улице», то есть во дворе, так быстрее и воду подогреть на летней печке, и можно не дровами, а всякий дровяной хлам в распыл пустить.
В избушке надо постоянно прибираться. День-два не приберёшься, что-то вокруг и на душе как-то нескладно и неуютно.
Да, в избушке надо прибираться.
Из подтопка и поддувала выгрести золу, принести дрова. Выбить постельные принадлежности. Выбить половики. Протереть полки и стол. Вымыть полы. Половики застелить. Чтобы вечером не тратить время на готовку, сварить-приготовить что поесть.  А выбор небольщой: гречка с рисом, картошка или вермишель. Ну, а когда Людмила приезжает, то везёт что-нибудь домашнее, вкусное, тогда – «едовый» праздник.
До вечера время ещё есть. Сходил в лес, притащил шест для флага на плоту – старый шест и флаг пришли в негодность.  С Людмилой будем водружать.
Жаль только горна и барабана нет. Не сообразил, не удосужился из четвёртой школы взять. Сколько там всего в подсобке на выброс валялось.
За участком Шаракаевых кто-то пробовал мотоплуг, вспахал пару соток земли, навыворачивал дёрн. Хороший дёрн! Привёз пару тачек дёрна на дорожку, где во время паводка размыло грунт, – надо поднимать, укреплять.
На бывшей усадьбе бабушки Нюры валяется несколько досок,
кое-что выбрал – пригодится. На столик под елью постелил новую клеёнку –
сильно обновилось наше заветное местечко…
Ну, всё на сегодня.
Вечер, в баньке помылся, Людмиле позвонил, затопил подтопок.
В избушке тепло, прибрано, чисто, уютно, хотя и очень-очень скромно, а если и правду сказать – весьма бедно, да и сам избущка – избушка мало-мало не курьих ножках. Надо бы поновее, но нет так нет.
На плите шумит чайник. И у меня в кружке чай, аромат и пар, и на столе
раскрыта книга Завадской «Мудрое вдохновение». Так что наша бедная избушка очень даже ничего. Прибрано, тепло, уютно…

Вечернее чаепитие.
Завадская: «Право на свободу выбора стиля жизни и стиля в искусстве,
сочетающую безудержную раскованность с внутренней строгостью, с особой
страстностью отстаивал, по мысли Цзан Байхуа, сунский философ, поэт, каллиграф и живописец Ми Фу…»
каждый сам решает, во имя чего…
Николаева: «В японском саду деревья, кустарники, камни в созданной художником композиции важны не сами по себе, но и как олицетворение философских представлений своего времени. В малом и единичном человек видел отражение великого и всеобщего, самой Природы, как всеобъемлющего макрокосма. Поэтому средневековый сад, как и картина пейзажиста, прежде всего выражал отношение к миру и представлению о нём.»

пригреет; на досках калитки, на самом верху, собираются «солдатики» - красные клопы; посмотришь, вроде бы суетятся, мельтешат без толку, но ведь это только кажется, у них своя разумная жизнь…


С кем ни поговоришь, все озабочены наводнением в Точильном;
знакомые спрашивают, как у нас сад:
-Наводнение было сильным, на Майском начисто снесло мост, теперь жителям с того берега в окружную километров пять-шесть почти по бездорожью пробираться.
У нас по большому лугу вода шла, и по нашему саду прошлась, но не зря я землю возил, у забора делал насыпь со стороны тёти Раи – вода не прошла,
но просочилась прямо посередине, где когда-то дверка была, чтобы было удобнее дубовые колоды затаскивать. Размыла тропинку и унесла часть перегноя с грядок:
-Бог труды любит.
Будем трудиться, будем восстанавливать…

Вечернее чаепитие.
Николаева: «Японский художник был уверен, что в природе уже есть всё – и красота, и разумность, и одухотворённость. Нужно увидеть это, открыть и понять, не изменить или переделать, а только выявить то, что в ней заложено. Тогда даже самый отвлечённый «сухой сад» будет восприниматься не как придуманная и навязанная природе схема, но как  формула, точная и выражающая самую суть её закономерностей. Через художественную образность природа сама должна говорить с нами, а человек – лишь помогать ей в этом.»

горы ещё тёмны, ещё в холодной дымке, немного зелёно-блеклых пятен, розовато-красных, фиолетово-коричневых, высветленных туманами…


Пятница. В Аше на мусорку около нашего дома кто-то вынес двое настенных часов, часы на батарейках, вполне себе ходячие. Я их с мусорки принёс, в подвале они перезимовали, а весной увёз в Точильный. Сделал для них домики, батарейки вставил – идут часы, а мы на время поглядываем…
Одни часы около старой баньки, чтобы совеем не испАриться, не измылиться, успеть до автобуса, а другие – у мастерской, рядом с летней печкой у калины, чтобы не заработаться.
Что получилось со временем?
Часы, которые у старой баньки, вовсю спешат, то есть как бы намекают:
-Мойтесь быстрее! Но мы не торопимся.
А часы, что около мастерской, отстают:
-Давайте работайте, время ещё есть.
Ох хитрованы! Да хватит уже на сегодня работать, уже темнеть начинает.

Вечернее чаепитие.
Николаева: «Сама суть японской культуры, её смысл и содержание раскрываются через отношение человека к природе…Отношение к объекту природы как к равноправному «собеседнику» наложило отпечаток на всю нацию, на стиль художественного мышления, на поэтику и лексику японского искусства. Оно определило и закрепило устойчивый круг ассоциаций и символов в искусстве, его сложную и развитую систему, его «шифр»…»

цветут рябчики;  одни из самых ранних, самых весенних цветов; «колокольчик» вверх повернёшь, там, в глубине цветка – прозрачная капелька…


Середина мая. Воскресенье.
Людмила предлагает сделать небольшую пристройку из горбыля – летнюю баньку. Жара наступит, чтобы баню не топить, а мыться здесь, во дворике.
Мысли наши в унисон, только я с местом никак не мог определиться. Теперь нашёл местечко. Горбыль у меня есть. Шифер, листа три-четыре на крышу найду, кирпич на подтопок есть, трубу из кирпича сложу. Плиты нет. Покупать – дорого. Что-нибудь буду соображать.
Два дня занимался летней баней. Каркас есть, горбылём обшиваю. На крышу шифер закинул.
Вывесил, «чтобы не заблудиться», таблички-названия: пруд «Начальный»,
пруд «Тёплый», пруд «У калины», огород «Ближний», огород «Дальний»,
«Склон», «Луг», «Закуток», «Баня», «Банька», «Поди туда», «Уголок задумчивости», «Банька заповедная», «Избушка стародавняя» -
какое, однако, у нас обширное поместье!

Вечернее чаепитие.
Николаева: «Деревья, камни, мхи – что может быть более обыденного, каждодневного? Но в композиции японского сада эти привычные объекты видятся нами по-особенному. Они выделены на специальном пространстве,
а их обыденная простота подчёркнута, обыграна, преподнесена как важное и значительное свойство.»

жук-«семечко» пробирается по вскопанной грядке…
пролетела оса…
божья коровка, редкая теперь в наших местах гостья, на листке спиреи задумалась о чём-то…
мать-и-мачеха отцвела, листья отрастают; верхняя сторона листа гладкая и холодная, а нижняя, нежная, мягкая, в мельчайших пушинках, ласковая…


Понедельник. Ещё прошлой осенью с Ахатом привезли дуб-валежник. Лёха кое-что распилил. Пять-шесть чурбаков я на половинки расколол, а сердцевинки у них сгнили.
-Людмила, что из них сделаем?
-Цветочницы!
К торцам горбыль-подставки пришил, подходящие места определил, земли насыпал. Людмила цветы посадит, может и будет толк.
Вывозил битый шифер, унёс мусор.
Мы, точильненские, медленно, но приближаемся к цивилизации. И у нас теперь мусорки, и у нас теперь мусор вывозят. Есть надежда, что когда-нибудь его начнут и перерабатывать.
По крайней мере в лес и луга не будут вывозить и вытаскивать.

Вода уходит очень медленно. Зато потеплело.
Улица в тихости и пустынности, только у Лёхи заливается «Радиодача»,
Лёха, у него огород повыше, землю под картошку копает.
На ужин каша опять же. Зато чай у меня знатный – со сливками.
А в прикуску – клюква и брусника. Очень даже можно хорошо вечерять
и постигать мудрое вдохновение Ми Фу в переводе Завадской:
«Дао-путь – не только исток и предел истинного бытия, но и его форма. Именно даосизм предопределяет жизненный путь человека, устремлённого к дао, как странничество: человек, причастный к дао, осознаёт себя путником, случайным гостем и странником в этом мире…
Ми Фу принадлежал к такому роду людей, о которых Г. Гессе сказал, что ими владеет чувство, что человек «не есть нечто уже сложившееся, а есть требование духа», или, может быть, длящаяся много веков попытка «человека осуществить свои высшие потенции, суть которых ещё никому не открыла природа». А значит, жизненный путь – это вечное «самостроительство» и ученичество, вечное «вочеловечивание»…
как иному объяснить, что в лес можно идти ни за чем и просто так, и куда глаза глядят, что в саду ни за чем и просто так необходимо сажать деревья,
что сад-огород, это далеко и совсем не то, что «посадил-вырастил-сожрал».
что сад в самой своей сущности, это нечто и совершенно иное…

Тот, кто что-то делает, всегда вне. Закон биологический:
такого из стада надо изгнать. Тяжело таким приходится. Вопрос проблематичный, делают ли они что стоящее, но если идут по-своему, не в ногу, если это не выёживание, не тщеславие, не глупое стремление выделиться внешне – смотрите, я какой! если это внутренне состояние, природное качество, природная цельность и характерность – трудно таким в жизни…

Вечернее чаепитие.
Завадская:
«В кризисные периоды истории культуры…когда в обществе создаётся атмосфера беспринципного прагматизма, появляются люди, живущие напряжённой духовной жизнью. Приверженцы дела смеются над ними, считая их чудаками, «безумцами», иногда и сами «безумцы» чувствуют себя в этой атмосфере отверженными, непонятыми, испытывая горечь, они порой сами перестают верить в успех своей миссии и свои истинные идеи и чувства прикрывают иронией, а на свои занятия искусством смотрят как на игру и забаву…»
«В. М. Алексеев «Указатель предметов» к «Китайской поэме о поэте»:
«Дао руководит природой человека, убегающего от мира и его царства. Дао, высмеиваемое глупцом, есть Истинное Дао.»

перебирал летнюю печку; за зиму-весну камни её немного повело, надо поправить; уже сколько лет она нам помощница; камни и кирпичи, молоденькая травка, калина – все как-то приноровились, приспособились друг к другу, сдружились; старался складывать так, чтобы камни и кирпичи были на прежнем месте; старался не нарушить их согласия…


Вторник. Полшестого утра. Небо безоблачное. Заря в палево-охристых тонах.
Вставать надо, всё равно сна нет и не было. Птицы сумасшедшие чуть не всю ночь поют. Мыши-полёвки шебуршатся. Скрипы, вздохи, стуки, глухие шебутанья – и так всю ночь.
Разогревать что-то к завтраку лень, а хочется работать, и на завтрак жаль тратить время. Доел холодную кашу и чай холодный с клюквой выпил.
За работу.
У забора к лугам заменил несколько досок. Когда без заборов жить будем?
Разбирал дубы-колоды, несколько дубов «пристроил», вкопал, ограждение для цветов делал. С полкуба дров во дворике  с прошлого года оставались.
Убрал их под крышу. А крышу собрал из старого битого шифера. Дождём не намочит,  а ближе к осени уберу в дровник. Костёр развёл и сжёг совсем никудышный древесный хлам и гниль.
В небе дымка, и солнце еле сквозь эту дымку проглядывает.
Около летней баньки положил доску широченную – шестидесятку. Смотрел, куда её пристроить. Конечно, можно и лучшее ей применение ей найти. Можно в избушке полы поменять. Но я уже рассуждаю так, что на наш век хватит, а дальше заглядывать не будем.
С лугов приволок десяток дубовых столбиков. Когда-то здесь городили покос, потом забросили. Забор сгнил, повалился, столбики подгнили – низ, а верхи ещё крепкие – пригодятся.
Приходил Лёха, дал, скрепя сердцем и с великим сожалением двести рублей,
а сожаление моё от того, что Лёха ещё с зимы как запил, так всё остановиться не может. А не дать, как не дашь, если человек пропадает. Он сейчас как белка в колесе: выпьет – с похмелья мучается, опохмелится – «подлечится», нужно добавить чуть-чуть – добавит, перепьёт, наутро похмелье – надо «подлечиться».
Тепло, даже душно, прошёл дождь, солнышко выглянуло.
Прошёл, весь забор обстукал, доски за зиму-весну ослабли, несколько досок подколотил.
Кора с ольхи уже хорошо снимается. Сходил за ольхой в луга. Принёс коряжину, распилил, разрубил, ошкурил.
Как знать, буду жив на следующий год или нет, а заготовки для садовой самодеятельности  делать надо.
На лугу цветут цветы, похожие на сон-траву, но не сон-трава. Выкопал три кустика, в саду посадил, надо по определителю посмотреть, что за чудо такое. Ошкурил два дубка и тоже нашёл им садовое место.
Топил баньку. Топил подтопок в избушке. Сварил вермишель. А к вермишели есть у меня кусочек горбуши.
Вечер, как и вчера: убрать, закрыть, прибрать в избушке. Думал, так сойдёт.
но принёс домой дрова – мусор, да и за день натоптал. Нет уютности, надо наводить.
После омовения души и тела, ужина, в домашней  теплоте чаепитие и чтение с карандашом в руке.

Вечернее чаепитие.
Завадская: «В 47-й главе «Даодэцзина» утверждается следующее: «Не выходя со двора, можно познать мир. Не выглядывая из окна, можно видеть естественное дао.
Чем дальше идёшь, тем меньше познаёшь. Поэтому совершенномудрый не ходит, но познаёт»…настоящий мастер, согласно Чжуанцзы, должен пребывать в тихой обители, в долине светлой и чистой, подобный его духу, среди гор и лесов, ибо природа врачует душу. Он должен быть странником, но эти странствия, путешествия и поиски новых и новых мест не обязательно должны осуществляться во внешнем мире…Пейзажная живопись призвана, согласно этой теории, стать местом подлинных странствий человеческого духа, сменив вульгарную тягу человека к перемене мест и к поискам новых впечатлений».
«…становление, а не данность истины.»

Один из парадоксов современной жизни: при обилии информации и высоком уровне образованности, уровень просвещённости, образования, уровень культуры в целом катастрофически понизился. Из обихода исчезли не имена,
исчезли целые пласты культуры, в особенности – культуры русской. О поле, поле, кто тебя усеял черепками да костями. Чьё сейчас время?
Я сам – «невыездной». Всякое путешествие, исключая Миньяр, сбивает меня с ритма, впечатлений мне и так девать некуда, и большинство путешествующих у меня вызывают удивление. Фото и восторги:
-Я здесь был, я здесь была, и ничего кроме этого.
Как говорит мой коллега по работе в четвёртой школе,  Андрей Александрович, учитель трудовик:
-Я был, я была –
И ЧТО?!

камни на тропе по краям обросли мхами, словно они, камни и мхи, всегда здесь были; вечные, древние…помню, помню, как я их возил с реки, укладывал на дорожку, чтобы в согласии-ладу…были они свежие, древние-новые, а теперь состарились вместе с нами…


Среда. Ночь-бессонница. Сначала-то сон придёт, а к полуночи закончится. И мысли всякие и не очень вьются в голове и вокруг. Сделал набросок музыканта.
«Лес-рок-н-рольщик» у меня в уютном местечке, но в стороне. Идея пришла – надо на лугу поставить музыканта, только ещё больше этому музыканту лесной дремучести добавить. Недели две уже переставляю доску, которую нашёл в срезках – такая гитара может получиться, а куда её пристроить?  теперь всё определилось.
Эскиз разработал подробный, ночь закончится, между всяких дел возьмусь за «Музыканта», душа горит, скорее бы утро…
Сотворю «Музыканта», знаю, прикольный будет, но ведь деревянный – пройдёт время и «что останется от нея»…друг мой, и солнце когда-то погаснет, и даже наша вселенная несомненно когда-то закончится, а пока она, вселенная расширяется, пусть в ней и «Музыкант» пребудет – сегодня и сейчас, а больше нигде и никогда…

Вечернее чаепитие.
Завадская: «Ван Яо: «Вопрос жизни и смерти фактически является важнейшим для человека, и стоит заметить, что осознание его насущной серьёзности является естественным выражением самосознания человека, выражением более высокого уровня культуры.»
«Дж. Миллер: «Хотя время от времени воспоминания уводят поэта к событиям прошлого, они имеют значение только как образы, помогающие раскрыть настроение настоящего момента стихотворения».
Завадская «Воспоминание как философско-эстетическая категория».
Бежин: «Концепция времени китайских поэтов и художников теснейшим образом связана с категориями «воспоминание». То, что воспоминанием стало, уже само по себе факт не прошлого. а настоящего и будущего, так как искусство, подобное воспоминанию, или живо сейчас, или его попросту нет».

папоротники…только-только проклюнулись ростки, такие «загнуточки», словно какие-то зверята, вот-вот раскроются и улыбнутся… 


Пятница. Вместе с Людмилой собираемся  в Точильный. На улице холодно, меньше  десяти градусов. Над городом низкие тучи, ещё немного и коснутся крыш домов, цепляются за верхи лип и тополей. Тучи сползают с Казарменного гребня к реке, тяжёлые и угрюмые. Скорее в Точильный!
Погода стала выправляться. Тучи ушли, облака – белая вата, друг за другом в сторону Миньяра двинулись.
Солнышко выглянет – тепло, скроется – холодно, а если ветерок –стылость  пронизает насквозь.
Лёха навернулся по пьяне с велосипеда, повредил руку, вывихнул большой палец. Смотреть страшно, а в больницу идти не хочет, потому как с похмелья, хотя все соседи его уговаривают. А Лёха упёрся: в понедельник пойду! А сегодня пятница и до понедельника ещё два дня.
-Лёха, как ты терпишь?
-Ничё, хуже бывало. В понедельник пойду на приём.
Дела обычные. Наносил воды. Людмила истопила в домике. Вскипятила чайники.
Копал грядку под капусту. Сколько с ней, с капустой, мороки, но как же без своей.
Людмила высадила рассаду. Хорошо, что прикрывать не надо, день холодный.
С бывшей усадьба бабушки Нюры возил на тачке землю. Кто-то нагрёб бульдозером горку верхнего слоя, взяли немного, а остальное – хоть кому. Такая земля! Как бросишь. Вот и взялся понемногу возить. Земля – почти перегной, чёрная, рассыпчатая, «вкусная». И какое чудо в ней происходит: бросил невзрачное семечко, а может вырасти огромное древо. И даже если прорастает сорняк – лопух или татарник  - всё равно чудо.
Дубовые коряги по саду выставлял-вкапывал, таинственности и определённой дремучести добавлял.
Топил баньку.
Сделал из дубовых плашек настил, чтобы босиком ходить к пеньку, где мы скачиваемся-обливаемся «на чистоту».
Естественно и обязательно мылись.
Людмилу проводил, по саду прошёл.

Вечернее чаепитие.
Завадская: «Работа художников состоит в том, чтобы выявлять «души» объектов, которые прячутся в телах вещей, и вовлекать их в универсальный ритм всего, что живёт, сверкает и поёт. Если художник привносит в своё произведение мысль живую и чистую, он увидит сияние дао в чувственных формах и, естественно, выразит сущность объекта.»
Николаева: «Всякий сад можно рассматривать как явление пограничное, промежуточное: это искусство и не только искусство, так как природа даёт художнику сада свои «слова», и, пользуясь ими, он выражает новое, «человеческое содержание.»

ветер с молодых берёз потихоньку сдувает небольшие листки берёсты, а под ними – снежно-белейший слой; листья берёсты рассыпались по всему саду…
кукушечка кукует, то есть окончательно формирует образ настоящего леса вокруг нас; песня и однообразная, но такая весенняя, да и нас словно подгоняет: давайте, работайте…


Суббота.Опять холод в саду и в Точильном, и в лесу, и в горах, и в небе. Весь день моросил дождь. Не торопился за работу приниматься. Завтрак себе приготовил: творог с изюмом, свёкла, чай с цикорием. В избушке стало свежо. В обед подтоплю и баньку придётся истопить, чтобы смыть дневные заботы. Нет совсем желания, но придётся: достал из коробки полосы чёрного укрывного материала, которые ещё в прошлое лето приготовил, и стал накрывать междурядья, чтобы трава не росла. Разложить ровно да закрепить, чтобы ветер не сдул или ногами не зацепил. В прошлое лето сделал из шестёрки колышки, вот ими и крепил укрывной материал. Как раз до обеда занимался. В обед топил подтопок, варил суп: картошка, лук и всякая зелень – сныть, крапива, барашки, приготовил ещё салат.
Чай пил с удовольствием. Какая-то постоянно не проходящая усталость, как старики говорили: глазами бы всё сделал, а сил нет. Силы есть, но надо их восстанавливать.
Днём по старинному русскому обычаю с час подремал и вдохновенный – в мастерскую, взялся за «Музыканта». Лапы ему из веток собрал корявые и узловатые, музыкальные и понял, как в целом его собрать.
Живое –неживое. «Музыкант» - деревяшка, собранная из других деревяшек.
Но, когда я собираю фигуру или вырезаю, она для меня несомненно живая, я с ней «разговариваю», вырезаю, воссоздаю то, что в ней есть и реализую, овеществляю своё впечатление. Лес – иной природный организм, не такой, как человек, но и лес, и человек – естественные создания, произведения природы, основа в них общая. Вот я и пытаюсь её найти. А проще – мне нравится вырезать или собирать из чудного материала – дерева – всяких прикольных лесных существ. Когда их много, не так грустно жить на свете…
Зашёл к Лёхе, про настоящую жизнь поговорили.
На дороге, что к реке, кто-то выбросил кирпичи, там даже целые есть. Возил на тачке, в кладовке складывал – пригодятся.
Черёмуху с лугов принёс, Людмила подсказала, что она очень похожа на лиру. Ошкурил, лишнее отпилил, нужные ветки прибил, лира у нас в саду есть. И место ей нашёл. Осталось устойчивость ей придать, по низу сучки- извивы набить.
Кто-нибудь да спросит:
-А что же она не звучит?
-Она звучит, на ней играть можно, ежели умеючи…

Вечернее чаепитие.
Завадская: «Вселенная скрывается в зёрнышке.
Даосский мыслитель Гэ Хун дополнил эту формулу: Вселенная скрывается в зёрнышке. Два (принципа) инь-ян варятся в одном чугунке, который вмещает не более одной двадцатой доу риса.»
«Музыкальная природа вселенной… Лу Цзи в оде изящному слову сформулировал пять основных свойств музыки, которые могут рассматриваться как универсальные принципы эстетики того времени: ин (конгениальность) – это и созвучие искусства с высшей музыкой небесных сфер, и гармония между инструментом и исполнителем, между исполнителем и слушателем; хэ (гармоничность тона), правильное соотношение тонов; бэй – выражение чувства печали как знак подлинности искусства, отсутствие этого высокого чувства называется сюй («пустые чувства»); я – строгость в выражении эмоций, принцип, который комментируется как «сдержанность»,
и как «правильность»; янь выражает сочность текстуры, насыщенность знаков изображения.»
«…искусство – это созерцание…»

созерцание –искусство, самостояние жизни, её самоосуществление, реализация её бытийности, форма познания, вчувствования, вживания
в предмет, явление…
не одну тысячу раз ходить по одним и тем же тропкам, по лугу, по камням –словно и не ходил…содружествуешь с садом, со всем, что в нём и вокруг…
а печаль? печаль, если осознаёшь, чувствуешь, печаль во всём…
лиственница…бессознательное опасение, что уколешься, а иголки лиственницы – мягкие, добрые-ласковые…


Воскресенье. Холодно, в избушке нет уютности. Ветер. Сразу подтопил подтопок, и ещё в обед, и вечером. В тепле можно мысль по полочкам разложить, а в холоде только про холод думать и будешь.
Тридцать три погоды сегодня: град-дождь- град-дождь-изморось-дождь-снег-дождь. Летняя кухня. Осталось снаружи трубу сложить, а внутри сложить топку, полки сделать, крючки прикрепить и всякую иную другую мелочь.
Навесил дверку и сделал запор  - черёмуховая кривулина, прикрепил к боковым доскам-косякам держалки из узловатых сучков для неё . Собрал «Лиру», поставил у лиственницы, очень даже у места, интересно и своеобычно смотрится.
-А что же она не звучит?
-Она звучит, но не для всех.
У старой баньки положил широченную дубовую плаху. Есть куда вёдра ставить.
Прошлой осенью Ахат мне уступил несколько дубовых плах. Привёз он доски, дуб, шестидесятку, соседке крыльцо сделать. Доски у кого-то во дворе валялись, треснули. Ахат на крыльцо нужное выбрал, часть себе забрал и мне с десяток плах досталось. Они, правда, треснутые, но нам в саду в самый раз.
Уже давно мысль во мне, куда их пристроить. Вот одну плаху и положил у старой баньки – «вечная» скамейка будет…
Дуб, привезённый с прошлого года, продолжил по саду распространять. Вкопал дуб-корягу  около калины; ещё один кривоватый и сучковатый дуб
вкопал у Весеннего пруда.
Садовые жители, в том числе и Садовники, Податели благ, Ключарь, Музыканты, пеньки-колоды, дубовые коряги… это есть Лик сада во множестве личин и проявлений…
Из дубовых столбушков выразительных форм, с мощными сучками, и из липовых жердей сделал ограждение, чтобы шиповник не лез на Дальнюю тропу. Теперь ходить можно свободно, никто никому не мешает.

Вечернее чаепитие.
Завадская: «Учению чань в отличие от других школ буддизма присутствует одна странность – в самом обыденном видеть немыслимое, с необычайной лёгкостью сводить, казалось бы, неразрешимые проблемы к житейскому пустяку, приверженцы чань, воспринимая мир, словно выворачивают его наизнанку…
Идея тождества субъекта и объекта…
Хуэйнэн:
«Соотношение субъективного и объективного, индивидуального и универсального предстаёт как единство структуры макро- и микромира, с одной стороны,  и как тождество этих миров, нерасчленённость субъекта и объекта – с другой.
Отрицание иерархии мест и ситуаций, могущих стать условием для просветления: « тот, кто воплощает состояние самадхи, делает это повсюду:
ходит ли, стоит ли , сидит или рассуждает о чём-нибудь – в любом месте и постоянно он претворяет чистоту сердца.»
Тождество с целостностью бытия есть импровизация, не требующая никаких научных слов и систем. Всякая система – помеха.
Истина раскрывается, когда её перестают искать.»
Николаева: «В сущности, единственной подлинностью и ценностью является художественная идея сада, так как деревья и кустарники вырастают, меняют форму, и их приходится заменять другими, мхи могут приобрести нежелательный оттенок зелени. белый песок может загрязнён и сдут ветром, и на его место привезён новый. Но сад по-прежнему остаётся древним…»

баращки-ключики обильно цветут и не собираются уходить на покой…
как не любоваться? – связки ключиков на стебельках… природные, родные, потому что ещё с детства мы знаемся, дружим…
неприхотливые, целебные, богатые жизненной силой…


Понедельник. Приехала Людмила, привезла еды. Каши меня не вдохновляют. А тут на столе чебуреки – ох как вредно, ох, как вкусно! мясо отварное, свинина и говядина, сырки, хлеб. С такой вкусностью и сытностью  можно пустынножительствовать и отшельничать. Пили цикорий с молоком.
Будет ли что в этом году, а растить надо. Специально на летней печке подогрели воду, Людмила поливала огурцы тёплой водичкой. В огуречной грядке тепло, а огурцы растут плохо, как и помидоры, дыни, арбузы.
Такая пока унылость на грядках и угнетённость. Людмила и их полила, закрыли укрывным материалом.
По весне сколько работы, ухищрений, ухаживаний, что думаем, если вся эта овощь вырастет, цены ей не будет или на вес золота. А в августе, если урожай, то и не знаем, куда девать, и часть раздаём по знакомым. Но в этом году по всему видно, что на самом деле каждый огурчик и помидоринку считать будем, не говоря уже об арбузах и дынях.
Начался покосный сезон, хотя трава всходит какими-то клоками, но уже пора косить. Косу отбил, наточил. Коса – бритва. Косить – радость души и тела, но ведь хотелось так, чтобы раз и навсегда. А как на самом деле? Только всё выкосил – опять надо начинать. А тут всякие иные заботы обступают. И все же косьба – радость. Ты с косой единое, цельное существо, но не только с инструментом, Но и с травой, лесом, небом. Косьба – цельность существования. А как же! Косить – пребывать в ритме вселенной…
Выкосил весь сад и на улице перед забором. Выкошу всё, Людмила выполет грядки и дорожки. Потом ходим, любуемся и радость в нас большая – хорош наш сад, где природное и человеческое  созвучны и согласованы…
Одуванчиков –поле, жёлтое, яркое, тёплое. Жаль было косить, но ведь повалят своей неисчислимостью, на них и так всегда урожай, а в этом году – небывалый. Как хороши маленькие солнышки среди зелёной листвы!
В десять затопил баньку, настоял травяной воды,  приготовил на каменку тархун с мятой.
Мылись, как бояре, а я ещё купался и парился. Удалась банька.
Людмила до бани, сколько успела, среди кустов и многолетников выкапывала одуванчики, насобирала гору.
В баню собрались, дождь пошёл, спасибо, дал поработать.
Холодно, меньше десяти градусов. Над садом серые, синие дымчатые тучи, нависают над берёзами, дубами и лиственницами. К вечеру немного посветлело, а в целом общее состояние атмосферы наводит унылость и её, эту унылость, надо постоянно с себя стряхивать.

Вечернее чаепитие.
Завадская: «Жизнь подлинного художника – это не миг, а длящийся экстаз, состояние обострённой восприимчивости и очарованности виденным.»
«Художник не должен копировать природу, ибо не извне (вай), а лишь изнутри (нэй) можно овладеть тайной творения.»
Николаева: «Для буддиста все рассуждение направлено к вопросу о спасении живого существа, а поэтому вопрос о том, что такое солнце, сам по себе для него не важен;  иными словами, главное – «человек, видящий солнце», а не внешний мир, который осмысляется только как составной элемент личности. В тоже время это даёт и какое-то совершенно особое чувство природы, пронизанное ощущением неразрывного единства её с человеком, их глубинной внутренней связи: мир воспринимается как субъективное переживание личности, и потому он всегда особый, несмотря на сходство слов или пластических форм, использованных для выражения этого переживания. Высокая духовность личности в мироощущении буддизма соприкоснулась с наделённой духовностью природой, что было основой основ синтоизма, и звучание, возникшее от этого соприкосновения, пронизало всю японскую культуру…»

цветут яблони, белыми лепестками устлана земля…
в повторяемости явлений нет монотонности,
в повторяемости явлений нет повторяемости…
зацвели яблони, как и много-много раз в прошедшие временная цвели;
зацвели яблони в саду в первый раз;
это как будто жил да жил, и видел мир серым,
вдруг раскрылись глаза: мир – многоцветный…


Вторник. Встал полседьмого. Перекладывал доски, что приготовил на забор. Мешали трубу для летней баньки сложить. Вообще у меня много времени уходит на то, чтобы  перебрать- прибрать, чтобы у каждой вещи в саду было своё место. Прибрать инструменты, доски, срезки, горбыль, дрова, прожилины для забора, столбы, коряги, дубы –колоды. Иногда по несколько раз приходится переставлять, Зато видно, где что лежит и брать удобно. Конечно, в этом отношении мой маленький хоздвор  на самом деле  - большой, сколько всего в нём помещается! На взгляд посторонний – один хлам, а для меня – заготовки и замыслы – живое древо.
Для «Рок-н рольщика» сделал дверки, чтобы «не простыл» под дождём или снегом. У него теперь тоже избушка.
Возил землю, привёз пять тачек: собирай по ягодке, наберёшь кузовок. Подсыпаю, поднимаю огород. 
У нашей ели, где обеды и чаепития, заменил лавку на дубовую плаху – широкую. Теперь на неё можно и вёдра, штук семь, ставить, и урожай, если будет, раскладывать. А на тропу тоже положил дубовую обширную плаху,
чтобы грязь на камни к домику не таскать. Это всё из ахатовых запасов. Когда привёз от Ахата дуб, думал, о, вот сколько, на всё хватит. А  туда-сюда положил, то и мало чего про запас остаётся. Дуб, он добавляет саду основательности. А рядом с дубовой плахой, шириной более локтя, скоро зацветёт горицвет…
Скромные мои материальные  возможности, а душа жаждет развернуться. А много ли вручную и на себе таскамши развернёшься?  Как посмотреть. И много, и мало.
Из привезённых из леса дубов выбрал, что на столбы, перетащил их и приставил к дровнику. Если какой столб у забора надо заменить, сразу видно что и где брать. Остальные пойдут на садово-лесную дремучесть.
День держался тёплый. Солнышко в безоблачном пространстве, малые дуновения ветра. После обеда приползли облака, преобразовались в сине-серые огромные тучи и к вечеру заморосил дождь, мелкий, больше похожий на изморось.

Вечернее чаепитие.
Завадская: «Ван Вэй писал для собственного удовольствия (цзыю), что для традиционной китайской эстетики является знаком гения. Он писал потому, что у него была потребность высвободить образ, который он носил в себе.»
О Чжан Чжихэ: «Он любил на скромной барке сидеть с удочкой на озере Дунтин, при этом ловил без приманки, как и полагается даосу, т. е. не рыбу ловил, а был, по его собственным словам, «ловцом туманов и волн.»
Николаева: «Отличительной чертой хэйанской культуры было проникновение в суть всего через чувство, через переживание красоты. Сущность бытия (природы, предметного мира) раскрывалась в первую очередь через эту единственную грань. Но окрашенное идущим от буддизма ощущением иллюзорности, эфемерности мира чувство красоты лишено было открытой жизнерадостности. Напротив, оно заключало в себе всегда момент быстротечности: красота раскрывалась как бы в своей высшей точке и потому ощущалась как мгновенная, едва уловимая и преходящая, готовая в следующий миг исчезнуть бесследно. Отсюда и вырастал и сам тип отношения к миру природы – любование (из которого впоследствии развилось религиозное созерцание). Любование – это не просто наблюдение, «смотрение», но обязательно переживание, острое восприятие всеми чувствами – зрением, слухом, обонянием и даже осязанием. Эмоциональное отношение к миру, сплавленное с буддийской идеей бренности и иллюзорности бытия, послужило основой для такого специфического понятия хэйанской эстетики, как «моно-но аварэ» («грустное очарование вещей»).

вчера дверку в предбанник не закрыл, а сегодня в проёме уже паутинка, и паучок продолжает её плести…а дверку всё равно придётся закрывать…
а над самой дверкой банной множественные паутинные заросли, продымленные и облепленные сажей – фантастическое зрелище! эту паутинную живопись сколько можно берегу; она такая изящная, тонкая;
малейшее дуновение и её нет…


Среда. Весь день моросил дождь, лишь к вечеру выяснило, солнышко доброе проявилось. Небо в клочках-облачках и голубых размывах. Лес, как долго он в этом году оживал, наконец-то, в нежной бархатистой дымчатой зелени, необыкновенно свежей и мягкой.
Клал трубу в летней баньке-кухне. Кирпич у меня есть в запасе, но привычка материал экономить, всякую ненужность пристроить в дело, требует, чтобы целые кирпичи берёг, а половинки использовал. Трубу класть, работа хотя и грязная, но приятная. Это не то, что печку перекладывать. Сколько мороки: поддувало, подтопок, дымоходы… а здесь кирпич, раствор, кирпич, раствор, и на глазах труба растёт.
В обед в избушке прибирался. Протирал, выбивал, мыл. Топил подтопок.
Навёл уютность. Сварил суп, вскипятил чай.
Обедал в тепле и уютности, а потом ещё и с час дремал и думал о быстротечности каждого дня. Работы много, вроде и ложиться бы не след,
но что-то усталость во мне и вялость, если не отдохну, какой из меня работник.
В летней баньке-кухне соорудил полки, в ней в всё вымыл. Двор подмёл. Мусор – трава и всякий древесный хлам – в компостную кучу. Ещё лето даже не началось, а куча уже весьма приличная.
Подтопил баню. Вкопал ещё одну интересную коряжину на вполне подходящем месте – у калины. Самодостаточности  нашему саду добавляется.
С утра до вечера – нежное, невесомое, как дуновение ветра: солнышко, небо, лес, трава, сад, воздух, вода…

Вечернее чаепитие.
Завадская: «В чаньской школе внезапного озарения, которое по преимуществу исповедовали сунские художники, идеалом было отождествление себя с пейзажем. Нельзя уже сказать, что художник на него смотрит, ибо они составляют одно целое, поэтому живописец схватывает его глобально (как и себя самого) и передаёт «одним взмахом кисти».
Важным для эстетики этого толка было утверждение бесцельности, непреднамеренности деяния…
Если художник отправляется на прогулку с намерением найти мотив для пейзажа, он возвращается ни с чем. Художники просто любили природу и не просили у неё ничего, кроме отдохновения, «они любили живопись и не требовали от неё ничего, кроме духовного освобождения. Они вносили в своё искусство бескорыстие, тем более искреннее, что они не делали из него ремесла».

забор повело, вернее, осиновый штакетник после дождей стало вести и поворачивать; было забор прямой и скучный; сейчас его чуть перекосило, чуть наклонился, штакетины, какая вперёд подалась, какая в сторону;
забор – живой…с каждым годом в его дощечках всё явственнее узор колец, их рисунок, и с каждым годом всё больше;  их, серые, высветляет солнце и дождь, подчёркивая своеобразие узора каждой дощечки… 


Понедельник. Приехали вместе с Людмилой. Людмила топила подтопок, кипятила чай в двух чайниках, потому как чаю мы выпиваем много.
Выбрали место для высадки томатов – на месте прошлогодней огуречной грядке. Вскопал, перекопал, Людмила высадила помидоры. Поставил дуги,
укрывной материал натянул, на концы плёнки прикрепил с помощью степлера жерди, чтобы плёнка плотно к земле была прижата.
Немного потеплело, чуть больше десяти градусов. Моросит дождь, то сильнее, то слабее.
За нашей большой елью перекопал грядки, Людмила посадила фасоль, бобы, горох, настурцию и ноготки. В этом году посадочный сезон сильно затянулся. Мы с Людмилой говорим:
-Надоело сажать, когда расти будет.
На Дальнем огороде, где был когда-то парник, вскопал. Людмила тыквы посадила. Рядом посадил берёзку, вернее пересадил. Взошла на грядке, не на месте.  Выбросить – жалко, душа живая.
Несколько кустов смородины из лесу привёз, посадил в низинке, чтобы  веточки на веник были  и для заварки травяной воды.
Сделал у Ближней тропинки  из коряг-столбов и жердей ограждение, чтобы сирень и рябинка декоративная на тропинку не вываливались.
Подтопил баньку и пошли обедать. А на обед была у нас каша гречка с рисом и салат с разной травяной зеленью.
Мылись в баньке, а потом пили духовитый чай  и очень берегли день сегодняшний в надежде, что завтра будет такой же…
в саду…да в саду хоть тысячу лет живи, не надоест…
Погода самая разная. После дождя солнышко, а потом опять дождь, а потом опять солнышко и дождь, такое вот круговращение.
От земли – пар, а птицы распелись вовсю, особенно соловушка старается.
Когда обходили сад перед отъездом, вспугнули уточку прямо у нашего пруда. Совсем у нас дикий край.
Последние дни мая, цветут яблони-дички.

Вечернее чаепитие.
Завадская: «…для созерцающего христианина красота вещей не что иное, как отблеск, отсвет божественной красоты, благодати. Для аскета-буддиста красота – это сияние принципа, о котором невозможно говорить. Этот принцип, абсолют – истинная природа, которая присутствует в каждом существе и в каждом объекте.
…для истинных художников сами вещи «обладают духом». Тот, кто проник в тайну дао, знает, что дух (шэнь) есть во всякой вещи – это присутствие дао.
Тот, кто проходит дальше видимостей,  не прельщаясь иллюзиями,  чтобы не привязываться ни к чему, кроме реальности, знает также, что «природа  Будды» имеется в каждом объекте, идентичная самой себе.»
Николаева: «Для буддизма дзэн единственно важным представлялось «космическое тело  Будды» - природа, и это стало исходной точкой для всего – системы рассуждений, стиля жизни и поведения, отношения к искусству и определение эстетических критериев. Если приобщение к «космическому телу», природе – единственный путь к истине, то все явления жизни, духовные и материальные, религиозные и светские, сливаются в единый поток бытия, который становится синонимом Будды. В соответствии с этим в дзэн-буддизме отсутствует учение о рае – нирване, заменённое учением о просветлении – сатори.»

зелёные волны лесов-гор всегда удивляют, не привыкнешь: позавчера были белы и туманны, вчера – темны и серы, а сегодня так и хочется погладить их рукой – бархатистые, в дымке…


Тридцать первое мая, вторник. Май проскользнул, весны настоящей почитай и не было. А сегодня душно. День простоял, не лило и не заливало. Но малый
дождик минуты на три-четыре пару раз принимался за работу.
Не очень было и вдохновение – ох, этот вечный забор! С западной стороны поменял три звена. Сначала хотел одно поменять, но тронул два других, прожилины сильно подгнили. Да ещё доски пришлось другие набивать. Прежние – короткие. Я когда их колотил, специально покороче опиливал, лишь бы коровы не перемахнули. А потом появились козы, у которых одно всепоглощающее стремление – залезть бы куда-нибудь и обглодать дочиста.
Так что пришлось опять высоту набирать.
Доски от прожилин отколотил, сложил рядом. Старые прожилины снял – совсем они гнилые. Новые прожилины прикрутил к столбам. Так проще потом забор разбирать и гвоздей меньше тратится. Доски со двора принес, стал доски к прожилинам приколачивать. Доска к доске, вот и звено готово.
Из старых досок гвозди выбил, вытянул. Доски сложил у летней баньке.
Одно звено закончил. Теперь следующее…Траву у забора основательно притоптал, но пройдёт время – зарастёт, ещё и косить придётся…
Три звена поменял. Хлам убрал, доски старые убрал. На новый забор любуюсь: хорош! А что это всего на несколько годков, то и ладно,  чего дальше или в завтра загадывать, сего дня – радость. Доски новые сначала потемнеют, потом их погода-непогодушка «бедить» будет и станут они прекрасно-серебристыми, как будто здесь всегда были, как будто здесь и родились…

В обед варил суп – индёйку с картошкой, луковичкой закусывал, и всякую зелень, а больше всего петрушку, в пучок собирал и в соль и с хлебушком вкушал.
Как идёшь к бане новой – декоративный розовый шиповник буйно разросся.
Прореживал, расчищал дремучести и сделал ограждение, чтобы шиповник сильно на движущиеся существа не нападал; прошёлся по камням-плиточкам –просторно и вольно дышится, а слева – лиственница молоденькая к небу тянется, а за лиственницей – ель-«купчиха»…
Вечером в тепле и уюте – блаженное чаепитие.

Вечернее чаепитие.
Завадская: «Известно, что самадхи, третья ступень экстатической медитации, завершается вИдением. Чтобы живописать солнце, надо о нём забыть как о различающемся явлении, надо удержать только «идею солнца». Жизнь нераздельна, поэтому, если пытаются её разложить, тем самым её разрушают. Надо потеряться во всём. чтобы найти путь к каждому из её элементов всеобщей гармонии, к сущности движения каждого объекта. Это движение, зарегистрированное памятью, оживает в пейзаже…
вИдение истинного художника отличается от обычного вИдения: оно непосредственно, синтетично, беспристрастно…
Хуан Тиньцзянь: «Изучая дао я понял (душевное) спокойствие – это высший принцип. Святой совершенно безмятежен, бескорыстен. Никакая забота не может более на него воздействовать, никакое бремя не может более ущемлять его свободу…
миссия художников состоит не в том, чтобы фиксировать быстротекущую жизнь природы, но в том, чтобы сквозь неё лучше уловить организующий принцип, который делает природу такой, какая она есть.»
Николаева: «Учение о просветлении – основа общей концепции дзэн. Человек, достигший просветления, это тот, что открыл свою истинную природу – природу Будды. Просветление нельзя осмыслить, объяснить, описать словами. Главная трудность в постижении просветления состоит в том, что никто не может постичь разумом, что это такое. И даже тот, кто достиг его, не может объяснить другому, ибо просветление – это новое суждение о мире, новое ощущение миропорядка. Только сам человек, достигший просветления, знает об этом и ощущает это. Для других же он продолжает жить обычной жизнью, нередко погружённый в мирские дела и заботы. Проповедь значительности любого повседневного деяния, а также возможность просветления при жизни, в посюстороннем мире, делали дзэн весьма демократическим учением, и привлекали к нему много сторонников.»

около камней прорастает трава, и жаль полоть, но ведь зарастёт в глухую;
полоть жаль, потому как трава и камни словно братья…

времена года…обыденные дела и размышления…писать стихи и складывать их в архивные коробки…


Первый день июня. Среда. День приглядный, тёплый. Пушистые комочки в небе и само небо дымчатое, а к вечеру – голубая пространственность и такая лесная зелёная гамма  тончайших переходах, что и желаний всего – гладить руками это чудо и слушать…
Соловушки начинают почти сразу после полуночи, кукушки безумствуют,
и остальная птичья братия им не уступает. Трясогузка скачет по грядкам, «топчет» землю. Зарянка где-то под крышей вьёт гнездо. В окно видно, как она носит стебельки и всякий мох. Трещат сороки.
В кустах прячется зеленушка.
На ели около избушки с неделю ворковал вяхирь. Как его к нам занесло, что искал?
Дятел иногда пристраивается долбить заборные доски…
Встал рано. Возил землю. С десяток тачек привёз. Сколотил клумбу для камнеломки. Сделал сход на лужок из поленьев-утопленников – в реке набрал. Сходил в лес, приволок большую ольху, распилил, ошкурил, большие ветви-сучки тоже разделал и сложил, чтобы не совсем на солнышке им сушиться.
Новую баню ещё не топил. А приготовить к сезону надо. Бак под горячую воду вымыл, наносил воды, принёс дров. Но банька ещё «нежилая», не сырая, но неуютная, не пахнет дымком, нет аромата свежих веников и трав.
Истопим – преобразится.
В домике прибирался. Подтопок подтопил. Вскипятил чай и сварил кашу.
Что-то притомился. После обеда  отдыхал и опять за работу.
Раззадорился, ещё ольху приволок, лишнего не будет. Ошкурил.
Две дубовые плахи затащил в предбанник для сохранения от дождя и как запас. Прокипятил самовар.
Приехал Юра.
Самовар поставил. Пили под елью чай под тихость, солнечность, тёплость и умиротворительность. Рассуждали философически, а земных дел вообще не касались…
Яблони цветут, и день – цветущий.

Вечернее чаепитие.
Завадская: «Чжан Яньюань…  « современные художники могут достигать внешнего сходства, а одухотворённый ритм в их картинах не проявляется. Если же именно одухотворённый ритм (художник) стремится (уловить) в том, что он пишет,  (тогда) одновременно будет достигнуто внешнее сходство.»
«…художники, пребывающие среди природы, творят, как сама природа, с кажущейся бессвязностью, предоставляя движение кисти свободному потоку мысли.»
«Когда пейзаж конструируется в тайниках духа, где он питается жизненным дыханием, он обладает всеми качествами, которые Ми Фу и его единомышленники искали в живописи: «он (пейзаж) прост и лишён вычурности. Он истинен, как природа, в своей изначальной чистоте.»
Николаева: «Признание духовности человека, а самого человека лишь частью природного мира, равнозначной всему другому, определило отношение дзэн к окружающему. Природа не противостоит человеку как враждебная сила. Он един с ней, он часть её.
Познание истины мира и познание самого себя, по учению дзэн, становятся синонимами. В созерцании природы – главное – слияние объекта и субъекта, ощущение природы человеком как части своего внутреннего мира, познание её красоты через ощущение своего естественного бытия. «Реальным цветком можно насладиться только тогда, когда поэт-художник живёт вместе с ним, живёт в нём, и когда в этом даже нет чувства тождества…» Но наряду с пантеизмом дзэн утверждает также необходимость возвышенно-религиозного переживания красоты природы, ибо «красота заключена не в форме, а в смысле, который она выражает, и этот смысл раскрывается, когда наблюдатель всю свою сущность передаёт носителю этого смысла…» Иррациональное, мистическое постижение истины утверждается как высшая форма общения с божеством, и разновидность этого – постижение красоты природы.»

бабочка павлиний глаз кружит над цветами белого шиповника…
цветёт и отцветает шиповник; на прошлой недели расцвёл, а сейчас уже вся земля под шиповником в белых лепестках…


Четверг. Ласковое тепло, можно загорать и любоваться облаками. Плывут, движение их неуловимо, как незаметна и постоянная смена форм, но если вглядываться, то каждое следующее мгновение-движение есть уже и изменение образа. И это всегда – удивление: было облако-дракон, и, теряя очертания, преобразуясь, но сохраняя «драконовость», становится иным; вдруг видишь, что это птица. Как, когда это произошло? Если смотреть неподвижно, это превращение изумляет, как чудо.
Птицы поют почти весь день. Особенно соловушка с чечевицей.
Соловушка, соловушка, как душу греет, какие коленца выделывает, а ему весь сад вторит.
А чечевица почти весь день вопрошает: Витю видел?
-Да видел, видел!
-Витю видел?...
-Видел, видел!
-Витю видел?...
Так мы с ней переговариваемся.
Маленький праздник – большой приезд Людмилы. Навезла мне Людмила всяких вкусностей: пирожки с капустой, пирожки с абрикосами и малиной,
гречневые блины, ряженка, творог, домашнее сало, хлеб – можно неутомлённо наслаждаться беседой с природой и настроиться на философическое осмысление мира.
Ещё одно событие или ещё один маленький праздник: топим новую баню!
Старенькая, которую начали топить с конца апреля, хороша, но она, как необходимость, а баньку новую истопить – это роскошество, священнодействие и банный день. Хотя бывает и так, что и помыться-попариться в старой баньке, тоже как праздник. Всё зависит от того, как баньку приготовить, какой мотив в этот день главенствующий.
Вчера всё приготовил, вымыл бак для горячей воды, наносил воды с речки, наносил дров, а сегодня настоящее открытие банного сезона.
С растопкой помучился. В бане холодно, а во дворе тепло, весь дым в бане,
но понемногу дрова разгорелись и дело пошло на лад.
Сначала в бане один дым и ничего не видно, дышать нечем, а разгорятся дрова, пойдёт жар пробирать баньку, так в баньке так хорошо, что хоть сейчас мойся, но баню ещё топить и топить…
Вскопал под лиственницами, где лира. Там Людмила посадила декоративную фасоль, рассаживала цветы.
Свёкла – полгрядки взошло, а на полгрядки Людмила ещё подсаживала свёклу. Ох, не знаем, не знаем, что в этом году вырастет.
Поливали всякую мелочь.
Людмила высадила несколько оставшихся кустов томатов, хотя, судя по маю, какие могут быть помидоры, и гоняла ужей. Их на арбузной грядке не один десяток штук. Солнышко пригреет, они вылезают на брёвнышки, большие и маленькие, и нежатся в тепле, и уползать никуда не хотят. Лучше бы мышей употребляли для собственного удовольствия. Ленивые ввиду недостаточной прогретости. Людмила стучит ужу по голове, теребит за хвост, он нехотя – чего потревожили -  уползает в грядку.
Я полол около туи и барбариса, а около орешника вскопал землю  под вьющуюся фасоль и поставил ещё одну лиру.
В двенадцать в баню пошёл, поскоблить, вымыть полки и полы. В печке ещё жар, угли плавятся, а я интерьер в надлежащий вид привожу.
Первые года я в бане всё скоблил-мыл, а теперь нет, пошёл по пути целесообразности. Полок скоблить нет смысла, он опять закоптится. Вымыл, вытер и хватит. А вот лавку, полку подоконную, скамейки, полы, порог надо драить.
На лёгкий взгляд, чего их скоблить, а начнёшь скоблить, - какие они после такого скобления-мытья чудные, так приятно босиком по ним пройти!
У бани – «банный день». Она после такой приборки, такого «дня» – «жилая», желанная, и, хотя и прокопчённая, а вся – праздничная.
Обедали вкусно. Картошку и салат из всякой садовой зелени.
И было у нас ещё праздничное самоварное чаепитие под елью.
Солнышко сквозь лапы елей, от самовара дымком тянет, самовар шумит,
соловушка всему миру,  нашему саду и нам поёт, чечевица неутомимо вопрошает, а мы внимаем…
Садовые дела – дела самые обычные, повторяемые изо дня в день, но в этой повторяемости нет повторения, каждый раз – первый раз, каждая работа – неповторима. Меняется сад, заметно и незаметно, меняемся мы. Что-то делаешь с большим воодушевлением, а что-то с большой неохотою, но всегда – в первый раз…Прекрасно, неповторимо каждое садовое событие, от того и печаль, печаль невозвратности…
Ёщё ольху заготовил. Приволок, разделал, ошкурил и спать  положил – пусть сохнет! Торжественное шествие в баню – жаркую, до предельной степени прогретую, – на полок не сядешь, жжёт. Ковш на пол ставлю, иначе за ручку не возьмёшься. И мыло, и шампунь на полу, иначе расплавятся. Париться, а потом в реку, париться, а потом в реку и босиком по траве…
И Людмила баню нахваливала.
Баня, хотя и жаркая до невозможности, а лёгкая получилась, - вот что значит ольховые дровишки!
Вечер по душе – тихий, умиротворённый, только созерцать.

Вечернее чаепитие.
Завадская: «Хуан Тинцзянь писал о Су Ши: «Старый Дунпо, правитель леса кистей, когда он пьян, его рвёт тушью». Такую натуралистическую метафору избрал Хуан Тинцзянь, чтобы передать характер творческого акта художника, который он совершает под давлением неукротимого внутреннего стремления освободиться от переполняющего его вИдения, требующего воплощения, акта, совершающегося в состоянии величайшего духовного напряжения и полной спонтанности.»
«Модификации чёрного и белого кажутся художникам более пригодными, чем сверкание красок, чтобы служить сущностным целям искусства, чтобы уловить нематериальную форму вещей».
«Для художник, как и для мудреца, существование сводится к мысли. Истина существ  вещей открывается художнику как идея в момент глубочайшего сосредоточения. Она интимно едина с душой художника.»
«Он видел, что природа способна воспроизвести в крошечной гальке и в разломе скалы самые величественные пейзажи…, вызвать свободные ассоциации, пробудить воспоминания…»
Николаева: «Уважение к природе, будь то объективный мир или внутренняя природа человека, вот что основное, из чего исходит дзэн и в своём аскетизме и в своих эстетических положениях. Аскетизм дзэн лишь утверждение простоты, умеренности, мужественности; не подавление личности, но отсутствие эгоизма в отношении с миром природы, отказ от самоутверждения. Интуитивное постижение родства с миром природы во всех его проявлениях, от былинки до горы и водопада, - в этом виделся буддийский путь спасения, проповедуемый дзэн.»

в углях, когда догорает костёр,  в углях в печке, - бегучее внутреннее пламя; там столько пыланий, всполохов, сверканий и мерцаний;
утихнет, угаснет; останется пепел, такой лёгкий, что малейшее движение воздуха поднимает и движет его…


Ночь в июне. Пятница. В три уже начинает светать. А часа через полтора уже светло и можно продолжать садовую эпопею.
Засыпал, просыпался и опять засыпал, а в сад вышел поздно. Земля стала подсыхать. Полил всякую мелочь и обильно полил огурцы, помидоры, арбузы, дыни, капусту. Набралось поливки много, которая меня совсем не вдохновляет, что-то мне подсказывает, что навряд ли будет какой урожай.
Возил ещё землю. Засыпал травяную кучу около пруда, а то неприглядно выглядит. А теперь такой приличный холм. Людмила приедет, высадит на холм цветы.
Продолжаю созидать «Музыканта». Сделал ему шикарную гитару, руки-лапы окончательно довёл до ума. Мне с ним общаться весело. Вот лапы сделал, работы ещё много, но уже что-то родное, живое есть. Посмотрели мы друг на друга и рассмеялись. С таким музыкантом садовым скучать не придётся и в уныние не впадёшь.
И опять взялся за поливку, потому как день выдался жаркий.
Работа монотонная, но впечатлений много. Пока поливаешь, на чего только не насмотришься: огурцы, дыни и арбузы потянули свои плети в окружающее пространство, кабачки начали расти, капуста пока вся в листьях и опять вверх лезет, голенастая, помидоры начинают приходить в себя, настурции и ноготки движутся вверх, но так всё замедленно, словно кто-то или что-то не даёт им войти в полную силу… И остальные огородные культуры нас пока не радуют. Вылезли и сидят на грядках, и развиваться духовно и физически никак не хотят.
Привёз пять тачек земли.
Летнюю печку топил, мылся во дворе.
Вечером все дневные несуразицы и напрасные ожидания покидают сад и остаётся тихость и умиротворённость, которые в этом году мне так по сердцу.
Чудодейственно, роскошно, богато, с ума сойти от такого цветения, – цветёт спирея-«водопад».
Ветви усыпаны густо цветами, которые своей тяжестью клонят их вниз. посмотришь – и правда водопад.
Зацветают сирени, ирисы, ландыши, водосбор.
Горицвет цветёт. Мимо не пройдёшь – поклонишься:  неизъяснимый словами тонкий аромат, прозрачный и мелодичный…

самые простые цветы, скромные, обычные – самые родные…

Вечернее чаепитие.
Завадская: «Сунские пейзажисты считали, что живопись должна изображать вещи не такими, как их видит глаз, а такими, какими они являются углублённой в себя душе художника.»
«Душа художника деперсонализируется и, растворяясь в феноменальном, способствует спонтанной самореализации вселенной. Это единение (шэньхуэй) и есть безмолвная индентификация «я» и мира. Аналогичную мысль выразил Ст. Малларме: «Надо знать, что теперь я имперсонален и более не Стефан, которого ты знал, но способность, которой обладает духовная вселенная, себя видеть и развиваться сквозь то, что было мной…»
Николаева: «Стремление осознать, что внутренняя суть природы подобна нашей собственной, вела к естественности поведения, естественности всего образа жизни. Даже дзэнские отшельники не видели смысла в подавлении плоти, считая необходимым минимальное удовлетворение потребностей… видеть природу в движении, и, постигая её, жить вместе с природой.
Дзэн отвергает логическое постижение объекта, так как логика исходит из деления на субъект и объект, а дзэнское учение утверждает их нерасчленённость. В то же время, по буддийской теории дхарм, поток бытия состоит из мгновений – отсюда тезис о том, что вселенная каждый раз, когда человек открывает глаза, чтобы взглянуть на неё. Интуитивное постижение истины возможно в один из таких моментов, но особый – момент просветления.»

очарование цветов в их «мгновенности» цветения,
в тонкости их существования…
с сирени посыпались соцветия…


Суббота. Благословение небес – дождик пролил, самый-самый, по вкусу всем огородным растениям. Спасибо небесам.
Доделывал окончательно летнюю баньку-кухню: полы, полки, ручки, окно, защёлку.
Собрал окончательно «Музыканта» и под берёзой поставил рядом с Главным садовником. Пара прекрасно смотрится, очень друг другу подходящие, такие вот садовые братья. Пара весёлая и несерьёзная, как, большей частью и должно быть в жизни, а если серьёзно в к ней, к этой самой жизни относиться, то с ума сойдёшь в скором времени или в ближайшем будущем…
Делать и переделывать. Когда-то сделал печку в мастерской. Так виделось: на улице холодный дождь, а я у себя в мастерской сижу и вырезаю лесных обитателей. А получается так, что когда дождь, то в саду обязательные какие-то работы надо сделать. Оказалось, что печка мне в мастерской не надобна.
Разобрал, чтобы не мешалась.
Ещё ольху для поделок заготавливал.
Дождь вновь заморосил, по-над лугам туман-пар и в горах вверх по склонам поднимается. На дороге лужи. Серое небо в него глядится.

Вечернее чаепитие.
Завадская: «Живое сознавалось Ми Фу как путь (дао), как ощущение себя странником, пребывающим в вечном становлении и поиске, каждый день этого пути – прекрасный и неожиданный дар.»
Николаева: «Термин «дзэн» ( китайский «чань», санскритский – «дхьяна»), означающий созерцание, включает в себя две стороны – отношение к миру и метод познания мира. Обе эти стороны созерцания были свойственны не только восточной, но и европейской средневековой мысли: не просто наблюдение, «смотрение», но именно созерцание как попытка духовного общения с миром и духовного проникновения в его смысл, иррационального его постижения. Созерцание подразумевает утверждение иной цели, чем при наблюдении. Внешняя оболочка предмета, его «явление» всегда второстепенны перед его скрытой сутью, недоступной простому зрению, но требующей для постижения ещё и «умозрения»…Дзэн утверждает, что для постижения и объяснения скрытой сути вещей непригодны понятия, слова, непригодно логическое мышление, построенное на постепенном движении от незнания к знанию. Эта скрытая суть вещей может быть постигнута лишь интуитивно, в момент особого просветления сознания. Не отрицая полностью интеллект, дзэн признаёт его лишь в той мере, в какой он совпадает с интуицией. Таким образом, созерцание становится лишь путём к просветлению как достижению высшей способности интуитивного постижения истины мироздания.»

в ясный день и сад, и леса-горы, и небо  одномерны, плоскостны; здесь всё слишком близко, чётко и точно; в туманах изморосях природа являет свой истинный лик – нечитаемый, неуловимый, непознаваемый…
многомирие и неисчерпаемость предстают…
бродить по лесу в туманный день, бродить вдвоём с дождём и промокнуть до самой последней ниточки…


Воскресный день. Солнышко выглядывает и прячется. А как спрячется, так начинается дождь. С утра сходил за ольхой. Полол от домика к баньке. Полол тщательно и вдумчиво, хотя такое занятие очень даже не приветствую.
И за банькой прополол и скосил. «Большую канаву» продолжил обихаживать, чтобы края не обваливались. Большие жерди с обеих сторон канавы положил, колышками дубовыми закрепил их в надлежащем положении, а сам участок канавы прополол и почистил.
Это были дела обязательные. После обеда занялся делами необязательными. Ольху шкурил и распилил, начал готовить пенёк для «Трудяги». Руки ему собрал, прикрутил надёжно, ведь держать инструментов ему много придётся.
Старые, отработавшие свой срок инструменты, дорогие помощники, жаль расставаться с ними, рука не поднимается выбросить: сколько они потрудились! Они – трудяги. Вот и осенило меня во дворе «Трудягу» поставить. Черёмуха сучковатая, очень даже сильно подходящая для такого образа у меня есть и инструмента для «Трудяги» полным-полно. Здесь двумя руками не обойдёшься, минимум, надо четыре: не ленись, работай!
Начал я с ним мудровать: как руки сподручнее сделать, чтобы всяких лопат, вил, тяпок, грабель, ножовок, а их больше десятка, в руках сподручней держать было. Увлёкся, головы поднять некогда.
А вокруг – за садом  - тончайшие градации зелёных лесных тонов. Сколько голосов, сколько партий, и всё гармонично, удивительно и совершенно.

Вечернее чаепитие.
Бежин: «…художнику, поэту, музыканту вовсе не обязательно путешествовать и гнаться за разнообразием, а можно всю жизнь быть отшельником и почти не видеть людей. Статус художник допускал и ревнивое оберегание себя от жизненных треволнений, и явное нежелание прожигать жизнь.»
Бежин: «Мацуо Басё:
Стократ благородней тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
«Вот она – наша жизнь!»
Басё слишком остро ощущал неповторимость жизни, чтобы удовлетвориться уподоблением её мелькнувшей и мгновенно погасшей молнии. Разве этим сравнением что-нибудь сказано! Оно звучит чересчур общо и лишено той истинной поэзии, которая возникает из «очарования вещей». Он написал бы о вкусном сельдерее, принесённом с подёрнутых тонким утренним льдом полей, о лопающихся ободах бочек, разбухших от майских дождей, о лягушках, занесённых на порог потоками дождевой воды…»

хмуро, пасмурно, неприветливо; но как глубокий вдох, улыбка – солнечный блик на дубовом листе…

с прошлого года просыпались семена ноготков меж камней; в мае они взошли, только медленно растут; терпкое сочетание длительности и краткости; цветы и камни… истлеют…


Понедельник. Угрюмость и придавленность и неба, и земли. Сине-тёмные тучи безотрадны, без просветов. Дождя нет, а будто сеют и сеют какую-то дремотную застылость, в которой кроме это самой заторможенности больше и ничего нет и делать ничего не хочется, а надо.
Но – праздник всегда может быть – приехала Людмила, укрепила материальную базу философического существования,  привезла хлеб, сушки, сметану, сливки, творог, мясные основательные кушанья – пусть вокруг серость, а на столе – радость. Да, привезла ещё бутылку водки. Но это для практических целей. Выпивку, а тем более пьянку, я никогда не понимал и не принимал, а вот дрова надо. Надо с Ахатом договариваться. Он и без бутылки привезёт, деньгами расплачусь. Но ведь не раз ещё придётся обращаться. Так что без премии будет как-то не по-соседски да и не принято. С выпивкой всегда тяжело. Хорошо, что с самого начала нашей точильненской эпопеи, мы с соседями общий язык нашли, а близких друзей не заводили. Ахат как-то сказал:
-Нормальный ты мужик, Олег, одно плохо, - не выпиваешь.
-Да, глубоко осознаю, что неправ, но исправится не могу и по-прежнему стою на своём, хотя, если бы выпивал ну по малости, сколько задач можно было бы решить, или их ещё больше бы добавилось…
До обеда копал под цветы – долго у нас в этом году длится посадка.
Подтопил баньку.
Людмила ещё подсаживала свёклу, не веря в светлую свёкольную будущность, но ведь грядку пустой не оставишь. Людмила ворчит:
-Теперь всё лето рассадой будем заниматься…
Было время. Я грядок восемь за раз вскопаю, Людмила всю мелочёвку и лук посадит, мы сядем на скамеечку и любуемся на свежие весенние грядки.
Птички поют, солнышко светит, листва на деревах хоть ешь, а трава – босиком ходить не находишься.
А теперь? Начало июня, а грядки совсем не радуют и вообще глаза бы не смотрели.
Тыква – не взошла, кабачки, где вверх стремятся, а где молчат.
Тыква, уж на что неприхотлива, ткни в землю, сама по себе растёт, - не взошла.
Людмила по второму разу подсаживает тыкву.
В такой сезон радость необыкновенная – лук зелёный на столе, вкуснее и не бывает.
Поворчали и будет: зелени всякой полно, а теперь ещё и лук зелёный сколько хочешь. Да, припозднился, такое лето…
Вечером будем пробовать редиску, а рассчитывали, что она у нас, свежая ещё в середине мая будет…

ирисы цветут…ирисам - кланяюсь и вдыхаю аромат миньярский…милая моя родимая сторонушка…

Вечернее чаепитие.
Бежин: «Человека всегда будет волновать проблема устройства жизни, полнокровного и гармоничного существования. «Знаменитости» же учили
замечать красоту простых вещей и радоваться ей. А это и есть то малое, что, по мысли китайских мудрецов соотнесено с великим.»
«…жизнь всякого человека – бедного и богатого, знатного и незнатного, глупого и умного  - значима сама по себе. Каждому человеку и каждой вещи принадлежит своё место в мире. Их отношения с другими людьми, с другими вещами строятся не на основе подчинения одного другому, а на основе их взаимодополняемости. Оставаясь самим собой, каждый человек нуждается в обществе другого.»
«…их («знаменитостей») объединяла не принадлежность к слою элиты, а духовная общность. В их понимании, ценности жизни определялись не тем, на какую ступень иерархической лестницы поднялся человек, а тем, насколько полно он осуществил заложенные в нём возможности. Универсальность «знаменитостей» подчас поражает. Они стремились проявить себя во всех областях жизни: и в государственной деятельности, и в хозяйствовании, и в изящных искусствах. Они умели буквально всё – от кузнечного ремесла до ловли устриц.
И любое занятие – даже тяжёлый физический труд – служило средством самовыражения и имело философскую подоплёку.»
«Модель поведения ребёнка и сумасшедшего помогают внутреннему раскрепощению «знаменитостей», обретению ими того состояния естественности, о котором Тао Юаньмин писал:
Как я долго, однако,
          прожил узником в запертой клетке.
А теперь лишь обратно
          к первозданной свободе пришёл.»
Николаева: «Отвергая возможность в понятиях, логических категориях выразить суть явлений, дзэн требует от своих адептов особого поэтически-метафорического способа мышления, так как лишь образ-символ, образ-знак могут стать путеводной нить для иррационального, интуитивного постижения истины. Картина, сад,  букет цветов заключают в себе нечто таинственно прекрасное, не объяснимое словами, но выражает суть, истину всех вещей и явлений.»

около старой баньки толстый слой хвои сосны и лиственницы; когда-то мы здесь боролись с засильем диких трав; Людмила посадила маргаритки, потом барвинок ковром разросся, чистотел, а теперь – мягко-упругий слой медной хвои…цвели здесь маргаритки, кто вспомнит…


Вторник. С утра душно и усталость в теле. Вчера Ахат привёз пол «уазика» ольховых чурбаков. Я их располовинил и сложил во дворе сохнуть. Они быстро на свету приобретают оранжевый тон и живописно смотрятся. В наш дворовый ансамбль  вписались, как здесь и были…
Выкосил вдоль забора на улице.  Трава растёт какими-то клоками  куртинами и очень неравномерно. Чуть покосил и опять за брусок, косу править. Даже трава в этом году какая-то не такая, не «косная».
Выкосил, траву убрал, по скошенной лужайке хожу и внутренне, тихо радуюсь – хорошо! по-хозяйски, папа бы очень одобрил…
природно-человеческий лад, дружелюбие…
Можно дальше за дела приниматься.
А какие на сегодня дела? Раз у дома выкосил, надо и к реке тропинку прокосить. Один прокос – узко, надо в два прокоса, да ещё где кочки, где шифер и всякий иной хлам, пошире брать.
Трава в этом году тяжёлая, нет, не та, что была раньше. Косить – метров сто. Половину выкосил, пошёл дождь с намёком на град. Бросился в сад спасать будущий урожай, закрывать огурцы, помидоры, дыни, арбузы.
Град попугал немного и прекратил своё существование.
Томил в домике печку, обедал – вермишель и остатки гречки. Отдыхал-дремал. После обеда докосил до реки. Прошёлся от сада к реке и обратно с чувством глубокого удовлетворения: просторно, широко, вольно, можно босиком…
Пошёл дождь. Сложил в дворе горбыль (разбирал, когда забор ремонтировал), накрыл шифером от дождя. Теперь – прибрано.
Ахат ещё две дубовые доски мне выделил. Притащил и малой радостью порадовался. Дуб – это замечательно, это основательно и монументально, это «на века»…
Весь мусор во двора перевёз на хламно-растительную кучу – растут Гималаи.
Июнь. Прошли дожди, воды в реке добавилась. Вода – жёлтая глина, не искупаешься.
Дождь до вечера  моросит и сыплет.
Как мы в таких случаях с Людмилой говорим:
-Зато не поливать.
Но если так будет лить, впору будет не поливать, а отливать.
Лето, прекрасное лето, незабываемое лето…

Вечернее чаепитие.
Бежин: «…та интенсивная и напряжённая духовность, которая отличала средневековых отшельников, была возможна при попадании в определённые информационные лакуны. Клеймя мирскую жизнь, они отыскивали убежище в неведенье, в сознательном отстранении от всего мирского, и это выглядело реальным, потому что мир был окутан дымкой девственной тайны.»
«…приверженцы «ветра и потока» испытывали мучительное недовольство происходящим, остро чувствовали фальшь людских отношений и мечтали о родных местах. «Взгляну на дорогу домой, исчезающую вдали; посмотрю на речной поток, убегающий от меня всё дальше и дальше; подумаю о том, чтобы отправиться в путь, и не найду начала дороги; захочу пересечь поток и не найду моста» - Ван Канцзюй.»
«Бо Цзюйи:
«Кто говорит – ничего не знает,
Знающий – молчит».
Эти слова – от людей я слышал –
Лаоцзы сам сказал.
Но если так, и философ Лао
Именно тот, кто знал, -
Как получилось, что он составил
Книгу в пять тысяч слов?»
«Не выходя со двора…» Упоминаемый Лаоцзы двор есть и метафора микромира. Философ как бы подчёркивает, что ограниченное число внешних впечатлений заставляет острее улавливать внутреннее, проникать во внутренний смысл вещей. Ветка сливы, бамбук,  хризантема – этого достаточно для художника. чтобы глубоко и сильно высказаться в искусстве.»
«При истинных странствиях не ведают, куда направляются; при истинном наблюдении не ведают, на что смотрят. Все вещи странствуют, все твари наблюдают – вот то, что я называю наблюдением.»

практическое освоение дальневосточной философии,
прочитал и  убрал из ума…
в саду, в лесу – разнообразие и согласованность ритмов,
цветовые гаммы и аккорды, застывшее движение,
шорохи, шелесты, шептания и слухи, разнообразие и гармоничность форм,
созерцание…
забыв, отринуть все, остановиться, замереть…
созерцание – это и есть движение…

Среда. Дожди проверяют выдержанность и целеустремлённость.
Всю ночь и весь день моросил дождь, да так моросил, что я прикидывал, если вода по улице пойдёт, что в саду надо будет предпринимать. Размышлял над вариантами возможных событий. Забор крепкий, ничто никуда не уплывёт, если только перегной и навозные грядки. Остальное – соберу…
Открылись хляби небесные. Выходил к реке, вода вот-вот по лугу пойдёт…
Занимался обеспечением материального существования: прибрал, вымыл, истопил в избушке, приготовил поесть и слушал дождь…
Дождь моросит.

Вечернее чаепитие.
Бежин: «Знаменитости» готовы без устали любоваться красотой – смотреть, - но она вызывает в них горькие и печальные чувства. «Смотрю и чувствую» - этот мотив становится одним из центральных в лирической поэзии 3-4 веков, причем, как правило, глаз поэта восхищается миром, его величием и многообразием, а сердце подсказывает ему совсем другое: всё прекрасное исчезнет, всевластное и беспощадное время убьёт красоту.»
«Человек должен жить так же, как искусный повар совершает свою работу, то есть не допуская насилия над собой, над своими склонностями, а умело подчиняясь требованиям естественности.»
«Постоянное общение с искусством и своеобразная пресыщенность им делают особенно интенсивной в них («знаменитостях») работу души, знание истории заставляет переживать не только за себя, но и остро ощущать то, чем жили их предшественники, отделённые от них веками и даже тысячелетиями.
Часто они ведут себя по-детски, но при этом они необыкновенно умудрены душевно…»
«Знаменитости» культивировали интимное чувство, которое как бы имело и космическую, вселенскую окраску: оно отличалось от чувств, возникающих в ситуациях обыденной жизни. Лишь человек, обладающий особенно тонкой душевной организацией, был способен испытать такое чувство. Поэтому «ветер и поток» и есть воспитание этой чуткости в людях, пробуждение в них способности обострённо воспринимать мир.»

промокший сад, промокший луг, промокший лес; пустынная улица в такой нескончаемый дождь ещё более пустынна; пройти по тропинке к реке, смотреть и слушать дождь…сад словно остров…


Дни жаркие, тихие.
Вторник. Начал косить в саду, а так как у нас сад превращается в лес, то приходится не столько косить, сколько обкашивать дерева и кусты,  выпалывать там, куда с косой не пробраться. Заодно – быстро зарастает – кое-что выпиливал, прореживал.
Ранняя картошка навряд ли будет ранней. Только вылезла. Несколько кустов окучил, а всё равно растут никудышно.
Собирал «Трудягу».
Поставил его «на краю» двора, у цветочной клумбы, а за нею плот. В руки и рядом – инструменты: лопаты, две тяпки, две ножовки, грабли с выбитыми зубьями, трое вил, изношенные перчатки,  две пары.
На голову – крышку от кастрюли, чтобы не промокал.
Поставил, закрепил, камешками-плиточками площадку выровнял – такой он дремучий неказистый красавЕц получился, ну просто на загляденье. С весёлым восхищением обозревал его.
Посещающие сад говорят:
-Это ты!
-Конечно я, а кто же ещё!

Вечернее чаепитие.
Бежин: «Ван Цзыю относится к бамбуку как к живому человеку, как к другу,
без которого он не в силах провести и дня. Подобные же чувства вызывало у приверженцев «ветра и потока» всё живое – птицы, деревья, травы. Всё представлялось в равной мере одухотворённым.»
«…из «Чжуанцзы»: «Ходить, не ведая куда; останавливаться, не ведая зачем; сжиматься и разжиматься вместе со (всеми) вещами, (плыть с ними) на одной волне – таково главное для сохранения жизни.»
Николаева: «…просветление (сатори) трактуется как высший момент творчества, творческого откровения, интуитивного постижения непостижимого разумом. Элемент неосознанного, или бессознательно-интуитивного, в творческом процессе в учении дзэн абсолютизируется, противопоставляется логическому познанию, воображение становится антитезой анализу. Поэт или художник, достигший просветления, бессознательно выражает открывшуюся ему истину в образах, подчас неопределённо ёмких, требующих для своего полного постижения такого же просветления от зрителя, такого же интуитивного прозрения, каким обладал их создатель. Развивая учение о сатори, дзэн вводит специальный термин, означающий «чудо вещей», их тайный, скрытый смысл. В средневековой японской эстетике этому термину соответствовал другой – «югэн», не поддающийся точному переводу и означающий особый таинственный трепет, ощутимый, но не выразимый словами подтекст, скрытый пафос, отличающий подлинное произведение искусства. Отсутствие югэн – отсутствие подлинного искусства, вдохновенности, то есть ремесленность. Учение о выражении в искусстве бессознательного, открывающегося художнику в момент высшего вдохновения и принимающего подчас неожиданные и непонятные для ординарного человека формы, привело к появлению принципа неопределённости…Этот принцип неопределённости вырастал также из общего субъективизма дзэн, провозгласившего, что истина Будды скрыта в сердце каждого человека…Каждый человек сам, свом собственным путём постигал истину и осознавал её только для себя.»

в лугах сыро, в низких местах – вода; осока, таволга, дудник; издалека луг – какая там трава заманчивая; а подойдёшь, шагнёшь и проваливаешься по колено в воду; и кочки, и травы на тебя со всех сторон наваливаются и  хотят задушить,  заплести в своих объятиях…


В среду продолжил косить и полоть. Прополол вдоль дороги к мастерской.
На чистотел – урожай.
Каждое растение уникально. К одним – ближе, к другим – дальше.
Чистотел у нас – одно из самых садовых растений. Высокое, с лировидно-перистыми листьями. Сверху листья – светло-зелёные, снизу – сизые. Стебель опушён волосками. Всё растение – мягкое, словно пушистое, очень ломкое – эфемерное тонкое создание, в то же время – стойкое. Корень легко обламывается и снова даёт росток. Цветки ярко-жёлтые, нежные, изящные. Мы давно его уже стараемся сильно не пропалывать. Пусть растёт, убрать недолго. В травниках и лечебниках указывают, что оно ядовитое. Оно – дружественное, если с ним научиться общаться.
Наделал веников с чистотелом для банного заваривания. Столько времени потратил, а пришлось всё выбросить. Полёвки, не понимаю, как они туда забрались, по всем веникам прошлись, семена пошелушили, помёт оставили. Выбросил. Жалко.
Видимо, опять начинается поливочная эпопея. Земля очень быстро высыхает.
Поливку начинаю небольшую, а когда поливаю, то вижу, что и тут надо полить, и там. Так и набирается хождение по несколько десятков раз с двумя лейками от пруда и по всему саду.
Птицы свою певческую деятельность начинают уменьшать.
Зато лес в полной красе. Наслаждение – любоваться прозрачнейшими оттенками голубых и зелёных сочетаний.

Вечернее чапитие.
Бежин: «…пьяный, упавший с телеги, избегает серьёзных ушибов, потому что он полностью естественен, лишён напряжения…Древние даосы учили тому опьянению, благодаря которому человек теряет внешние и ложные ориентиры в мире, обретая взамен внутренние и истинные.»
«Се Линъюнь сравнивает два отношения к природе, к «горам и водам»: дровосека влекут туда практические нужды, необходимость запастись дровами и хворостом, однако подлинный ценитель красоты природы чужд подобного практицизма, он относится к природе свободно и незаинтересованно, не стремится извлечь практическую выгоду из общения с ней. Не следует думать, что «знаменитости» вообще отрицали физический труд. Они охотно занимались кузнечным ремеслом, как Цзи Канн, или крестьянствовали в поле, как Тао Юаньмин. Но оставаясь один на один с природой, они превращались в сторонников чистой эстетики, не желали смешивать отшельническое восхищение горным пейзажем с равнодушием к нему дровосеков.»
«К характеристике «ветра и потока» обращается и Е. В. Завадская, одной из первых затронувшая эту тему: «Включение своего «я» в  бесконечный, вечно меняющийся поток, стремление стереть любые знаки особенного и отличного от других, отрицание иерархии действий и отношение к памяти, к посмертной славе личности как к иллюзорной и ошибочной. сосредоточенности живого человека не на жизни, а на смерти – важнейшая этическая нома в рамках канона фэнлю.»
«Не жить чужой жизнью, быть верным самому себе –
главный девиз «знаменитостей».

так всё припозднилось в это лето! Людмила посадила настурцию вдоль дороги; взошла настурция, растёт, но как медленно!
когда цветы будут? но и так душевно: округлые листочки и тонкие, почти белые стебельки, - радуют…
папа очень любил настурцию, сам цветок и аромат;
расцветёт, папа  в нагрудный карман цветок положит, по огороду пройдёт, маму зовёт:
-Аннушка, смотри, а аромат какой!...


Пятница. Рыхлил, выпиливал, полол. Развёл костёр, сжёг все ветки. Костёр был большой и до обеда мы друг друга поддерживали. Я – ветви на костёр, он мне – тепло…
Вскопал под цветами. Наконец-то весь сад прошёл – окончательно всё выкосил и выполол.
В мастерской сковородку всё перекладывал. Для кухни она не годится, на ней всё пригорает, куда её приспособить? Ещё одну черемушинку нашел, где опилил, где обтесал, руки-ноги, всё честь по чести соорудил. В одну лапу сковороду дал, в другой лапе – поднос. Поставил возле сосны у баньки. Там и столик, и лавочки-колода, и сантехник, и лесовичок – рабочая лесная артель. На столе – самовар.
И там к месту – сковородка и поднос:
-Не желаете ли  выпить-закусить?
-С огромнейшим нашим удовольствием и приятствием!
Середина июня, а мы всё рассаживаем, подсаживаем.
На огурцы смотреть – слёзы  лить. Подсадил ещё.
Сначала начали расти, приостановились.
Уж на что неприхотливы ноготки, но и те призадумались, надо ли им существовать дальше.
Словно что-то их, растения, гнетёт и давит.
Пришлось вдоль Реки жизни ещё цветы подсаживать, а где совсем мокреть, там посадил мяту. Если цветов не будет, хоть с мятой чай будем пить.
Жара почти под тридцать. Купался в реке. Вода очень холодная. Бодрит, но мысль из головы не исчезает: что же в этом году всё так медленно растёт? точнее сказать, сидит и сидит, и росту никакого.
У Тёплого пруда  - белое облако,  расцвела калина бульдонеж, расцвели «шоколадницы», ирисы с тонким ароматом шоколада. Прямо на дорогу головушки наклоняют, мимо никак не пройдёшь, остановишься, вдохнёшь аромат, любуешься…
Воду грел на летней печке, мылся во дворе. Днём жара, а вечером – ветер холодный, а когда помоешься, то насквозь пронизывает. Быстрей в избушку, к печке да к чаю…
и сборник предо мной «Проблема человека в традиционных китайских учениях, и карандаш в руке:
«Традиционный для восточных учений принцип всеобщей связи явлений можно охарактеризовать словами « одно во всём, и всё в одном. Единое пронизывает все вещи, это единый путь мира и каждой  и каждой вещи в отдельности (дао).»
Домотканые дорожки. На плите шумит чайник, большой, пятилитровый,
а маленький, на два литра ему подпевает. Печка белёная, но уже подзакоптилась, надо бы побелить.  Водоэмульсионку мы привезли, осталось время для побелки выбрать.
Ещё не вечер. Ещё за окном светло. Небо в дымке, и в холодной дымке лес по склону горы. В сад идти нет сил, после дневных дел к вечеру наваливается большая усталость. Так что с карандашом в руке и с книгой, пока окончательно не одолеет сон.
«Если всё связано между собой по принципу «одно во всём и всё в одном», то нельзя вычленить объект, подвергнуть анализу, разорвать причинную связь без того, чтобы не пострадало целое.» (из вступительной статьи к сборнику Т. П. Григорьевой).
Григорьева: «Вопрос ставится таким образом «человек и мир» как нечто целое, потому что человек и мир, по китайским представлениям, неразделимы: одно определяет другое. Человек, мир, природа – единая система.»
«Лао-цзы: «человек следует земле, земля – небу, небо – дао. а дао – самому себе.» Природа это прежде всего естественный путь, то, чему всё следует…»
«Идя своим путём, цзюньцзы (истинный человек) внутренне свободен, и, будучи внутренне свободным, достигает полноты. Достигая полноты, становится един со всеми вещами, поэтому, чтобы он ни делал, он воздействует на всё, ибо вошёл в ритм космоса.»
«Когда люди по причине невежества нарушают правильный ритм инь-ян, их чередование и их взаимоуравновешенность, то начинаются всякие невзгоды.
Когда в человеческом организме скапливается слишком много инь или слишком много ян от непомерного употребления тех или иных продуктов, человек заболевает. Если в земной атмосфере появляется слишком много элементов инь или элементов ян, то происходят сбои в земном организме, перепады в климате, температуре, в атмосферном давлении. Нарушается правильный ритм жизни в любой сфере.
Почему так раздражают, порой даже мучают грубые люди, грубые слова, жесты, звуки, поступки, мысли? Потому что они нарушают ритм ци, вызывая диссонанс, аритмию в организме человека.
Потому «красота спасёт мир», что восстанавливает нарушенную гармонию, потому врачует душу, что избавляет не только от психического, но и физического расстройства, придавая циркуляции ци правильный характер. Потому китайцы и ассоциировали красоту с гармонией, потому вслед за словами « один раз инь, один раз ян  и есть пусть» в «Сицы чжуань» сказано:
«Тот, кто следует этому, осуществляет добро.»
«Потому Конфуций и говорит: «Не путь может расширить человека, а человек может расширить путь», то есть именно человеку дано привести все существа к совершенству, гармонизировать мир, таково его назначение в эволюции мира. Вот почему к высотам мир «идёт через человека.»

сад неизменен и всё время меняется; ветви деревьев распространяются вверх и вширь, травы растут, цветы цветут и отцветают, грядки – чёрные, после посадки, потом зелёные всходы, бурный рост, а потом – убирание того, что выросло; и снова потом перекопать, и в сентябре любоваться на чёрную землю; и мы, как и наш сад, незаметно и явственно меняемся…


Середина июня. Пятница. Солнце жжёт, и очень душно. К вечеру по небу дымка, но очень тепло, словно в бане, после второго паренья.
Топил летнюю печку, мылся во дворе, как мы говорим: «на улице».
С утра – за поливку. Полол дорожки  и опять за поливку. Подрезал и выровнял кусты сирен и калины.
От плота в сад сделал из поленьев ( из речки вытащил, на тачке возил) настил, а то по весне приходится по воде шастать. По краям сделал бордюр из камней, чтобы   весной не унесло. Камни возил с речки. Рассчитывал, что камней надо немного, а оказалось – вози да вози, лишнего не будет.
Часть нашего сада постепенно превращается в лес и Податели Благ там как-то теряются и становятся лишними. Выкопал одного , что около берёзы и переселил его к старой баньке, он теперь сирень защищает и не даёт ей разваливаться.
Дельфиниум цветёт – яркое пятно чистого сине-голубого цвета почти в центре сада. Цветёт мощно и благородно. Колышки поставил, подвязал, чтобы не падал. У нас сейчас две изюминки цветения в саду, или даже три: калина бульдонеж, дельфиниум и ирис-«шоколадница».
Цветёт обыкновенная рябина, расцветают голубые ирисы.
Главная мелодия сада – дерева и кустарники, а цветы? А без цветов сад был бы глух и нем. «Цветочная мелодия» тоже главная. Дерева и кустарники, цветы, одно без  другого существовать не может. Здесь, когда вместе, полнота бытия.
На салат для еды собираю лук зелёный и всякую траву: петрушку, салат, клевер, сныть, щавель, а лебеды нет. Что её, специально выращивать?

Вечернее чаепитие.
Померанцева: «Дао, о котором говорится, что оно родится в пустоте, хотя деятельность его развёртывается во Вселенной, совмещает в себе покой небытия и движение бытия. Беспрерывным, неостанавливающимся движением, характеризуется мир становления, и прежде всего природа, противопоставленная вечному покою небытия. Мудрец, составляя неотъемлемую часть философской системы, естественно стремится к достижению покоя, дающему ему возможность постижения высших сфер. Он обретает его в слиянии с быстродвижущейся природой, таким образом обретая покой внутри движения. Уподобляясь дао, мудрец уподобляется его свойствам, одним из которых является совмещение покоя и движения.»
«…дао, рождаясь в пустоте, в области вечного покоя и безмолвия, служит основанием бурного развёртывания природы…»
Николаева: « В отличие от других периодов культура средневековья отмечена повышенной значительностью духовного, сверхчувственного, то есть той области человеческого опыта, которая лишена собственного языка и может быть выражена лишь с помощью понятий и образов из других областей человеческой деятельности.
Как раз с этим связана её высокая «знаковость», постоянное применение аналогий в виде символов и метафор: через одну вещь или понятие выражается другая вещь или понятие…Широкая ассоциативность становится важной закономерностью художественного мышления и восприятия, но при этом возводится в принцип невозможность определённой и конкретной ассоциации, подразумевается её множественность, зависящая от опыта зрителя, его эрудиции, психического склада, включённости в узкую сферу данной культурной среды.»

дельфиниум цветёт; просвечивающий насквозь лепесток,  насыщенный сине-голубой цвет-самоцвет, издалека и близко пойдёшь – он, цвет,  изнутри светится;
не разгадать загадку, но почему же так цветок завораживает?  всматриваешься в глубину – и постигнуть бездну не можешь, голову кружит; а всего-то – дельфиниум цветёт…
листья пальчатые, пятираздельные, кисть пирамидка, цветки, вплотную друг к другу, мерцают; чашечка с пятью синими чашелистиками, из которых верхний продолжен в длинный шпорец; лепестков четыре, оба верхних имеют по одному полому шпорцу, на дне которого выделяется нектар; оба шпорца вложены в шпорец чашечки, который служит защитным футляром…
чудное творение…


Суббота. Хмуро. Тучи нависли. Дождь накрапывает. Духота. К вечеру стало прохладнее.
Года два батун разводим. Наконец-то «правильный» взошёл – ровно, друг другу под стать. Уж мы-то за ним как ухаживаем. Земля – самая лучшая. Рыхление – постоянное. Поливка – всегда.
Посмотрел – надо полоть. Хотел это дело Людмиле передоверить, но она через два дня приедет, батун ещё больше зарастёт. И хотя и так работы полно, взялся за прополку.
До чего же мне это не по душе. Но куда деваться. Сижу над грядкой, травиночку за травиночкой аккуратно выдёргиваю.
Тархун у нас в разных местах рос. Дочка посоветовала специально ему клумбу выделить. Сделали. Сколотил, чтобы грядка не ползла, раму. Земли навозил. Теперь весь наш тархун на виду. И любоваться, и брать удобно.
Но зарос. Прополол. Колышки поставил. Шпагатом обвязал: расти, не прячься!
Центральную клумбу обиходил, прополол, перекопал, обрезал – любо-дорого смотреть!
Почти закончил окучивать картошку на наших многочисленных «полях».
После обеда ходил за жердями. Набрал ольховых и из тополя, ошкурил.
Флоксы и шиповник огородил.
По заброшенным огородам, по некошеным лугам буйно расцвела сурепка.
Приторный дурманящий запах над травами. Светло-жёлтые волны.

Вечернее чаепитие.
Померанцева: « Из «Хуайнаньцзы»: «Не знаю, создан ли я для полноты Поднебесной, была ли она целостна без меня? Я – вещь, и вещь – тоже вещь, какой смысл в этих похожих вещах? Оно рождает меня для какой пользы? Оно убивает меня – какой от этого убыток? Творящее изменение сделало меня горшком – я ничего не могу иметь против. Почему надо думать, что делать иглоукалывание и прижигание, желая сохранить жизнь, это не заблуждение? Откуда мне знать, что тот, кто ищет смерти, затягивая узел на шее, не обретает счастья…Творящее изменения хватает и вытягивает вещь подобно тому, как гончар глину. Берёт и делает из неё таз. Он не далёк от глины, из которой сделан. И вот уже готовый сосуд оно вдруг разбивает вдребезги и возвращает к основе. Эти осколки тоже ничем не отличаются от
таза.»
« С одинаковой эмоциональной силой выражены в памятнике  и восторг «слияния» с дао и трагизм осознания равнодушия природы к своему единичному творению.»
Николаева: « …один из главных методов обучения адептов дзэн – переход от обычного мышления к поэтически-ассоциативному. Ученика постепенно готовят к  замене понятий метафорами, рационального мышления – интуицией. При этом каждый предмет воспринимается и сам по себе и как знак чего-то большего и значительного, но не вполне определённого. Утверждая невозможность однозначного ответа на любой вопрос, дзэнская доктрина предоставляет свободу индивидуального, ассоциативного ряда для каждого субъекта.»

двор засыпал в толстый слой гравием; два года травы вообще не было; а сейчас дворик зарастает; на камнях пробивается жизнь;
на дорожке Великий Путь Жизни с осени просыпались семена календулы;
вот теперь она всходит – среди камней упорно прорастает…


Воскресенье. Туман поднимается к верху. Облачно. Солнце пробьёт белый слой и – жжёт. Притеплит травы и, как вчера, принесёт приторный, дурманящий запах сурепки с соседнего заросшего огорода. Не хочется, совсем не хочется, но надо пропалывать дорожки. Прополол «Банную», прополол «Уличную», параллельную дороге.  Полол – ворчал, а прополол – любовался: хорошо!
В домике прибрал. Истопил, сварил, выбил половики, вымыл полы. Чисто, прибрано, лишнего ничего нет – жить и размышлять…
Ахат привёз ещё половину «уазика» ольховых чурбаков. Я их быстро переколол и сложил. Оранжево-красная поленица у нас во дворе, такая у нас во дворе домовитость и хозяйственность.
Ещё довесил  таблички-названия для путешествующих по саду, чтобы  было понятно  что и как: «Лес рок-н-ролл», «Трудяга», «Летнее», «Так кое-что» и др.
Жёг костер. Груда веток у парника под ногами путается. Костёр запалил большой, но с осторожностью. Ветра нет. Вода под рукой и я сам рядом с костром.
Ирисы цветут голубые, шоколадные, лимонные.
Очень мне стали по душе тишь и покой. И сегодня день очень успокоительный, неспешный.
Только и впитывать его каждой частичкой своего существования.
Голову поднял – облака плывут. Сколько в них форм, видов нескончаемых.
Нет в них монотонности, а есть тихость и медленность движения.
Наверно, бестолковый вопрос, но всё же почему это так трогает, почему волнует, и не просто волнует, а томит, перехватывает дыхание, словно какое-то чудо случилось. А всего-то: ирисы цветут, облака меняют форму, ветер тронет листву. Почему это так завораживает, теребит, треплет каждый нерв, каждую жилочку. Почему от всего садового, лесного, небесного, вселенского так щемит, так болит сердце? Почему? Какая в этом есть Тайна?
И зачем эта бессловесная мука – не высказать, не разделить с кем-то эту величайшую  радость-волнительность?...
Убрал с грядок огуречных, дынных и арбузных укрывной материал. Прополоскал, высушил, убрал на чердак в бане.
За луговым музыкантом собрал столик и скамейку: может когда и посидим и полюбуемся на лес-сад, может даже здесь и чаепитие устроим.
Вообще местечко больше располагает к пиву и рыбке. Тихонько потягивать да вкушать садово-лесное обаяние…в траву закинуть удочку, может что и вытянешь…

Вечернее чаепитие.
Торчинов: «Дао всё вмещает, и потому оно абсолютно пусто, ибо может наполняться бесконечно, никогда не переполняясь. С другой стороны, оно так же и неисчерпаемо, ибо, сколько бы из него не черпали, оно не опустеет, ибо объемлет всё.»
«Дао для даосов – это путь, принцип существования мира, даже, если несколько модернизировать это понятие, - программа мирового развития.»
«Оно – голос голоса, звук звука, форма формы, отражение отражения. Квадратное обретает его и покоится, круглое обретает его и движется. Падающее обретает его и идёт вниз, поднимающееся обретает его и устремляется вверх. Наилучшее название для него – «дао-Путь».
«Под «обретением»  дао следует, вероятно, понимать следование дао, проникновение в его суть  и приведение своей деятельности в гармонию с законами природы, проистекающими из дао – универсального Закона, т. е., другими словами, «плыть по течению дао, не противоборствовать ему, что, собственно, и называется «недеянием» (у вэй). Дао – источник существования всего мира…»
«Человек способен к творчеству, созданию вещей, и поэтому он подобен Небе и Земле, но Небо и Земля действуют спонтанно…в то время как человек действует сознательно, оставаясь как бы «осуществлением» природы, точкой, в которой пересекаются все связи мира. Это величайшее преимущество человека, но вместе с тем в нём коренится и  возможность вступить в противоречие с мировым целым, с Законом мира, с дао. В этом причина всех несчастий человека и как индивида, и как члена общества. Мир следует дао спонтанно, человек же сознательно  приобщается к «естественности» дао и приобретает все качества дао, «срастаясь» с ним в нерасчленимое единство.»

одно из самых совершенных природных созданий, гармоничных и сложнейших – цветок; наука пытается всё объяснить, но причина причин так и остаётся непознанной, можно ведь было проще всё устроить, зачем такое совершенство и загадочность? всего-то – дать семя; а столько в самом даже наипростейшем цветке заложено…
в  ирисы всматриваюсь…


В понедельник приехала Людмила. Топили баньку, а банька не удалась. Не протоплена и угарно. Видно, надо каменку перебирать, чего делать нет никакого желания: весь в саже, в копоти, в глине. Потом всё скоблить, мыть…
Ходил в лес, набрал немного берёсты для растопки в запас и приволок две осиновые прожилины. Вода в реке большая. У тополей, где  я всегда переходил, не пройдёшь. Надел болотники и через брод напротив бывшего покоса Кирсановых перебрался. Дождь моросит, не хочет, чтобы я по лесу бродил. Но дождик меня не пугает. В дождь в лесу даже как-то и сподручней.
Людмила собирала травы. С первого точильненского года мы приобщились к травному чаепитию, и даже раньше. В Точильном – сподручнее.
Дело здесь не только в лечебности той или иной травы, а, наверное, даже более, чем лечебность, в «природном чаепитии».
Одно дело купил в магазине пачку чая, принёс домой, заварил, другое – собрал травы, высушил, скомпоновал сбор…
Как только начинается цветение, Людмила приступает к заготовкам травяным. Домой приедем, везде – травы и аромат…
-С чем сегодня чай будем пить?
-Давай с календулой, смородиновый лист положи, да ещё травки какой брось…
И обязательно, когда ставим самовар, чай у нас только травяной…

Вечернее чаепитие.
Торчинов: «Если древние греки стремились выяснить сущность космоса и исходя из той или иной онтологии определить цели человеческого существования («Что такое мир?» и «Если мир таков, то зачем в нём я?»), а древние индийцы исходили как раз, напротив, из сущности человека (рассматривавшегося прежде всего как «психологический субъект») и из психологии, более или менее онтологизированной, приходили к учению  о мире (который также мыслился в категориях психологии) и целях человеческой жизни («Кто Я? и «Если Я таков, то что такое мир и какова моя цель в нём?»), то древние китайцы исходили из сущности человека как природного и социального существа и, рассматривая и мир, и общество, как нечто данное, интересовались прежде всего ролью человека в мире и его отношениями с природой и обществом, причём общество также считалось частью природы, космоса («Есть я и мир, что я должен делать в этом мире и как относиться к нему?»).»

ветер по весне прошёлся по лесу, повалил много осин и вязов; не ходишь, а пробираешься, продираешься сквозь заросли густо проросшего клёна; хочется прибрать и «очеловечить» лес; но это неверно; лес живёт по своим законам, а мы в нём лишь гости…


Суббота. Небо с утра безоблачное, чистое голубое, после обеда наползли тучи, нахмурились. Посыпались, немного, дождинки.
Дела бытовые, садовые задвинул в угол, занялся резьбой. Из большого чурбака липового начал вырезать, вырубать «Цветочника». Сначала, когда обрубаю, дело идёт ни шатко ни валко, а потом вхожу во вкус, уже и поесть некогда, а хочется «вытаскивать» из полена что-то доброе, душевное на радость-поглядение. Но чурбак большой, за день, конечно, хотя и поторапливаюсь, – не успею. Все же вырезал много, и уже сама фигура и мордаха вполне проглядываются. И уже можно спросить:
-Ты кто?
И уже можно услышать ответ…
Подтопил баньку. Варил кашу. Собирал жимолость. Её в этом году совсем малость.
Ветра нет. Лес недвижный,  градации зелёных тонов как нотная запись прекрасной мелодии…слушаю…всякие оттенки примечаю…

Вечернее чаепитие.
Абаев, Нестёркин: «…дискурсивное мышление, основанное на принципе бинарной оппозиции, видит диадные отношения там, где их в действительности нет, расчленяя целое на части и противопоставляя их друг другу. В результате разрушается гармоническое единство и целостность бытия, и человек начинает отчуждать  себя от своей внутренней природы, одновременно отчуждаясь от окружающей природной среды и противопоставляя себя (точнее, своё индивидуальное «я») всей объективной реальности, которая начинает восприниматься как объект (сумма объектов) деятельности этого «я». Человек утрачивает видение мира как неделимого целого, частью которого он является сам, и природной среды, как целостной и взаимосвязанной системы, с которой он связана теснейшими узами и от которой во многом  зависит, несмотря на своё могущество.»
«Стремление аппелировать прежде всего к природному началу человека, пробудить и активизировать его, освобождая от гнёта внешних условностей, проявилось …в яркой эмоциональности чаньского «просветления», которое расценивалось чань-буддистами как центральный человеческий опыт, вершина всей практики морального и психического самосовершенствования…»
«Постигая дао», даос обретал эйфорическое  чувство духовно-телесного единства, не нарушаемого дискурсией, и восстанавливал яркость, свежесть и остроту и целостность восприятия, а также спонтанность реагирования, то есть все естественные свойства, утраченные им в процессе «культурного» поведения.»

у самой дверки в мастерскую растёт подорожник; крепкий, мощный – богатырь; вырос там, где вырасти чему-либо было невозможно;
как он интересен, не похож на других; всматриваться – письмена читать:
стебель, листья в прожилках, цветок…
и не у места вырос, но уж пусть растёт, гордится, что один он такой…


Воскресенье. Полночи бился с мышами-полёвками. В этом году их напасть у всех. Спать не дают, шуршат за стенкой.
«Цветочника» доделал. Долго раздумывал, покрывать лаком или нет. Оставил в природном одеянии. Начал, тоже из большого чурбака, «Папоротников цвет». Заготовил немного ольховых веников и ольху принёс для лесной скульптуры. Ещё веники заготавливал: дуб, берёза, липа – духмяные, хоть сейчас баню топи да парься.
Опять холод, пасмурно и угрюмо. Блеклое, серое, к вечеру ещё похолодало, словно в горах снег выпал.

Вечернее чаепитие.
Абаев, Нестёркин: «Это внезапный прорыв к просветлению, мог случиться нежданно-негаданно где угодно и когда угодно в процессе самой обыденной мирской деятельности, в гуще «мирской суеты», а не только во время специальных тренировок. Более того, просветление, обретаемое в гуще активной жизнедеятельности, в процессе динамического взаимодействия с окружающей средой, расценивалось как наиболее полноценное и истинное, поскольку специальная практика уже сама по себе означает попытку что-то изменить, как-то «исправить» естественную природу человека, которая, по мнению чань-буддистов, изначально чиста, совершенна и не нуждается ни в каких «исправлениях» или «дополнениях», ибо в ней «с самого начала есть всё сполна и ничего не упущено.»
«Линь-цзи: «Буддийское учение не нуждается в собой практике. Для его постижения необходимо лишь обыденно недеяние: испражняйтесь и мочитесь, носите свою обычную одежду и ешьте свою обычную пищу, а когда устанете – ложитесь спать. Глупый будет смеяться надо мной, но умный поймёт.»
«К человеку, который верит в изначальную чистоту своей природы и полностью полагается на неё, доверяет ей, не пытаясь навязать ей нечто чуждое и постороннее, внести в неё какие-то «усовершенствования» и «дополнения», что-то исправить, «просветление» приходит совершенно естественно…Но главная трудность заключается именно в необычайной простоте и лёгкости, в «сверхъестественной естественности…»
То есть иметь стремление не иметь стремлений.»
«…проблема решается сама собой. если перестать видеть в ней таковую, и, не мудрствуя лукаво, и не создавая новых проблем, «просто жить» и действовать: «есть, когда захочется есть», «спать, когда захочется спать»,
то есть быть естественным без всякого желания стать естественным…»
«Стремление к безыскусной и вместе с тем изысканной простоте, к естественности самовыражения, сочетающейся с жёстким самоконтролем, стремление синтезировать бессознательно-природное начало с сознательно-культурным  и найти оптимальное равновесие между «естественным» и «культурным» поведением.»

в дубовых колодах-цветочницах – анютины глазки, бархатцы, настурция; около Большой яблони астры –молодая поросль: в сентябре зацветут…
цветы в цветочницах на подставках – немного над землёй-травой, что-то в них и небесное есть…


Понедельник. С утра холодно, плюс четыре градуса. К обеду потеплело и выглянуло долгожданное солнышко. К вечеру собрались низкорослые облака, повисли на верхушках елей.
Приехала Людмила. Пололи. Людмила полола морковь и свёклу, а грядки лука и чеснока – рыхлила. Людмила приспособилась эти грядки не полоть, а рыхлить постоянно, не давать траве расти, и земля для растений – лёгкая, и никакая трава лук и чеснок не угнетают.
Редиску – съели. Где была маленькая «редискина» грядка, Людмила посадила петрушку. Рыхлила капусту, помидоры.
Я опилил ветки у лиственниц, слишком по низу разрослись.
Убрал кучу травы у парника. Вернее, перебросал её на луг, за костёр, может там ужи себе логовище не устроят. Топил баньку, нет, не протапливается, так и придётся каменку перекладывать, но пока вдохновенности у меня к этому делу нет
Ходил через речку в гору. Тропинка моя сильно заросла и ничего более менее подходящего не нашёл. Принёс две липовые жерди, а одну, большую и длинную, оставил в лесу сохнуть. Повянет, приволоку в сад. Осиновую коряжинку нашёл и вкопал её – метёлку ограждает, чтобы не валилась.
Косил в низинке лютик, осоку, тимофеевку. Вода стоит. Надел болотники и – поплыл с косой. Ну и вид: косой по воде и трава плавает:
-Людмила, смотри, может нам здесь рис сажать…
Окунулся в реке.
Вечер. Ветер. Холод. Лень было, а пришлось идти закрывать огурцы. А может и никакие огурцы не вырастут. Почти весь день занимался резьбой.
закончил «Папорть-цветь» и акварелью прошёлся.
Небо выяснило. Синоптики обещают заморозки на почве. Спасибо погоде, спасибо им!

Вечернее чаепитие.
Абаев, Нестёркин: «Мэё: «глядя на луну, я становлюсь луной, луна, на которую я смотрю, становится мною.»
Григорьева: «Дзэн в некотором смысле дерзкая попытка человека уподобиться природе, быть равным ей, жить в её ритме, не чувствуя помех.»
Абаев, Нестёркин: «Являясь во всех отношениях равноправным партнёром в процессе активного взаимодействия человека с окружающей средой, природа не только не рассматривалась как пассивный объект мироустроительной и  созидательной деятельности человека, но и в каком-то смысле весьма активно воздействовала на этот процесс, так как человек, находящийся в состоянии просветления, сливался с природой и как бы превращался в орудие самореализации её творческих потенций. «Человек является мыслящим тростником, - писал Судзуки, - но его величайшие творения создаются тогда, когда он не обдумывает и не высчитывает. «Детскость» должна быть восстановлена после многих лет тренировки в искусстве самозабвения. Когда она восстановлена, человек думает, но уже не рассуждает. Он думает столь же естественно, как дождь проливается с неба; он думает подобно волнам, катящимся в океане, он думает подобно звёздам, мерцающим в ночном небе; он думает подобно листве, распускающейся под лёгким зелёным ветерком. Воистину он есть дождь, море, звёзды, листва.»
«Великое сострадание ( маха каруна).»

жук-бронзовик в цветке шиповника, то ли задремал, то ли впал в беспамятство от приторного запаха; сам как будто цветок, бронзовый, медно-красный, с зелёными переливами, на солнце блестит как золотой; кузнец искусный ковал…
что здесь? целесообразность или прихоть случая?


Вторник. Опять холод и пронизывающий ветер. Под лохматыми тучами, синими и почти чёрными, тёмные леса-горы и сырой сад…

Вечернее чаепитие..
Мартынов: «Главным источником вдохновения Су Ши продолжало оставаться сакрализованное, но зримое, конкретное мироздание в чётких пространственно-временных рамках – традиционная основа всей средневековой китайской поэзии, где пространство проявляло себя прежде всего как эмоционально переживаемая, «личная» география и знаменитые пейзажи, а время было представлено животворной сменой времён года.»
Сычёв: «…цветок в китайской поэзии часто не столько образ природы, сколько образ, передающий или подчёркивающий характер и настроение человека…
Объединению изображений цветов и птиц в одном жанре, возможно, способствовало также сходное их значение с точки зрения древнекитайских натурфилософских построений. Цветы, рождённые Землёй, которая оплодотворена Небом, воплощает в себе единение двух великих начал – инь и ян. Птицы своим полётом также связывают Землю с Небом. И те и другие выражают сущность третьего члена триады – Небо, Земля, Человек. А будучи связаны с временами года  - передают идею движения времени.»
Николаева: «Постепенно сложился тип символического сада, или так называемый сухой пейзаж (карэ сан-суй), где горы, каскады, потоки и озёра обозначаются особой композицией камней и песка, кустарников и деревьев. Исчезают цветущие деревья, сад становится почти монохромным, строгим, порой даже аскетичным. Второй тип дзэнского сада – это плоский сад, обычно небольщой по площади, с композицией из камней, песка или гальки. иногда окружённый стеной, иногда смыкающийся с другим садом. Несколько позднее, в конце 16 века, складывается третий тип дзэнского сада – так называемый чайный сад – родзи…»

чуть потеплело, выше плюс десяти; облака-тучи застили весь небосвод: высокие, низкие, лохматые, многослойные; медленно, очень медленно движутся в сторону Миньяра; тяжёлые, в малых светах и путанных форм…


Среда. Просветлял: около избушки выпиливал сирень, ещё у лиственниц нижние ветки обрезал, у берёзы, что около домика. Много спилил, обрезал – стало светлее и просторней.
Чтобы к нам не лезли сорняки, выкосил часть соседнего  участка, что у нашего забора. Лопух, дудник, осока, хоть топором вырубай.
Елена Александровна, библиотекарша, привезла сортовые ирисы. Нашёл для них место. Посадил. Полил. Надеюсь, что приживутся, чтобы  на следующий год чтобы все были живы-здоровы, и чтоб цвели. Загадывать не буду, а помечтать можно.
Ахат ещё привёз почти полный «уазик» ольховых чурбаков. Расколол и во дворе сложил, чтобы лучше просохли.
Теперь у нас не двор, а склад разного деревянного пиломатериала: горбыль, прожилины, срезки, бруски, дрова, столбы, ошкуренные коряги-сучки, пеньки дубовые…такое вот богачество…

Вечернее чаепитие.
Завадская: « Искусство лежит на грани сходства и несходства, полное сходство – вульгарно, несходство – обман.»
«И Ци Байши и Ван Гог стремились запечатлеть не мгновение жизни, а то, как протекает жизнь природы, их живопись похожа на знаки удивительной стенографической записи, в которой сочетается графизм с живописью, контур с сияющим цветом. Скрытый символический смысл сообщает их работам некое четвёртое измерение. Они не только одухотворяют мир – цветы, камни, деревья, но оба открыли новое ощущение космического единства сил, действующих в природе и человеке.»
«Лотос – метафорическое и символическое выражение этической позиции художника: растущий на грязных, заболоченных прудах, лотос остаётся безупречно чистым, листья его, лежащие на поверхности воды, не намокают.»
Николаева: «Ощущение единства и целостности мира, подобно живому организму, может дать только естественность построения сада. Не просто сумма отдельных элементов, а именно их целостность. Критерием художественности такого сада выступают закономерности природы, которые и создают её красоту.»

дубы, прислоненные к мастерской и дровнику, выбелили солнце и дождь, подчеркнули все извилины, дупла и дуплышки, выступы и впадины…проступили письмена…
и вновь и вновь читаю я природные знаки, пытаясь их понять…


Последний день июня. Дымчатое, в туманных расплывах небо.
Елена Александровна привели девчонок и мальчишек, которые гостят в Точильном, на экскурсию. Прошли, рассказал. Подростки отчаянно фоткались, а у малышей глаза горели. Всё им удивительно. Они пока верят и открыты миру.  Куда потом этот интерес девается? Всё-то им становится скучно.
Рассадил ирисы. Грел воду для поливки огурцов. Вода в пруду холодная. Топил летнюю печку, грел воду. Кому сказать: конец июня, а я воду грею, чтобы огурцы, дыни и арбузы поливать. Вырастет ли что? Растёт всё медленно. Встал, как бабушка, до пяти часов. Жёг костёр, баньку подтапливал, в избушке прибирался. Чай кипятил. Всё что-то делал, а сделанного мало…

Вечернее чаепитие.
Малявин: «В истории древнего и средневекового мира образ человека складывался из двух основных черт: внутренней свободы, индивидуальной ответственности человека и априорной, необоримой данности человеческого бытия. Две грани человеческого существования были связаны воедино, составляя вместе высшую загадка человека – загадку его бесконечности. Человек в древности и средневековье мыслился чем-то неизмеримо большим, чем он был: его понимали как прообраз глубочайшей тайны мироздания.»
«Человек представал…микрокосмом, точным подобием вселенной, являвшей собой не что иное, как одно живое тело.»

самое доброе тепло – от печки, особенно когда намёрзнешься в вечернем холодном дождливом саду…
предвкушение радости: в подтопок поленья положил, берёсту, спичку…
вот и огоньки, вот  зашумело в трубе, вот уже и тепло, малое, маленькое, но тепло; тепло и огонь в подтопке; свет не включать, на огонь смотреть и ощущать, как теплом наполняется избушка…

на тропинке камни; сначала они под ногами всё время качаются и движутся, а со временем так  обживутся, что нет сомнения - они всегда были здесь…


Понедельник. В пятницу приезжала Людмила. Топил баню. Людмила полола, рыхлила, собирала травы: душицу, мяту, зверобой, смородиновый лист, клевер, календулу…Вечная у Людмилы прополка, понимаю, как надоела. Но труды не напрасны. Всё же трава не так буйствует, присмирела и полоть приходится гораздо меньше, чем первые года.
Людмила, бросай работу, давай по саду пройдёмся…
Тепло. Солнечно-облачно. Сходил за луга за подсохшими прожилинами. Трава выдурила выше человеческого роста, еле пробрался, проторил тропинку.
Сегодня тоже тепло, но пасмурно и есть большая жажда солнышка. К вечеру стало холоднее и неуютнее. Работал в осенней куртке – лето, ах, лето…
В доме вымыл, истопил печку, застелил половики. Приходится, когда уезжаем в Ашу, всё убирать от мышей-полёвок.
Начало июля. У меня начался покос – для копца надо сена заготовить.
Косу отбил, бруском поправил. Обычно я косил за два захода.
Один покос у усадьбы тёти Раи, другой – в лугах. Люблю, чтобы всего – много, чтобы не жаться, потому и кошу вроде как на копёшку, а получается большая копна. Трава сырая. Косить легко. Лужайку одну выкосил, прикинул, что маловато будет, надо ещё в лугах осоку косить.
Косить я люблю. Здесь ритм движений, звучание трав и косы, луговые запахи растений – в согласии, в ладу, в гармонии. Здесь – поэзия. Обычно мошка достаёт, что, конечно, радости не прибавляет. А сегодня, на удивление, мошки нет, кошу, можно сказать, в райских условиях.
Ряд прошёл, окосье в землю и смотрю на окружающую местность. А окружающая местность – природа, весь мир: облака хотя и серые, но в них есть просветы, как обещание доброй погоды, в их туманных ликах столько многообразия; леса зелёная гамма, зелёная симфония, все эти переходы, тончайшие нюансы и всплески; мощные аккорды тополей – мелодия, которая начинает звучать, если медленным взглядом двигаться от реки вверх по склону горы; луговые травы – мятлик, клевер, тимофеевка, душистый колосок, подмаренник (будь он неладен, иногда так все опутает, косу не протащишь), ближе к заборам, к сараю соседки – лопух, конский щавель, крапива, таволга, где повыше – душица, зверобой и даже кустики земляники, где сырее – осока; тополя на берегу Ашинки, серые крыши соседних строений – это маленький большой мир, которого я – частичка, и вот сейчас, когда кошу, согласен и созвучен ему –миру…
В лугах осока в мой рост. Прокос делаю узкий, но всё равно косу еле протаскиваю, - ну и трава, а для копца – хороша, слёживается плотно, не преет и не гниёт.
Выкосил, теперь надо погоды ждать, ветра сухого да горячего солнышка, чтобы ряды просохли, да копну складывать.
Выкосил, конечно, полюбовался на мир природы и свой труд. Радость во мне, что скосил порядочно, травы хватит, подкашивать потом не надо будет.
После обеда облагораживал аллею, пилил липу, хотя и жалко, да ветви сильно на грядки устремились. Веточки липы нарезал, ещё насобирал мяты, нарезал смородиновых веток,  сделал веники для травяной воды.
Трава-вода будет в бане исключительного вкуса и духовитости.
Баньку подтопил, сел за скульптуру, начал выдалбливать «Пенёк».
Сколько их по лесу шатается, а сколько в каждом пеньке характерности и выразительности. Сядешь поближе, разговоришь его, о чём только не поведует!
А всё же настроение хмурое, и бесприютное и пустынное...
Марьин корень роскошествует и лилии…

Вечернее чаепитие.
Мартынов: «…ни в одной другой культуре средних веков (ни в индийских культурах, ни в христианском, ни в мусульманском мире) оппозиция «культура» - «природа» не играла такой роли, как в культуре китайской.»
«Конфуцианец не равен бюрократу, сущность которого исчерпывается характером занимаемого им места. Конфуцианец, напротив, имеет личностное содержание, сформировавшееся вне зависимости от административного аппарата, и пребывает в нём лишь тогда, когда это содержание оказывается с ним совместимым.»
Великий китайский поэт Тао Юаньмин сделал уход со службы синонимом принципиальности и внутренней чистоты…
Тао Цянь не только ушёл со службы, но и гениально определил наиболее плодотворный для китайской культуры путь: он «вернулся к полям». Но он не только вернулся к полям, а ещё и воплотил это возвращение в поэтических произведениях. С тех пор синтез трёх элементов – отшельничества природы и искусства – стал идеалом неофициального поведения конфуцианской личности и наиболее плодотворной творческой основой китайской духовной культуры.»
«Отстранившийся от службы конфуцианец обращался к природе прежде всего как к высшей реальности, как к воплощённой закономерности. Он это делал оттого, что обыденная деловая реальность стёрла в нём ясное ощущение всеобъемлющего совершенства породившего его космоса, и он желал вернуть себе эту утраченную ясность через непосредственное созерцание и эстетическое восприятие этого космоса. Эта «встреча с космосом» в дальневосточных культурах имеет своим аналогом  «решающую встречу человека  с человеком …в европейской культуре…
Для того, чтобы эта встреча произошла, необходимо было превращение космоса в зримый пейзаж, не утрачивая характер космоса…Космос сохранял себя в пейзаже прежде всего масштабом пейзажа, поэтому в поэзии и живописи доминирует пейзаж-панорама. Это – пейзаж, в котором две составляющие части традиционного космоса получают возможность выявить свои основные свойства: Небо – свою высоту и величие. Земля - свою обширность и плодоносность…
Подъём превращается в одну из важнейших подготовительных операций для созерцания подобной панорамы. Подъём требовал возвышений, ими оказались горы и башни, роль которых в духовной культуре  Китая трудно переоценить…
…эмоциональные и художественные возможности, открывающиеся при подъёме на башни, раскрыты были лишь в танское время, когда созерцание панорамы с высоты башни приобрело значение обретения утраченного единства с космосом посредством созерцания и эмоционального переживания его наглядного, «пейзажного» величия.»

руки чувствуют бархатистость листка сирени, и ощущают его холод…
сирень, она всегда сама по себе, не очень любит с кем-то общаться…
через тропинку ползёт жук-«семечка»…


Вторник. С утра холодно, к вечеру потеплело. Облака лёгкие, комковатые, в них солнышко прячется и из них выглядывает. Приехали Людмила с младшей дочкой, а старшая далеко и никак нам вместе собраться не получается. Людмила с дочкой пололи дорожки и рыхлили грядки.
Я топил баню обстоятельно, исключительно ольховыми дровами. Протопил сильно, к брёвнышкам не притронешься. Главное, чтобы выстоялась, лёгкая была. Потому затопил рано. Дрова ещё с вечер приготовил. С вечера же приготовил и траву для заваривания: мяту, чистотел, смородиновые ветки, берёзы веничек, клевер и остальные травы понемногу.
Веточку мяты положил на ступеньку, чтобы не забыть, когда в баню пойду, тархун для каменки приготовить для аромата. Заварил травы. Веник приготовил свежий, дубовый. Дочка любит в бане мыться, любит и париться. Здесь всё – целебное.
Дрозды одолевают, клюют всё подряд. Очень не хотелось возиться, но пришлось закутать два куста красной смородины, а если не укрыть, то нам ягод ни ягодиночки не видать. Подвязал свёклу и морковь, которую мы посадили на семена.
Людмила и дочкой разожгли летнюю печку, тушили мясо со всякими специями и картошкой.  День у нас сегодня рабоче-праздничный. Я поставил самовар.
Обед у нас был «с дымком»: сковородка с огня и самовар рядом на столике пышет и дымком играет. «Садовое чаепитие» получилось. Скромно,
а так хорошо: под солнышком и облаками, под калиной, под ароматный дымок и неспешность всего живущего после вкусного и сытного обеда пить чай, ничего не загадывая и не задумывая.
Наносил воды холодной с речки и сам купался. Вода холодная и нисколечко не прогревается. Людмила кое-что постирала, а я выполоскал, потому как Людмиле в речку нельзя, а сапоги коротковатые и глубоко в воду не зайдёшь.
У «девчонок» началась банная эпопея, а я сходил в луга и приволок две хороших прожилины, ошкурил. Запас лесоматериала у меня растёт.
После бани вновь самоварное чаепитие и любование садом в летний вечер.
Проводил на остановку Людмилу с дочкой и, пока шёл к домику, на облака любовался: снизу синие, серые, тёмные, а вверх растут – серые и белые шапки. Не движутся. Если присмотреться, медленно меняют очертания.
Лес чудный множеством оттенков. Ритм зелёных тонов завораживает…
безначальная нескончаемая мелодия…
Смотреть –слушать...

Вечернее чаепитие.
Мартынов: «Восприятие космоса как творящего начала придаёт созерцанию пейзажа-панорамы дополнительную значимость: стремление вновь соединиться с творящей основой, или, как выражается академик В. М. Алексеев, «стать в троицу к небу и земле».
«Важнейшими характеристиками космоса, отражёнными в пейзаже-панораме, нам представляются следующие: самосущность (природа не среда и не сфера действия чего-то иного, более важного), масштабность, двусоставность ( Небо-Земля), закреплённая в двухтактном процессе» созерцания («поднимаю голову вверх – опускаю голову вниз»), несущая освобождение пустотность и, наконец, наделённость творческими потенциями.»
«Европейская культура как в античности, так и в средние века концентрировала свою проблематику вокруг человеческой личности. Как микрокосм, так и макрокосм мог быть изображён ею помимо видимой природы. От «Идиллий»  Феокрита … до «Казаков» Л. Н. Толстого природа – всего лишь предпочтительная среда для того или иного состояния человеческой личности. В китайской же культуре, напротив,  природа самосущностна…Самосущная природа имеет два главных масштаба, огромный – в панораме, малый – у отшельника. Отсутствует средний план.
Взятая в этих двух масштабах, природа в китайской культуре по причине своего самосущного характера предпочитает оставаться безлюдной, не обременённой людьми.»

ягоды красной смородины на свету прозрачные и светятся изнутри; такие драгоценные создания почти идеальной шарообразной формы; при всей их похожести как они не похожи друг на друга…

Вечернее чаепитие.
Николаева: «В дзэнском искусстве часто «пустота» преобладает над «заполненностью», так как для художника или поэта важна не материальная оболочка предметного мира, но лишь особый «ракурс»  взгляда на мир, осуществляемой намёком, ассоциаций, метафорой…в этом случае процесс восприятия становится столь же важным, как и само произведение, ибо лишь в момент внутреннего духовного контакта человека с творением художника идея произведения получает полное завершение, а зритель (вернее, его духовный мир) как бы становится частью этого создания. Он «входит в пустоту», заполняя её своей эстетической эмоцией. Отсюда – обязательная в дзэнском искусстве недосказанность, которая как средство художественного языка выражается особым лаконизмом, предельной скупостью слов (если это стихи), мазков туши ( если это живопись), камней, песка, деревьев (если это сад). Так в любом жанре акцент из «текста» переносится в «подтекст», из видимого глазом – в невидимое, но подразумеваемое и ощущаемое.»

недавно полол – зарастают дорожки…
ветер играет листвой яблони словно беседует;
 сад –сообщество разумных существ, разумных по-иному, не как человек; разумных не умом, а душой;
да, и здесь борьба за свет, воду, пищу, но есть и дружественность, есть и согласие, есть взаимопомощь, есть и вражда; липа забирает свет и не даёт разрастаться лиственнице; а дичка-яблоня и лесная жимолость очень дружны, переплелись в объятьях, как будто проросли друг в друге…


Среда. Вчера солнышко и облака нас восхищали, а сегодня я в саду один и весь день моросил дождь, а к вечеру опять открылись хляби небесные и целые потоки воды пролились с небес.
В мастерской вырезал «Пенёк», закончил. Прошёлся по нему акварелью.
Интересно получилось, но, как бы сказал Юрий Матвеевич, - не дотянул: виделось по-иному…
Тачка моя старенькая, латанная-перелатанная, сколько я на ней  всего перевозил. Другой бы хозяин её на свалку, а мне жалко, да и новую из Аши везти проблемно, опять кого-то просить надо. Старенькая ещё прослужит.
Борта дощечками ещё подкрепил, гайки подкрутил, шину поменял – мы ещё, мой добрый помощник, поработаем.
Туман, верх горы пропал и улица еле видна, а в избушке моей тепло.

Вечернее чаепитие.
Карапетьянц: «Чувство единства с природой, её одухотворение особенно хорошо выражено в заключительной части того текста «Четверокнижия», что называется «Совмещение с обыденным».
«Возьмём небо. Это просто некоторое количества света. Но, когда постигаешь его неисчерпаемость, - к нему привязаны солнце и луна, звёзды и знаки Зодиака, им покрывается всё сущее.
Возьмём землю. Это просто горсть почвы. Но, когда постигаешь её огромность и толщину – она несёт на себе горы Хуа и Юй,  и ей не тяжело, она вздыбливает реки и моря и не протекает; она несёт на себе всё сущее.
Возьмём горы. Это просто куча камней. Но когда постигаешь их огромность, - травы и деревья рождаются на них, звери и птицы живут в них, склады сокровищ возникают в них.
Возьмём воды. Это просто содержимое ковша. Но когда постигаешь их непомерность, - гигантские черепахи, морские змеи, драконы, рыбы и  съедобные черепахи рождаются в них, ценности находятся в них.»

слушать дождь; слушать, как стучит по крыше, как шелестит листьями, слушать тихий говор, смотреть как по стеклу бегут слезинки-дождинки…
крыша соседского сарая от дождя белая, а сам дом вот-вот пропадёт в тумане…
белые крыши, белая дорога, лес-туман…


Четверг. Очень тепло, но не душно, тепло – ласковое, овевающее
уютностью. Меж облаков солнышко, а сами облака – небольшие и сильно пушистые, хочется их пригладить.
«Пенёк корявый» просох хорошо после акварели, теперь шкурить и шлифовать для контрастности и выразительности.
В предбаннике новой бани прибирался. Веники перебрал, перевесил.
Верёвки для сушки белья перетянул. Предбанник вымыл.
Прибирался в мастерской. Убрал пустые и ненужные склянки-банки, убрал использованные остатки от заготовок. Прибирался в избушке.
Получился «чистый четверг».
Вырезал двух ангелов. Всё же как-то не могу саму суть ухватить, чтобы просто и выразительно. Они у меня земные, а надо, чтобы «летали»…
Вечереет. Солнышко ушло за гору. Солнце в западной стороне блекло-лимонное, а выше – голубовато-зелёное с серым туманным облаком…
Тихо цветут колокольчики.

Вечернее чаепитие.
Кобзев: «Ван Янмин: «Не имеющая ни доброго, ни недоброго – такова изначальна природа. Настало время понять, что только этот тезис полностью справедлив, тем более что не существует межи, отделяющей внутреннее от внешнего.»
Ткаченко: «Полунные указы» - это прежде всего наставление по поводу того, как должен вести себя сын Природы, чтобы привести человеческое общество в состояние гармонии, т. е. в данном случае оптимального соотношения Природы и культуры. Путь к этому состоянию лежит через фигуру «сына Неба», мудреца внутренне и правителя внешне, осуществляющего методом недеяния , т. е. максимальной мобилизации своих внутренних ресурсов при минимуме внешних проявлений, систему управления, в которой практически неотличимы ритуал ( как элемент управления собой) и указ (как элемент управления другими).»
«Высшей ценностью обладает лишь природа, лишённая какой бы то ни было субъективности, а потомку и свободная от всех человеческих слабостей. Человек же мудр лишь настолько, насколько он в состоянии приблизиться к познанию естественного, в конечном счёте ничем не обусловленного хода вещей.»
Николаева: « В своей книге «Психология искусства» Л. Выгодский ссылается на высказывание Вяч. Иванова относительно символа в искусстве: «Символ только тогда истинный символ, когда он неисчерпаем и беспределен в своём значении, когда он изрекает на своём сокровенном (иератическом и магическом языке намёка и внушения), нечто неизгладимое, неадекватное внешнему слову. Он многолик, многосмыслен и всегда тёмен в последней глубине…Он органическое образование, как кристалл. Он даже некая монада и тем отличается от сложного и разложимого состав аллегории, притчи или сравнения…Символы несказанны и неизъяснимы, и беспомощны перед их целостным тайным смыслом.»

вечерний сад; холодные синие тени; верхушки дерев в золотисто-оранжевом;
по саду пройти, рассказать родителям, что за день сделал…
листья жимолости трогает ветер, словно и вправду целует в губы…


Пятница. День жаркий, солнце пышет зноем. Небосвод – голубой и звонкий.
Ещё до шести затопил баню. Приехали Людмила с дочкой. Сегодня у нас тоже будет банный день и день самоварного чаепития. Но сначала – мясо на летней печке. За шеф-повара оставили Людмилу, а мы с дочкой пошли на луг, собирать всякие травы. Особенно сильно и своеобычно цветёт луговой клевер. У нас на клумбах тоже клевера много, Людмила его собирала, но луговой  - иной. У него и листья более стреловидные что ли, и сам цвет более насыщенный, и, когда настоится, вкус у клеверного настоя гораздо ярче. Мы так думаем, что луговой клевер гораздо полезнее, чем наш садовый. Но и наш садовый клевер мы очень уважаем и почитаем.
Духмяная душица и зверобой. А солнце прямо-таки сумасшедшее, готово прожечь насквозь. Над лугом – марево, дрожащее движение воздушных струй и пьянящий аромат трав. Какое-то сумасшедшее палящее цветение.
Скоблил доски, вымыл в бане и предбаннике. На речку ходил три раза, купался. Благо, что вода не прогрелась и обжигает холодом. А никто мне компанию не составляет, потому никто своим здоровьем рисковать не хочет и горной речной воды сильно опасается.
Во дворике перепилил, перерубил всякий хлам. Собрал «дикую» табуретку для сада и так разохотился, что сделал ещё одну.
Жар к вечеру спал, притих, безумство пылающее закончилось.
Баня была замечательная, самоварное чаепитие тоже.
Жар к вечеру спал. Провожал Людмилу с дочкой на остановку, на мосту долго стояли, созерцали покойное движение прозрачной речной воды.
Жаль было расставаться, хотелось продлить вечер…
Марьин корень цветёт: красно-бордовый,  сильный насыщенный цвет, запах специфический, ну уж какой есть, а как цветёт!

 Вечернее чаепитие.
Шелестова: «Эйзенштейн подчёркивает, что атрибутивную особенность китайской пейзажной живописи составляет «сохранение реальной пейзажной изобразительности» при наличии качества одухотворённости, которое Эйзенштейн и многие другие исследователи воспринимали как «музыкальность» живописной композиции.»
«…упорядоченность» - производная ритма. Человек способен получать адекватное знание об объекте именно благодаря  своей способности воспринимать  ритмическую упорядоченность объекта (т. е. картину соотношения элементов структуры и самой его структуры).»
«Без способности «читать» ритм в устной речи или в знаковой системе визуального порядка на Дальнем Востоке немыслимо восприятие искусства и существование «воздушной дороги душ». Об этом феномене писал Н. Конрад, размышлявший над тем, почему «дзэнцы, не признававшие передачи истины через слова, тем не менее пытались воплотить свои заветы в надписях на портретах». «Знатоки японской графики утверждают, - читаем у Конрада, - что эти надписи, сделанные  иероглифами, если не являются непосредственно произведениями графического искусства, все же имеют свой особый графический стиль (паттерн, сказали бы мы), который специалисты склонны рассматривать как выражение в изгибах и переплетениях линий того принципа простоты, который был ведущим в философском учении дзэнцев и отразился во всём искусстве, ими созданном.
Тут невольно возникает вопрос, как могли появиться подобные завещания? Ведь они выражены словами, а верующие в дхьяна считали, что познание не может быть передано человеческим языком. Дзэнцы устраняют это противоречие объяснением, что дело тут совсем не в том, что написано, и вообще не в словах, а в том, что составление учителем такой надписи, с одной стороны, и благоговейное принятие её учеником - с другой, составляют единый двухсторонний духовный акт общения – такой же как мондо (диалог).»

ноготки клонят головушки – пить хотят; иногда мне кажется, что в них больше ума и чувства, чем у иных людей…завтра поливать буду…


Суббота. Палящий зной и духота, дышать нечем. С утра – поливать.
Две лейки ведёрных в руки и к пруду. Воды ещё много. Можно с первой ступеньки черпать. Зачерпнул и по саду. С чего начать. По порядку от старой баньки. Меж лиственницами стоит «Лира», наш садовый музыкальный инструмент. Людмила посадила вокруг вьющуюся фасоль, чтобы она по струнам вверх тянулась. Но пока что-то хлипко тянется. А вот по «Лире», что у пруда у калины, фасоль все струны оплела и уже стручки проявляются –«ноты».
Надо поливать. Полил фасоль, полил бархатцы. Дальше грядки. Морковь не поливаю, она и так растёт. Ботва мощная, а будет ли морковь, кто скажет.
Свёклу поливаю тщательно, как Людмила говорит, «заливаю». И не зря, видно, как ботва растёт не по дням, а по часам.
Есть просвет, есть просвет в бесконечной работе – в этом году лук не надо поливать. А в прошлом сколько тонн воды я на этот лук вылил…
Кабачки сначала не хотели всходить, Людмила ещё подсаживала. Теперь полезли, не остановишь. Поливаю…
Капуста – одни листья. Про качаны пока ничего не слыхать, а полить надо.
Приятно поливать огурцы, арбузы и дыни, которые пока только плети свои распространяют на все занятые и незанятые территории. Я чувствую, как они пьют влагу и – растут. Огурцы едим, а дыньки и арбузы обязательно будут!
Полил и помидоры. Ладно, что в этом году у нас их поменьше.
Трава на скошенных лугах подсохла. Солнце поднялось, росы нет. Можно и ряды переворачивать. Граблями быстро прошёлся, перевернул, разворошил, после обеда буду грести и копну ставить. Всегда это дело в жару и среди полчища мухоты.  Сегодня мухота не одолевает, ни слепней, ни оводов. С удовольствием с граблями по лугу путешествую.
А в избушке опять за приборку. Как-то привык, чтобы чисто и уютно, хотя и очень непритязательно и скромно. А как не приберёшься. Как не отряхивайся, а всё равно всякий мусор в избу тащится: дров принёс, с луга пришёл, трава сыпется; вырезал лесных существ, стружка засыпалась....  Надо, надо прибираться, чтобы вечером уютность…
После обеда начал ряды грести в валки, да деревянными вилами-тройчатками в навильники сено собирать и через забор в сад его перекидывать. Как-то очень даже не тягомотно получилось. Перекидал. Лужайки прогрёб. Теперь копёшку ставить.
На низ для продуха положил бревёшко, на него жердинки и начал навильник за навильником посолонь складывать. Вилы-тройчатки по руке, работается споро. Копёшка ладная получается. Широкая как купчиха и вверх да вверх растёт.  Скоро уже длины вил на хватит сено наверх кидать. Закидал. Копёшку со всех сторон ещё поправил – ровненькая да ладненькая. А как же,  я – мастер покосных дел. Копёшка внушительная, почти стог, а пройдёт несколько дней и уляжется,  усядется, станет копёшка с меня ростом. Пока - высокая…
Вечером ещё вокруг копёшки похожу: ладно ли стоит, не скособочилась…
Топил летнюю печку, мылся «на улице» - во дворе. Чайник вскипятил.
На огонь смотрел, слушал, как вода в чайнике шумит…

Вечернее чаепитие.
Шелестова: «Дега: «рисунок – это не форма, это ощущение, которое получаешь от формы.»
«В китайском пейзаже гармонизация на плоскости достигается так же, как и в музыке: группировкой материала (ритм) и объединением соответствующих элементов и мотивов линией (мелодия). В китайской живописи проблеме «мелодизма» посвящён Второй принцип живописи Се Хэ, декларирующий необходимость уметь набрасывать контур-костяк композиции, т. е. китайский пейзаж должен быть «мелодичен», а не только «ритмичен» (как японская пейзажная живопись типа картин Сэссю). «Контур-костяк» китайской пейзажной картины должен нести в себе идею величия и гармонии. Это должна быть непрерывная, плавная линия, подобная «линии красоты» у Хогарта и подобная синусоиде, которой в Китае графически обозначается «дао».
«Дуги», содержащие в себе эмоционально-графическую формулу дао, китайцы не придумывали, не измышляли для   самоценной композиционной игры на плоскости, а наблюдали на каждом шагу дугообразные конфигурации в самой природе, как суммарный рисунок (паттерн) китайской геодинамики и геоморфологии.»
«…китайская пейзажная картина имеет единый с родной природой способ гармонизации элементов в структуру, одинаковою изоморфную упорядоченность. Таков же и принципиальный механизм японского сада, долженствующего, по А. Уоттсу, «наметить на крохотном пространстве общую атмосферу «гор и воды» на территории Японии.»
«Чжан Цзай создаёт, таким образом, модель разрежающейся и сгущающейся, излучающей и коллапсирующей материальной  Вселенной…это вполне корректная модель скрыта за образно-метафорической оболочкой: китайский философ говорит о «мужском» и «женском» началах и об их способности к движению как к «сгибанию» и «выпрямлению».
«И в Даодэцзине дао сравнивается с натяжением лука.;
«Дух» родился из материальной практики в образе «внушенной» идеи- ассоциации. В синусоиде дао закодирована, как известно, концепция равновесия инь-ян. Очевидно, это соощущение было рождено опытом обращения китайцев с компасом.»

вечером смотрю на скошенный и прибранный луг;
что-то миньярское есть в этом…и в речном берегу, и в садовом костре, и в бирюзовом небе, где, смотри, уже мерцает звезда…


Воскресение. Вечер добрый. В избушке лишнего натопил, дверку открыл, пусть проветривается, а сам по саду брожу.
Под елью за столиком наброски делаю.
Сад уже в тени, в холодных тонах, а склон горы ещё освещён солнцем – в светлом и тёплом. Добрый мир, в котором жить и жить. Ветер, почти неслышно касаясь, шелестит, перебирает листья яблонь и груш, берёз и молоденьких дубков  … простое-обыденное, необыкновенное-чудное…
Зацветают спиреи, лапчатки, шиповник дикий, а белый и розовый уже цветут. Цветут «наши» лилии, красные, их целая куртинка и ряд вдоль ирисов – как костёр вечерний.
А марьин корень уже опадает – сыплются лепестки.
На папоротники – не наглядеться. Ваи образовали вазы, загляни – пропадёшь в неизмеримости…
Лужайку центральную выкосил, такая она пригожая, а вкруг её – тёмные яблони, чистотел, турецкая гвоздика. Берёза опустила ветви-рукава чуть не до травы. И здесь – содружество и приглядность друг другу.
Снежноягодник – листва такая молоденькая, хоть пробуй её на вкус.
Небосвод тоже почти отцвёл и звёздочка замерцала…
Топил баню. Приехали Людмила с дочкой. Людмила рыхлила капусту и помидоры, прополола картошку. Дочка на лугу собирала клевер, душицу и зверобой, немного иван-чая…
Утро началось с самоварного чаепития. Никуда мы сегодня не торопились и день провели как тысячелетие.
Потому самовар ещё и к обеду поставил. Самоварничали в полное удовольствие.
Раз баня «большая», носил воду с реки. Можно у Лёхи набрать, но речная вода, хотя и разницы особой нет, больше «витаминная» и  душевная.
Сходил за реку, приволок две большие липовые прожилины. Берег вода подмыла, в реку свалилась ольха, вся в загогулинах и извивах. Добывал из реки ольху, пилил, рубил, перетаскал во двор. Хорошие заготовки для всяких поделок.
Из поливки – только огурцы. И на столе у нас, мало надеялись при таком лете, - огурцы, сочные, молоденькие, вкусные, словно маленькие арбузики.
Банька наша замечательная. А после бани тело и душа – ангельские, легкие, невесомые, ветерок чуть дунул – и полетишь…

Вечернее чаепитие.
Николаева: «…для буддийского религиозного сознания главная и единственная истина – спасение, а цель всякого созерцания – открыть путь к спасению, к прекращению страдания и бесконечной  цепи рождений. Буддизм секты дзэн видел путь к спасению в интуитивном осознании своего родства с миром природы, будь то океан или песчинка (в смысле незначительности своего места в мире), но отождествление себя с песчинкой или цветком, точно так же заключающими в себе природу будды, как и сердце человека, – в этом видели адепты дзэн путь к просветлению, к постижению истины.»

в звучной тишине сада много чувства и дум;
берёзки поскрипывают, ели, как крылами лапами машут, листья всякие волнуются, цветы головушки наклоняют,  а ветер обнимает; солнце за горой…фиолетовые ветви трогаю, колокольчики слушаю… босиком по лужайке…
аромат турецкой гвоздики…

Вечернее чаепитие.
Шелестова: «Для Китая действительно характерен волнообразный. непрерывный геодинамический ритм, который обнаруживает себя в том, как сочетаются здесь три зоны – зона древних массивов, имеющая тенденцию к погружению, зона геосонклиналей, обнаруживающая тенденцию к поднятию, и промежуточная между ними зона платформенная…
Это также свидетельствует о том, что тектонический режим в Китае «запрограммирован» на изостатическое выравнивание. Нельзя утверждать, хотя можно предположить, что именно подобный ритм движения земной коры в Китае и его чуткое уловление «шестым чувством» человека искусства могли вызвать к жизни эстетическую доктрину «трёх далей» Го Си – «высокой», «глубокой» и «ровной».
Мысль китайских мудрецов отразила как некий естественный порядок эту особенность геоэктонеза Китая –«круговращательность», направленность движения в одну сторону.»
«По известной классификации ритмы делятся на непрерывные и дискретные. Первое отвечает условиям Китая, второе – Японии.»
«Если китайская живопись сравнима с европейской симфонической музыкой, не допускавшей амелодизма, то японская гравюра «укиёэ» сравнивалась на Западе с «диссонансной» музыкой неовагнерианской школы.
Б. Шлецер, писавший по поводу западной музыки после Вагнера, сравнивал ощущения, получаемые от неё, с «видением» цепочки островов в океане, вечно подвижном (суть соощущений Шлецера: чередование покоя и движение, тоски и примирения). Поразительно однотипную психологическую структуру демонстрирует искусство островной страны Японии: здесь мы находим мысль о том, что «жизнь состоит из сочетания движения и покоя, чередования этих состояний», а смесь скорби и просветления составляет основу японского эстетического  чувства (моно-но аварэ и др.).»
«Идея Фуко о «привилегированности» пространства у китайцев представляется нам настолько плодотворной, что мы можем попытаться даже построить на её основании модель «китайского» пространственно-временного континуума, поставив пространственную координату (три измерения) перед временной (одномерной) внутри их соотношения 3:1. «Японский» же мировой континуум, очевидно являет собой перевёрнутое отношение – 1:3…
Я. Тугенхольд в своё время обратил внимание на то, что японцы создают по «десять-пятнадцать разновидностей одного и того же пейзажа» в различных условиях…
Что касается китайской пейзажной картины, то её справедливо называют обобщающим видом природы Китая…феноменологический смысл этого слова сродни  китайскому выражению «туань юан»,  переводимому трояко: «полночисленный», «соединённый», «круглый».

турецкая гвоздика в нашем саду – старожил; из Копейска горстку семян привезли, сажали клумбами, а теперь она у нас по всему саду самостоятельно растёт, как будто всегда здесь была;
и цветенье, и аромат–нынешнее и далёкое время…


Понедельник. И вот наступили горячие дни. Садовый термометр зашкаливает, за плюс тридцать, духота. Дождик после обеда собирался, но не собрался, капнуло полторы капельки. Спасение – река. А просто так ходить на речку купаться – слишком дорого – время не возвратишь. Беру я с собой тачку и вожу камни. Тачка на берегу, сам в воду и камни ищу подходящие: плитки и крупный известняк необычных форм. Весной их с большой водой нанесло. Но кучкой не лежат, надо по реке вверх-вниз, а вода – сильно холодная, ноги стынут. Сверху припекает, снизу холодит. Сначала камни на берег вытаскиваю, потом в тачку. Привезу – самые интересные в сторону, потом буду им подходящий фон, место искать. Камни, те же цветы, только у них течение времени иное…
Вырезал точильненского мужичка «В пиджаке». Людмиле он очень понравился. Она человек скептический и редко от чего в восторг приходит. А тут прямо-таки – восторг. Да и мне нравится – прикольный, есть чертовинка в глазах.  Сам весь несуразный, но – цельный.
Для бани приготовил дрова и траву.
Поливал тыквы, томаты, арбузы, дыни, капусту, редьку, репу, кабачки, огурцы. А тыквы не растут, что-то им не нравится нынешнее лето.
Весной дуб с пустой сердцевиной расколол на половинки, к торцам прибил дощечки-стоечки – получились небольшие цветнички. Людмила рассадила в них виолу, бархатцы, ноготки, настурцию, бархатцы, астры – всё взошло и растёт. Теперь только не забывать поливать.
Цветоводство мы упрощаем. Больше многолетников рассаживаем. Однолетники у нас самые неприхотливые, но и с ними много забот. А без цветов сад не сад и скучный огород, и не знай что.
Поливал с великим тщанием цветы.
Теплынь, потому топил не баню, а летнюю печку,  мылся «на улице». Хотя и тепло, но, когда моешься, дрожь начинает пробирать, зато в избушку зайдёшь – блаженство.
Тишина и уютность в саду – сердечные…

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «Тагор один из тех, кто понимал Японию…
После первого посещения Японии Тагор с восторгом вспоминал: «Когда рано на рассвете я сел на циновку у окна, я понял, что японцы не только прекрасные художники, - они превратили всю жизнь человека в искусство».
Что увидел он у окна? Японский сад, камни, лежащие в беспорядке, зелень мха  или низкорослый кустарник? Но этот беспорядок кажущийся: одно лишь неумелое вторжение искусственного в естественное – и пропадает ощущение движения жизни. Такое впечатление, что это не человеком устроено, а так всё само собой расположилось. «Что поразило меня более всего в вашей стране, это то, что вы постигли тайны природы не методическим расчленением, но непосредственной интуицией. Вы постигли язык её линий и музыку её красок, гармонию в её непропорциональности и ритм в свободе её движений…Вы поняли, что природа хранит свои силы в формах красоты и что именно эта красота, как мать-кормилица, питает все её титанические энергии, удерживая их в подвижном равновесии…Знание вещей может быть приобретено в короткое время, но их дух может быть постигнут лишь в многовековом воспитании и самообладании. Внешне природой овладеть гораздо легче, чем любовно проникнуть в неё, ибо на это способен лишь истинно творческий гений…
В способности человека ощущать себя в природе, а природу в себе Тагор находил высший смысл…Чем больше мы вводим природу в наш духовный мир, тем больше обогащается человеческий разум.»
Николаева: «Метод подготовки адептов дзэн путём развития интуиции подразумевал, как уже отмечалось, свободу индивидуального ассоциативного ряда для каждого субъекта в момент восприятия. Неоднозначность ответа на вопрос, неоднозначность смысла любого знака или символа, подразумевала то, что он окончательно формируется лишь в сознании воспринимающего, лишь так превращаясь в законченный образ. Видимая недоговорённость, специальная незавершённость дзэнской картины. стихотворения, сада, отнюдь не случайны…»

под вечер соберу со двора щепьё, кору, обрезки дощечек и складываю в топку летней печки; берёсту подложу, зажигаю…побежали язычки пламени по берёсте, лижут стружки и корьё, дым из трубы тянется вверх; в последних золотых лучах склон горы, а тени под шиповником и у калины – синие;
огонь, искры и потрескивание горящих щепок, полупрозрачные клубы дыма,
шиповник, смородина, ель, осокори на берегу, гора, вечернее небо в розовых всполохах – как всё соразмерно, согласно и необходимо друг другу…


Пятница. Липа цветёт, но нет медового аромата. Мало влаги, очень жарко.
Людмила полола дорожки до новой бани, рыхлила лук, поливала капусту и томаты. Собирала травы  для зимнего чаепития: ноготки, клевер, липовый цвет, мяту и котовник.
Ритм наш пятничный был нетороплив.
Полил всё. Пришлось поливать, так как дождей нет настоящих, и с каждой поливкой объем поливных работ увеличивается, потому как поливаешь, а рядом растения тоже воды просят. Стал поливать и тархун, и кустарнички.  молоденькие саженцы. В один день не управляюсь. Поливаю сад-огород в два дня и это занимает много времени, а когда с лесными жителями беседовать, то есть когда резьбой заниматься? нет мне ответа…
Воду носил в баню и избушку. Перекапывал междурядья, которые не закрыты черным укрывным материалом. Подбирал липу для резьбы и, вглядываясь в самое нутро, вопрошал, кто там?
Топил баньку. Самовар ставили два раза.
Доделал «сухой сад» у плота. Выложил плитняком.
Ирисы цветут и настурция. Камни на фоне серебристых чурбаков…
Чай у нас был с садовой земляникой и смородиной, с дымком и шумом самовара. Чай за столом под елью, когда слова не нужны, а можно просто молчать и слушать сад-лес, небо-землю…
Середина июля, а надо думать про осень. Сходил в лес за черёмуховыми колышками для осенне-зимней подвязки. Оставлять на авось, не подвязывать, – снегом-настом поломает.
После обеда был дождик, но так себе, одна видимость.

Вечернее чаепитие.
Ермакова: «Для японской культуры, как и вообще для земледельческих культур, не был серьёзно существен вопрос – был ли бог создателем неба и земли. Не было, в общем, свойственно понятие трансценденции. Как явствует из мифологических концепций синто, смена жизни и смерти оказывалась в представлении древних японцев чем-то вроде контаминации скрытого и видимого миров, перехода из ути в ёсо. Уже на довольно позднем этапе осознания этих представлений утверждалось. что «быть сокрытым или проявленным – разное, но в их подлинном единстве они не разнятся.»
«Соотношение бытия и небытия, как явленного и сокрытого, по-видимому, связано с древнекитайской системой мышления.»
«…мотив жизненной недолговечности, уподобленной скорому увяданию цветов и трав, по-видимому, весьма глубоко проник в японскую классическую поэзию. Был вскоре переосмыслен в буддийском контексте, но и в позднее средневековье, выражая буддийскую концепцию эфемерности человеческой жизни, вероятно, сохранил свой мифологический смысл и значимость и выражал не столько ничтожность и призрачность феноменального мира, сколько любование и горячее  умиление эфемерным сущим. В художественном выражении японцами идеи недолговечности земного мира чаще читается не буддийское бесстрастие, а, может быть, некоторое сожаление по поводу отсутствия земной, посюсторонней синтоистской модели спасения, которая бы заменила буддийскую установку на иллюзорность существования в феноменальном мире.»
«… адепты секты Тэндай в Японии, переинтерпретировали отчасти само понятие «хонгаку» (просветление). Для индийских и китайских буддистов оно могло означать постижение того, что находится за феноменальным миром, для японцев – внутри него.»
«Догэн – знаменитый мастер дзэн 13 в., самое недолговечность возводит  в абсолют: «Недолговечность – это буддовство. Недолговечность травы, деревьев, лесов – это буддовство. Недолговечность человеческого тела и души есть буддовство.» Отсюда делается вывод. что «мы можем любить и почитать эту жизнь и это тело, раз посредством этой жизни и этого тела мы можем следовать Закону Будды и постичь силу Будды…
Догэн усиливает значение положения «все вещи есть подлинное», утверждая,
что «подлинность – это все вещи», т. е. истина находится в реальном мире феноменов.»
«Многие исследователи отмечают острое чувство времени, присущее японской культуре.»
«…приверженность к «здесь» и «теперь», посюсторонность, возведённая, можно сказать в эпистемологический принцип, и в искусстве закрепляются как метод и инструмент художественного преображения мира, приведя к той особенной черте японской культуры, которую можно назвать эффектом суженого зрения, когда объектом оказывается единичное и конкретное и когда «один цветок лучше, чем сто, передаёт душу цветка». Возможно, что именно эта «кадровость» восприятия предопределила и художественную практику в искусстве дзэн, направленную на достижение моментального сатори, постижения всеобщего через единичное в течение неисчислимо короткого времени.»

встречать ранним утром самое раннее солнышко, поклониться-помолиться…
я знаю, что солнце – это раскалённый вещественный шар, в котором происходит термоядерная реакция, но я ещё знаю, что солнышко –колобок, который катится по небесному куполу и согревает землю…
солнышко –доброе небесное существо, которое дарит нам жизнь…
солнечные лучи выглянут из-за горы, краешек колобка покажется –
поклонюсь, помолюсь:
-здравствуй, солнышко!


роса, малая роса, росиночки на листьях снежноягодника…
был дождик, капли остались меж хвоинок лиственницы, солнышко осветило капельки и они заиграли, замерцали всеми цветами радуги…


Суббота. Солнечно-облачно и душно. К вечеру стало немного прохладнее.
Ещё один липовый чурбак ушёл в дело. Вырезал «Мыслителя».
Наверно, со стороны это выглядит весьма странно: передо мной чурбак довольно внушительных размеров, а я даже не знаю, что в нём, что я буду сейчас освобождать от лишнего. Иногда идея ясна. Начинаю и знаю, кто там.
А «Мыслителя» начал так: повертел, поглядел на него со всех сторон, какое-то движение уловил, стамеску, киянку в руки, пару ударов и – пошло-поехало, только успевай, уже образ перед глазами.
Моё-не моё время. Да и будет ли оно когда-нибудь моим? Людям не до моих деревяшек. А мне моя лесная братия нравится. Соберутся вместе, о, сколько разговоров, сколько чувства, сколько шуток, сколько жизни!
С ними не соскучишься, столько они знают! Интересная у них жизнь…
Возил камни, возил землю.
Отбил косу. Топил летнюю печку и мылся во дворе.
Вечер прохладно-тёплый, созерцательный.

Вечернее чаепитие.
Мещеряков: «…именно в произведениях хэйанских аристократок (повести, лирические дневники, эссе) более всего уделяется внимание человеку во всей совокупной утончённости его человеческих переживаний.»
«Героя аристократической литературы (равно как и её авторов) в отличие от «человека спасающегося» буддийских сочинений можно определить как Homo sensiblis. Полная ограждённость от житейских невзгод была той почвой, на которой культивировалось повышенное внимание к тончайшим нюансам переживаний и человеческих взаимоотношений…В хэйанском обществе господствовали неагрессивные формы культуры.»
«Аристократию же в гораздо большей степени интересовало не посмертное, но нынешнее её существование. Буддизм не был для неё этическо-магической целью и средством. Скорее он отвечал на её эстетические запросы, создавал фон «бренного мира», на котором она с тихой грустью наслаждалась «очарованием вещей», основное эстетическое достоинство которых состоит именно в постоянной смене, что так превосходно выразил монах Кэнко-хоси – аристократ по рождению: «Если бы жизнь наша продолжалась без конца. не улетучиваясь, подобно росе на равнине Адаси, и не уносясь, как дым над горой Торибэ, ни в чём не было бы очарования. В мире замечательно именно непостоянство.»

дорожку из камней-плит выкладываю…речные камни, высохнув становятся белами, белая «вечная» дорожка «Уличная» у нас в саду от калитки налево; а с боков– кусты сирени и астильбе…камни-травы…


Воскресенье. Доделал «Мыслителя» да с тонировкой перемудрил. Шлифовал, полировал, доводил до ума.
С утра косил на улице перед забором. На нашей улице да, наверное, и в Точильном я один косой машу, да Лёха иногда. Все триммеры купили. Как врубят – один треск. А косой? Трава низенькая и редкая, пятку косы надо плотно прижимать, зато – ручная работа и хороший навык. И не трещит трещотка, и не воняет, и в душе просыпается крестьянин.
Выкосил, траву сразу сгрёб и убрал. Ходил по скошенному – приятно, толково, по-хозяйски.
Духота каждодневная продолжается, а солнце выглянет, так вообще – жгучее. Речка спасет.
Тачку в руки и на речку за камнями для дорожки вдоль забора. По первоначалу немного – с метра полтора – плитняком дорожку выложил и думал на этом остановиться. Получилось ни то ни сё. Разве уж взялся за гуж…Тачка за тачкой, изо дня в день – будет каменная дорожка.
Потом травкой зарастёт. Полоть будем. Бог труды любит. А дорожка уже – хороша, только камни ещё не пристроились на новом месте, не приноровились, не улежались. Идёшь, пытаются разъехаться. Пройдёт время – приживутся…
Землю, что по весне сосед нагрёб и немного взял, а остальное осталось, - вожу. Что же она сорняками будет зарастать. Тележка за тележкой, низинки в огороде поднимаю.
При такой жаре самая радость – в речку окунуться.
В избушке прибрался, печку летнюю топил, мылся во дворе.
Вечер – созерцательный, тёплый и тихий. После дневного палящего сумасшествия – умиротворение.
Сделал набросок «китайской» ивы. Три десятка лет мы мимо её ходим, мы на неё любуемся, восхищаемся, печалимся…Её одну можно всю жизнь писать, столько в ней чувства, столько в ней образов-мыслей…

Вечернее чаепитие.
Игнатович: « Почтительное отношение к окружающему человека миру
и природе как составной его части всегда считалось на Дальнем Востоке безусловной эстетической и этической нормой.»
«Доктринальной основой трактовки «среды обитания» в большинстве японских буддийских школ стало знаменитое учение Нагарджуны о тождестве «сансары» и «нирваны»…
«Безатрибутная абсолютная сущность, или «пустота», пишет О. О. Розенберг,
определяя ядро учения Нагарджуны, - каким-то непостижимым образом развёрнута  и проявляется в образе эмпирического бытия («сансара») в виде существ и их миров, абсолютное же, как таковое, в том виде, какой она имеет, по существу, независимо от его развёрнутости, называется «нирваною». Таким образом, в эмпирическом мы встречаемся с тем же абсолютным, только в другой форме, а следовательно , «сансара» и «нирвана», в сущности одно и то же. Идея  о тождестве бытия и нирваны, или эмпирического и абсолютного истинно-сущего, является центральною идеею позднейших сект буддизма».
Николаева: «Культ чая, или Путь чая (тя-до)…В основу чайной церемонии Мурато Дзюко положил четыре принципа: гармония, почтение, чистота, тишина. Связанные с общими идеалами буддизма, они как бы переводили их в плоскость эстетического и тем самым конкретизировали, делали ощутимо достоверными, пронизывающими существование человека. Идея философской созерцательности и религиозно-мистического самоуглубления, буддийская концепция эфемерности бытия, бренности внешней оболочки предметного мира и т. п. получили отражение в разных сторонах чайной церемонии, в устройстве дома, сада, подборе специальной утвари, во всём образном решении ритуального действия.»
«…малое или большое пространство не имеют значения для человека…»
«…в соответствии со словами Лао-цзы: «Пустота содержит всё», смысл чайной комнаты раскрывается как вместилище духовности – при внешней бедности, несовершенстве, грубоватой простоте…Пустота, отсутствие предметов или их минимум, оказывается самым значительным и содержательным компонентом образа тясицу.»
«Чайная комната – это место, где человек освобождается от постоянного порабощения повседневными желаниями, может вернуться к истинной простоте и единению с природой.»

иногда лёгкие, размытые облака-туманы так близки, что хочется протянуть руки и их погладить; но даже, если в лугах туман, войдёшь в него,  он в руки не даётся,  он неуловим… облака, они есть и их нет…


Пятница. Приехали вдвоём с Людмилой. Вечером она домой, а я останусь точильненским отшельником. Утром плюс двенадцать, а днём за тридцать.
Полёвки прогрызли дыру в шкафу, прошлись ордой по нижней полке. Пришлось шкаф ремонтировать, в шкафу всё перебирать, испорченное выбросить. Людмила вымыла шкаф и перемыла посуду.
Наконец-то выбрались в сад. Людмила собирала красную и чёрную смородину. Дрозды пытаются ей помогать.
Год на год совсем непохожи. В этом году, хотя и солнца много, ягоды зреют неравномерно, а дрозды всегда начеку. Красная смородина им недоступна, я её укрыл сеткой, укрывным материалом, а чёрную смородину, хотя раньше её не клевали, уже начинают пробовать. Напасти на них никакой нет.
Может быть будет какой-никакой урожай?
Людмила собрала  чудом сохранившуюся от дроздов малину.
Огурцы наконец-то вошли в полную силу.
Цветут ноготки.
Возил камни с речки. Каменная тропинка понемногу увеличивается.
Продолжается большая поливка. Надоело, но надо. Так что лейки в руки и – вперёд.
С соседнего огорода, где Ахат осенью держит коров, перекидал траву. Когда скосил и сгрёб, большая груда была. Недели полторы прошло и от моей косьбы осталась мала кучка. Но зато трава почти перегнила, хорошее удобрение будет.
Вечером у меня слева и справа  стуковенье: Лёха у тёти Раи дрова колет, а Максим у соседки справа. Есть ещё в деревне мужики: начали с утра и почти без передышки допоздна, и в самую жару работу не бросали.
Вечером небо белесое и пустынное…

Вечернее чаепитие.
Игнатович: «Личность, по буддийским представлениям, включает в себя и то, что она осознаёт, и то, что она переживает, то есть окружающий мир.»
«…определение среды обитания как манифестации Будды, одного из его «превращённых тел» во всех ведущих школах махаяны обусловило большую роль природы в мировосприятии средневековой интеллигенции на Дальнем Востоке, и прежде всего в Японии. Падающий лист или цветок хризантемы вызывали у японского поэта или художника, а также у читателя или зрителя многообразнейшие ассоциации благодаря своеобычному содержательному смыслу образа. На окружающий мир самым естественным образом переносились все характеристики Будды. Интеллектуалы имели перед собой различные системы доказательств истинности такого взгляда на среду обитания.
Ассоциативные связи были в каждом случае субъективны, и это стимулировало фантазию не только художника, но и обыкновенных людей, имевших представление о буддийской догматике…
Японский художественный образ напоминает айсберг: львиная доля его содержания скрыта от глаз как раз в море ассоциаций, и очень часто трудно познать  глубину этого моря. Может быть, как раз здесь и заключается одна из тайн «моно-но аварэ».
«Т. П. Григорьева заметила, что «ощущение иллюзорности, непрочности вещей, которые в следующий миг уже не те, определило характер японского искусства. Всё существующее непостоянно, исчезнет, как роса, но сам процесс возникновения – исчезновения вечен, всё конечное в то же время бесконечно. Конца в абсолютном смысле нет: одна вещь переходит в другую. Это ощущение пронизывает японское искусство всех времён и придаёт ему особую окраску: в непостоянстве, в вечной смене одного другим и заключено очарование.»
Николаева: «Рикю так пояснил смысл чайной церемонии: «Надо понять, что тя-но-ю, в сущности, это – вскипятить воду, приготовить чай и пить его…
Когда Рикю спросили, в чём же секрет чайной церемонии, он будто бы ответил так: «Принимайте своих гостей так, чтобы они чувствовали тепло зимой и прохладу летом. Положите уголь, чтобы вскипятить воду и приготовьте чай, чтобы он был вкусным. Нет другого секрета».
Здесь утверждается и то, что самый тривиальный аспект жизни может быть поднят на высоты искусства, а также и то, что в действиях обычных, простых и конкретных присутствует нечто скрытно-значительное, составляющее их истинную сущность.»

было – две яблони дички и одна садовая, луг повыше и низинный луг, болото…а теперь лес-сад-огород и даже дуб успел вырасти – мощный, величественный… сколько раз уже менял мостки…сколько земли мы с Людмилой и дочками перенянчили…сколько трудов наших и растений…


Суббота. Вырезал ангелов, но целый день в мастерской сидеть не будешь,
надо и в саду работу делать.
Привёз три тачки камней на дорожку. Камни не просто приехал и нагрузил. Приехал, тачку на берегу оставил, а сам в речку и камни добывать – вверх-вниз по реке, да камни не лежат подряд, искать надо, на берег вытаскивать, в тачку грузить. Но  когда с тачкой обратно возвращаюсь в сад, радость во мне большая: ещё путь дорожки моей удлинится. Дорожка всё интересней смотрится.
Ставил ловушки на полёвок, которые мало-мало за стол вместе со мной обедать не садятся.
До обеда не было света, после обеда сжалились, дали.
Жара чуть спала. Огурцы – уливаю, а всё остальное – поливаю. Прикинул, сушь, как в прошлое доброе лето.  Поливаю и поливаю. Времени жалко, а так вроде и ничего, можно поливкой заниматься.
Белая смородина поспевает. Удивительно, но её дрозды не трогают, то есть с нами поделились, и нам кое-что на пропитание оставили, за что им большое человеческое спасибо.
Лёха колет дрова, Максим колет дрова. Жизнь на улице Боданово бьёт ключом.
Над горой – облако – белая гора, не движется и не расползается, такое крепкое облако. Там, наверное, прохладно…

Вечернее чаепитие.
Кабанов: «…учение чань (дзэн) можно свести к нескольким постулатам, которые с теми или иными оговорками признают последователи всех направлений дзэн-буддизма. Истина, утверждают последователи дзэн, передаётся не через буддийские сочинения, а непосредственно от учителя к ученику, «от сердца к сердцу», хотя использование письменных источников в качестве второстепенных вспомогательных средств, приближающих к пониманию истины, допускается. Конечной целью дзэнского адепта является достижение состояния «пробуждения» (сатори), и в этом ему должен помочь наставник, он должен «подтолкнуть» его при помощи неординарных слов и действий.»
«Самой излюбленной темой дзэнских поэтов было воспевание мира природы. её красоты, меняющейся м неизменной. Именно непосредственный контакт с природой, пристальное всматривание в её красоты, ощущение единства с ней и превратила дзэн в тот уникальный вариант буддизма, который, как никакой другой, повлиял на формирование дальневосточных эстетических концепций.»
«…вся…дзэнская пейзажная лирика , в сущности, вариант философской поэзии, где через описание природы передаётся идея органического единства мира, неразделённости объекта и субъекта. Главная цель такой поэзии – продемонстрировать исчезновение различий между «я» и «не-я», показать, что автору удалось достичь состояния «безмыслия» и что он способен беспристрастно  изображать мир природы, частицей которой он сам себя ощущает.»
«Осознание нерасчленённости субъекта и объекта позволило дзэнским монахам воспринимать мир природы не только как равноправного, хотя и молчаливого, собеседника, но даже как наставника, способного  помочь там. где оказались безуспешными усилия мудрых монастырских учителей.»

стрекоза над прудом стрижёт воздух, ловит всякую мелочь, а в пруду живёт чудом спасшийся от ужей маленький лягушонок; наверно, грустно ему одному…сдружиться им трудно, стрекоза – летает, а лягушонок – в воде…


Воскресенье. Знойный день, но печку с утра немного подтопил – для сухости и вечернего чаепития. Прибирался в избушке, опять же для вечерней уютности.
Обрезал спиреи и сирень от избушки к пруду. Выкосил луг около плота.
Ах, нельзя ли так, чтобы сделал и на весь сезон.
Выкосил, недельки две травка меленькая, бархатная, а потом луг опять начинает зарастать и скоро опять косить, полоть, обрезать.
Спилил яблоню – засохла. Я её поливал, ухаживал, а она с весны как-то вся пригорюнилась, листочки маленькие, пыталась даже цвести, даже плоды завязались, но – пропала. В прошлом году очень сильно плодоносила. Листья из-под яблок не было видно – надорвалась. Жалко. Жалко не то, что яблок не будет, а что дерево пропало, сколько мы за ним ухаживали, берегли, любовались…
На речку купаться и в придачу тачку камней с реки на каменную дорожку.
Дорожка почти закончена, осталось немного.
В обед приехал Юра. Самовар поставил, под елью сидели и рассуждали о земном и философически.
Пруд затянуло тиной. Почистил пруд.
И опять за поливку. И как лошадка почти по кругу: огурцы, дыни, арбузы, свёкла, цветы, капуста, томаты…
Вечера хороши, и этот воскресный вечер хорош. Иногда в городе знакомые спрашивают: ведь скучно там без телевизора, Интернета, телефона – чтобы позвонить, надо выходить на дорогу. Да какое там скучно! Природы изобилие. А вечером? да, вечером, как ритуал, по саду хожу, всё с родителями беседую, рассказываю, что за день сделал, объясняю, почему так сделал, а не иначе. А то на какую-нибудь скамеечку сяду и полная во мне отрешённость. Нет, не могу я осознать это садово-лесное окружающее чудо. Могу только переживать, вслушиваться, всматриваться, вживаться…
Благословенный вечер…

Вечернее чаепитие.
Кабанов: «Пейзажная лирика характерна для всех стран Дальнего Востока, но в дзэнской поэзии пейзаж всегда строго функционален, являясь средством передачи тех или иных положений буддийского учения, и прежде всего дзэнской идеи причастности человека всему сущему и неразрывной связи  с миром, составными компонентами которого являются природа и человек…
Вероятно, мысль о единстве мира человека и природы, пришедшая из Китая вместе с буддизмом, нашла отклик в сердцах японцев ещё и потому, что в национальной культуре  уже существовала поэтическая традиция, согласно которой «лирика природы и лирика чувств образуют гармоническое слияние, тонкое взаимопроникновение.»
«…дзэн, видимо, потому  возобладал в Японии, что был близок исконному синто, для которого главное – не осознать, а непосредственно пережить явление. (Т. П. Григорьева).»
«Суетному человеческому миру дзэнские монахи противопоставляли мир природы, гармоничный и вечный. Человек постоянно терпит моральное и физическое поражение: гибнут империи, рушатся дворцы и храмы, вчерашние фавориты оказываются в немилости, умирают люди, неизменным остаётся лишь ритм природы.»
«Тоска по прошлому, присутствующая в стихотворениях практически всех китайских поэтов, несомненно нашла отражение в поэзии годзан бунгаку. Однако китайская концепция идеализированного, невозвратимого прошлого, восхищение древностью и одновременно грусть по бесследно исчезнувшим людям соединились с буддийской идеей о призрачности бытия, благодаря чему дзэнское осмысление действительности приобрело в поэзии ещё более трагическую окраску. Уже не только далёкое прошлое, но и день вчерашний, ушедший безвозвратно, и день завтрашний, который неизбежно канет в вечность, заставляют с особой остротой всматриваться в те сиюминутные радости, которые дарит сегодняшний день. И конечно, основным источником радости для дзэнского монаха была природа.»

груда у парника обрезанных веток; жёг костер, большой, жаркий; листья подсохли, ветви тонкие – костёр быстро отгорел; угли пылают, в них внутреннее бегучее пламя, мерцание, отблески; и незаметно и скоро угли становятся пеплом, а звёзды нам кажутся вечными…


Понедельник. Жара жгучая продолжается и конца краю ей не видно.
От жары или от чего сдавливает грудь и жжёт, и надо отдышиваться.
Здоровье, ты где?
Косил низовой луг. Там трава была слабенькая, худенькая.  Скосил, смотрю, выросла вновь – густая, высокая, как и в стародавние времена.
Надо снова косить.
Выкосил, сразу в кучу траву убрал, пусть преет.
А в укромных местах, около кустов и в кустах, куда с косой не проберёшься, полол.
Великие дорожные работы продолжаются.
Привёз три тачки камней с речки. Уже думал, что дорожку закончу, оказывается нет. Ещё надо на боковинки и на саму дорожку.
Дрозды осваивают белую смородину. У нас соревнование, кто успеет больше спелой смородины съесть. Дрозды побеждают.
Полол дорожку и вырезал кусты от Тёплого пруда к лугу.
Мальвы расцвели и в саду теперь - мальвовое буйство.
Вечер – покой и созерцание. Топлю летнюю печку. Дымок из трубы прямо вверх, голубоватый. Там, вверху уже скоро замерцает звезда, но и здесь в саду – умиротворение: жар-огонь в печи, дымок, расцветшие мальвы, тёплая прохлада-ветер в саду, ласковая, словно кто-то шепчет о любви к доброму и светлому миру…
очарование…в чём оно? в повторяемой  неповторимости каждого события, явления, бытия всякой вещи; желание остановить время на самом деле есть желание пребывать в созерцании переживаемого мгновения – пусть оно длится и длится…

Вечернее чаепитие.
Кабанов: «…человек может попытаться «уподобиться природе, быть равным ей, жить в её ритме, не чувствуя помех»…
«…в дзэнской поэзии «пробуждение от сна» часто является метафорой для состояния сатори…»
«Для дзэнского монаха, достигшего состояния «не-я», когда исчезают оппозиции жизнь-смерть, мгновение-вечность, субъект-объект, «осенние думы» могут в отличие от традиционной китайской поэзии являться не выражением грусти о скоротечности человеческого бытия, а свидетельством достижения гармонического состояния причастности остальному миру…
Дзэнские монахи принимали природу  во всех её проявлениях без жалоб и стенаний, принимали и жару, и холод, и дождь, и снег…
Дождь, всеочищающий и дающий начало новой жизни, всегда воспринимался буддийскими монахами как благо. Они любили слушать шум дождя и предаваться размышлениям, а нередко и сочинять стихи под музыку дождевых капель…
Дзэнские поэты всегда ощущали своё единство с природой,
и она их за это щедро вознаграждала. Поэтому небосвод, затянутый тучами, в нужную минуту мог превратиться в крытую галерею, спасающую от ливня, а трубочки банановых листьев – в таинственные письмена. Во время дождя особенно отчётливо проявляется красота окружающего мира, когда природа, омытая живительной влагой, показывает себя в новом обличье, а второстепенные детали выступают на первый план и трогают сердце поэта.»
«В мире природы для поэта годзан бунгаку не было ничего второстепенного, недостойного внимания. Отсюда интерес к деталям, постоянное стремление к конкретизации, чуткое всматривание в жизнь животных и растений. Западу почти неведомо и непонятно трогательное, почти любовное отношение китайцев и японцев к камням и насекомым, а японская поэзия буквально насыщена упоминанием о бабочках, светлячках, шмелях, цикадах, слепнях и прочих крохотных тварях…
Для дзэнских монахов природа была другом, помощником, собеседником, ей поверяли свои горести, у неё искали совета, поддержки. И, конечно, свои чувства они превращали в стихи, поскольку для большинства из них творчество было превыше молитв.»

улица наша пустынно-безлюдна; Лёха или у себя в огороде, или в Точильном кому-нибудь помогает; Ахат на работе, Галина обходит своих подопечных пенсионеров, бабушку Валю забрали к себе дочери; пройдёт Ольга к соседке, принесёт продукты, Пашка проедет на «уазике», ну ещё в течение дня два-три авто в Точильный или на Замочку прокатят,  и опять – безлюдность-пустынность, выжженная солнцем дорога, серые, зелёные, голубые крыши домов, леса-горы, небо… …тишина…
вечером сад  - остров,  и  вокруг него задумчивость,  а над ним пустынный небосвод  и скользящий по склону горы прощальный луч солнца…


Вторник. Здесь, в лесном саду, каждое действие словно ритуал. Утренний ритуал – открывание всяких дверок.
Просыпаюсь рано, вставать не хочется, но надо. Дверку из избушки в сад открою скрипучую, по дорожке иду - новый день начинаю: открываю дверку в старую баньку и каждый раз удивляюсь, ведь собирал баньку можно сказать из ничего, а банька стоит и служит добротно-достойно. Всё в ней ещё с тех далёких времён, когда мы начинали. Ручка из коряжины, отполированная за десятилетия, та ещё ручка, лёгкий привкус дыма с предбаннике…по дорожке изначальной, которая как-то сама собой определилась, к мастерской – сегодня надо обязательно скульптурой заняться…открыл дровник – дрова сухие, но пусть продувает. Запоры – коряжинки да черенки-суковатки – ни у кого таких нет…
открыл уютный уголок лесного рок-н-рольщика. Ему там хорошо. Солнышко не печёт, дождик не мочит, твори да пробуй, а мы тебя послушаем…
открыл кладовки для заготовок. Целая история и священнодействие – открыть дверки, самых разные и необычные.
Из кладовки достал лопату, в мастерскую отнёс топоры, колун, ящик с инструментом и ящик с гвоздями. Солнышку поклонился. Начался рабочий день.
Ирисы отцвели. Они сильно загустились. Ещё в прошлом году надо было их прореживать. Жаль убирать, а надо. Грядку перекопал, часть ирисов рассадил, а все остальные на клумбу-горку: приживутся, так и молодцы, а нет, так нет… Тёплый дождь пришёл, тихо шумливый, шелестящий…
На маленькие, мелкие дела уходит больше всего времени. День проходит, весь день что-то делали, а сделанного не видать.
Подвязывал флоксы и аконит, а то кусты разваливаются; колья поставил и положил прожилины – кусты астильбе на дорогу свалились, кусты чёрной смородины огородил, тоже пройти не дают. А у Людмилы – прополка и рыхление, рыхление и прополка. В этих незаметных делах есть и нечто  поэтическое – сад наш во всякое время пригож.
Созерцание сада, баня, самоварное чаепитие, садовые тропинки и садовые удивительности – всего этого не было бы без обыкновенных, простых, повторяющихся изо дня в день, мелких, незаметных, надоевших и не очень, больших и маленьких дел.

Вечернее чаепитие.
Николаева: « Известно, что праздники занимали значительное место в распорядке жизни средневекового человека. Это были календарные праздники, религиозные и бытовые. С их помощью время как бы упорядочивалось, а течение человеческой жизни приводилось в согласие с ритмами природы. Каждый праздник был поэтому не просто выходом из будничного существования, но одной из форм причастности к Природе в более обобщённом, мировоззренческом смысле.»
«Через праздники город и горожане сохраняли столь обязательную в представлении средневекового человека сопричастность Природе, а следовательно, мирозданию…»
«Точка зрения сверху и приём рассеянной перспективы создают впечатление всеохватывающего беспредельного мира, в котором человек – лишь частичка, не имеющая собственного бытия, но сопричастная бытию природы…В монохромном пейзаже предопределён и особый  тип отношения к картине: созерцание как метод постижения целостности мира.»
Николаева: «Ко всем предметам предъявляются общие требования – простоты, непритязательности, даже бедности и некоторой деревенской грубоватости. Все эти качества объединяются качеством «ваби». «Веби» -понятие неоднозначное, включающее в себя целый комплекс этико-эстетических представлений, формирующих центральный идеал чайной церемонии: бедность, одиночество, естественность, простота. Подобно тому, как питьё чая, само по себе практическое и прозаическое занятие, трансформировано в чайной церемонии в утонченное эстетическое действо, изысканное духовное наслаждение, так и в повседневной непритязательной простоте и даже бедности крестьянского жилища замечена особая прелесть и красота, противостоящая роскоши, пышности, яркости. Это красота незаметного полевого цветка, красота простой глиняной чашки с шероховатой поверхностью, как бы сохранившей след руки гончара, с неровными затёками глазури, случайными по форме и фактуре. Это красота, не бросающаяся в глаза, не раскрытая полностью и до конца, но просвечивающая в намёке, в «подтексте», «между строк».

давно, давно – первая яблоня; с каким тщанием сажал, ухаживал, на зиму курткой (больше ничего не было) укутывал; как мы радовались её первым цветениям, а первые яблоки были самые вкусные;
разрослась, ствол её разветвился, одна большая ветвь-ствол отломилась, сам ствол в глубоких трещинах, узловатый и корявый – старый, старая яблоня...
давным-давно первую яблоньку в саду сажал…

киска, аккуратная, шелковистой чёрно-белой окраски, охотится на полёвок в нашем саду; Людмила пытается её подкормить, но она дичится и убегает – совсем лесной зверушкой стала, а сад – это её охотничьи угодья…



Среда. Вырезал «Адама», «Первочеловека». Ох, загорелось этих перволюдей воссоздать – в них только начатки человеческого, сквозь толщу иного проступает. Когда? Уже июль кончается. Сделал, конечно. Людмила говорит, что в доме скоро пол провалится от моих деревяшек. Мне их, только появившихся на свет,  сотворённых в «этошное» лето,  не хочется никуда  убирать и в Точильном оставлять. Хочется, чтобы зимой в квартире слушать их. Они много чего знают. Они – и частичка меня, и суть леса, они и человеческие, и природные, они – размышление…

Вечернее чапитие.
Григорьева: «В Японии, как и в других странах буддийского региона, скажем, не могла развиться философская антропология по той простой причине, что человека здесь не объективизировали, не отторгали от мира, с которым он связан и вне общих связей не существует и потому не может стать предметом рассмотрения. (Всякий отторгнутый предмет – уже не не тот, теряет свою природу). Но если человек – микромир, то именно через него познаётся всё остальное…То, что кажется нам личностью, на самом деле – поток дхарм…»
«Личность на буддийском Востоке воспринималась не как tabula rasa, а как идущая из бесконечности. Чтобы дать выявиться тому, что изначально в ней присутствует, на ней нужно не записывать. а скорее стирать написанное, ибо то, что изначально в ней присутствует, её истинное Я, неизмеримо больше того, что проявляет себя в эмпирической жизни. Человек в потенции  - Будда, абсолютно совершенен.»

звёзды над садом крупные, на каждой яблоне на ветвях  - созвездия свои, особенные…манят-завораживают…почему…
не чувствуя, не ощущая времени ночью всматриваться в звёзды…почему…


Четверг. Вот и июль заканчивается. Каждый  день полон до краёв, а недели, месяцы, годы – как единый миг…
Ходил через речку на «тот» берег, готовил черёмуховые колышки для подвязки и пирамидок. У меня и старых много, но часть придётся сжечь, подгнили. Надо новые. Не успеешь оглянуться, как надо будет за подвязку приниматься…
Леса настоящего нет. Так себе: по берегу – ольха и черемушник, выше поднялся – клён, вяз, осинник и гнилья через пень-колоду, и всякой трухлявости. Но в этой дремучести, запутанности, переплетения всех трав и корней, в трухлявых пеньках и обломышах деревьев есть своя, дикая выразительность: когда-то человек здесь начисто всё сгубил, а теперь возвращается природа, истинный творец…

Вечернее чаепитие.
Григорьева: « В момент просветления пробуждается космическое сознание, человек находит свой путь в мире бесконечных превращений.»
«…в буддизме махаяны не абсолютное отрицание личности, а отрицание того, что в данный момент кажется личностью. «Кажется», потому что неизначально, сконструировано теми представлениями, которые воздействуют на человека с момента его рождения, которые можно свести к вопросу «как удобнее прожить жизнь», хотя «удобство» и понимается по-разному…»
«…личности нет и она есть одновременно.»
Николаева: «С понятием дао связано осознание бытия как процесса. где результат имеет ничтожное, преходящее, эфемерное  значение, а сам процесс как таковой составляет смысл и суть.»

скоро лук убирать; перья ещё зелёные, но уже валятся-клонятся, и верхушки начинают желтеть; из-за погоды  мы с уборкой лука припозднились; долго поспевал…
скоро лук убирать; лук уберём – лето кончилось…
отцвели, давно отцвели и шиповник, и калина, и ирисы…
настурция выпускает цветок за цветком…
с берёзы полетели первые жёлтые листья…


Среда. С Людмилой приехали. Людмила топила подтопок, кипятила чай, вымыла в избушке. Потом в сад – хорошая пора – урожай собирать. Огурцы скоро повалят и куда их девать, надо хорошо подумать.  А три недели назад –так поздно стали они по-настоящему плодоносить, каждый огурчик был на счету и, казалось, что никогда мы ими не напитаемся. Пошли, пошли огурцы рядами и колоннами.
Кабачки Людмила два раза подсеяла и я ещё сеял, думали, вообще не будет.
А сейчас ботва вполовину моего роста и кабачки молоденькие выглядывают. Плети дынь и арбузов широко потянулись. Людмила кончики прищипывала. Уже и дыньки и арбузы есть, только махонькие. Может, хотя бы пару попробуем.
Людмила урожай собирает, а у меня большая поливка.
И строго по плану – огурцы и все остальные, жаждущие воды, растения. Жара стоит, дождя нет и не предвидится.
Влага ещё в почве есть, но солнечный пыл и лёгкий ветерок быстро все сушат, потому воды каждому растению надо много. И объём поливания, и время поливания увеличиваются. И сердце стало постоянно давить. Я-то, конечно, ему сопротивляюсь, пусть давит, отдышусь, но не нравится мне это состояние.
После поливки  - за косу,  выкосил укромные местечки.
Работа? Да её всегда много, а самовар – обязательно.
Самовар раскочегарил, быстро вскипел, Людмила в заварной чайник всяких трав набросала, самовар кипит, дымком тянет, мы с Людмилой под елью чаи распиваем. Вспоминаем наших стариков-родителей добрым словом, помянем бабушку Нюру. Жаль, жаль, что они не с нами. Это даже не сожаление, а тоска, грусть-печаль по ушедшему, как с этим примириться?
Рядом с нашим чаепитием флоксы цветут, спиреи и курильский чай.
Цветы – как обещание, надежда…
Людмиле на солнце нельзя и в жаре нельзя. Людмила в застени траву выпалывает, а я баньку старенькую топлю. Помыться – обязательно.
Ветки белого налива и груш от обилия плодов сильно наклонились-принагнулись. Подвязывал, чтобы не сломились.
Картошки накопали. Людмила приготовила обед на славу и восхваление: всякая зелень, огурцы, котлеты и картошка. А картошка у нас всегда очень вкусная и вкуснее уже невозможно представить.
Ахату летний навоз девать некуда. Я у них за подсобного рабочего, сарай чищу, навоз вожу.  Тачек семь привёз на компостную кучу – так закладываются основы будущего урожая.
В бане, как аристократы, мылись. Мылись  исключительно целебной речной водой.
Пили чай и по саду ходили.
Проводил Людмилу, обратно шёл очень не торопясь. Слушал шум речки, на мосту стоял. Прохладно и ласково в лесах и в небесах, дымчатых пастельных тонов самоцветных. Далёкое недвижное движение перистых облаков и волны вечереющего холодного леса.
Вечерние зори – в них пребывать всегда…

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «Тип связи «одно во всём и всё в одном» сложен для понимания. Говоря словами Д.Т. Судзуки, доступен лишь высшему уровню сознания, праждне – абсолютной интуиции, а говоря языком современной науки, многомерному мышлению, т. е качественно иному типу сознания. Одномерность, ограниченность человеческого сознания, привычка видеть одну сторону вещей и не видеть другую («третьего не дано»), линейное , или плоскостное, мышление препятствует постижению типа связи, который обуславливает существование целого…Между «двумя» (субъектом и объектом, человеком и миром) как бы заполнено пространство, притом то, что между ними, и есть «истинно-сущее», ибо стоит над субъектом и объектом, над формами, над временем и пространством. Буддисты называют это «пустотой» - (шунья), китайские мудрецы – дао…
мировоззренческая установка – неразделение абсолютного и эмпирического и обусловило недуальный принцип мышления. Всё явленное есть лишь временное выражение неявленного…
мир, как и человек, есть процесс безостановочных изменений, и потому не познаваем, не постижим простым наблюдением, но в своей невидимой основе он неколебим, покоен и потому доступен проницанию…
Процесс, заданной мировой пульсацией, самообразовавшимся путём мира (дао), невозможно охватить рассудком. Потому взор совершенномудрого устремлён «за» предметы и «между» ними, в «пустоту», которая с точки зрения и есть истинная реальность.»
«Мир существует не для того, чтобы его изучали, а для того, чтобы его переживали, извлекали удовольствие из общения с ним. Человек воспринимался в его экзистенциальной сущности.»

редкими стали бабочки в саду и лугах; увидишь в полёте, на цветке – радость; бабочки сами – цветы…пчёлок мало, в жару они не летают,
а осы в этом году свирепые и сильно злые, так и норовят ужалить…


Четверг. Начало августа. Лук ещё не убрали, а лето, по сути, уже закончилось. Ночь – звёздная. В сад вышел – мерцающий небосвод над головой и слова мои бессильны выразить то, что я чувствую, переживаю.
Звёзды близко, крупные, словно на серебряных нитях висят. Тёмные купы садовых деревьев. Прислушаться – вода в реке плещет. А остальное – безмолвие. Наверное, человеки стали бы человечнее, если бы учились созерцать звёздное небо. Уходить не хочется – непроглядная мгла на земле и
мерцающий купол вверху…
Ещё в мае привезли белую краску – окно покрасить и шкаф хотя бы, уж очень наша избушка бедная и прокопченная. Потолок почти чёрный. Тяга в подтопке хорошая, но когда на улице тепло, а в доме немного прохладнее, естественно, затопишь подтопок и сначала дым норовит по дому толпится.
Разгорятся дрова в топке, весь дым в трубу утягивает.
Скромная, бедная наша избушка. Стены - голимые брёвнышки, диван разборный, «полати»-кровать из дюймовки, стол, шкаф, сундук.
Натопишь, приберёшься, половики постелешь – тепло, уютно, приглядна избушка.
Но окошко уже сколько лет не красил. В саду работа, резьбой жажда заниматься, а красить ну совсем не хочется. Собрался с силами, краску приготовил, кисточки, растворитель  под рукой и - за работу. Краска хорошая, сохнет быстро. До обеда два раза прошелся – окно и подоконник выкрасил – почти евроремонт.
Посудница-тарелочница, полка, что с Дубовой горки привезли, бабушкина-дедушкина,  (я помню, где она на Дубовой у стариков на кухне висела и какая на ней посуда стояла) тёмная, надо красить. Убрал всю посуду, унёс к мастерской и на вольном воздухе тоже в два слоя выкрасил. Шкаф покрасил.
В избушке светлее стало и «нарядней».
После обеда перекопал и выбросил всю викторию – новую будем заводить, немного, но чтобы было с чем чай пить. От нынешней никакого проку, да и не у места она, и новую надо рассаживать так, чтобы удобно было от дроздов сеткой накрывать.
Выпилил иргу. Оставил два куста для весеннего цветения. А ягодки все птички склёвывают, да и разрослась она сильно, зимой снег мешает бросать.
Из черенков заготовил колышки для смородины, а ветки – на костёр.
Вода в речке  - сладость. Потому тачку в руки и за камешками, заодно и в речке окунуться. Вода прогрелась, вылезать не хочется. Камни привёз. Дорожку доделал. В белых камнях-плиточках вдоль забора дорожка – пройти по ней с чувством исполненного долга и в радости – ещё одна чудинка в саду нашем добавилась…
Вечером по саду хожу, на работу не гляжу, которой всегда полно и сама она в глаза бросается, а листья да цветы самые разные наблюдаю…

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «Сицичжуань»: Один раз инь, один раз ян и есть путь (дао).
Тот. кто следует этому, осуществляет добро.»
«Сётоку: «Люди всегда имеют группировки, а мудрецов мало». Это можно понимать как ответ Конфуцию, который говорил: «Истинный человек
(цзюньцзы) не объединяется в группы, но всеобщ; маленький человек
(сяожэнь) объединяется в группы, но не всеобщ». Цзюньцзы, предоставленный самому себе, достигает совершенства, и, достигнув его, становится един со всеми вещами, пребывает в состоянии всеобщности, или подлинного «Я»…Сяожэнь, наоборот, преследуя частные интересы, всегда объединяется в группы.»
«Лао-цзы по-своему передал эту мысль: «Человек следует Земле, Земля – Небу,  Небо – Дао, а Дао – самому себе.»
«Мудрецы говорили о вечном, правители – о временном. Мудрецы искали истину, вечные закону, правители  - как приспособить их к своим нуждам.»
«Собственно, в этом задача мастеров: довести искусственность до той степени полноты, когда искусственность как бы исчезает, сводится на нет. или исчезает грань между искусственны и естественным. При этом условность, отступление от внешнего подобия, позволяет передать ту истину (макото), которая не лежит на поверхности, внешним сходством не предаётся, но которая позволяет искусству японцев пульсировать в ритме земли, в ритме космоса.»
«Американский учёный Д. Харинг отмечает взаимную дополнительность, сбалансированность таких черт национального характера японцев, как подчинение установленным образцам и независимость внутренней жизни, любовь к строгому ритуалу и непосредственность переживаний.»
«Так или иначе, в характере японцев – умение переключаться, как бы уходить в себя, чтобы избежать воздействия современных стрессовых ситуаций. Правда, это не всегда удаётся, но этому учит их традиционное искусство: живопись, поэзия, чайная церемония, сады, икебана. Все эти искусства помогают преодолеть разрыв между внутренним (врождённым) стремлением человека к свободе, быть самим собой, действовать по зову сердца и внешней невозможностью свободы, подчинены задаче преодолеть дистанцию между «вторичной» и изначальной природой человека, отчуждённость от мира.»

капли росы на мечевидных листьях ирисов;
нет, не сравню ни с чем, они сами по себе светоносны…
житьё наше скромное, обстановка наша бедная, а радость от работы, радость от созданного, радость от природного, радость от каждого садового действа  –глубинная и – искренняя и бескорыстная…


Пятница. Приехала Людмила. Вдвоём быстрее все дела совершаются, хотя у каждого свой фронт работ. Людмила полола, а потом тщательно собирала урожай. Зелень на салаты, огурцы на поесть и на засолку, траву для травяного чая. Немного подкопали картошки.
Жгли костёр. Солнышко жжёт, кругом сушь, пожарная опасность высокая. Но мы с величайшей ответственностью жгли костёр: ветра нет, пламени большому не даём подняться, ведро с водой рядом, да и место у костра у нас в луговой низине и вдали от деревьев. А костёр развели потому, что набралось много обрезанных веток, захламляют место и искажают вид нашего сада.
Начал колышки ставить, вернее пирамидки, где у нас заложена еловая «аллея»: елочки уже подросли, но пирамидки ставить надо обязательно, а то снегом так пригнёт, что и не распрямишься.
Раз вдвоём, то и самовар обязательно. Людмила отварила картошку.
Лук, чеснок, огурцы, зелень, молодая картошка и мясо по-питерски –
почти праздничный обед.
Пилил всякий хлам, топил баньку. Ольховые заготовки убирал на сушку и хранение.
Жарко. На речку с тачкой. Набрал камней покрупнее, чтобы края дорожки обозначить.
Вечерняя тишина и градации светлого и тёмного.

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «В состоянии недвойственности, исчезновения границ между субъектом-объектом, чувством – разумом, в состоянии «не-я» достигается высшая центрированность, стянутость жизненной энергии в одну
точку…Отсюда мгновенность в дзэн: время возводит границы. В какой-то миг наступает сатори – выброс сознания в безграничное, где нет ни Будд, ни патриархов, ни собственного «я»… 
«Стихотворение должно родиться мгновенно, - уверяет поэт Мацуо Басё,- как дровосек валит могучее дерево, или как воин кидается на опасного врага, или как режут арбуз острым ножом, или откусывают большой кусок груши»
…высшая концентрация сил, но не ради овладения чем-то, не ради победы над природой или над противником, а ради победы над собой.»
 «Когда однажды человек преодолеет себя и вернётся к ли, мир возвратится к жэнь»)…
В чём смысл и чайной церемонии и искусства икебана. Кавабата  Ясунари не случайно заострил внимание: «Один цветок лучше, чем сто, передают цветочность цветка». Что значит «цветочность  цветка» и почему в этом стоит разобраться? «Цветочность» - это жизнь цветка в его «таковости», не проекция человеческого «я», а цветок, как он есть, безотносительно к тому, кто на него смотрит. Значит, чтобы увидеть цветок в его сути, нужно отказаться от себя, преодолеть эгоцентризм. Значит, и цветок при правильном к нему отношении, при правильном на него взгляде может служить освобождению.»
«Вступить в общение с цветком можно, лишь полностью на нём сосредоточившись, когда посторонние мысли не буду мешать осознанию цветка в его «цветочности». Через глубинное сосредоточение происходит освобождение от авидьи (неведения), постигается высший смысл искусства.»

дверку в сад из избушки открываю – на доске у крыльца листок жёлтый – с берёзки прилетел…картофельная ботва сохнет, листья рябины от жары вянут…


Суббота. Звёздная ночь.
Поливал помидоры и спирею. Поливки добавляется, потому поливание  делю на два дня. За один день не полить. Сушь, все растения просят пить.
Вырезал домовёнка, а имени своего он мне ещё пока не сказал.
Вчера принёс жерди на колышки, распилил, заострил концы, в уголке у забора поставил. Скоро, скоро надо будет пирамидки ставить, «аллею» уже закончил.
Вчера на «газели» привезли срезки за три пятьсот. Посмотрел, есть что выбрать на забор,  на прожилины, на поделки. Ходил вокруг них, радовался и хотелось цыганочку с выходом сплясать. А как же! Наберу что-нибудь для поделок.
Шкаф, что красил, окончательно просох и бабушкина посудница-тарелочница просохла.
В избушке вымыл, половики застелил, посудницу на прежнее место водрузил, шкаф водой с уксусом  протёр.
Теперь в избушке чистота и уютность.
За камнями на речку с тачкой путешествовал. «Бордюры» у дорожки выкладываю.
Начал разбирать срезки. Надо каждой дощечке и бруску своё место определить, чтобы дворик не захламлять. Двор большой, а места стало мало: дубы стоймя прислонил к летней  баньке, доски, которые на забор, в стопку сложил, дрова ольховые и берёзовые во весь двор две поленицы, дубовые плахи, горбыль из прошлогодних срезок сложены у берёзы. Хоть места и мало, а радость во мне: есть запас всякого деревянного материала, есть где разгуляться рукам и душе.
Днём солнце жгучее, а вечером жара спадёт, настаёт тепло, умолкнут всяческие звуки – каждый лист, каждая травинка – на виду…

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «Искусство – путь или способ постижения истины…Способность к высшему сосредоточению, к предельной концентрации и приводит к ощущению единства: «Чтобы нарисовать сосну, нужно стать сосной», - говорил Басё. Способность ощущать цветок в себе, по мысли поэта, признак истинного человека: «Следовать красоте, значит следовать природе, быть другом четырёх года. Всё, что ни видишь, - цветок, всё, о чём ни думаешь, - луна. Для кого вещи не цветок, тот варвар. У кого в сердце нет цветка, тот зверь».
По отношению к цветам, можно судить о национальном психотипе. У европейцев, например, отношение к цветам антропоцентрично: всё призвано служить человеку, и цветы в том числе. Человек – хозяин земли, по крайней мере ему так кажется уже много веков. У японцев – не то, чтобы человек для цветов, но человек должен отойти в сторону, чтобы не мешать цветку выявить себя. Человек скорее слуга цветка, чем его господин…
Красоты нет без свободы, без свободного пространства, красота тогда истинна, когда индивидуальна. И потому для главное для мастера – передать уникальность каждого мига, как выражения вселенской сути, что позволяет каждый раз заново переживать мир…Лишь свободный, ничем не стеснённый цветок обретает полноту; обретая полноту, обретает истинность…
«С одной стороны, отдельное, единичное достигает полноты, с другой стороны– не должно быть закончено, чтобы не прерывалась связь внутреннего с внешним, единичного с Единым…Суть не в конечном результате, который никогда не может быть достигнут, а в процессе, в пути (дао). Отсюда незавершённость, недомолвка – в живописи, поэзии, икебане. Важно не то, что сказано, а то, что «за словами», не само бытие, как оно есть, потенция бытия; не цветок, а бутон.»

камни трескаются, рассыпаются, теряют свою форму, а растения, такие беззащитные и хрупкие, не меняются, всё те же…прорастают весной и остаются прежними…
во дворе аромат, лесной, от высыхающего елового горбыля и срезок…


Воскресение. Жара наступает и притесняет. Днём – под сорок. Куда деваться? На солнцепёке разбирал срезки. Что-нибудь подходящее найду – такая приятность.
Начал вырезать маленького мыслителя.
С речки привёз три тачки камней и усиленно купался, а народу на речке не видно. Огурцы поливал и поливаю каждый день.
Как не спешить? Лето пролетает быстро, хочется много сделать, а обычные работы не отодвинешь, вот и получается, что на всякие задумки время приходится выкраивать. И опять же: вот сделаю что-то, в саду поставлю – прикольно-трогательное, сам себе поулыбаюсь, а сам себе подумаю: зачем? Если бы не сделал, не поставил, разве что-то изменится…

Григорьева: «Когда в сугубо современном романе «Объяли меня воды до души моей» японский писатель Оэ Кэндзабуро ведёт речь о возможности спасения людей от грядущей катастрофы, атомной или экологической, если к людям вернётся способность общаться с «душами деревьев и китов», то это, хочет он сказать, нужно не «китам и деревьям», а людям. Жизнь людей зависит от того, смогут ли они восстановить «репрессированное» в погоне за прибылью природное начало, преодолеть ставший опасным разрыв между «вторичной» и изначальной природой, между ego и истинным «я», тот разрыв. который приводит к неврозам, к разрушению человеческой личности.»
Николаева: «Всё было подчинено одной задаче – создать определённую настроенность, способствовать внутренней сосредоточенности, самоуглублению, состоянию внутреннего одиночества как особой выключенности из повседневной реальности. Подобное состояние имеет прямую связь с буддийской категорией, называемой на санскрите вивикта-дхарма. В японской эстетике это понятие называется «саби»…
Саби – понятие сложное, лишённое рационалистической точности, с трудом передаётся переводу и объяснению. Это красота заброшенного, покрытого патиной времени, неяркая и не бросающаяся в глаза. Как и красота – ваби, оно обязательно с намёком, а потому и с эмоциональным символизмом. Включая в себя изысканность, утончённость, саби вместе с тем имеет и оттенок грубоватого, простонародного. Но самое главное заключается в том, что саби подразумевает не только определённые качества объекта, но и специфический способ или метод восприятия, называемый ёдзё (эмоциональный отклик, «послечувствование»). Ёдзё предполагает большую творческую активность воспринимающего сознания, его обязательное «соавторство» с поэтом или художником.»
Григорьева: «Саби – это постоянное ощущение бытия как небытия, помогая преодолеть личное, преодолеть жажду, освобождает от страданий. Оттого печаль воспринимается не как печаль, а как мудрая согласованность с природой. Печаль без печали, не разлад «я» с «не-я», а гармония «я» и «не-я».

бабушкин ящик, довольно вместительный, пропитан красной морилкой, на крышке – кожаная ручка;  я туда небольшие железки складываю: топоры, дверки от подтопка, обрезки алюминиевых  листов, обрезки труб, сломанные кусачки, обломки косы, остатки вил и лопат;
перебирал, откинул крышку, а на внутренней стороне надпись карандашом, плохо заметная, но прочесть можно: «Мастер Ильин делал в 1930 г.»;
словно голос того мастера услышал, почувствовал, увидел, как он любовно дощечки строгал липовые, как аккуратно и с тщательно вырезал «ласточкин хвост» на концах дощечек, чтобы соединить их прочно и надежно, как любовно и с гордостью осматривал законченную работу: «Мастер Ильин делал в 1930 г.»
девяносто два года с тех пор корова языком слизнула и сколько было всего за это время…

осенило, озарило, пронзило насквозь: пошёл купаться, в воду вошёл и тут меня в темечко и стукнуло – это же Чудо! – речка с чистой прозрачной водой,
«китайская» ива и осокори на берегу, леса-горы бархатисто-зелёными волнами, голубой небосвод с белыми облаками, солнышко…
чудо, что это всё есть, что это всё я могу видеть, слышать, осязать, переживать, что я всем собой его чувствую…
в реке купался, а остров у моста растёт и растёт…

Понедельник. Опять жара и духота. Поливал. Срезки, что на дрова, перерубил и сложил. Осталось немного.  Закончил «Мыслителя». Камни возил, три тачки. Наконец-то, я так думаю, дорожку закончил окончательно.
Прошёлся по ней, преисполненный удовольствия: всё же я дорожку проложил, путь продолжил.
Поливаю цветы: бархатцы, ноготки, анютины глазки, иберис, однолетние георгины, астры, настурцию, барвинок…
поливаю кусты спиреи, лапчатки, курильского чая.
Приходит великая сушь.
Давно у меня в подсобке лежали «тиски», похоже на тиски, но не совсем. Всё думал, куда и как приспособить. Наконец, придумал. Напротив дровника, где у нас ещё маленький дровничок, поставил дубовый пенёк, а на него водрузил «тиски», наверху – скобы, крючки, клещи. То есть оборудовал маленькую столярку. Получился натюрморт в пейзаже. Но не просто постановка. Есть функциональность: можно железку загнуть, гвоздь выправить, крюк сделать,
перерубить зубилом проволоку. Хоть и небольшой, но всё-таки железных дел мастер…опять же в пейзаж дворовый оживления добавил.
Предметы ручной ковки собрал и сделал из них малую выставку. В них столько природного. Что-то сильно они мне приглянулись в последнее время:
ручки, скобы, крючки, стамески, четырёхгранные гвозди, шпигри, клещи,  подковы – старинные, возьмёшь в руки –что-то в них…

Вечернее чаепитие.
Николаева: «Подлинная красота раскрывается лишь тому, кто мысленно дополнит незавершённое. Красота становится процессом, а не результатом. Чайная церемония от начала до конца и есть такой процесс открытия и переживания красоты.»
«Как справедливо указывает А Гуревич, в средневековом сознании прошлое не отделяется от настоящего, но продолжается в нём, «пребывает в нём». Отсюда естественна ориентация сознания на прошлое, а также специфическое отношение к художественной традиции как главной ценности.»
«Она (композиция сада) исполнена так, что время идёт как бы неравномерно: оно то концентрируется в мгновении ( одна деталь – дерево необычной формы, мостик, вдруг возникший за поворотом дорожки…), то как будто останавливается, заставляет ощущать вечность грандиозного мира природы, то равномерно «вращается» в сменяющихся вариантах композиций из камней, растений, водоёмов. И подобно тому, как пространство сада открыто в бесконечность и сливается с ней, время также оказывается целостностью, в котором слиты миг и вечность.»

около пруду в позапрошлую весну посадили иву извилистую; хорошо прижилась, растёт; да, и ветви, и листья – извивы; когда дождь и туман, если от луга смотреть – вид-пейзаж «шань-шуй»…


Пятница. Немного попрохладней. Людмила приехала. Навела порядок в сундуке и в шкафу: перебрала, от хлама освободились. Хотя хранить надо старые вещи,  но все сохранить  невозможно, надо выбирать.
Варили на летней печке холодец – свиную ногу и от пуза укармливали  соседского кота – Цыгана. Он  - дармоед, мышей ловить ниже его достоинства. Он только на них свысока посмотрит и опять наводит на себя томность, что вот так устал от философских размышлений и сейчас ему не до суетности и обыденности.  Но уж очень симпатичный, обаятельный, ласковый,  и пользуется своим обаянием для добывания вкусной еды, потому как Лёха содержит его суровости. Его все соседи дачники подкармливают.
Цыган-Черныш жизнь правильно понимает, а садовая кисочка сама добывает себе пищу, не хватает ей жизненной смекалки и мудрости, она просто – трудяга…
Обрезал шиповник и часа полтора выкладывал его в междурядья, обкладывал
морковь и свёклу – карбыш (луговой хомяк) жрёт всё подряд, и по всему видать, как и в прошлом году, мы останемся без свёклы. Хоть  бы часть урожая спасти.
Старенькая банька дымит, а не греет, видимо каменка сажей забита, надо перебирать, а никакого желания нет. Зато попробовали наши первые помидоры – до чего же, как мы говорим, «своерощенные», вкусные –ум отъешь!
Убрал укрывной материал с междурядий, замочил в реке и выполоскал, а Людмиле в ледяной воде находиться нельзя, и она занималась своими делами: урожай собирать, травы, полоть, рыхлить
Чаепитие у нас было самоварное, под елью. Пили чай с большим травяным вкусом и жалели – лето кончается…

Вечернее чаепитие.
Муриан: « Созерцание японского сада приносит грусть и снимает тяжесть, развеивает клубок мучительных земных переживаний, рассеивая их в странной пустынности маленького замкнутого пространства.»

убрали лук, а мы его много сажаем, почти столько же, сколько картошки;
Людмила его почистила, а я  его на баню, на чердак, рассыпал, - пусть сохнет;
грядки не просты пусты, грядки – пустынны;
вянет, кончается лето,
ветерок по саду – осенним запахом…

Суббота. Перекладывал каменку. Сначала удлинитель прокинул, освещение сделал. Оделся соответственно, нашёл что-то на выброс, ведь будешь как чушманец, чёрно-сажевый и грязный, и принялся за любимую работу. Доски половые из бани вытащил, на полок покрывало постелил, чтобы сажа не сыпалась. Лавку и полку плёнкой закрыл. Глину приготовил, кирпичи, мастерок, молоток, воду. Вперёд, к победе! Но до победы ещё далеко, только начинаю. Стал камену разбирать, хорошие камни на полок, их опять на место потом положу, а треснувшие и отжившие в бадью.  Канаву буду ими выкладывать.
Каменку пришлось разобрать почти всю. Правильно сделал, что разобрал: нижние камни перегорели, стали сыпаться, забили проходы, вот дым и не идёт, - некуда. Камни вынул, колосники поправил, стал обратно каменку складывать. Камни покрупнее кладу и чтобы между ними зазор побольше, чтобы было куда огню и дыму идти. Но и безопасность надо соблюдать противопожарную, чтобы из каменки искры не летели. Камней прежних на каменку не хватает, ещё наносил, а сажи и золы сколько угодно.
Какие камни для каменки?  Да  больше наугад, по ощущению, как с папой подбирали: среднезернистые, округлые, красноватые, величины разной: побольше, поменьше.
Собрал каменку. Весь чумазый-пречумазый. Грязь собрал, вымел. Торжественный волнительный момент: печку затопить, проверить тягу.
Берёсту, дрова, спичку – пошёл огонь. Куда пошёл? Наружу или через каменку. Смотрю-высматриваю – через каменку дым пошёл, есть тяга! есть!
Повеселела моя душа, очень повеселела. Вода у меня уже на летней печке была горячая. Стал я баньку мыть-отмывать, скоблить. Воду постоянно меняю, баню на три раза вымыл.
Банька топится. Вода греется. Сам всю грязь с себя снял, в реке окунулся. Вода в бане нагреется – буду мыться по-настоящему.
Время? До обеда успел с каменкой справиться, как в глубине души и рассчитывал
А после обеда приехал Марсель, мой бывший ученик по художке, а сейчас уже Академию в Уфе заканчивает. В гору идёт. Есть и внешний успех, и мастерство растёт. Портреты хороши, а пленэр великолепен. И, что для меня весьма значимо, он – художник думающий. Работает много, весь – в творчестве. Много, много надо сил, и, по другому не скажешь, внутреннего горения, чтобы идти своим путём. Сколько ухабов, сколько соблазнов!
Разговор наш за самоваром неторопливый и даже медленный. Марсель свои работы показывает, о всяких житейских обыденностях говорим, о творчестве,
сад обозреваем. Мир-природа вторит нам, или мы вторим ей: день такой же тихий и спокойный, как и наша беседа-встреча…
Вечером убираю инструмент, закрываю дверки и это похоже на ритуал. Сначала – стамески в коробку. Выметаю мусор из мастерской, прибираю.  Потом прибираю топоры, пилы, ножовки. В последнюю очередь – садовый инструмент: лопаты, грабли, вилы. Мою тщательно, до блеска, даю просохнуть, а потом - в подсобку и закрываю дверку.
Обхожу сад. В небеса – вечерняя заря…

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «Дзэн есть предельное выражение традиционной структуры дальневосточной философии – «одно во всём и всё в одном»…
Дзэн есть предельное следование недеянию (увэй), ненамеренность, невмешательство в творческий процесс…никакой заданности, только непосредственное выражение нахлынувшего…
Человек тогда вступил на путь искусства, полагает Окакура, когда он начал постигать неуловимую пользу бесполезного. «Лаковое дерево срубают оттого, что оно полезно, - размышляет Чжуан-цзы – Все знают, как полезно быть полезным, но никто не знает, как полезно быть бесполезным»…
Дзэн – предельное выражение традиционного отношения к слову, когда не оно само по себе (оно может быть тем же), а то, что стоит за ним, что оно призвано вызвать в душе (ёдзё). Недаром в дзэн существует вера в невыраженные слова, которые не записаны на бумаге и не сказаны, но могут воздействовать на ум человека. Согласно дзэн, истна выражается не словами, но каким-то неожиданным действием, жестом, рисунком. Если существуют «незримые письмена», могут существовать и «незримые цветы». Как говорил мастер икэбана Икэнобо Сэнъо, и в разбитой вазе, и на засохшей ветке есть цветы и они могут вызвать озарение…
Высшая отрешённость приводит к высшей близости. Преодолев привязанность к тому, что создано привычкой, проникнуть в подлинную природу вещей, после чего не жить вечным странником вдали от мира, а просветлённым вернуться в него…как говорил Басё: «Возвысь свой дух и вернись в мир обыденный». Пережив единство с миром, ощутив всеобщую родственность, дай почувствовать это другим.»

обычное действо, повторяемое каждый раз, становится почти ритуалом: провожаю Людмилу на остановку, или вдвоём уезжаем, обязательно остановимся на мосту и смотрим на воду, обмениваясь значимым и совсем не значимыми фразами; да это и неважно; иногда даже и ничего не говорим:
остановились на мосту и смотрим на воду…вода, мостик, заросли ольхи по берегам, пастельные разводы облаков в небе всё скажут за нас…

Воскресенье. Ночь холодная. А утром – всё то же: поливать и поливать.
Несколько дней назад задумал мельницу поставить. Набралось у меня много старых прожилин, вот я и надумал из них мельницу собрать.
Кое-что взял из альбома Ополовникова «Русское деревянное зодчество», какие мельницы в старину были.
Напилил заготовок и начал сруб в реж собирать. Растёт моя мельница в вышину. Ладно получается, только я не знаю, как крылья буду крепить, как вал поставить. Дойду до верха – соображу. Вот сегодня сруб до «домика» собрал. Теперь думать надо, как вал установить, как крылья сделать и прикрепить. В обед придумал. Крылья сделал из очень тонких дощечек, подшипник на вал поставил, вал закрепил. Осталось крышу собрать и крылья прикрутить…
Некоторые железки без дела у меня в ящике обитались. Сделал черенок для багра – поленья-утопленники из реки вытаскивать, сделал черенок к сковороднику – для чугуна. Ухват у нас есть, но сковородником – удобнее. Не люблю, когда что-то без дела валяется, только «дело» я понимаю широко – чтобы созвучность всего и вся в саду была, чтобы всё – к месту. Вот «Трудяга» с лопатами и вилами – очень даже необходим, очень даже к месту.
Небеса от нестерпимого зноя пылят, а растения жаждут. Поливаю, сколько есть сил и времени.
Вечера тихие, и этот вечер тихий, только слышно, как Лёха колет дрова у тёти Вали.

Вечернее чаептие.
Шилин:  «Всё есть Жизнь. В мире нет неживой природы, всё одухотворено Жизнью, является её продуктом. Такова исходная аксиома японской лирики.»
«Кавабата Ясунари считает, что это Ничто, или «Пустота», есть «очищение…освобождение подлинной первоприроды человека – возвращение к незамутнённому житейской суетой первоначалу.»
«Жёсткими прямыми безжизненными  линиями отгородил себя современный человек от живой природы, замкнув себя узкими профессиональными рамкам и «четырьмя стенами» комнаты (Сюнтаро Такинава «О комнате»). Для японской лирики более естественны и «предпочтительны» кривые линии, асимметрия, что является для неё выражением доброжелательного общения с живой природой. И в этом отношении японская лирика ближе к Лобачевскому, Больяи и Эйнштейну, чем к Эвклиду и Ньютону.»
«Эта изменчивость, это непостоянство – постоянно, неизменно, вечно. Это «бесконечно изменяющаяся природа».
«Дети, женщины и старики, пожалуй, ближе к природе, чем взрослые мужчины. Не потому ли в компаративистике принято считать дальневосточную культуру «женской», а европейскую – «мужской» культурой?»
«Детская открытость миру (Природе) – одна из основных характеристик творческого мышления.
Ему же свойственна и старческая мудрость, свободная от любовных преувеличений. Лирический герой должен одновременно обладать детскостью, женственностью, мужеством и многими другими качествами. А они совместимы лишь в рамках мудрости, которая приходит вместе с жизненным опытом. Иными словами, быть одновременно ребёнком, женщиной и мужчиной может лишь старик…
Похожую мысль можно уловить в словах Кавабата Ясунари: «Человек не может быть благоразумным и мудрым, если в нём сильно мужское или женское начало.»

сесть на дубовый чурбачок около мастерской и долго смотреть на огонь в летней печке…гроздья калины нависли над плитой…над зелёной крышей бани мерцает звезда…


Понедельник. Середина августа. Утра и вечера холодные, а днём тепло.
Поливал утром и после обеда. Сушь великая, как бедные растения терпят и воду ещё каким-то чудом достают. Флоксы, все кусты полил, вянут. А полил, сразу повеселели.
Мельница почти готова. На самой избушке кое-какой декор навести осталось.
Полол. Мостки у Тёплого пруда заменил. Доски подгнили. Все убрал, положил дубовую плаху – «вечную».
Дни, куда они, как вода меж пальцев.  Наверное, резные работы придётся перенести на следующий год, а всё время уделить делам необходимым, среди которых главное на сегодня - поливка. Жаль, заготовок много, мыслей ещё больше, а времени нет.
Колышки кое-какие расставил. Скоро надо будет подвязывать кусты, дерева…такую работу быстро не сделаешь.
Надо будет убрать дрова в дровник. Накрыть от дождя и снега прожилины и жерди. Обрезать многолетники. Перекопать. Возить летний навоз. Ещё раз пройти по саду и обрезать, проредить наш «лес». Убрать в кладовки садовые «музейные ценности»…

Вечернее чаепитие.
Федоришин: «Исследуя ту же проблему – своеобразие восточного мировоззрения, Т. П. Григорьева отмечает: «наше признание Востока заключается не в признании за ним права походить на нас, а в признании за ним право на собственные ощущения, на собственные откровения и принципы, которые не исключают существования противоположных, а предполагают, дополняя их как две стороны одного процесса дополняют друг друга.»
«Умение ясно, чётко, а тем более прямолинейно выражать свои мысли, говорит В. В. Овчинников, мало совместимо с японским представлением об учтивости. Смысл фраз преднамеренно затуманивается оговорками, в которых заложены неопределённость, сомнение в правоте сказанного, готовность согласиться с возражениями. Японцев из поколения в поколение приучали говорить обиняками, чтобы уклониться от открытого столкновения мнений, способных задеть чьё-либо самолюбие.»

сколько? не одну тысячу раз я прохожу за лето мимо лиственниц; их кора, тёмная, сиреневая с розоватым оттенком, их стволы, ветви – всегда на виду; ощущение, что они всегда такие были, есть и будут; были – маленькие робкие саженцы и вот вымахали огромные дерева, и они продолжают расти; они всё те же, и они – растут…под ними, где буйно росла трава, слой, мягкий пружинящий слой хвои медного цвета

Вторник. Приехала Людмила, привезла еды всякой и вкусной. Каши хороши, но надоели, а готовить что-то другое, - времени жалко и никакого вдохновения нет. А Людмила приезжает – обед у нас праздничный.
Урожай начинает наступать. То каждый огурец был на счету, а теперь куда их девать? Теперь счёт пошёл на вёдра: два ведра огурцов, два ведра помидоров, кабачки вообще одолевают, растут со страшной силой и их очень много. Отнёс с полведра Лёхе огурцов, а кабачки – Галине, соседке, коровам скормит. Может, кто из соседей возьмут. В деревне так: кто с утра до вечера трудится, а кто вообще ничем не занимается, и огород – дикое поле. Взглянешь – как люди живут, на что живут?
На обед  молодую картошку Людмила готовила, которая всегда  такая вкусная, потому что молоденькая, потому что  ранняя, хотя в этом году наша ранняя картошка очень припозднилась.
Вторая половина августа. Думаю, что мой сенокосный сезон заканчивается.
Окончательно и бесповоротно выкосил центральный лужок, низинки луговые, около яблонь прошёлся и в кустарниковых посадках.
Елочки, где будущая «аллея», прополол и пирамидки поставил. На склоне поставил колышки, чтобы потом, в сентябре, уже не растаскивать их, а подколотить и подвязывать деревца. Людмила готовит домой урожайный сбор.
Пугало, «Главный Чучел» сильно напугал. Хотел около него пирамидку сделать для крыжовника, а него из рукавов осы как вылетят, да как начали кусать, ну до чего злобные. Вот хожу теперь сильно распухший и сильно поправившийся, хотя раньше от укусов ос никакой опухлости не было, а сейчас, словно пчёлы нажалили. А это осы, жала на месте укуса нет. Ноет и зудит. Вот радость-то.
Великая сушь продолжается. Начала сохнуть листва на рябинах, сворачивается, жухнет. Обложил рябины и яблони скошенной травой, чтобы меньше земля сохла и стал поливать. А поливать – десятком ведер не обойдёшься. А рядом сливы. Людмила не верит, что толк будет: в прошлом году одна кислятина, а я верю в светлое будущее, верю, что сливы – будут.
Их так много, что- вот-вот ветки обломятся. Пришлось и подпорки ставить и подвязывать, и поливать. Две груши у нас. Обе – плодовитые, и сами груши очень сочные и сладкие. Тоже ветки вот-вот поломает, столько груш на каждой. Подвязал. Травой вокруг обложил. Поливал. Грушу одну попробовали – твёрдая, но надо смотреть, пробовать. А на глаз не определишь спелость.
И поливал всё остальное. Огурцы, дыни и арбузы уливаю. Дыньки и арбузы растут. Может хоть две-три дыньки и пару арбузов попробуем.
Каменку переложил. Банька топиться – любо-дорого.
Мылись с большим вдохновением. В речке купался и нашёл там полешко- чурбак, приволок в сад. А как же! добыча!
Людмилу проводил на автобус. Рюкзак у неё тяжеленный. Но ничего, с передыхом дотащила до дома. Позвонил, все нормально. Лучшая новость - отсутствие всяких новостей.
Вечером в тихом саду сожалеть об уходящем…

Вечернее чаепитие.
Шелестова: «У людей античности и средневековья, - пишет М. К Абрамсон в книге «От Данте к Альберти», - восприятие красоты природы было ограниченным, так как человек не выделял себя из окружающего мира. Подлинная способность проникать в него является тогда, когда… он перестаёт ощущать себя её частью. Петрарка чувствует природу, но, пожалуй, в большей степени природа для него – наиболее благоприятная среда, позволяющая свободно, без помех предаваться своим мыслям, творчеству, порой, может быть, влияющим на настроение, овладевшее его душой, но не нечто самодовлеющее. Так, трудно себе представить, чтобы он мог написать сонет, посвящённый природе.
Не таков Басё, бывший певцом японской природы в такой же степени, как и певцом японской души. «Если предмет и я существуем раздельно, истинной поэзии не достигнуть», - писал он как истый дзэнец. Религиозно-художественная природа творчества Басё подтверждается свидетельством Хаттори Дохо, ученика Басё: «Учение мастера говорит о том, что …достигнув просветления, нужно вернуться в этот бренный мир».
…диалектика печали и восхищения ещё задолго до Басё выкристаллизовывалась в универсальную концепцию  «моно-но аварэ», где «аварэ» может иметь значение «прелести» и «печали».
«В очерках психологии, основанных на опыте» мы находим у Гефдинга подсказку. Гефдинг говорит, что «действие радости совершенно похоже на действие печали, оттого что во всех этих случаях действует сильное изумление.»
«…Кэрролл И. Изард пишет, что функция удивления – помочь человеку подготовиться к реакции на новое или неожиданное событие. Он подчёркивает, что «с точки зрения эволюционного развития это очень важная эмоция, направленная на выживание вида, ибо удивление освобождает нервную систему от эмоциональной нагрузки, которая препятствует приспособлению к неожиданному изменению в окружающей среде.»

елочки на «аллее», когда сажал, одногодки, были все похожи друг на друга и все одного роста; сейчас две ели выше меня, три - пропали, семь елок – как отряд, а две – совсем махонькие, изо всех сил борются за свою жизнь…

Четверг. Ночи холодные. В избушке подтапливаю два раза. Утром и вечером.
Люблю после трудов садовых вечером блаженствовать в тепле.
Днём – жара и суховейность. Поливать надо всё. Но на всё сил и воды не хватит, поливаю самое необходимое. А самого необходимого набирается на полдня. Дерева поливаю усиленно.
Мельница готова и муку можно молоть, но крылышки бы надо полегче и подшипник более лёгкого хода. Загадывать ничего нельзя, но если доживу до следующего лета, может подшипник другой поставлю.
Вкруг мельницы хожу и как дитя радуюсь: как хороша, как вписалась в пейзаж – всегда тут была…
Людмила мельницу одобряет: удачное место, весело смотрится, - хорошая живиночка в саду.
Ещё родилась идея. На Дальнем огороде, который дерева обступили стеной, да и куда нам такой огород, поставить избушку бабы-яги или садового домового. Опять же, если жив буду, обязательно сделаю. В этом году липу на сруб надо заготовить.
Людмила приезжает – дел ей и так много, поэтому, не извещая, начал я копать картошку, А Людмиле говорю, что когда приедет, будем картошку копать. Сам копаю, а копать нечего, за тридцать один садовый  год такой плохой картошки не было. Она чистая, но её немного, правда и мелочи не очень. Что ж, поменьше есть будем. Говорят и пишут, что это полезно – есть поменьше, а двигаться побольше.
Клевер на клумбе цветёт, поливал для обильного цветения. Людмила приедет, цвет соберёт.
Всякой работы много. Дрова сохнут. Они у меня на половинки расколоты. Надо бы их окончательно расколоть. Колышки готовить для подвязки. Обрезать и выпиливать. Подкосить кое-где. Перекапывать огород. Заготовки сложить и нарыть от дождя и снега…Когда всё успеть…
Колол дрова, складывал в дровник.

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «… в «Да сюэ» (Великое Учение), в одной из книг конфуцианского толка, говорится, что всё в конечном счёте определяется знанием вещей. Без знания нет понимания, без понимания нет общения, без общения нет единства. Восточные знания помогут открыть ещё не познанные законы, если мы не будем закрывать перед ними двери, помогут узнать вторую сторону вещей, неизбежную и необходимую для образования целого в любой сфере, будь то музыка, медицина или эстетика.»
«…значение китайских учений или того аспекта, о котором идёт речь, именно в диалектичности подхода к миру. Согласно этим учениям, нет ничего одного, одностороннего, всё имеет свою оборотную сторону. Представление о двуединстве вещей ( «и то, и это», «и белое и чёрное»; абсолютный свет становится тьмой) пронизывают учения, ставшие частью японской традиции.»
«Сила этих учений в постижении диалектики единого и единичного – единства многообразного, в признании одновременного существования разных уровней – «и то, и это», в ощущении всеединства, всеобщей связанности вещей, которая достигается благодаря действию закона уравновешенности…»
«То же самое и в даосизме: дао – это и единое, всеобщий закон, универсальный Путь Вселенной и единичное – неповторимый путь каждой вещи в отдельности. Великое дао проявляет себя в неповторимости каждого мига. И буддизм , с одной стороны, принёс представление о мире как океане, не возникающем и не исчезающем, но в котором всё, словно волны, то появляется, то исчезает. Образ волнообразного движения сохранился в архитектуре, в живописи, в японских садах, в композиции литературных  произведений. С другой стороны буддизм говорит о суверенном существовании каждой вещи в отдельности, о её целостной природе. Океан – это неизменное, вечное, каждая капля мгновенна, конечна.
Наконец, сунская философия, соединившая буддийскую, даосскую и конфуцианскую мысль, развивает идею двуединства вещей: в каждой вещи есть две природы – общая, единая и конкретно выявленная, единичная. В своей природе все вещи едины, во второй – различны.»

почему так впечатляет, почему так отзывчива душа на всякое природное движение? почему...

паутинка зацепилась за ветку; ветра нет, а паутинка, тончайшая паутинка раскачивается, цепляется за листок, вот уже и висячий мостик готов…


Вторник. Ночь стылая, утром – холодно, а днём жжёт и сушит, и на термометре – под сорок. Людмила прополола клевер и дорожки.
Жгли костёр, но с большой осторожностью. Набралось много веток после обрезки – на груду надоело смотреть. Потихоньку сожгли.
Людмила набирала домой всякую овощь для заморозки.
Ставил самовар. Топили баню «большую».
Под елью тень, прохладно и можно сад обозревать. Людмила набрала немного ягод, в чай их растолкла. Может быть так ароматно-вкусно, что ягод немного. Самовар шумит, пахнет дымом, пахнет травяным чаем. В саду цветут флоксы и мальвы. В небе облака легче пуха. Леса-горы светло-тёмно-зелёные. Ветерок опахнёт…
Чай пьём «без всего», то есть без сладостей. Он и так вкусен.
Огурцы повалили. Куда их девать? Позвонили знакомой:
-Огурцов ведра три надо?
-Надо!
-Приезжайте!
Приедут вечером, огурцы сплавим, заодно и лук с чесноком домой отвезём, овощи, картошку. Всё Людмиле полегче рюкзак будет.
Такое лето в этом году. Мышей огромная стая по саду шастает двух или трёх видов: домашние серые, откуда они только взялись, мыши-полёвки и ещё какие-то, тёмной окраски, похожие на полёвок, но больше их по размерам. У соседей крысы бегают. Тут ещё карбыш поселился. На чердаке, на бане лук и чеснок разложили для окончательной просушки. Залез, посмотрел – кто-то пробует на зуб. Можно было ещё на чердаке подержать, а ну как начнут грызть. Лук, чеснок  в мешки и – домой.
На яблоки – всегда урожай. Уже и с веток посыпались, уже и знакомым разнесли, а их поспевает всё больше и больше. С яблоками мы справимся, найдем, куда их деть.
Груши пробуем – незрелые, а уж как груш хочется.
Домой получилось много везти.
Погоду ругаем, а всё уродилось, кроме картошки. Мешки в машину таскаю и радуюсь: незряшные наши труды. Домой: лук, чеснок, картошки немного, яблоки, груши – немного, капусты пара вилков, помидоры, кабачки, всякая зелень, репа и редька.
Гостей проводил, Людмилу с ними отправил, пошёл к Ахату уговариваться, чтобы дубовые коряги привезти, заготовки на следующий год.
А уговариваться-договариваться потому, что хотя он и говорит, что на работе отдыхает, но ведь всю жизнь в лесу. Летом работы – только поворачивайся.
Целый день в лесу с бензопилой, вечером приехал, - надо по дому работы делать. Есть желание за дубом в лес ехать?  Договорился, завтра за дубом поедем. Как мы и Ахат часто повторяем: загадывать не будем, а задумка такая есть.
Улица наша словно спеклась от жара, никого нет, а горы – бархатные.

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «Этот всеобщий закон  - единое выражается в форме единичного – приложим к чему угодно: миг – вечность, человек – человечество.»
«Ощущение иллюзорности, непрочности вещей, которые в следующий миг уже не те, определило характер японского искусства. Всё существующее непостоянно, исчезнет, как роса, но сам процесс возникновения – исчезновения вечен, всё конечное в то же время бесконечно. Конца в абсолютном смысле нет: одна вещь может переходить в другую. Это ощущение пронизывает японское искусство всех времён и придаёт ему особую окраску: в непостоянстве, в вечной смене одного другим и заключено очарование (мудзё-но аварэ). Поэтому нет в японской поэзии ни крайнего отчаяния (пессимизма), ни веры в жизнь вечную (оптимизма), и её грусть
легка.»

«дикие» наши грядки после уборки лука, неприбранные; междурядья пробуют зарастать травой; надо перекапывать, да земля как камень; дожди придут – перекопаю; а пока « дикими» грядками восхищаюсь, есть в них какое-то странное очарование; если всё и окончательно под линеечку – оно не живое, и не глянется; нет, ничего в лоб, ничего прямолинейного…
пусть «дичают» «дикие» грядки, перекопаю…


Среда. Жара. На солнце находиться невозможно – обжигает. Утром и вечером поливал и поливка уже кажется вечной, а днём выкопал картошку – всю, но урожай так себе.
Топил баньку, купался в реке, готовил себе обстоятельные обед и ужин. Как обычно, гречка да рис, с картошкой не хочется возиться, да «горбушная» консерва.
Вечером поехали с Ахатом за дубом. Трава в лугах выше «уазика», дороги нет, Ахат по новой торил. Здесь бы надо на бронетранспортёре, но у Ахата такой «уазик» и сам он водила что надо: ползёт, пробирается машина.  В гору поднялись, на прежнее место выползли, где в прошлом году дуб повалило и мы там его пилили. Посмотрели – есть что набрать.
Ахат пилит, я грузчиком работаю, быстро «уазик» набрали.
Теперь главное, с горки съехать. Ахат предупреждает, что тормозов нет, если опасаешься, то можно пешком. А чего опасаться – слева и справа – лес, далеко не укатим. Стали спускаться, Ахат поручил какой-то рычаг держать. Держу. С колдобины на колдобину, от вяза к липе, от липы к ёлке, от ёлки к черёмухе - спустились. По лугу, здесь уже попроще, трава примята, что-то видно.  На улицу выехали, вот  и дома.
С Ахатом расплатился, «уазик» разгрузил, Людмиле позвонил, чтобы не беспокоилась, пошёл в баньку отмываться, отпариваться.
Вышел из бани – ночь, да такая звёздная, что так в саду на всю ночь и остаться…
плоская земля, и в куполе-бездне светлячки перемигиваются…

Вечернее чаепитие.
Григорьева: « Синтоизм, буддизм и даосизм объединяет представление о неразделимости абсолютного и эмпирического: земное само по себе божественно.»
«Идеал буддизма – в устранении основного противоречия между эмпирическим бытием  (сансарой) и покоем (нирваной), в достижении состояния однобытия с миром.»
«Если мир есть «тело» Будды, то всё, что видит глаз и слышит ухо, - цветок или дерево, голос кукушки или крик оленя – приобщает к Будде, каждая былинка сопричастна высшее тайне.»
«Следовать своей природе, быть самим собой – в этом и есть дао (Путь).»
«Стремление к Правде, с точки зрения индийских, китайских и японских мыслителей, есть врождённое свойство человека. Отступление от правды приводит к нарушению в космосе, к стихийным бедствиям. Отсюда – признание искренности как высшего долга, высшего назначения человека, «срединного» между Небом и Землёй.»

вечером вода в реке прогревается, напитывается солнцем; бродить по реке, искать необычные камни, а вода омывает тебя, смывая всё лишнее прочь…


Четверг. Великая Поливка изо дня в день. Про дождь ни слуху ни духу.
Начал основу для избушки бабы-яги. На самый низ -  дубовые брёвнышки, а дальше вверх – из липы. Но липы пока мало, а начало есть.
Дуб, что привезли вчера, перетащил во двор.
Присматривал места, где какой дуб вкопать, поставить, где будет больше впечатлительности.
Шкурил, кора хорошо отстаёт. Столбушки и дубовые коряги друг к другу ставлю – любуюсь и радуюсь: до чего дуб хорош!
В срезках много реек, похожих на рыб. Часть отобрал – поплывут рыбы по нашему саду, а из одной рейки-горбылька рыбу смастерил,  добавил ей плавники, хвост и пустил в плавание в кустах калины.
Нет, не золотая рыбка. Примитивная по форме, грубая, зато нет в ней карамели и она – живая…

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «К тому же, говорят даосы, постичь истину не самое трудное, трудно действовать в согласии с истиной.»
«…греки взяли за основу определённость, конкретную категорию, китайцы – неопределённость, неуловимый, подвижный образ. Это послужило одной из причин того, что у одних сложился формально-логический стиль мышления. у других – интуитивно-образный.»
«Язык восточных мудрецов свидетельствует о недуальном принципе мышления, когда сущность неотделима от явления, субъект от объекта, идея от образа. Образ становится средством выражения идеи, способом
выражения истины.»

мхи на камнях и брёвнышках высохли; стал их поливать – ожили…
над ними настурция цветёт, а они в её тени начинают вновь зеленеть и заползать на рядом лежащие камни…на первый взгляд кажется, что здесь всё само собой образовалось, а мы эту клумбу больше пяти лет создавали, да и сейчас ещё не закончили…


Вторник. Предпоследний день августа. Душно. Небо в дымке. Где колючий шиповник, около костра, сделал из привезённых дубов ограждение капитальное. А остальное – поливка. Правда, начал ещё одного музыканта для сада, но, наверное, в этом году не успею.
В вечерней тишине - многосмысленность, прохлада и умиротворение. Догорающие огоньки в летней печке. Легко освободиться от всяких мыслей и смотреть  бездумно на огонь.

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «О своеобразии мышления китайцев и о его принципиальном отличии от понимания вещей европейцами писал в своём исследовании К. Г. Юнг: «То, что мы называем случайностью, для этого своеобразного мышления является, судя по всему, главным принципом, а то, что мы превозносим как причинность, не имеет почти никакого значения…Их, видимо, интересует сама конфигурация случайных событий в момент наблюдения, а вовсе не гипотетические причины, которые якобы обусловили случайность. В то время как западное мышление заботливо анализирует, взвешивает, отбирает, классифицирует, изолирует, китайская картина момента всё сводит к незначительной детали, ибо все ингредиенты и составляют наблюдаемый момент…Этот любопытный принцип я назвал синхронностью…и он диаметрально противоположен нашей причинности. Мышление древних китайцев рассматривает космос как и современный физик, который не может отрицать, что его модель мира есть не что иное, как психофизическая структура,»

настурция разрослась, расцвела; вдоль дорожки– нежной зелени округлые листья и оранжево-жёлтые цветы прихотливого строения и изящества – свежи и ароматны… так привык, так они к месту, что сколько раз ни пройду, всё им здоровья пожелаю и покланяюсь…


Понедельник. Сентябрь. День рождения буду проводить в Точильном. Людмила дома осталась, звонки будет принимать. Чего его отмечать, этот самый день рождения? Полторы недели с Людмилой дохли-болели чем-то вроде простуды, гриппа. Не больные и не здоровые. И Людмила ещё не выздоровела, и я, а в Точильном работ накопилось. При чём здесь день рождения? И поздравлений всяких я не люблю…
Всю ночь моросил дождь, моросил и утром,  моросил днём до обеда. Ненастье, холод, делать ничего не хочется да и слабость большая.
Приехал. Воды принёс. Подтопок затопил. В избушке вымыл, снова застелил постель, на пол  - половики. Из-за мышей приходится перед отъездом домой
всё убирать в сумки и сундук, а приехали, снова разбирать. Вот такая морока из-за полёвок. Стал убирать из сада некоторые предметы  природного и человеческого творчества. Уже и колышки надо вовсю ставить. Ещё надо поставить пирамидки на кустарнички.
Завтра приедет Людмила, будем лечиться, будем в бане париться. Для бани наколол дров, приготовил для заваривания травы всякие.
Веточку мяты положил на ступеньку, чтобы не забыть, в баню пойду, тархун для каменки наломать для аромата.
Надо грядки перекапывать, а слабость всё-таки большая. Перебрал картошку,
какую в копец, какую домой. Которую домой, ссыпал в мешки, а которую в копец - в баки.
Есть надежда, что погода - будет. К вечеру выяснило, купол – холодный, бледно-голубой.
В саду теперь яблочное, грушевое, сливовое и всякое другое богачество.
Вроде и дождей было мало, а всё такое сочное, особенно груши, дыни и арбузы. Жаль, жаль, папа такое «богачество» не видит,  так мечтал сливы и груши у себя в саду вырастить…
Вот бы сейчас по саду с мамой прошлись…

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «Небытие – не раскрывшееся, не ставшее ещё бытие, как бы «до-бытие», а не «после-бытие». Небытие – зерно жизни. Ещё и не дерево, ещё не плод, но уже содержащее в себе потенцию дерева, плода. Недаром тайцзи (Великий Предел, абсолют) изображают в виде круга, две изогнутые половины которого, светлая – ян, тёмная – инь, напоминающие зародыш, готовы перейти одна в другую.»
«Мир не сотворён, мир спонтанно развивается из самого себя, и потому главное значение приобретает источник его саморазвития – Небытие, откуда всё произрастает из вселенского зерна. Но если Ничто – корень, источник бытия, то полное, абсолютное исчезновение, как и возникновение чего-то принципиально нового, невозможно.»
«Итак, в потенции всё уже есть и время от времени является в феноменальный мир. Небытие содержит вещи в невыявленной форме.»
«Это высшее знание доступно лишь уровню праджни, отпущенному сознанию. Описать абсолют, Ничто, невозможно именно потому, что он «ничто», бесформен, невообразим, на него лишь можно намекнуть, постичь интуицией.
Слияние с дао достигается «глубоким и чистым созерцанием». Лао-цзы говорил: «Путь, который может быть путём, не есть постоянный путь».
«Время, как и пространство, атрибут дао, не поддаётся измерению. Японцы любят сравнивать сосну и вьюнок: сосна живёт тысячу лет, а вьюнок утром расцветает, чтобы к вечеру увянуть, - но оба в равной мере переживают своё дао. Это, казалось бы, чисто даосское восприятие времени мы находим и у Конфуция в «Лунь юй»: «Если утром услышишь о Пути, вечером можно умереть.»

после дождя в лучах солнца блестки капели в хвоинках лиственницы – драгоценности – сверкают и переливаются, мерцают разноцветностью…
капели высохнут? нет, в хвоинках останутся;
хвоинки осенью осыплются на землю; хвоинки пропадут?
нет, прорастут травой;
под лиственницей барвинок вечнозелёный…


Вторник. Вот незадача. Утром маршрутки не было. Звоню Людмиле.
-Простояла до семи, пошла домой.
-Приезжай в обед.
-Так ведь ничего не успею сделать.
-Да приезжай, я баню большую топлю..
Утро холодное, плюс четыре. День ясный, холодный, небосвод- купол светло-голубой.
Перекопал грядки, а думал, что не успею за день. Рябчики посадил, совсем про них забыли. Кабачков народилась тьма, накидал в тачку, отвёз соседке на корм коровам. Яблоки – вкуснейшие, сливы – замечательные, груши – изумительные. Урожай получился…
Топил большую баню.
Людмила собрала домой овощи-фрукты.
В бане мылись-парились и ели с наслаждением дыню с арбузом. А вот купаться в реке я не стал – всё ещё слабость во мне.

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «Цель чайной церемонии или японских садов – освободить человека от ощущения пространства и времени (часы в чайной комнате  - вещь немыслимая), что позволяет как бы парить над бытием, проникать в невидимое.»
«По словам Д. Т. Судзуки, «каждый миг человеческой в той мере, в какой он стал выражением внутренней сути, изначален, божествен, творится из ничего и не может быть восстановлен. Каждая индивидуальная жизнь, таким образом, есть великое произведение искусства. Сумеет или не сумеет человек
сделать её превосходным, неподражаемым шедевром, зависит от степени его понимания Пустоты (шунья), действующей в нём самом».
«…усомнившись от бесконечности восхождения, люди оглядываются на прошлое. чтобы найти себя. Прошлое причастно бытию. Без прошлого нет настоящего.»

листья на камнях – блеклые, лимонно-высветленные, жёлтые, золотистые, с медным отливом, красновато-коричневые…листья истлеют, камни останутся…камни истлеют, листья сыплются…


Среда. Серое, облачное, хмурое.  Потеплело.
Надо копец ставить. Картошку я уже приготовил, в другой бак засыпал морковь и свёклу для весеннего питания и посадки на семена. Урожай картошки малый, потому только два бачка в копец: картошка, морковь и свёкла. Из баков высыпал картошку и овощи, на донышки – для вентиляции – дубовые чурочки, для бактерецидности – листья рябины. Обратно картошку, свёклу, морковь засыпал, под крышки на баки – алюминиевые дужки, чтобы был зазор миллиметра в три между крышкой и баком для вентиляции.
Место у меня готово на Дальнем поле. Баки принёс. Ямки выкопал, баки в ямку, чтобы чуть выступали, крышки проверил, закрыл. Вокруг баков землю утоптал. На крышки – немного сена. Теперь баки надо землёй засыпать. Круг за кругом хожу, землю на баки кидаю, холм мой растёт, душа моя тихо радуется: земля почти сухая, погода благоприятствует, дело у меня идёт споро.
С запасом, широко, просторно, баки засыпал. Такой земляной конус-холм образовался. Можно и так оставить в зиму – не замерзнет наш семенной фонд, но для убедительности и гарантии сохранности, я ещё и сеном закрываю. Сено у меня в копешке. Копна за время своего существования раза в три уменьшилась, и вроде бы небольшая, но я знаю, сейчас начну сено таскать, и на месте копца у меня почти стог образуется. Вилы в руки и пошла работа. Ношу навильники, посолонь копец обкладываю. Работа приятная –сено ароматное и  торопится никуда не надо.
День тихий, облака расплывчатые и туманные. Ветра нет. И в саду, и в лесах-горах, и в душе моей – умиротворение…
Ношу, ношу сено, а копёшке конца-краю нет. Перенёс сено. Копец закрыл.
Жердями со всех сторон обложил, обставил и, как всегда, на сделанную работу – любовался: хорошо! А уж как зиму переживём, гадать не буду, а пока – хорошо. Да и споро получилось. До обеда управился.
А работы много. После обеда докопал-перекопал землю около новой баньки, теперь весь огород перекопан, приятно смотреть. Остались грядки с морковью и свёклой и маленький участок около Главного Чучела-Пугала.
Огуречные, арбузные и дынные грядки прибрал. Огурцы, дыни и арбузы у ёлки, где чай пьём, сгрудил, а плети – на кучу. И дынь и арбузов набралось порядочно, только карбыш три дыньки, самые спелые и большие – выел. Скотина и паразит, чтоб ему ни дна ни покрышки, если встречу – все последние уши оборву.
Выкопал морковь. Разная она уродилась. Большей частью – корявенькая, да ещё хомяк её подъедал. Морковь перебрал, грядку перекопал.
Банька у меня ещё до обеда была истоплена, мылся с чувством исполненного долга. И как награда  - арбуз небольшой на стол.  Мы всегда вдвоём торжественно поедаем дыни и арбузы. Но Людмила приедет послезавтра, потому торжественно и с восхищением съел арбуз и пил компот из яблок.

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «Возьмём часто цитируемое место из гл. 42 «Дао дэ цзин»: Дао рождает одно. Одно рождает два. Два рождает три. Три рождает все вещи. Все вещи несут в себе инь, обволакиваются ян и вместе с изначальным ци образуют гармонию». Напрасно исследователи пытаются понять, что же значит «одно», «два», «три». Китайцев интересовал принцип действия, закон мировых изменений: кАк меняется, а не чтО меняется. Всё развивается согласно найденному закону: одно рождает два, два опять рождает одно – третье. Инь-ян универсальны. Всякое одно содержит в потенции два, два, соединяясь, образуют одно, одно опять рождает два…Мы имеем дела с двусторонним движением.»
«…если мир воспринимается как процесс становления, то и «противоположность» не может оставаться «тем, чем она есть», ибо сам непрерывно меняется: инь-ян находятся друг в друге. Если всё пребывает в постоянной изменчивости, то ничто определить однозначно: белое станет чёрным, ян станет инь.»
« Можно сказать: белое или чёрное – европейская модель, белое станет чёрным – китайская модель, белое и есть чёрное – индийская модель.»

клопогон набирает цвет; изящная, тончайшего строения кисть, красно-бордовая на фоне тёмной зелени ели; вот-вот цветки раскроются…
фантастическое растение, фантастическое цветение, фантастический аромат…


Четверг. Урожай надо увозить, а то карбыш всё сожрёт. Юре позвонил, завтра после работы приедет. У него самого дел по горло: матушку проведать, после работы домой заехать, потом в Абдулку, а утром опять на работу и так по кругу. Я стараюсь Юру не озадачивать. Вот урожай вывезти только. Он человек очень ответственный и на него положиться можно, да и общаться с ним интересно, но редко это удаётся. С Юрой договорился, теперь надо весь урожай по мешкам разложить, всё убрать, чтобы потом в рюкзаках не таскать.
Людмиле не говорю, что урожай собираю, ну как бы завтра мы вместе будем этим делом заниматься. А когда завтра – не успеем. Завтра – в бане помыться, вот главная задача.
Сначала картошку, по три ведра в мешок, чтобы в подвале полегче ворочать.
Как не сказать, было время, по пять вёдер-бадей в мешок ссыпал и легко поднимал, нёс, ссыпал. Ушло время. Картошку в мешки, в сенки мешки ставлю, завтра завязывать буду. Свёклу выкопал и сокрушался, что  с большой грядки всего бадья свёклы – хомячина остальную свёклу прижрал. А сколько трудов! Людмила подсаживала несколько раз, пропалывали. Я сколько на грядку воды вылил, и вот на тебе, порадуйся. Свёклу убрал, грядку перекопал. Черная земля рассыпчатая там, где ещё недавно были лук, морковь, свёкла…
Выкопал и ссыпал в мешок редьку, как никогда уродилась, репу. Что-то мешков добавляется и добавляется. Юра сказал, что тележку подцепит, а я думаю, что в тележке везти. Оказывается есть что.
Арбузы, дыни, кабачки. Капусту оставим, остальное всё – домой.
Сливы собрал, не все, но несколько вёдер набралось. Куда их девать будем?
И яблоки. Сколько их уже на траве насыпалось, а сколько ещё убирать.
Яблоки на завтра оставляю, вместе с Людмилой будем собирать.
Завтра будем и груши собирать, потому что их у нас не так и много. А какие они вкусные! А ещё – орехи в этом году удались. Надо будет собрать.
Как говорит наша младшая дочка: яблоки, груши. сливы – это хорошо. но главное – орехи…
В сенях уже и не пройти – мешки рядами. Уже хочется скорее увезти.
Завтра, завтра…
Ахат «назначил» меня помощником по двору. Им летний навоз девать некуда, и как он говорит:
-У тебя всё в дело.
Конечно, всё – в дело. Тем более навоз. Привёз от него несколько тачек летнего навоза – закладка будущего урожая началась. Довольный я сегодня.
Удачно потрудился.

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «Дзэн, впитавший даосскую традицию, также ставит акцент на относительности внутреннего и внешнего: «Великий мастер дзэн сказал: «Разве есть внешняя и внутренняя сторона в прозрачной воде? Разве есть внутреннее и внешнее в пустоте? Есть лишь ясность и свет, спонтанность и бестелесность. Нет различия форм и расцветок; нет противоположности объекта и субъекта. Всё единое и вечное, и нет слов, чтобы описать это», - рассуждает Кэйдзан в «Дадзэн ёдзинки». И всё же именно сосредоточенность на внутреннем принизывает все виды искусства, выросшего на даосско-буддийской почве.»
«Выявление изначальной природы, которая едина, неделима, - конечный идеал всех дальневосточных учений.»

задумчивый мир в покое, в приглушенных тонах и туманных формах…
по тихому саду …


Пятница. Людмила приехала и удивляется: огород весь перекопал, почти весь урожай в мешки ссыпал, для перевозки приготовил. Сливы собрал, за которые Людмила сильно переживала, что не успеем собрать. Но работы много. Надо баню топить, надо собирать, что ещё не собрано,
с Юрой поделиться, хотя он говорит, что у него всё есть, но то – его. а наше – точильненское.
Юра приехал даже раньше, чем обещал. Нагрузили тележку – внушительно выглядят наши труды, повезли домой…
На следующий день разбирали. У нас теперь везде – яблоки, груши, сливы; балкон – на одной пятке едва можно протиснуться. Картошку в подвал унёс.

Вечернее чаепитие.
Николдаева: «Пейзаж тушью, как и дзэнский сад, это «конструкция», имеющая знаковый смысл. Она составляется из определённого набора элементов, совокупность которых передаёт внутреннее состояние и самой природы и природы созерцающего её человека. «Идентификация индивидуального духа с универсальностью Будды ведёт верующего к идее одушевлённости мира природы. В самом деле, природа становится частью его собственной жизни, так что в процессе просветления все различные границы, которые отделяли его от всех других элементов космоса, оказываются разрушенными. Если, достигнув подобного состояния. он рисует птицу, цветок или пейзаж, предмет его живописи стоит не в оппозиции к нему, но становится частью его самого»…изображая природу, художник в ней раскрывает себя, свою душу и одновременно «душу Будды» (или «истину Будды»).»
«Сад как модель мира…»

дом –сад: в комнатах на полу - яблоки, груши, слив; на подоконниках сохнет шиповник и боярышник, сохнут травы, а балкон весь забит овощами…


Вторник. Приехали вдвоём. По саду прошлись – радость, что урожай увезли, капуста только осталась. Большая садовая забота с плеч свалилась.
И день выдался на славу: умиротворённый, ласковый, солнечно-облачный.
Небо – белесое, осеннее, в белых лохматых клочках-облаках, листья – не шелохнутся, не вздрогнут…
Листья, листья, листья.
Людмила в домике прибиралась, топила подтопок. В саду вырезала отцветшие цветы, мяту.
Жгли костёр, набралось много дубовой коры и щепья. Костёр небольшой, но жаркий, как картошку не испечь. Чугунок наготове. Картошку Людмила помыла, в чугун. Чугун в костёр. Славно картошечка испеклась.
Чугунок на стол, соль в банке –садовое картошечное пиршество у нас.
До чего картошка печёная вкусная! Царский обед, а всего кушанья – картошка да соль…
Всё делали размеренно и очень даже не спеша. Я подвязывал, выпиливал, подкладывал в костёр ветки. Дым, пряный, горьковатый, садовый,
аромат печёной картошки и неспешные наши сегодня труды – чудный день.
Топили баньку, мылись, а потом долго ходили по саду…

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «Чтобы следовать Пути, не требуется никакого насилия над своей природой, нужно лишь довериться ей. Идея спонтанного развития неизбежно приводила к особой модели поведения, к принципу невмешательства, ненасилия над природой вещей, что принято называть недеянием (увэй).»
Увэй – не бездействие, а действие, сообразуемое с законами природы, разумная соизмеримость с естественным ритмом, с постоянно меняющимися
условиями, с переменами.»

ваи папоротника на земле, блеклые, выцветшие, соломенного цвета, а местами – красно-коричневые, словно в ржавчине, и в них, отцветших, есть что-то прекрасное, цветущее…


Среда. День, как и предыдущие, очень задумчивый. В небесах – облака самых разных форм и состояний: слоистые, кучевые, клочковатые с заплатами, паутинки, вуали, перистые, похожие на вспаханное поле.
От мышей, от хомячины нарезал ветки шиповника и обложил вокруг молоденьких саженцев, подвязывал. Но в этом году, странно, два месяца Великой Суховейности, а лес и в саду дерева – зелены.
Приготовил две грядки для чеснока и лука под зимнюю посадку. Сколотил каркас, чтобы края грядки не осыпались. Перекопал ещё раз.
Душа горит. Душа горит от того, что погода замечательная, а в лесу дуб пропадает. Он, конечно, не пропадает, лежит лежмя и дела ему ни до кого нет. А у меня до дуба дело. Пошёл к Ахату:
-За дубом поедем?
-Поедем.
Часов в шесть отправились по наезженному маршруту. Ахат пилит дуб  на подъёмные чурбаки, а я их в кузов гружу. Заодно и липы Ахат напилил. Несколько лип, когда дуб рушился, пригнул, им уже не подняться, а у меня в дело пойдут – будет избушка у бабы-ёшки. Привезли засветло. Сгрузили. Завтра во двор перетаскаю. Хотелось бы ещё, но не надо поддаваться алчности. В этом году «дубовую» эпопею закончил. Может, успею ошкурить, да кое-что по саду расставить.
В баньке помылся, на скамейке сижу, на горы любуюсь. Они в этом году хотя и осенними цветами не блещут, так кое-где блики-света жёлтых приглушенных цветов, но – хороши: скромно, просто, душевно…
И не разберёшь и разбирать не надо, что сейчас: человеское-лесное или лесное-человеческое? Гармония, и то и другого столько, сколько надо…

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «Накано Ёсио пишет: «Говорят, что одна из важных особенностей садового искусства японского типа заключается в том, что наблюдатель, где бы он ни стоял, никогда одним взглядом не осмотрит всего – всегда в какой-то одной части остаётся скрытая прелесть.»
«Почему мы любим смотреть на небо, на движение облаков? Потому, что мы чувствуем движение, когда видим его. Японцы чувствуют движение, созерцая неподвижные камни. Секрет знаменитого «сада камней» Рёандзи в том и состоит, что, сосредоточившись на неподвижном, ощущаешь движение, космический ритм. Здесь нет намерения, но найдена гармония – не та, которую конструирует человеческий разум, а та, что заключена в самой природе. Камни спокойно лежат поодаль друг от друга, своим бесстрастием снимают напряжение, возвращают утраченное равновесие. С нашей точки зрения, здесь нет порядка, с точки зрения японцев, есть порядок, предусмотренный самой природой, который интуитивно уловил художник 15 – начала 16 в. Соами – неупорядоченный порядок. Если почувствовать намерение, всё пропадает. Но разве в природе есть намерение, разве её гармония не самоестественна.»

какой свет на листьях? тихий, как и цвет, приглушённый;
всё в меру, ничего сверх…сентябрь… осень…
речка обмелела как никогда…прозрачны и неподвижны воды реки…


Четверг. Утром холодно, меньше десяти. Над Точильным – тучи, прошли угрюмые, тёмно-синие; пришли белые, узорчатые.
Днём утомительное тепло, под тридцать.
Дубы-брёвнышки, пеньки, коряги перетащил во двор. Выпиливал, прореживал и подвязывал сирень, рябину, калину. Топил баньку, днем – тепло, а вечером «на улице» мыться – холодно.
Шкурил липовые брёвнышки.
Затаённость и задумчивость в небесах, лесах-горах, в саду и во мне.
Делаю что-то, остановлюсь, смотрю вкруг себя: какая роскошь приглушённых жёлто-зелёных тонов, роскошь скромных форм, какое богатство тишины. Осенние листья застлали травы и землю, осеннее чувство объемлет всё…

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «Мысль дальневосточных мудрецов была обращена в прошлое.»
«Это привело сознание к закону традиоцинализма – не заменять, а сохранять то, что было найдено когда-то. Если мир – живой организм, то всякого рода разорванность, прерывность ему противопоказана (нельзя сохранить жизнь, остановив дыхание).»
«Новое не может существовать за счёт старого, но оно существует благодаря старому, произрастает из него. В этом суть традиционализма.»
«Идя вперёд, нужно уметь не растерять то, что было найдено когда-то; идя назад, нужно не забывать, что вместе со временем движешься вперёд.»
«Если дао можно описать словами, это уже не дао, ибо оно неуловимо, неописуемо, невозможно выразить то, что не имеет формы, хотя всё оформляет. «Путь неслышим, говорит Чжуан-цзы, если слышим, значит, не путь. Путь не выразить в словах; если выражен, значит, не путь. Кто познал формирующее бесформенное, понимает, что путь нельзя назвать». «Истинные слова – без слов, Истинное деяние – недеяние. Сколь ничтожно познание общеизвестного!» - продолжает Чжуан-цзы.»
«Поэзия предполагает продление мысли за границы уже сказанного…»
«Истина вне слов…Истина за пределами слов.»

на камнях дорожки-Пути цветут ноготки; сколько я уже вглядываюсь в их цветение и в «каменность» вокруг, а наглядеться не могу; цветы и камни – словно кусочек иного, но, странное дело, созвучного здесь…
сад, лес, горы, небо – их окружение, а ноготки и камни как символы вселенной…
камни, выбеленные дождём и солнцем, белый гравий и светлой зелени стебли ноготков с яркими оранжевыми цветами….


Пятница. Вдвоём с Людмилой. Всё, наверно, ночевать в Точильном в этом сезоне не буду. Полёвки, черти бурые, достали, спать не дают. Я на них ловушки ставлю – клей на дощечке с приманкой – вот и всю ноченьку только и вытаскиваю их на вольный воздух. А по саду безголовые остатки собираю. Это киска дикая на них охотится. Спасибо ей и низкий поклон. Да только мышастиков не убывает.
Обрезали, подвязывали. Во дворе прибирал. Начал убирать на сохранение садовников и садовых леших.
Топил большую баню. Жгли костёр, пекли картошку…

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «…если сознание не делило целое на части, воспринимало каждую малость как микромир, уменьшенный образ макромира, если задача состояла в том, чтобы познать природу вещи, не нарушая её целостности, то и не могла появиться склонность к анализу.»
«Метод познания основан на том же принципе недеяния, ненарушения природы вещей. Цель увэй – снятие дуальности, преодоление двойственности мира, достижения однобытия с ним…Увэй можно назвать «нетворческим» методом – не сотворения чего-то нового, прерывающего Путь, а выявление того, что заложено в природе…
В своих работах о принципах китайской живописи Е. В. Завадская рассказывает о том, насколько малую роль в художественной практике играло наблюдение, изучение, по сравнению с самоуглублением и сосредоточением. «Я воспринимаю живопись всем нутром своим, так же как кричащий журавль знает свой путь в ночи», - говорил китайский поэт и художник Ван Вэй.»
«Чередуемость времён года  - один из принципов организации художественного произведения. Вся жизнь японцев сообразована с явлениями природы, как бы пульсирует в одном ритме.»
«Только непосредственное переживание факта и непосредственное его воплощение, позволяют передать природу вещи.»
«Для дальневосточной эстетики назначение искусства – дать почувствовать
то, что за гранью видимого мира, что незримо присутствует. Н ведь нельзя адекватно изобразить Ничто, то, чего нет, что неописуемо, существует лишь в потенции…
Без намёка нет поэзии.»
«Сатори – тот же повседневный опыт, только на два вершка над землёй, говорил Судзуки. Образы Басё – та же повседневность, только она взята в такой степени концентрации, из повседневности выхвачена такая интенсивная деталь, что переносит нас в иное измерение, измерение вечности…По существу, недомолвка в искусстве, незавершённость в поэзии, нераскрывшийся бутон в чайной церемонии или пустота – вещи одного порядка. Воображение заполняет незаполненное, как бы стремясь перейти в предмет искусства, а предмет искусства – в зрителя. Между человеком и произведением возникает тип взаимопроникновения в соответствии с интравертной моделью. Подвижный тип связи позволяет субъекту и объекту слиться в одно. Именно это имел в виду Окакуро, когда говорил, что художественное произведение – это мы сами и мы же как составная часть входим в художественное произведение. В высший миг творческого вдохновения творец сливается с творением.»
«…метод естественности есть закономерное следствие традиционной для китайцев и японцев системы мышления. Все в Пути; чтобы не прийти с ним в противоречие, нужно довериться ему. Этим определяется всё, в том числе стремление сообщить образу жизнь, дыхание. Чжуан-цзы рассказывает о том, как некий пловец объяснял Конфуцию секрет своего умения переплывать бурный поток: вместе с волной погружаюсь, вместе с пеной всплываю. следую за течением воды, не навязывая ей ничего от себя. Художники и поэты достигают недуальности искусства и жизни. Их рисунки и стихи продолжают жить на глазах.»

на всём – камнях, травах, тропинках-дорожках, деревах, скамейках, деревянных причудностях, на пруду, на лугах, лесах, в небе – осенняя дымка…


Вторник. Вдвоём с Людмилой. Чуть ли не заморозки утром – плюс четыре.
Обихаживали сад. Топили – «окончательно» - старую баньку. Окончательно, то есть уже в этом сезоне её топить не будем.
Мылись-парились, а потом – воду из бака горячую вылил, воду холодную вылил. Доски на полу поднял, чтобы баня просохла, хотя в ней и так сухо. В предбанник стал понемногу складывать садовую скульптуру, «картинную
галерею» убрал.
-Банька, банька, добрая помощница, не скучай!
А баннику и баннихе наказали:
-Вы тут не очень озорничайте, лучше мышей пугайте сильно, да сохраняйте баньку в порядке, вам ещё здесь жить и жить и здравствовать!

Вечернее чаепитие.
Григорьева: «Ритм более реален, чем сами вещи, и потому назначение искусства в том, чтобы уловить и передать этот ритм.»
Если художник изображает то, что есть, как есть, он нарушает правду, отступает от макото, ибо то, что есть, в следующий момент тем уже не будет. Художник обязан уловить Срединное состояние вещей, которые всегда находятся в пути между Небытием и бытием.»

мята выцвела, листья зелены, а аромата в них нет…


Пятница. Последний день сентября. Оделись потеплейше. Заморозки. К полудню день разошёлся, согрелся и нас согрел.
Как папа бы сказал, большое дело сделали – посадили чеснок и лук.
Я на грядки ещё перегною натаскал, золы, А Людмила сажала зубчики да луковички. Грядки немного листвой прикрыли.
Мылись в большой бане. Баня жаркая да лёгкая. Я в реке купался не смотря ни на что. Вода – ледяная, дух захватывает, а ноги студит. А из реки выйдешь, камешек в руке необычной формы, - в саду ему место найдётся. возвращаешься не спеша в баньку, ни о чём не думаешь, а просто дышишь,
лёгкий и прозрачный…
Осень властвует…

Григорьева: «Моно – всё то, что может вызвать аварэ, - чувство взволнованности, заворожённости красотой, но с оттенком беспричинной грусти (нан то наку аварэ на кото). По определению «Кодзиэн», «моно-но аварэ – ощущение гармонии мира, вызываемого слиянием субъективного чувства (аврэ) с объектом (моно. Оно может означать изящное, утончённое, спокойное – то, что открывается в момент созерцания».
«Моно-но аварэ – состояние естественной гармонии, подвижного равновесия между предметом или явлением и человеком, способным пережить его полноту. Предвосхищая дзэн, моно-но аварэ предполагает однобытие с объектом, переживание своего единства с ним.»…


пройдём по саду, по сентябрьскому саду,
пройдём по траве, по мосткам,
пройдём по тропе, по воде,
пройдём лесом и облаками,
пройдём  мерцанием звёзд,
листьями пройдём…


*на фото - работа автора


Литература.
Л. Е. Бежин «Под знаком «ветра и потока». 1982г..
Т. П. Григорьева «Японская художественная традиция». 1979г..
Е. В. Завадская «Мудрое вдохновение». 1983г..
А. А. Маслов «Загадки, тайны и коды «Дао дэ цзина». 2005г..
Н. С. Николаева «Японские сады». 1975г..
«Проблема человека в традиционных китайских учениях». 1983г.:
     Т. П. Григорьева «Человек и мир в системе традиционных китайских 
     учений»;
     С. В. Зинин « Построение гексаграмм «Ицзина»;
     Л. Е. Померанцева «Человек и природа в «Хуайнаньцзы» и         
     художественный стиль эпохи (2 в. до н. э. – 2в. н. э.)»;
     Е. А. Торчинов «Учение Гэ Хуна о дао: человек и природа»;
     Н. А. Абаев, С. П. Нестёркин «Человек и природа в чаньской (дзэнской)    
     культуре: некоторые философско-психологические аспекты
     взаимодействия»;
     А. С. Мартынов «Буддийские темы у Су Дунпо (1037-1101);
     Г. Б. Дагданов «Ван Вэй (701-761) – духовный преемник шестого
     чаньского патриарха Хуэйнэна (638-713)»;
     В. л.Сычёв «К вопросу о значении и происхождении жанра «цветы и
     птицы» в китайской живописи»;
      Л. Е. Кузьменко «Пейзаж в свитке Лан Шинина «Ледовые забавы»;
      Е. В. Завадская « Человек – мера всех вещей. о живописи хуаняо ( цветы и
     птицы) Ци Байши»;
     С. Н. Соколов «Интерпретация классиков» («Фангу») как художественный
     метод в китайской классической живописи»;
     А. И. Кобзев «О философско-символическом смысле образов природы в
     китайской поэзии»;
     М. Е. Кравцова «Красавица» - женский образ в китайской лирике»;
     В. В. Малявин « Человек в культуре раннеимператорского Китая»;
     А. С. Мартынов «Конфуцианская личность и природа»;
     А. М. Карапетьянц « Человек и природа в конфуцианском
     Четверокнижии»;
     А. И Кобзев «проблема природы человека в конфуцианстве»;
     Г. А. Ткаченко «Человек и природа в «Люйши чуньцю»;
     Е. Н. Шелестова « О понимании «духа природы» в пейзажном искусстве
     Китая и Японии».
«Человек и мир в японской культуре». 1985г.:
     Л. М. Ермакова «Мифопоэтический строй как модус ранней японской
     культуры»;
     А. Н. Мещеряков « Изображение человека в раннеяпонской
     литературе»;
     А. Н. Игнатович «Среда обитания» в в системе буддийского мироздания»;
     А. М. Кабанов «Человек и природа в поэзии годзан бунгаку»;
     М. В. Успенский « даосские бодества в народных верованиях японцев
     по материалам иконографии нэцке»;
     Н. С. Николаева Человек в японской жанровой живописи конца 16-начала
     17 в.»;
     Е. Л Скворцова «Христианский век» в Японии. К проблеме
     взаимодействия национальных культур»;
     Т. П. Григорьева «Мудрецы, правители и мастера»;
     И. Ф. Муриан «Сады Дайтокудзи»;
     Е. А. Сердюк «Судьбы пейзажного мышления в японском искусстве
     нового времени»;
     Е. М. Дьяконова  «Природа, люди, вещи и способы их отражения
     в поэзии трёхстиший»;
     К. И. Шилин «Экологичность японской лирики»;
     Т. А. Завырылина «Становление индивидуалистического сознания
     и «новая  драма» в Японии»;
     М. С. Федоришин «Диалог мировоззрений»;
     Е. Н. Шелестова «Эстетика и религия японцев как противоречиво
     функционирующая целостность»;   
     А. Л. Луцкий «О некоторых мировоззренческих проблемах современной
     буддийской литературы Японии».


Рецензии