Развал России со скудоумными и душевнобольными-I

На фото: №1 террорист Каракозов Д.В. (1 – посмотрите на мочку уха, 2 – узкие плечи, 3 – вытянутое «лошадиное лицо» с крупным носом); №2 – он же анфас, несколько асимметричное лицо, обратите внимание на мочки ушей; №4 – он же на рисунке Репина, художник выделил большие безумные глаза; №3 – Ишутин Н.А. двоюродный брат Каракозова, его «наставник», закончивший жизнь в сумасшедшем доме.
 
Выдержки из секретного «Протокола по развалу России»: <…> «Использовать психически неуравновешенных, психопатов, душевно больных и социопатов для индивидуальных террористических актов» <…> «умственно отсталых, психически незрелых и внушаемых – для массовых выступлений и беспорядков» <…> «использовать в целях террора склонных к самоубийствам» <…> «неудовлетворённых своей внешностью и отношениями с людьми, считавших себя никчемными, готовых на самопожертвование, ради самовозвеличения» <…> «постоянно создавать внешние условия для обострения и декомпенсации психических расстройств» <…> «развращать общество развратом – духовным и физическим, провоцируя эпидемии психически ущербных» <…> «распространять психотропных средств целевого назначения для дестабилизации психики» <…> «размывать психиатрию до психологии, выдавая патологию за норму» <…>.

4 апреля 1866 г. Дмитрий Каракозов, член террористической организации Ишутина с названием «Ад», стрелял в Александра II, но покушение не удалось. Герцен называл Каракозова «сумасшедшим» и «фанатиком». «Меня, – сообщал он сыну, – хотят опубликовать как изменника... и наказать... за то, что я Каракозова назвал сумасшедшим» (т. XVIII, с. 374-381, 415-416). Тех, кто использовал подобных Дмитрию людей для целей разрушения России, не устраивало разоблачение психически нездоровых участников революционного движения.

Справедливо ли заключение Герцена? Отмечались ли у Каракозова окружающими психические расстройства? Был ли он способен в полной мере понимать значение своих действий, руководить ими и предвидеть последствия их совершения из-за состояния его психики?

Вследствие известных обстоятельств наше исследование будет носить характер так называемой заочной экспертизы – наиболее трудной из психиатрических экспертиз. В нашем распоряжении лишь некоторые свидетельские воспоминания современников и некоторые его прижизненные фотографии. При этом, на исследуемую нами личность «навалено» временем и политическими обстоятельствами множество всякого постороннего мусора, что безусловно затрудняет поиск истины. Кроме того, в изложении сути мы не будем придерживаться строгих положений психиатрической экспертизы, и попытаемся по возможности избегать научной терминологии, т.к. преследуем несколько иную цель.

Первое что обращает на себя внимание – внешность Каракозова с некоторыми признаками дегенерации, конкретно с врожденной патологией соединительной ткани. Обратим внимание на строение тела Дмитрия. У него относительно высокий рос, узкие плечи, худоба, удлинённые конечности, деформации позвоночника (сколиоз?), тонкие вытянутые пальцы (как на фото у его близкого родственника Ишутина), наклонность к снижению мышечного тонуса (о чём можно судить по состоянию мышц его лица и опущенных плеч), вытянутое лицо с крупным носом (такая вытянутая форма черепа может приводить к формированию высокого нёба, нередко неправильного прикуса, что способствует нарушению речи с последующим затруднением социальной адаптации), увеличение глазных яблок, О другие отступлениях от усредненной нормы мы не смеем говорить из-за отсутствия у нас объективных данных.

Подобные костно-мышечные отклонения внешне напоминает синдромом Морфана (?) Необходимо учитывать, что для этого синдрома характерна различная степень его проявлений: от почти нормы с незначительными отклонениями, до выраженной патологии с тотальными поражениями внутренних органов. Смущает то, что подобной патологии нередко сопутствует превосходные умственные способности, в чём Каракозова заподозрить трудновато. Вспомните Ханса Кристиана Андерсена или Корнея Чуковского, с их признаками синдрома Морфана и незаурядными способностями.

По своим внешним проявлениям с этим синдромом схоже другое дегенеративное заболевание, в основе которого нарушен обмена серосодержащих аминокислот, так называемая гипоцистинурия. Кроме внешних морфаноподобных отклонений, для этой патологии характерны: светлые волосы как у Каракозова, задержка умственного развития в разной степени (подверженность внешним влияниям и внушениям!), поведенческие нарушения (для нас это важно!), гиперкинезы в виде непроизвольных движений, внезапно возникающие в одной или группе мышц по ошибочной команде головного мозга (может повлиять на точность стрельбы!).

Перейдём к показаниям свидетелей-современников. По воспоминаниям Козлиной, впоследствии знаменитой судебной журналистки, знавшей подельников лично: «Каракозов был еще серее и еще озлобленнее Ишутина: учиться он положительно не мог, и, не умея ни к чему приспособиться, перекочевывал из одного университета в другой. И всюду его угнетала беспросветная нужда. Это и сделало его готовым на всякое дело в отместку за свои неудачи» (Козлинина Е.И. За полвека. 1862-1912 гг.: Воспоминания, очерки и характеристики. М., 1913).

Оставим без внимания последнее оценочное утверждение журналистки. В то время было популярно, напирая на жалость и социальную несправедливость, оправдывать нуждой и неспособностью или нежеланием преодолеть бедность, всякие революционные, в том числе и террористические действия. Однако отметим невысокие умственные и волевые способности Дмитрия Каракозова («учиться он положительно не мог»), присущее ему эмоциональные состояния (склонность к «озлоблению») и в следствии его характерологических особенностей постоянные нарушения социальной адаптации (не умел «ни к чему приспособиться»). Елена Козлина не являясь психиатром достаточно четко отметила признаки психопатии Каракозова по критериям Ганнушкина-Кербикова: относительно стабильные черты его характера, их малая обратимость; их тотальность, определяющие весь его психический облик и затрудняющие его социальную адаптацию.

Ещё раз для подтверждения признаков дегенерации Каракозова обратимся к психиатру Б. Морелю, много занимавшегося дегенеративной наследственностью при психических заболеваний. Одну из групп дегенератов (цитируем, ибо лучше не скажешь) составляли: «субъекты с неуравновешенной психикой (!) <…> Это – люди эксцентричные, оригиналы с фиксированными идеями (!); у них встречаются различные ненормальности в характере(!), большая тенденция к самоубийству (!) и наклонность к странным и нередко опасным действиям, которые совершенно неожиданно приходят им в голову (!). Одним словом, это люди импульсивные (!)». Восклицательные знаки мы расставили в нужных местах, чтобы проверить подходят ли утверждения Мореля к Каракозову?

I. Неуравновешенность психики с внушаемостью, Эксцентрические идеи с застреванием на них. Эмоциональное некритичное мышление. Скудоумие.
Эксцентричные идеи, порой нелепые и фантастические, возникающие у членов организации под названием «Ад», постоянно обсуждаемые под руководством двоюродного брата, полностью увлекли Дмитрия Каракозова, и с учётом внушаемости Дмитрия, и не способности к критическому рациональному мышлению, а также в следствие сниженных умственных способностей, приобрели «фиксированный» характер. Что это были за идеи, возможно понять на примере примитивно изложенной рукописной предсмертной записки, специально оставленной Каракозовым в кармане, которую власть обозвала «прокламацией» (изложить в письменном свои убеждения с его умственными способностями было легче).

«Грустно, тяжко мне стало, что погибает мой любимый народ, и вот я решил уничтожить царя-злодея и самому умереть за свой любезный народ. Удастся мне мой замысел – я умру с мыслью, что смертью своею принёс пользу дорогому моему другу – русскому мужику. А не удастся, так всё же я верую, что найдутся люди, которые пойдут по моему пути. Мне не удалось – им удастся. Для них смерть моя будет примером и вдохновит их…», – писал Каракозов.

Обращает на себя внимание желание сначала передать своё эмоциональное состояние: «грустно, тяжко мне стало», – актуальное приходит в голову первым. Грусть с физическим компонентом (ощущением тяжести) каждого психиатра заставляет думать о депрессии, по крайней мере скрытой. То, что это текст составлен самим Каракозовым не подлежит сомнению. Об этом он сам пишет: «я решил уничтожить царя-злодея». Ключевые слова – «народ, царь, русский мужик» – эти слова связаны с эмоционально насыщенными определениями– «любимый», «злодей», «дорогой друг». Это ещё раз подтверждает наличие у Дмитрия эмоционального мышления (преобладание эмоциональных компонентов в умозаключениях), впрочем оно встречается как у здоровых, так и у психопатов, и умственно отсталых.

Кроме того, текст свидетельствует о наличии у Каракозова суицидальных мыслей и тенденций: «я умру»; и оправдание смерти: «смерть моя будет примером». 
В тоже время Дмитрий сомневается в задуманном убийстве: «удастся – не удастся». Эти подсознательные сомнения повлияют на его действия, – убей он Александра II, мы бы его сомнения не принимали к сведению. Его двойственное отношение «удастся – не удастся», следует трактовать как амбивалентность не в клиническом смысле (для этого нет достаточных объективных данных, впрочем над этим следовало бы подумать), а по Фрейду, как сосуществование двух присущих человеку противоположных глубинных подсознательных одновременных побуждений: влечение к смерти и влечение к жизни, что и обеспечивает двойственность и сомнения.

Что за эксцентрические идеи так увлекли Дмитрия, члена организации «Ад»? Девять членов «Ада», себя называли вычурно «мортусами» (факельщики при похоронной процессии), и решили между собой, если они отныне революционеры, то должны сделаться (странная логика!): «пьяницами, развратниками, чтобы отвлечь всякое подозрение, что они держатся каких-либо политических убеждений» (из показаний членов «Ада»); и далее расправляясь с теми, кто крестьянам особенно ненавистен; а на трупах решено оставлять записку: «Общество Ад». Были и другие «глубокие» идеи миропереустройства под влиянием организации «Ад», не менее нелепые, причудливые и инфантильные.

Дмитрий, в следствие своего скудоумия и внушаемости, в них поверил и им следовал: стал ли он пьяницей (таких сведений нет, хотя не исключено), во всяком случае, развратничая, заполучил венерическую болезнь – «хронический триппер», а, возможно, и сифилис (эти вензаболевания, в его время получившие распространение, из-за отсутствия эффективного лечения, как правило сопровождаются одними и теми же причинными обстоятельствами); не говоря уже о том, что Каракозов решил убить Александра II, и это тоже результат «политических убеждений», проповедуемый членами «Ада».

Для совершения убийства Дмитрий использовал двуствольный пистолет со снаряженным одним стволом, хотя мог бы для верности подготовить для стрельбы и второй ствол. Это напоминает театральное действо, обусловленное предварительными фантазиями в виде воображаемого спектакля, далёкого от действительности («дуэльное» убийство царя и самопожертвенное отравление обязательно на глазах публики). После задержания в карманах Дмитрия нашли фунт пороха, пять пуль, пузырёк с синильной кислотой, порошки стрихнина и морфия и две прокламации: одна в виде предсмертной записки, другая с более развернутым декларативным текстом под названием «Друзьям-рабочим», неизвестного авторства.

II. Ненормальности в характере. Тенденции к самоубийству на фоне депрессии.
У Каракозова явно выявляются «различные ненормальности в характере», в виде признаков психического расстройства на врождённой дегенеративной почве – психопатии по свидетельству Козлиной (см. выше) и других, знавших его близко, людей. «Неуравновешенность психики» Дмитрия сочеталась с депрессивными состояниями с «большой тенденцией к самоубийству».
Как свидетельствуют его современники: «По словам знакомых и родных, Каракозов постоянно жаловался на то, что жизнь ему в тягость, что она уже ему надоела и что он ненавидит людей <…> В Петербурге, скрывая свое настоящее имя и звание, он продолжал лечиться от болезни у некоторых здешних докторов» (Петербургское издание, составленное очевидцем, соответственно официальным сведеньям. СПб. 1966). А лечился он, скрывая это, от венерического заболевания, которое сопровождалось физическими страданиями, мыслями депрессивного характера и употреблением опиатов.

III. Наклонность к импульсивным действиям.
«Наклонность к странным и нередко опасным действиям, которые совершенно неожиданно приходят им в голову» (по Морелю) – не требует комментариев, с учетом событий 4 апреля 1866 года. По показаниям его подельников, он внезапно уехал из Москвы в Петербург. Они называли его «сумасшедшим», с их слов, пытались разыскать его, опасаясь, как бы он чего-нибудь не натворил. Возможно последнее была защитная позиция его сотоварищей, чтобы отвести от себя причастность к цареубийству, но это не умаляет наклонности Каракозова необдуманно реагировать на жизненные ситуации, отсутствие у него должного контроля над совершаемыми действиями под влиянием эмоций и возможно наркотических средств. Импульсивность, нередко взаимосвязана с неосознанными в полной мере фиксированными идеями, носящими обрывочный, несистематизированный, неосознаваемый, но эмоционально перенасыщенный характер, приводящим «к странным и нередко опасным действиям».

Часто импульсивный человек не может дать реальную рациональную оценку совершенным поступкам в момент их совершения, но раскаивается в них в последующем, что и случилось с Дмитрием. Он подавал прошение о помиловании, говоря, что находился в состоянии, близком к сумасшествию, и собирался покончить с собой, а не с императором: «Преступление моё так ужасно, что я, Государь, не смею и думать о малейшем хотя бы смягчении заслуженного мною наказания, – писал он на имя Александра II. – Но клянусь, Государь, в свои последние минуты, что если бы не это ужасное болезненное состояние (!), в котором я находился со времени моей тяжелой (!) нервной болезни, я не совершил бы этого ужасного преступления. Государь, я прошу у Вас прощения как христианин у христианина, как человек у человека». Прошение было составлено вероятнее всего не без помощи его защитника, – Каракозов безусловно истинным христианином не являлся, да и человеком был нездоровым, а составление прошений было тогдашней практикой присяжных поверенных.

Обратите внимание на фразы об «ужасном болезненном состоянии» и «тяжелой нервной (психической) болезни». Смею предположить, что позиция защиты была построена именно на ненормальном психическом состоянии Каракозова (см. речь защитника присяжного поверенного А.П. Острякова в закрытом судебном заседании). С учётом всех обстоятельств в ходе предварительного следствия ему следовало бы назначить судебно-психиатрическую экспертизу, но это не осуществлено, из-за незаинтересованности судебного разбирательства, ибо в июне 1866 года было объявлено о помолвке наследника, а за подобными объявлениями обычно шли помилования преступников и посему следователи и судьи торопились.

Видимо именно поэтому не было до конца выяснены связи «Ада» с зарубежными структурами: с так зазываемым «Европейским Комитетом» (показания Ишутина и его подельников Загибалова, Ермолова и др.), и связь с польскими так называемыми революционерами. Как следует из материалов дела, члены «Ада» являлись врагами христианства и христианской государственности, что сближало их с западноевропейскими масонскими организациями, ставившими своей целью уничтожение самодержавной государственности и христианской религии во всем мире.

Как продолжение, в Швейцарии появились две прокламации, изданные на французском языке, одна от имени Лондонского, другая Московского комитетов «Космополитического Общества Стражей Истинных Познаний». В них Дмитрий Каракозов провозглашался «истинно-великим Человеком», совершившим «величайший из подвигов». Герцена авторы прокламаций приглашали отречься от своей статьи о Каракозове, предупреждая: «В противном случае он будет объявлен предателем Творца и человечества, как самый ярый защитник политики и монархизма» (Герцен, т. XVIII, стр. 383–386). Добавим от себя, и будет объявлен противником материализма, не признающим торжества «Ада». Не трудно заметить излюбленную масонскую терминологию: «Космополитизм», «Общество Стражей», «Истинные Познания», «Творец».

Любой психиатр начинает клиническое обследование с изучением наследственности исследуемого. Дворянский род Каракозовых уходит своими корнями в XVI век. Однако стоит отметить предки Дмитрия на протяжении 150 лет до его рождения не добивались каких-либо значительных социальных высот, несмотря на древность дворянского рода. Вероятно это было связано: или с недостаточными умственными способностями, или особенностями характера, или эмоционально-волевыми нарушениями, либо другими особенностями затрудняющими социальную адаптацию, либо передаваемой по наследству дегенеративной ущербностью.

Прадед Дмитрия Каракозова был ничем не примечательным помещиком Муромского уезда. Его дед – Иван Федорович (1750-1813) дослужился всего лишь до чина подпоручика и после отставки не поднялся выше заседателя в уездном суде. Отец – Владимир Иванович (1786-1852), коллежский секретарь, заседал в земском суде, женился около сорока лет на Марии Алексеевне Ишутиной, вероятно принимая ко вниманию приданное дочери купца I гильдии, которая красотой не блистала (две её дочери так и остались старыми девами, будь они красавицами писанными или умницами – этого бы не случилось). Брат отца – Алексей так в жизни ничего и не добился, а сестра отца умерла в 16-летнем возрасте. Такой вот общий серенький фон.

Теперь главное, что обеспечивало невозможность выхода за пределы этой наезженной жизненной колеи. Дмитрий Каракозов родился в обедневшей многодетной семье младшим ребенком, когда отцу было уже 54 года, в последние годы жизни последний страдал душевным расстройством. Предрасположенность к душевному заболеванию проявилась и у старшего брата Дмитрия – Петра Владимировича (1825-1866), лечившегося в сумасшедшем доме. Таким образом, можно обоснованно утверждать, что наследственность Дмитрия Каракозова была отягощена психическими заболеваниями его ближайших родственников.

Дмитрий воспитывался вместе со своим одногодком двоюродным братом по линии матери – Николаем Ишутиным (в последствии также сошедшим с ума), оставшемся в 2-летнем возрасте сиротой. Что случилось с родителями последнего неизвестно. Почему он воспитывался в семье его родной тетки Каракозовой (Ишутиной), а не у зажиточных купцов и почетных граждан Ишутиных – не понятно. Судя по последующим жизненным событиям Николай Ишутин для Дмитрия Какакозова выступал в роли неформального лидера с детства (Каракозов с 12 лет остался без отца), в дальнейшем их судьбы будут связаны воедино. Хотя не исключено, что Дмитрий бессознательно стремился превзойти своего двоюродного брата и доказать прежде всего самому себе и другим, что «он не тварь дрожащая», а тот, кто «право имеет» (роман Достоевского «Преступление и наказание» печатался с января 1866 года в журнале «Русский вестник»).

Оба двоюродных брата учились в Пензенской гимназии, только Дмитрий Каракозов в той её части в виде пансиона, называемым «Дворянским институтом», где учащиеся находились круглосуточно под постоянным присмотром, что позволило Дмитрию худо-бедно его закончить. Психиатрами замечено, что психопаты в условиях строго контроля ещё способны компенсироваться и более-менее приспосабливаться к окружающим условиям.

Тандем двоюродных братьев Каракозова-Ишутина нас будет интересовать только с точки зрения влияния Ишутина на Каракозова. Дмитрий закончил среднее образование в 20 лет (вероятно дублировал классы) и через год (1861 г.) поступил в Казанский университет, но продержался там несколько месяцев и был исключен. Около 2-х лет жил в деревне у родных и работал письмоводителем при мировом судье уезда. Ему бы продолжить жизнь своего отца и деда, – просуществовал бы в безвестности и относительном благополучии, повторив судьбы своих предков. Но нет, в 1863 г. Дмитрий, по причине неадекватной самооценки, вновь подал прошение о принятии в Казанский университет, где пробыл недолго. В следующем году (1864 г.) перевелся в Московский университет, где уже на правах вольнослушателя с 1863 г. обучался его двоюродный брат Ишутин. Вероятно Каракозов оказался в Москве не без влияния Ишутина. Не проучившись и года Дмитрий Каракозов в 1865 г. был отчислен из университета.
(Продолжение следует)