Преступник

     Филимон Пантелеевич доживал остаток жизни в своём покосившемся, тоже от старости, деревянном домишке. Этот самый «остаток», как он сам его называл, наступил одновременно с выходом на пенсию после долгой службы скотником в колхозе.
     Супруга Степанида, уж который год, как ушла в мир иной, а дочь, повзрослев, сразу же упорхнула из родительского гнезда. Затерялась где-то. Весточки не кажет.
     Вот так и остался на подворье вдвоём с Дуняшкой-козочкой. Ухаживал за ней со всей старательностью, а она, в знак благодарности, баловала его молочком. Коза удойная. Щедрости её хватало не только Пантелеичу, но и на продажу кой-чего оставалось. Горожане тоже козьим молочком побаловаться не дураки. Полдеревни, уж почитай, скупили, да терема с зеркальными окнами себе понастроили на местах старых халуп. А свежее молочко – оно-то и в теремах спросом пользуется.
     – Эй, хазяин, аткривай!
     Пантелеич выглянул в окно. У ворот стоял смуглявый «россиянин». Видел он его однажды у одного из теремов.
     – Что нужно?
     – Молоко есть? Давай!
     – Отнимать пришёл?
     – Зачем отнимать? Покупать буду.
     – Ну, мил человек, ежели покупать – заходи.
     Гость с показным достоинством, неспеша, прошёл к дому по заросшей подорожником тропинке. Вид покосившейся кровли и осевшего на один угол «старожила» не удивил «нового русского». Наоборот. Его вопрос отдавал злорадством:
     – Зачем так бедно живешь?  При Советах деньги за работу не платили?
     – Отчего ж, платили регулярно, но больше трудоднями. Бывало, грамоты давали, но больше благодарности прилюдно объявляли.
     – А зачем дом кривой?
     – Дык, при Советах он был ровный, а вот ноне, при новых властях-то, и захирел. Доживает свой век. На ремонт деньги нужны, а они до крестьянина не доходят, все в городах остаются.
     – Что, свобода слова, демократия, не нравятся?
     –Дык, свобода слова – эт хорошо. Однако, язык и о забор почесать можно. А дерьмократия – эт как девка гулящая: с кем ласкова – тому нравится, а ежели не очень, то чего уж там… Про энту самую дерьмократию, гласность, ещё Михайло-баламут сказывал, да так ловко, что народ ничего понять не мог. Большой мастер был язык почесать. И к чему балабол народ привёл? Опосля прохиндея с Урала во власть возвёл. Говорят,что уральский по части выпить шибко охоч был. Нашим деревенским выпивохам было до него не дотянуться. Оно и понятно, государственный человек любое дело должон делать шибче простолюдина. Вот и сделал: порушил великую страну. Почему? Дык, по пьяни чего не сделаешь? А с пьяного какой спрос?
     – Слюшай, дарагой, тебе Карле Маркусян знакомый будет?
     – Это кто такой?
     – Ээ-э-э… Его все знают. Он Ленину книжку про Капитал написал. Очень умный армянин был.
     – У меня таких знакомых нету.
     – Тогда я тебе адын умный вещь скажу. Мой дом видел? Небольшой такой, три этажа, с «золотой» крышей. У дороги стоит.
     – Ну, видел.
     – Такой хочешь?
     – Смеёшься, мил человек?
     – Ээ-э-э… У тебе коза есть. Значит работать любишь. У мене фирма «Масис» есть. Туфел, батинка разный делаем. Для этот обув шнурок нужен. Дам тебе станок. Шнурок дэлай – дэньги получай, нови дом строй.
     Дальше подробно рассказал Пантелеичу процесс производства шнурков. И лишь в самом конце разговора порекомендовал зарегистрировать ИП (индивидуальное предпринимательство) – от сглазу, соседей-«доброжелателей» и конфликтов с госорганами.
     – И что, на шнурках можно дом построить? – не поверил Пантелеич.
     – Ээ-э-э… Умный вещь гаварю.
     Взял банку молока и оставил хозяина козы в размышлениях.
     В конце концов, Пантелеич пришёл к выводу: «А чем чёрт не шутит? Он же построил дом в три этажа, а мне и одноэтажного хватит. Туфля без шнурка – не туфля. Он тоже нужный в ней регламент».
     На следующей встрече ударили по рукам и дело завертелось.
     В полученной от государства лицензии было написано, что Пантелеичу разрешается производство шнурков серого и чёрного цветов, с указанием их длины.
Вдохновлённый таким документом, он с присущей ему ответственностью и азартом приступил к работе.
     Первые заработанные деньги добавили уверенности в правильности принятого решения.
     Вскоре хозяин фирмы «Масис» сказал, что они переходят на производство кроссовок, как более востребованного товара и потребуются шнурки не серые и чёрные, а ярких цветов: жёлтые, красные, оранжевые, белые…
Пантелеич закупил краски нужного колера и запустил производство. Процесс пошёл. Шнурков требовалось много.
     За годы успешного производства, на вырученные деньги сумел выправить покосившийся дом. Не забыл и про кормилицу – козу-Дуняшку – заменил на хлеву прохудившуюся крышу.

     К концу третьего года по его душу пришли.
Прибывший, пышнотелый и круглый в щеках представитель власти радостно представился:
     – Инспектор лицензионно-разрешительной службы – Горлохватов Степан Степанович. Согласно Закону по контролю за деятельностью малого бизнеса и оказания ему помощи, прибыл проверить, не нарушаете ли Вы этот самый Закон. Представьте свою лицензию.
     – А чего тут нарушать? Мне Закон разрешил шнурки делать – я их и делаю.
     – А вот мы и проверим. Служба у нас такая. Вы не только шнурки делаете, но и выгоду приобретаете, т.е. прибыль. А это дело тооон-ко-ее…
     Пантелеич вручил инспектору бережно хранимую лицензию и с гордостью стал показывать своё разноцветное производство.
     – Тэксс-тэээкссс…!!! – от радости аж взвизгнул розовощёкий представитель власти, –нарушаем, гражданин. Больше скажу Вам – грубо нарушаем лицензию.
     – А чего ж тут нарушаем? – опешил выгодоприобретатель.
     – Как что? По лицензии Вам разрешено производить какие шнурки? Вот то-то и оно – серые и чёрные. А Вы додумались делать аж жёлтые и красные. Это, по-вашему, не нарушение? Да это, батенька, не просто грубое – грубейшее, можно сказать, нарушение. Жалко, что сейчас за эти дела на Колыму не ссылают. А то бы через мрачный Ванинский порт под гул пароходов угрюмый прямым этапом на Магадан. Эхх-х… счастье Ваше, батенька.
     – Дык… – аж задохнулся от такого поворота дела предприниматель, – шнурок – он и есть шнурок. Вчера чёрный был нужон, а нонче красный… . Он же все одно шнурок…
     – Так Вы ничего и не поняли. Прекращаем и опечатываем Ваше производство, составляем акт и подаём на Вас заявление в суд. Там всё популярно объяснят и накажут по закону.
     После всего сказанного, представитель власти со своим помощником загрузили в машину небольшой станок по производству шнурков, как вещественное доказательство преступления Закона, ссыпали в бочку разноцветные краски, залили их водой, чтобы нельзя было использовать, опечатали сарайчик и убыли.
     Пантелеич присел на колоду у сарая и в горести раздумывал: «Что же это за помощь малому бизнесу, о которой говорил президент по телевизору? Эти «помощники» хуже опричников Ивана Грозного… Какое преступление я совершил, ежели людям делал шнурки которые им нравятся? Ну да ладно, справедливый судья во всём разберётся».

      Заседание суда проводил судья со странной фамилией Запердяев. Он сидел в огромном кресле с высокой спинкой. С отрешённым лицом-маской, в чёрной мантии и колпаке, он смотрелся выходцем из другого мира и напомнил Пантелеичу киношного предводителя крестоносцев или массона из Мальтийского ордена. У колхозника, впервые попавшего на суд, его вид вызывал чувство покорности и страха одновременно.
      «Серьёзный человек, – подумал Пантелеич. – Он уж точно разберётся во всём со всей справедливостью».
      Открыв заседание, судья монотонно, заутробно-тихим голосом что-то долго говорил, будто сам с собою. Пантелеич из его монолога почти ничего не понял. Таким манером обычно бубнил напарник Пантелеича на скотном дворе, после того, как вливал в своё пузо самогону до уровня сосков на груди.
     Судья поднял голову от бумаг, поправил очки и уже чуть громче спросил:
     – Истец, какие претензии у Вас к ответчику?
Встал худосочный малый с бледным лицом и представился:               
     – Представитель истца – Спиногрызов.
Затем тонким фальцетом начал что-то пищать о шнурках не того цвета, перечислять и ссылаться на какие-то статьи и пункты бесконечных законов, о безобразном и хамско-неуважительном отношении Пантелеича к этим самым законам. При этом глаз от стола не поднимал и на Пантелеича не смотрел, будто осознавал, что несёт чушь и стыдно ему перед работящим человеком. Однако, поливать обвиняемого претензиями не переставал, ибо чётко понимал предназначение своей чёрной и неблагородной миссии подсобника палача. Он также осознавал, что в случае оправдания ответчика, начальство, пославшее его на судилище, будет недовольно и обвинит в плохом исполнении возложенных на него обязанностей. Очередной медальки на грудь можно и не дождаться. А уж о звездопаде на погоны и мечтать нечего. Вариант один – грызть надо этого Пантелеича. Поэтому старался изо всех сил и зудел, как голодный комар, норовивший цапнуть побольнее и отсосать кровянки побольше.
В конце концов, судья не вытерпел:
     – Чего же вы хотите от ответчика?
     – Хочу, чтобы честный суд признал его виновным и наказал со всей беспощадной справедливостью.
     – Ваше мнение принято к сведению, – согласился судья Запердяев. – Суд удаляется на совещание, – и, подхватив мантию, скрылся в соседней комнате.
С кем он там, в одиночестве совещался – неизвестно, но вышел уже через минуту. Положил на стол будто свежеотпечатанный лист бумаги и стал монотонно читать:
      – Глубоко изучив и вникнув в представленные суду материалы, суд пришёл к выводу, что индивидуальным предпринимателем грубейшим образом нарушена выданная ему лицензия на право производства шнурков – самовольно изменена их цветовая гамма. Этим самым он проявил пренебрежение не только к закону, но и неуважение к самому; законодательному органу государства, чем нанёс ему моральный вред и подорвал авторитет, плюнул в лицо всему населению великой страны, единогласно доверившегося своим народным избранникам. Делая вывод из вышеизложенного, суд решил: За грубое игнорирование закона  и подрыв репутации  законодательного собрания страны, признать ответчика виновным и взыскать с него в пользу истца …, – и назвал такую сумму денег, которую Пантелеич за всю свою жизнь и в руках-то не держал. – Заседание суда закрыто! – и, захлопнув дело, удалился.
Истец, всё так же, стыдливо не поднимая глаз от пола, в один момент испарился из зала заседания суда.  Пантелеич продолжал потерянно сидеть на своём месте. Его душа не выдержала и взорвалась выкриком:
     – За чтоо-о?!!? – но его уже никто не слышал.

     В родную деревеньку Пантелеич вернулся совершенно другим человеком: разуверившимся в порядочности людей, в незыблемой, ранее казавшейся ему, справедливости суда.
     Поговорку: «Закон – что дышло, как повернёшь – так и вышло», раньше он воспринимал с юмором. А сейчас, когда своим смыслом она прошлась по его горбу – понял, что рождена поговорка кровью и болью, всей жизнью простолюдина.

     Как порядочный и законопослушный гражданин, стал думать, где взять деньги на выплату штрафа. Да где ж их в деревне найдёшь? А если бы и нашёл, то чем возвращать?
     Прошёл срок погашения штрафа. Платить нечем. Явились «опричники» описывать имущество. А чего там описывать? Из ценного имущества – коза Дунька, да старый дом. Их и описали. Дали ещё неделю срока и сказали, что в случае неуплаты козу и дом заберут.
     После ухода «дорогих гостей» скуксился Пантелеич в углу обшарпанной горницы. Задумался. Про горе своё пожалиться некому. Под руку попался пучок красных шнурков, что стали причиной его разора. Руки бессознательно стали сплетать их, как, бывалочи, косы дочери.
     «Отчего люди такими бездушными крохоборами стали? После жуткой войны с германцами как тяжко жилось? Ан нет, выстояли. Помогали друг другу. Мужиков побили на войне, так хату соседу всей деревней приходили строить. За спасибо. Куском хлеба, горстью пшена делились. За трудодни от зари до темна на колхозном поле трудились, в плуг заместо скотины впрягались. Понимали, что только сообща выжить можно. А сейчас чего человеку не хватает? Машины, трактора, комбайны с ветродуями в кабине…. «Новые русские» не дома, а дворцы каменные строют. Заборами глухими обнеслись. Свою порядочность и человечность на что променяли?».
… в тугую плеть руки автоматически добавили ещё пучок шнурков…
«А судья-то, глянь, меня врагом государства объявил… Это я-то враг? Который по колено в говне на ферме всю свою жизнь, почитай, для этого самого государства скотину выхаживал? Нас, «старых русских», врагами грех обзывать. Мы, это самое государство, своими мозолями поднимали, по крохам создавали, как дитя пестовали.
Преступник… шнурки не того цвету делал. Да какой же я преступник? Эт скока же денег государство потеряло из-за моих шнурков не того цвету? Вона, по радио передают, что мильёнами, мильярдами воруют из казны и… ничего, только пальчиком погрозят, мол, нехорошо воровать по-многу… И как с гуся вода… Ворон ворону глаз не клюёт… А тут – преступник… лицензию нарушил… шнурки не того цвету…штраф плати в мильён  раз больше, чем этот самый шнурок стоит.
Вишь ли, управы на ворюг нету, не поборют их никак. А кто с ними борется? Кто ищет её, управу-то? Сталин бы нашёл. Разворованную казну решили штрафами с таких как я, заполнить. С поганой овцы хоть шерсти клок… Шнурки не того цвету…
Без кормилицы козы и без хаты как дальше жить-то? Да и зачем? Куда же ты смотришь, Господь Бог Всемилостивейший? Отчего не заступишься…?».
      На щеку скатилась слеза и скупо посочилась по глубоким бороздам морщин.
Поднял глаза вверх и… упёрся взглядом в крюк на потолке, к которому подвешивал люльку дочери.
      В руке дрожала тугая плеть из красных шнурков…