Мой учитель Станислав Назаров

Начать, наверное, следует с выбора заголовка моего литературного опуса. Когда-то я был потрясен замечательным фильмом Алексея Германа, 1984 года, “Мой друг Иван Лапшин”. Причину выбора заголовка раскрывает текст к прологу фильма: “Это мое объяснение в любви к людям, рядом с которыми прошло мое детство. В пяти минутах ходьбы отсюда 50 лет тому назад”.

Станислав Викторович Назаров – профессор, доктор технических наук, полковник, более 32 лет прослуживший в Вооруженных Силах, прошедший длительный путь: преподаватель, докторант, старший преподаватель, зам. начальника кафедры, начальник кафедры ЭВМ и программирования Военной академии им. Ф.Э. Дзержинского.
 
Я ни в коей мере не являюсь биографом этого замечательного человека, поэтому не буду подробно освещать информацию о достижениях и регалиях своего учителя. Их очень-очень много, и все это можно найти в Интернет.

Лучше я расскажу с чего началось наше теплое сотрудничество и к чему привел его “патронаж” (лучше, пожалуй, без кавычек) надо мной. Постараюсь изложить все по-честному, без прикрас. А, кроме того, рассказать о хороших людях, с которыми мы оба рядом жили.

Начало

Иногда мне кажется, что наше теплое общение было предопределено свыше:

- день рождения Станислава Викторовича – 1 июня, как и моего отца, Швыркина Николая Васильевича, полковника, старшего преподавателя одной из кафедр 3-го факультета Военной академии им. Ф.Э. Дзержинского;

- свою службу в Вооруженных Силах Назаров начал на космодроме Байконур (1962-1971 гг.), куда и я был распределен после окончания академии в 1978 году.

В начале июля, перед открытием Московской Олимпиады 1980 г., я был переведен из в/ч 11 284 (ВЦ, Байконур) на родную 23-ю кафедру академии им. Ф.Э. Дзержинского на должность инженера учебной лаборатории 231.

Непосредственно перед и сразу после перевода произошли два неприятных для меня события, которые стали причиной отсрочки присвоения мне очередного воинского звания. Почему я упоминаю об этом, станет понятно ниже.

Первое. После получения приказа о моем переводе меня вызвал начальник моего 13-го отдела ВЦ и предложил отказаться от перевода, пообещав присвоение очередного воинского звания в срок и повышение в должности. Я, наглый, заявил, что командованию виднее, где должна проходить моя дальнейшая служба.

В результате документы на присвоение очередного воинского звания были направлены в строевой отдел академии еще до моего прибытия. Там решили, что раз нет такого офицера, то и звание присваивать некому, и отправили документы назад в в/ч 11 284. Жонглирование документами проходило 2-3 месяца.

Второе. Все время проведения Олимпиады 80 – это сплошной воинский патруль по городу для поддержания порядка. Один день заступаешь на 8 часов утром, на следующий день – вечером. И так каждый день с 19 июля по 3 августа. Естественно, перед каждым заступлением в патруль – осмотр внешнего вида в академии.

Перед моим первым заступлением в патруль нас пришел осматривать начальник строевого отдела полковник Митрохин. Вряд ли найдется хотя бы один курсант, который скажет о нем доброе слово. Человек хамоватый и недалекий. Ему не понравилась длина моей прически, хотя по меркам Байконура я был подстрижен идеально. Совершенно в хамской форме перед строем он начал орать на меня: “Бегом, лейтенант, ты что не понял, бегом стричься”. Я, как вы уже поняли, наглый, медленно направился в сторону академической парикмахерской. Он же вслед мне продолжал орать: “Я сказал бегом, бегом!”. А я шел медленно. Результат: на следующий день выговор от начальника строевого отдела. Конечно, никто по существу этого инцидента не разбирался. Начальник кафедры, полковник Дроздов, на следующий день просто смешал меня с дерьмом. Конечно, залет в первые дни пребывания на новом месте службы – это … Воздержусь от продолжения.

"Никто поделать ничего не смог,
Нет, смог один, который не стрелял!"

Это – Владимир Высоцкий, если кто не помнит.

Несколько позднее я узнал об истинных причинах столь пристального внимания к моей персоне со стороны Митрохина, но писать об этом не буду: до сих пор противно.

Через какое-то время я морально оклемался, а через пару месяцев после снятия взыскания мне было присвоено очередное воинское звание.

Служба в должности инженера учебной лаборатории, если честно, была довольно рутинной, связанной с каждодневным материальным обеспечением учебного процесса, ремонтом вышедшей из строя техники, хозяйственными работами на кафедре, большим количеством нарядов.

Например, поскольку в дивизионе обеспечения академии не было достаточного количества офицеров, согласно приказа начальника академии раз в месяц я заступал на дежурство в качестве начальника караула по академии, руководя тремя десятками вооруженных гавриков. Это длилось 7 лет, пока не получил очередное воинское звание майор, что автоматически освобождало меня от несения караульной службы. А кроме того – патрули по городу, наряды по факультету, по академии, по офицерскому общежитию и т.п.

Другими словами, никакой научной и даже околонаучной деятельности не предвиделось. При этом желание заняться исследовательской работой было!
А году в 1983 я вообще фактически был изолирован от службы в своей учебной лаборатории почти на 2 года. Произошло это так.

В этот период в академии, уж не знаю по какой-причине, зародилось активное движение по повышению эргономики помещений, причем за счет собственных сил и ресурсов. Наибольшее усердие в этом направлении проявила Кафедра философии. С ее легкой руки Политотдел издал приказ, предписывающий ряду учебных лабораторий выделить по одному человеку на грандиозную модернизацию помещений философов. Из моей лаборатории эта незавидная участь выпала прапорщику Жестовскому Николаю Тихоновичу. Золотые руки были у человека, да и человек был прекрасный! Но Николай Тихонович заявил, что в ближайшее время собирается уволиться из армии (благо выслуги лет было более, чем достаточно), а Политотдел ему не указ: “Если что, хоть завтра напишу рапорт на увольнение”.

Младше меня по званию в лаборатории никого не было. На следующий день я был вызван начальником кафедры полковником Дроздовым, который и сообщил, что я откомандирован в распоряжение начальника Кафедры философии, капитана первого ранга (да-да именно так, он носил морскую форму) Пузика Василия Максимовича.
Доложив о своем прибытии, я начал “валять ваньку”, заявив, что даже гвоздя толком забить не умею и прочее. Дальнейшая беседа меня озадачила:

- Игорек! Я ведь справки-то о твоих строительных навыках навел. Диссертацию планируешь писать?

- Планирую.

- Кандидатский экзамен по философии сдал?

- Нет.

- Ну, вот. Ты поможешь нам, а мы поможем тебе!

В результате почти два года я гнул и резал оргстекло, делал лепнину из гипса, обшивал стены деревянными панелями, клал паркет и пр. За это время я так поднаторел в вопросах философии, что без труда сдал кандидатский экзамен.

Должен сказать, что Василий Максимович Пузик был очень эрудированным и хорошим человеком. Относился он ко мне, можно сказать, по-отечески. Бывал я и у него дома, а жил он рядом со мной, в Олимпийской деревне, и даже имел честь выпивать с ним.

Примерно в это же время у меня появилась возможность стать учеником Назарова. Мое вхождение в круг его многочисленных учеников состоялось лишь с третьей попытки.

В начале было Слово, как написано в первой строке пролога Евангелия от Иоанна.

Примерно в 1981 г., во время своего пребывания в докторантуре, Назаров пригласил меня на беседу и поинтересовался планами относительно написания диссертации. Я ответил, что желание огромное, но нет ни темы, ни руководителя. После непродолжительной беседы Станислав Викторович предложил мне тему, что подразумевало и его руководство. Я поинтересовался, а много ли издано работ по данной тематике? Получив утвердительный ответ, я, наглец, заявил, что мне это не интересно.

Выйдя от него, я думал – а не дурак ли я? Но, что сделано, то сделано.

Вторая попытка была похожей, только тема была другая.

Наконец, состоялась третья встреча. Станислав Викторович выложил передо мной лист бумаги, где его рукой был указан один научный источник – статья академика В.М. Глушкова, и пара-тройка комментариев Назарова к этой статье. Статья была посвящена аппаратной реализации вычислительных алгоритмов, проблемам искусственного интеллекта, и убежденности в необходимости разработка принципиально новой нефоннеймановской архитектуры вычислительных систем с целью решения проблемы создания супер-ЭВМ. На мой вопрос “А есть ли что-нибудь еще?” доктор наук ответил “Нет”. Сразу пришла мысль – наверное, все-таки я не дурак, после чего радостно отрапортовал “Я согласен!”. Обрадовался я тому, что тема исследований была не избитой, а “пионерской”. Академик Глушков ерундой не занимался.

До первой беседы с Назаровым у меня была и пара других “залетов”, но почему Станислав Викторович, зная о них, относился ко мне благосклонно и так упорно тянул меня в науку, мне не известно. Я никогда его не спрашивал, но моей благодарности ему за это, и не только, нет предела!

Он – “Тот один, который не стрелял!”

Процесс

Свою кандидатскую диссертацию я писал довольно долго, наверное, лет пять. Процессу написания мешала куча объективных и субъективных факторов.

Во-первых, после возвращения “со стройки века”, т.е. с кафедры философии, в свою учебную лабораторию потекла такая же, как и раньше рутина. Заниматься научными исследованиями я мог только в свободное время, в отличие от адъюнктов. То есть, как сейчас принято говорить, как фрилансер.

Во-вторых, круг моих жизненных интересов был достаточно обширным. Так, со своим однокашником Игорем Сумцом, после службы мы ездили на Петровку 26 на тренировки по карате, которым я “заболел” еще в курсантские годы. Это – 2-3 часа, 3-4 раза в неделю после которых даже до кровати доползал с трудом. Когда в Советский Союз не на долго приехал знаменитый кубинский мастер карате Рауль Рисо, мы тренировались вообще по 2 раза в день.

В-третьих, в 1988 г. я поступил на факультет вычислительной математики и кибернетики МГУ им. М.В. Ломоносова, который окончил с красным дипломом в 1991 году. Занятия проходили почти ежедневно, где-то с 16.00 до 21.00, а иногда и позже. И это три года. Конечно же два раза в год – сессия и экзамены. Времени это занимало очень много. К тому же, сдав первую сессию на отлично, я “подвинулся” на идее получить диплом с отличием и вынужден был пыхтеть по-серьезному.

Наконец, в тот период я был холост и общению с многочисленными друзьями и приятелями отнимало довольно много времени.

Таким образом, над диссертацией я работал дома поздними вечерами после ужина, хряпнув грамм 150 водки для куража.
 
В процессе написания я бегал к учителю со своими “завиральными” идеями постоянно. Некоторые мои коллеги завидовали мне, или ревновали. Во-первых, потому что мне было с чем обращаться к учителю, а во-вторых, потому, что он почти всегда принимал меня, несмотря на занятость.

Вспоминаю, что как-то раз мне пришла в голову некая идея, с которой я тут же прибежал поделиться с Назаровым. Он пробежал мои наброски и сказал, что не видит в этом ничего существенного. Я, конечно, расстроился, но решил, что доктору наук виднее. А месяца через три, в одном из научных журналов вышла статья доктора технических наук В.А. Вальковского, посвященная организации параллельных вычислений, во многом совпадающая с моими идеями. Я, чуть не плача, прибежал с журналом к Станиславу Викторовичу и показал статью. “Ну ничего, это же не последняя твоя идея?” – успокоил меня он.

Не могу упомянуть еще об одном забавном случае.

В процессе работы над диссертацией наткнулся на алгоритм распараллеливания программ, изложенный в книге доктора технических наук, профессора Трахтенгерца Эдуарда Анатольевича (Введение в теорию анализа и распараллеливания программ ЭВМ в процессе трансляции. М.: Наука, 1981. -254 с.) из Институт проблем управления РАН им. В.А. Трапезникова (ИПУ).

Бился над алгоритмом, наверное, больше месяца и пришел к выводу, что, либо я тупой, либо алгоритм не работает. Назарова хорошо знали в научных кругах ИПУ. Видя мое отчаянное бессилие, он предложил “Ну, хочешь съездим к Трахненгерцу?”.

Когда мы шли по коридору ИПУ к кабинету Трахтенгерца у меня закружилась голова от величия имен на табличках дверей.

Трахтенгерц встретил Назарова, как старого знакомого, завязалась непринужденная беседа. Наконец, Назаров, улучив момент, представил меня: “Мой ученик, никак не может разобраться с твоим алгоритмом. Утверждает, что в алгоритме есть ошибка”.
Я протянул Трахтенгерцу его книгу с закладной на описание алгоритма. Минут пять он изучал текст, после чего резко захлопнул книгу: “Ну, может, и ошибка!”. И далее – без паузы и пояснений: “Ну, как вообще дела, Станислав Викторович?”. Научная консультация на этом закончилась, а я был раздавлен: было жалко потраченного времени.

Научные конференции

Когда появились первые научные результаты и, как следствие, первые публикации, я получил возможность участвовать в научных конференциях.

Как правило, эти научные конференции организовывал Вишневский Владимир Миронович - доктор технических наук, профессор из ИПУ. Оргкомитет научных конференций ИПУ грамотно выбирал для их проведения изумительные места: Рига, Душанбе, Алма-Ата, Киев, Харьков, поселок Рыбачий под Алуштой… Какие были времена! Все-равно, что получал дополнительный отпуск.

Назаров в ИПУ, среди тех, кто его знал, был “в авторитете”. Научные доклады на конференцию, представленные его учениками, как правило, принимались “автоматом”. Частичка славы и уважения со стороны сотрудников ИПУ, хорошо знающих Станислава Викторовича, доставалась и нам. Обычно тех, кого Назаров привозил на конференции, уважительно называли “школа Назарова”.

Не могу не вспомнить еще один забавный случай: поездку на конференцию в ХВВКИУ РВ — Харьковское высшее военное командно-инженерное училище ракетных войск имени Маршала Советского Союза Н. И. Крылова.

Конференция начиналась на следующий день после нашего приезда. В этой связи в поезде все ее участники изрядно отметили начало научной командировки. Нас было довольно много; мы заняли, наверное, не менее двух купе. Станислав Викторович, ехал в отдельном купе, а посему не досмотрел.

Из поезда мы вышли в весьма жалком состоянии, приехали в довольно убогую гостиницу, трубы горели. Учитель был размещен в другой гостинице классом повыше. Пока мы думали, стоит ли, и где можно поправить здоровье, приехал гонец от Назарова и сообщил, что тот договорился о размещении всех нас в его же гостинице. Мы радостно переехали и ответ на вопрос о том, стоит или нет поправлять здоровье приобрел отчетливые формы. Утро следующего дня было существенно тяжелее предыдущего. Мысль о том, что предстоит делать доклад на конференции в училище о своих научных изысканиях вызывала панику.

Идея о том, как решить проблему, родилась спонтанно. “Станислав Викторович! Вы, как наш научный руководитель, знаете все наши достижения и результаты. Может быть вы выступите с обзорным докладом от имени всех нас?”. Идея Назарову не понравилась, но видя наше плачевное состояние, он согласился. 

На пленарном заседании учитель вышел за трибуну и подробно начал излагать информацию о всех наших достижениях. Я, как и все остальные, расслабился и начал мечтать о кружечке пива. Голова болела, языку было некомфортно во рту.

Когда Станислав Викторович закончил ведущий конференции (как сейчас говорят, модератор) спросил, есть ли у кого-нибудь вопросы? Вопросов не было. Вдруг какой-то полковник строго так произнес: “Курсант такой-то, а разве вы не хотите услышать доклад капитана Швыркина?”. Названный курсант вскочил и бодро отрапортовал: “Так точно, я очень хочу услышать доклад капитана Швыркина!”. Это был удар под дых. Я поплелся к трибуне и начал развешивать приготовленные к докладу плакаты. Слава богу, удалось собраться, доложился успешно, а потом еще какое-то время отвечал на вопросы аудитории.

Наконец, через полгода после защиты диплома в МГУ я успешно прошел предзащиту диссертации на кафедре. Сразу после предзащиты Назаров подал рапорт о моем назначении на должность преподавателя кафедры, а после назначения на должность – рапорт о присвоении мне очередного воинского звания подполковник.

Дела семейные

Должен сказать, что Станислав Викторович оказал содействие и началу моей счастливой супружеской жизни, за что я ему также благодарен!

Со своей будущей женой, Ириной, я познакомился на турбазе МО “Кудепста” 30 июля 1991 г. Родом она из Кишинева. Родилась в семье преподавателей крупнейшего винодельческого училища Молдавии. Отец преподавал физику и информатику, мама – математику. Около полугода мы перезванивались, а в конце января я узнал, что появилась возможность поехать в командировку в Кишинев. Я прибежал к Назарову с просьбой отправить в командировку меня. “Зачем тебе это? У тебя защита диссертации на носу”. Я сообщил, что хочу познакомиться с родителями, попросить руки Ирины и тут же получил добро.

Если быть откровенным, ехать в Кишинев я трусил, поскольку Ирина младше меня более, чем на 13 лет. Но её родители отнеслись ко мне благосклонно. Сватовство прошло успешно, а где-то через день после моего возвращения на службу я узнал, что два наших преподавателя оформляют очередную командировку в Кишинев.

Набравшись наглости, я опять пришел к учителю с просьбой направить в командировку меня. Опущу, причины, которые приводил для аргументации своей просьбы. Его решение было таковым: “Ладно, если договоришься с одним из двух командированных, езжай”. Так, через три дня после отъезда из Кишинева я снова туда вернулся, и мы с Ириной подали заявление в ЗАГС.

Станислав Викторович хорошо знает мою жену и детей. Не было случая, чтобы во время телефонного разговора он не поинтересовался моей семьей.

Эпилог

После увольнения Назарова из Вооруженных Сил жизнь на кафедре, по моему мнению, стала бесцветной, пульс научной жизни остановился, служба стала такой же рутинной, как и в мои молодые годы в учебной лаборатории. О таком научном руководителе и командире можно только мечтать! Не помню случая, чтобы он хоть раз повысил на кого-нибудь голос. Мой учитель – человек, беззаветно преданный науке.

В 1997 году в чине полковника уволился и я.

Но, слава богу, мой учитель жив и здоров, насколько позволяет возраст, активно работает и регулярно печатает свои новые научные книги и статьи.

А наши, пусть и достаточно редкие встречи, доставляют мне огромную радость. “В пяти минутах ходьбы отсюда почти 50 лет тому назад”.

Автор: cтарший преподаватель кафедры №25 Военной академии им. Ф.Э. Дзержинского, КТН, полковник Швыркин Игорь Николаевич.

shvyrkin@yandex.ru