Милитари Рок

На радиостанции Rock FM когда-то был запущен спецпроект “Милитари рок” – программа об истории жизни музыкальных звёзд в казарме, общении с сослуживцами и ярких фактах, происшедших с ними во время военной службы.

Те, о ком я хочу рассказать, – не являлись музыкальными звездами, ну разве что на местечковом уровне, но в остальном, как мне кажется, повествование соответствует тематике спецпроекта Rock FM.

Путь к официальному статусу

Думаю, что каждый курсант Академии Ф.Э. Дзержинского, описывая свои годы обучения, использовал бы обширную палитру красок – светлых, темных, ярких, нейтральных… Лично для меня мои курсантские годы окрашены в особые, яркие ностальгические тона, несмотря на то, что нахождение на казарменном положении в течение трех лет давалось мне не очень легко. Причина вот в чем.

Уже в начале первого курса у меня со товарищи возникло стойкое желание создать рок-группу, или как тогда называли ВИА. Состав сформировался как-то сам собой и не предусматривал других вариантов. Соло-гитара – Володя Габрусев, бас-гитара – Игорь Хоруженко, ритм-гитара и вокал – ваш покорный слуга, ударные – Валера Кузнецов. Каждый из нас имел мало-мальски опыт игры в школьные годы. Сложность предприятия заключалась в одном: для начала неплохо было бы иметь музыкальные инструменты и аппаратуру. А таковых не было.

Правда я привез из дома в казарму сделанную мной в 14 лет электрогитару (помогал мне ее делать отец). Она был волшебно красива: ярко красная с никелированной фурнитурой, белой пластиковой накладной, струнодержателем в виде хромированного скрипичного ключа.

Но Володя Габрусев забраковал ее, сказав, что она неважно держит строй.
Лишь после шестидесяти лет, когда я серьезно увлекся гитаростроением, изучив теорию и сделав две электрогитары (на фото справа), я понял, как просто устранялся тот дефект моей первой гитары.
 
Самый первый шажок к нашей мечте помогли сделать однокурсники: сбросились кто сколько мог на покупку аппаратуры. На собранные деньги мы смогли купить акустическую систему “Родина” – тяжелейший ящик из ДСП с динамиками, производимый люберецким заводом электромузыкальных инструментов.
Понемногу подсобрали по крохам что-то еще. В результате появилась возможность как-то репетировать и играть для однокурсников в казарме в свободное от занятий время.

Конечно, нам хотелось большего – иметь статус академической группы, но на тот момент это место было занято, причем парнями с более старших курсов нашего же второго факультета. Имена всех уже не упомню, но на барабанах играл Сергей Одинцов (кстати, внук маршала Одинцова), на бас-гитаре – Андрей Белик, была еще гитара и клавишные. Чуть позднее в состав группы вошел вокалист Андрей Бельдюшкин (курсант 3-го факультета, 1977 г. выпуска).

Формально руководителем академической группы был (тогда еще подполковник) Герман Николаевич Охотников – настоящий ученый, специалист в области теории эффективности. Фото.

Подробнее с заслугами и регалиями Германа Николаевича можно ознакомиться, обратившись к источнику [1].
 
Мне же, учитывая тематику моего повествования, хотелось остановиться на его увлечении музыкой.

Герман Николаевич был инициатором, организатором и руководителем любительского эстрадного оркестра Академии, которым руководил более 25 лет. Со временем оркестр вырос до симфоджаза, насчитывающего более двадцати оркестрантов, с обширным и разнообразным репертуаром. В этом оркестре играл на барабанах и мой отец, полковник Швыркин Николай Васильевич, старший преподаватель кафедры третьего факультета. Как человек Герман Николаевич отличался исключительной скромностью. Лишь много лет спустя я узнал, что им написано несколько фортепианных концертов и пьес, а также Гимн Академии.

К концу первого курса мы более-менее сыгрались и поднабрали репертуар. А тут еще пришла новость, что академическая группа завершает свою деятельность в связи с выпуском из Академии. Конечно же мы сразу направились к Герману Николаевичу с просьбой занять вакантное место. Даже не помню, прослушивал ли он нас, но вопрос решился положительно. Возможно, потому, что с моим отцом он играл в одном оркестре, да и со мной был знаком. Так на нас свалились огромные блага, причем не только материальные, но, как будет видно ниже, и моральные.

Во-первых, мы заимели официальное помещение рядом с актовым залом Академии (музыкальная комната). Во-вторых, нам выделили законное время после самоподготовки для репетиций. В-третьих, наш музыкальный арсенал пополнился какой-никакой аппаратурой и инструментами. Самыми весомыми приобретениями были: бас-гитара “Орфей” болгарского производства, ламповый усилитель КИНАП, выпускаемый отечественной промышленностью для показа кино в сёлах и небольших клубах, и самое главное – барабанная установка!
 
Фото бас-гитара “Орфей”, фото ламповый усилитель КИНАП.

Через какое-то время, после того, как мы начали выступать на различных мероприятиях, и после многочисленных просьб, Герман Николаевич изыскал возможность и нам купили настоящий по тем временам шедевр – электрогитару Iterna de Lux, производства ГДР.
 
Фото Iterna de Lux

Шедевром я ее называю потому, что в то время многие известные советские ВИА использовали эту электрогитару. Кое-что выкупили у ребят из предыдущего состава, например, микрофон, самодельные ревербератор, сделанный из доработанного магнитофона, и музыкальный эффект “фуз”.

Через некоторое время в наш состав влился Андрей Бельдюшкин – участник предыдущего академического состава и Юрий Иванов – великолепный пианист с первого факультета. Они были на курс старше нас. Об этих ребятах стоит сказать особо.

Юра Иванов – единственный участник нашего коллектива, имеющий музыкальное образование, блестяще играющий на пианино. Он мог сходу сыграть любую услышанную мелодию.

Андрей Бельдюшкин – обладатель фантастического голоса. Многие известные зарубежные хиты исполнялись им, что называется, “один в один”. Его исполнение композиций Grand Funk Railroad было почти не отличимо от оригинала.

Итак, наша группа официально получила официальный статус академической, в смысле ВИА Военной академии им. Ф.Э. Дзержинского. Вот она, группа академии им. Ф.Э. Дзержинского периода 1974-1977 года:
 
К сожалению, сами мы никогда специально не фотографировались, и представленные здесь фото – то немногое, что мне удалось найти.

Репертуар

Наши музыкальные предпочтения были довольно обширными. Репертуар включал хиты советского рока, но в основном, конечно, состоял из копирования западных хитов известных рок-групп: Beatles, Rolling Stones, Slade (группу Слэйд многие называли Народной группой СССР), Uriah Heep, Wings Пола Маккартни, Алана Прайса из Animals и многих других.

И если с музыкой, как правило, проблем не возникало, то с текстами был полный караул. В то время найти оригинальный текст зарубежного хита было практически невозможно, поэтому мы записывали то, что слышали при многократном прослушивании русскими буквами, а я, как вокалист, учил эту белиберду наизусть. В то время знатоков английского языка, во всяком случае среди нашей аудитории, было не так уж и много, поэтому все, как правило, проходило “на ура”. Но бывало (об этом я расскажу ниже отдельно), что возникали и курьезные ситуации. Были, конечно, в нашем репертуаре композиции, оригинальный текст для которых удавалось найти, но откуда было взять произношение?

Конечно же мы исполняли и патриотические песни, если это соответствовало обстановке. Например, на одном из академических концертов, посвященных годовщине Победы в ВОВ, по предложению Германа Николаевича, мы спели довольно редко исполняемую песню братьев Покрасс “Казаки в Берлине”:

По берлинской мостовой

Кони шли на водопой,

Шли, потряхивая гривой,

Кони-дончаки.

Распевает верховой:

«Эх, ребята, не впервой

Нам поить коней казацких

Из чужой реки…»

Припев:

Казаки, казаки,

Едут, едут по Берлину

Наши казаки.

Еще мы с большим удовольствием исполняли русскую народную песню “Ой, да не вечер”, причем а капелла. Это сейчас ее знает, наверное, каждый, а в 1974 г. её исполняла, наверное, только Жанна Бичевская и мы.

Рок и античность

Как я уже сообщал, аппаратура и инструменты у нас были достаточно скромные и хотелось поиметь что-то помощнее и получше. Но денег на это не было, поскольку играли мы без оплаты, а Академия выделить средства, как нам говорили, не могла. И вот однажды нам в голову пришла шальная мысль.

В музыкальной комнате в углу стояла женская мраморная статуя, на основании которой была выбита фамилия скульптора - Giovanni Bastianini (Джованни Бастианини, 17.09.1830 – 29.06.1868). Чудом ее фотография, хоть и в плохом качестве, у меня сохранилась. Интуитивно мы чувствовали, что статуя – цены немеряной, учитывая материал и возраст более 100 лет.

Фото скульптуры Giovanni Bastianini.

Только при написании данного материала я узнал, что Джованни Бастианини – итальянский скульптор, известный своими произведениями в историческом стиле, многие из которых выдавались за произведения эпохи Возрождения.

Как в любом армейском помещении, у нас в музыкальной комнате была табличка с описью имущества. Так вот, данной скульптуры в описи не было. Родилась бредовая идея: официально продать эту скульптуру, а на вырученные деньги купить аппаратуру. Вернувшись из летнего отпуска, мы обнаружили, что скульптуры в музыкальной комнате уже нет, а новой аппаратуры, естественно, не прибавилось.

Отношение командиров

Герман Николаевич пользовался заслуженным уважением высшего командования Академии. Когда предстояло наше выступление вне Академии он просто докладывал руководству политотдела, после чего начальникам наших курсов поступало указание выписать перечисленным курсантам увольнительные для обеспечения мероприятий в интересах Академии, даже если увольнения были временно запрещены. Это как раз те моральные блага, о которых я упоминал выше. А играли мы на выезде много.
Не знаю, как к этому относились начальники курсов Юры Иванова и Андрея Бельдюшкина, но наш начальник курса, полковник Рощин Николай Федорович, чуть ли не зубами скрипел. Бывало, остановится перед строем напротив меня, затрясет головой и заревет: “Ну что, Швыркин, опять едешь на “дуде” играть?”. Почему на “дуде” я никогда не понимал, а спросить, наверное, стеснялся. Откуда такая нелюбовь к музыке?

А вот курсовому офицеру, капитану Володе Голубеву, наша деятельность нравилась. Он и в казарме частенько просил нас поиграть, и на танцы, где мы выступали, неоднократно приезжал.

Гастроли

Герман Николаевич не выполнял роль нашего художественного руководителя. Он не вмешивался в наш репертуар. Лишь изредка заходил в музыкальную комнату во время репетиций, узнать, как дела, немного послушать, покурить и поговорить.
Скорее он был нашим импресарио. В том смысле, что почти все выступления, за редким исключением, планировал он и сообщал, что тогда-то и там-то мы играем.
 
В основном точки, где мы играли, были стабильны:

- на танцах в Академии и в Центральном Доме Советской Армии;

- в Министерстве нефтяной и химической промышленности СССР;

- в Министерствах сельского хозяйства СССР и РСФСР;

- на банкетах в издательстве “Прогресс”, которое специализировалось на выпуске переводной гуманитарной и художественной литературы;

- на свадьбах друзей и знакомых.

Больше всего мы любили играть в издательстве “Прогресс”, где нас встречали особенно тепло. Создавалось впечатление, что Герман Николаевич был там своим человеком. Ходили слухи, что в издательстве работала его жена. Ни подтвердить, ни опровергнуть этого я не могу. Обычно рядом с банкетным залом для нас выделялась отдельная комната (для перерыва) со столом, накрытым точно также, как и банкетный. В открытых бутылках из-под минеральной воды можно было обнаружить и водку. Скажу абсолютно честно, мы, конечно, прикладывались, но никогда не злоупотребляли: слишком велика была ответственность, да и водку мы в то время почти не пили, популярнее был портвешок и пиво.

Именно с издательством “Прогресс” был связан самый курьезный случай.
Где-то перед обедом Охотников связался со мной и сообщил, что вечером нам предстоит выступление в издательстве “Прогресс”, чтобы мы подготовили инструменты и аппаратуру для загрузки в машину, и что он будет ждать нас на месте. Даже на переодевание в гражданскую форму времени у нас не было. Ближе к вечеру мы загрузились в академическую машину и выехали из Академии. Ехали недолго. Выйдя из машины, я увидел стоящего в дверях Германа Николаевича, а то, что я увидел над его головой, повергло меня в состояние, близкое к обмороку. А увидел я роскошную табличку МХАТ (что в Камергерском переулке).

“Так мы что, во МХАТе играть будем?” – я явно струхнул.

“А что тебя смущает?” – невозмутимо спросил Охотников. “Заносите и подключайте аппаратуру”.

Аппаратуру мы установили в большом фойе перед входом в зрительный зал, настроили гитары, стали ждать. Мандраж вроде бы поутих. Но тут вдруг в фойе стали входить официанты с подносами, уставленными бокалами шампанского. Мандраж восстановился с новой силой. А когда двери зала открылись и из них стали выходить мужчины во фраках и женщины в вечерних платьях и бриллиантах наше состояние приблизилось к обморочному. Вся эта толпа дефилировала по фойе, разбирая шампанское с подносов, с интересом разглядывая нашу курсантскую форму, разговаривая на разных языках: английском, немецком и многих других. Когда я представил, что мне придется петь для них на моем “чистом” английском языке, мне стало плохо. Уже потом мы узнали, что это издательство “Прогресс” устроило прием для своих зарубежных партнеров.
Мы, воспользовавшись паузой, рванули за перегородку и врезали по стакану портвейна для снятия мандража и стресса, после чего я начал спорить с Андреем Бельдюшкиным, кому из нас первому начинать петь. Я просил начать его, а он ссылался, на то, что по списку первым пою я. Переубедить его мне так и не удалось.

Мы вышли из-за перегородки, разобрали инструменты и я, сгорая от стыда и уткнувшись взглядом в пол, запел. Через какое-то время я заставил себя обратить взор на присутствующих в фойе. Каково же было мое изумление, когда я увидел чуть ли не полную площадку танцующих. Видя ситуацию, после меня бодро запел и Андрей Бельдюшкин. В общем, прием прошел хорошо: иностранная публика танцевала и веселилась, разглядывая нашу армейскую форму, воспринимая ее, видимо, как сценический образ.

Только потом я понял причину нашего “сокрушительного непровала”: играли мы вполне прилично, а на каком языке пели, никто, видимо, просто не понял. Скорее всего, немцы думали, что мы поем по-английски, англичане – что на каком-то другом языке и т.п.

После этого выступления я обнаглел настолько, что готов был спеть любую песню на английском, даже близко не зная текста, лишь бы ее могли сыграть ребята. Однажды в ЦДСА я попался на этом. После исполнения очередной композиции ко мне подошла девушка и удивленно заявила: “Я знаю эту песню, и там другие слова!”. Я что-то уверенно соврал про первую версию песни и убежал на сцену петь очередной хит.

В декабре 1976 года наша группа завоевала Диплом I степени на смотре художественного творчества Ракетных войск, посвященному XXV съезду КПСС и 60-летию Великого Октября. В дипломе было написано:

                НАГРАЖДАЕТСЯ
                инструментальный ансамбль (руководитель Швыркин И.Н.)
                лауреат смотра художественного творчества
                Ракетных войск
   
                Член Военного Совета -
                начальник Политического управления
                Ракетных войск

                генерал-полковник

                П. Горчаков

Помню, что перед комиссией мы спели две песни:

- одну патриотическую;
- вторую - из репертуара группы Slade.

Перед исполнением второй песни я сообщил членам комиссии, что она посвящается рабочим-шахтерам Южного Уэльса Великобритании - борцам  за свои гражданские права. Наглость, конечно, редкостная, но... прокатило!

La commedia e finita

В 1977 году из Академии выпустились Андрей Бельдюшкин и Юра Иванов. Это была, конечно, сокрушительная потеря для группы. Для остальных участников впереди были написание и защита диплома. Мы, скрепя сердце, приняли решение о завершении нашей деятельности.

Потом, еще очень много-много лет я стоял с микрофоном на сцене вместе с дорогими моему сердцу друзьями по группе, выслушивая аплодисменты довольной публики, как в хорошем фильме… Но это было уже только во снах!

Роли исполняли

Охотников Герман Николаевич (руководитель группы) – доктор технических наук, профессор, Заслуженный деятель науки и техники РФ. Почетный профессор Военной академии им. Ф.Э. Дзержинского, Действительный член Международной академии информатизации. Ушел из жизни 15.12.2007 г.

Володя Габрусев (соло-гитара) – в последние годы проходил службу в Монино в Академии ВВС им. Гагарина. Ушел из жизни совсем молодым уже очень давно.

Игорь Хоруженко (бас-гитара) – жив и здоров, все свободное время посвящает воспитанию внуков.

Валера Кузнецов (ударные) – доктор технических наук, профессор, до сих пор занимается научной деятельностью, член ВАК.

Игорь Швыркин (ритм-гитара, вокал) – кандидат технических наук, окончил службу в должности старшего преподавателя кафедры 25, в качестве хобби создает электрогитары.

Андрей Бельдюшкин (супер-вокал) – служил в КЭС МО. Следы потеряны.

Юра Иванов (супер-клавишные) – уволился из армии через несколько лет после выпуска из Академии. Следы потеряны.

[1]. Два столетия в строю. Военно-исторический труд к 200-летию в прошлом артиллерийской, ныне ракетной орденов Ленина, Октябрьской Революции и Суворова академии имени Петра Великого. Москва, «Перо», 2018 г.
 
Автор: Швыркин Игорь Николаевич

shvyrkin@yandex.ru