Слона великая печаль

Слон пошёл в достойных предков –
В родословной ни пятна,
Все благославляли память
Отца-матери Слона.
Он держался правил строгих –
Не высмеивал убогих,
Благороден был и горд,
И правдив, и в слове твёрд.
А известно, что от века
Эти славные черты
Требуют, чтоб окруженье
Не теряло чистоты...

Время мудрости настало –
Пятьдесят Слону уже,
Не уменьшилось, однако
Доброты в его душе;
Многие беспечно спали
На ушах у добряка...
Да с недавних пор пристала
К благодушному тоска.
Развелось уж больно много
Беспардонных прилипал,
Их хребет Слона широкий
Их ораве тесен стал.
Тяжести горы огромной
Ноша горькая равна,
Велико слоновье бремя,
Велика печаль Слона.
Незадачею своею
Тяготился бедный Слон
И в раздумьях невеселых
К озеру спустился он.
О годах учебы вспомнил,
О сокурснике-Уже
И вздохнул бедняга громко:
- Сколько лет прошло уже!
Слон учёбой отличался,
Хитроумьем – скользкий Уж
И тайком чужим успехам
Он завидовал к тому ж.
А Слону и невдогадку,
Благородная душа,
Он поддерживал, как друга,
Злопыхателя - Ужа,
Щедро знаньями делился,
Ни крупицы не храня,
И устроил на работу
Под началом у Коня.
Тут зазнался проходимец –
В руки золото текло,
От Слона, взбесившись с жиру,
Стал отмахиваться зло.
Зваться беком родовитым
Стало нравиться Ужу,
Я и знаньями своими,
Дескать, всех превосхожу.
Сей профессор кислых щей
И простых не знал вещей,
А возьми, да и нарвись
На задиристую Рысь,
Попытался взять на пушку –
Рысь его отшила: - Брысь!
А поскольку не унялся,
Так уделала Ужа,
Что обделался мерзавец,
Извиваясь и визжа.
С фонарями под глазами
Он божился: - Засужу!
И пятьсот «зелёных» штрафа
Удалось взыскать Ужу...
Тяжелей горы поклажа –
Прогибается спина,
Иссякают силы даже
У могучего Слона.
Он подумал о Драконе,
С кем дружили много лет,
Да и оба появились
В один год на этот свет.
Лучшие, пожалуй, годы - 
С двадцати до сорока –
Все удачи и невзгоды
Разделяли два дружка.
Время шло, всё ниже падал
Неустойчивый Дракон –
Ложь и похоть одолели,
И порвал с Драконом Слон.
А ловкач не унимался,
Положив однажды глаз
На Сороку - секретаршу,
Он заладил, выбрав час:
- Всё, что я искал на свете,
Мне открылось сразу в Вас.
Мне так грустно, одиноко…
И лукавая Сорока,
Чей наряд места срамные
Прикрывал едва-едва,
Без труда нашла такие
«Задушевные» слова:
- Ой, как Вы, мой прежний милый
Был романтик и поэт…
Так Дракон с Сорокой спелись,
Так скрепился их дуэт…
Почему-то Крокодила
Вспомнил Слон и сам не рад –
Синеглазый тот верзила
Козырял дипломом, гад!
(Каждый раз, когда подонка
Вспоминал невольно Слон,
Собственное миролюбье
Забывал, вскипая, он.)
Мордой смахивал на Лиса
Хитроумный Крокодил,
Этот циник похотливый
Самых ближних не щадил.
В круг его друзей входили
Гусь и Сом, Бобер и Кит,
Он же ладился к их женам,
Позабыв и честь, и стыд.
А своей супругой - Уткой
Помыкал вовсю злодей,
Прозябать её оставил
И полдюжины детей.
Эти скрытые фортели
Выдал сам по пьянке он.
Плюнул в морду Крокодилу
И ушёл в досаде Слон...
...Вновь поник в глубокой скорби
Самый добрый великан,
Чей корабль, как говорится,
Погрузился в океан.

Рас корячась прохлаждался,
Мелководье выбрав, Квак
И, сочувственно вздыхая,
Он Слону заметил так:
- Ну, зачем тебе всё это
Близко к сердцу принимать?
Береги здоровье, братец,
И наплюй на эту рать.
Слон задумчиво ответил:
- Ты не прав, подумай, Квак,
Равнодушье хуже смерти,
Знак его – недобрый знак.
Так прочувствованно это
Произнёс печальный Слон,
Что пробились чувства Квака,
Словно воды – сквозь заслон.
Квак воскликнул: - Двадцать лет
Маюсь я – корреспондент!
Не хвалю былые годы,
Но в последние я сам
В джунглях повидал такое,
Что не верилось глазам,
И, как свечка от огня,
Тает сердце у меня.
Смотришь – Курица газету
Учредила и пошла
Рассуждать о пилотаже,
Нагло вытеснив Орла.
Не имеющий понятья
О законах и судах.
Юридической газетой
Заправляет, вертопрах!
Выскочке, дремучий неуч
Поучать других готов,
А иной редактор главный
Так и вовсе безголов.
Не об этих охломонах
Безголовых говорю.
Об ослах неугомонных,
Жрать здоровых говорю.
Страшно и сказать, что эти
Вытворяют, Боже мой!
У незрячего коняги
И кузнец, как он, слепой.
Набирают в штат они
Тех, кто духом им сродни.
Бесталанных вертихвосток
С парфюмерной красотой,
Журналистика, газета –
Для профанов звук пустой.
Нет призванья – и не надо,
Нет пера – и так сойдёт,
Только бы вихляла задом,
Мазала помадой рот.
Да использовала чары
И податливость свою,
Выбирая пожирнее
Сазанов для интервью,
Чтоб иметь навар погуще…
Прут такие, как грибы,
Нет ни у кого, пожалуй,
Горше, чем моей, судьбы.
Никогда бы не подумал,
Что так крепко припечёт,
Я дошёл до крайней точки
И с работы взял расчёт.
За профессию обидно
И сегодня не смотри,
Что снаружи улыбаюсь,
Кровью плачу изнутри.
И вода теперь меня
Не спасает от огня...

Слон не знал, куда податься,
В голове – переполох,
Сколько же, о Боже правый,
В джунглях развелось пройдох! 
Тяжести горы огромной
Эта тягота равна,
Стало бремя неподъёмных
И для мощного Слона.