Lucky 08 Porno Cafe

- Однажды Петерсон проснулся, посасывая ***, - смеялся Трэшер, прикрываясь от ливня вещмешочком.

- ****ый рот! - огрызался Петерсон и пил дождевую воду, ведь против ливня он был бессилен. - Всю жизнь ощущал себя настоящим, считал всё достигнутое плодом духовных мучений, а теперь - на, ёбаный рот! - ты не человек! и мозги твои клепают сраные вьетнамцы в кирпичном сортире...

- Всю жизнь - это сколько? Три месяца? - Трэшер перебегал от укрытия к укрытию: то под один редкий козырёк у подъезда или магазина, то под второй, однако деревьев сторонился и старался держаться тёмных закоулков. - Не плачь, Маруся, ты соображаешь не намного хуже среднего диванного ****юка. Мне без разницы, человек ты или нет, пока мыслишь со мной в одном русле. Это как с пидарасами: пока они не лезут в мою жопу - я с ними здраво беседую. Ты хочешь поквитаться с цэрэушником за свою поганую жизнишку - я тебе этот праздник устрою, - хипарь поправил двустволку Моисея под грязным тряпьём, снятым с босяцкого трупа, - потому что эту историю нужно закончить натуральной кровью, а не синтетической. Устраню информационного посредника, - а вдруг это какой-нибудь Петреус, или, прости Господи, Бёрнс, - а там концы в болото Триморска, и никакая мразь не достанет. Это уже потом тебя на микросхемы продать можно, когда поуляжется. Ты ж не против?

Голова проглотила воду, и та с омерзительным бульканьем вылилась из горла. Глубоко вверху треснула гроза, озарив чахлые, разбитые временем подворотни, и казалось, будто дождь не только льёт с неба, но струится из трещин в асфальте, из швов панельных пятиэтажек, между брёвен домов и сквозь штакетник заборов.

 - Так а Яна, ты говорил, в куски, да? - с сожалением вопрошал Петерсон. - Может... вернёмся?

- Яна-Яна, до свиданья! - не без сарказма пропел Трэшер.

- До свиданья, - согласился Петерсон и хлюпнул носом.

Хипарь шлёпал по лужам худыми косорылыми башмаками - он быстро двигался в сторону серого двуэтажного кондоминиума, обнесённого высоким кованым забором из дорогих металлических вензелей. Над калиткой болталась вывеска - "Крынiца".

- Не нервничай, Петруха. Щас пивка жахнем - я думаю, тут есть некоторое пивко, - и всё порешаем. Насадим твою бошку на какого-нибудь петроида с завода: тут, в принципе, не далеко, а нитка с иголкой у нас есть. Правда... пивко тебе пить бессмысленно... Зато, я всё ещё твой законный муж, так что это... Кокс ещё маленько действует. Можем порезвиться.

- Стоять на месте, уроды, - неумело скомандовал чей-то молодцеватый голосишко из неосвещённого угла. - Руки вверх! Бросай голову!

Сквозь дождевую завесу Трэшер увидел мужика в чёрной от воды тюремной телогрейке. Кажется, именно он помогал старику влачить святого к столпотворению нищих перед побоищем. В руках субъект держал АК-1024 - очевидно, отбитый у служителей закона. "Такая игрушка начисто снесёт любой череп из доступных в рамках одного выстрела", - подумал хипарь, прикидывая, успеет ли он выхватить двустволку и дать залп. Шансов не было.

- Голову, говорю, бросай! - прокричал Максимка, удерживая на мушке хипарские башмаки, но внезапно щёлкнул затвором и нацелился Трэшеру в лицо. - А и ладно, я тебя просто хлопну. Так, Степаныч?

Из темноты показался силуэт военного в берете - кажется, это был тот самый уборотень, угрожавший расправой Моисею.

- Вали засранца, - сказал уборотень. - Это он созвал фашистов к павильонам. Такой бизнес загубили...

- Это не я! - вознегодовал хипарь, готовый бросить голову Петерсона кому угодно, лишь бы остаться невредимым. - Мне вообще насрать на ваши дела!

- Ты, не ты... Петроидов не вернуть, - сказал уборотень. - Всех покромсали, из всех мозги повытягивали, черти. Стреляй, undead, чего ждёшь?

Трэшер выронил тихое "прости" и швырнул головой Петерсона в Максимку. Голова пролетела мимо и укатилась в промозглую чернь улицы, откуда донеслись недовольные подростковые возгласы. Уборотень бросился следом за головой. Максимка проводил того взглядом, и хватило мгновения, чтобы Трэшер выхватил ружьё и сделал двойной залп. Обезглавленный Максимка рухнул в поток очервлённой воды. Недовольные возгласы приблизились.

- Э, чё тут шаришься, ***ло военное? - донеслось из темноты. Вспышка молнии осветила десяток подростков, окруживших уборотня. - Что это у тебя? Да это голова! Опять произвол! Самосуд! - слышались голоса. - Так это ж петроида голова! Ты охуел, пидрильник?! Охуел петроидов мочить? Киберпорнуха не нравится?! Вали его, пацаны! Хлобучь его! Хуярь!..

Сквозь глумливое шипение ливня сочились частые глухие удары. Трэшер попытался различить впотьмах какое-нибудь укрытие, чтобы переждать атаку шпаны, да не успел: в затылок его уткнулось очередное дуло винтовки.

"Сколько можно?" - подумал про себя Трэшер. То же подумал и читатель. То же подумал и Трэшер-читатель, и читатель-Петерсон, а быть может и Рудько, до которого мы ещё не добрались.

- Ружьё на землю, мордой в пол! - утвердил стоявший позади очередной уборотень.

Ливень стихал. Вода перестала струиться по лицу. Удары из тьмы звучали громче, отчётливее, а в голову целился разрывной - всё это заставляло Трэшера соображать с той силой, будто он натощак проглотил ведро баклофену.

"Молодой уборотень, неопытный, - решил про себя хипарь, опускаясь на колени, - матёрый сперва кусает. Есть шанс договориться."

Какие аргументы мог придумать холотропный разум хипаря, несколько ночей не спавшего, обессилевшего от нескончаемого нервозного экшена, да ещё в столь щекотливой ситуации? Блеснувшая молния вновь изобразила толпу подростков вниз по улице. Они молотили по лежачему кто чем мог. "Завалили волчару? - размышлял хипарь. - Вряд ли. Через час подымется, а то и раньше. И какая разница? Договариваться нужно с молодым."

Удары сошли на нет. Сквозь пелену тьмы показались подростки - это были типичные мажоры в разноцветных модных шмотках из натурального сырья отменного качества. На макушке самого рослого мажора плотно сидел берет уборотня. Рука другого заботливо поглаживала голову Петерсона, будто это была и не голова вовсе, а породистый кот заморского образца. Петерсон что-то тихо побубнивал.

Подросток в берете подошёл ближе.

- Пшол нахуй отсюда, тройной пидарас! - выкрикнул он с агрессией, присущей только молодому и далеко не самому умному ценителю пацанских пабликов нижнего интернета.

Трэшер хотел встать и уйти, но быстро смекнул, что адресат послания стоял над ним с оружием. Очевидно, адресат и впрямь был неопытным, так как живо оставил Трэшера наедине с толпой и скрылся в ночи.

- Отдайте меня этому волосатому, - сказал Петерсон.

Мажоры подняли Трэшера из лужи, вложили в его руку говорящую голову, пожали другую.

- Не дают пивка залить спокойно, пидоры, - говорил рослый мажор, пристально глядя Трэшеру в лицо. - Только не на тех нарвались. Теперь мы знаем, как таким жопу рвать. Уже восьмой план практикуем: выходим за грань. Про план слышали?

Трэшер лишь кивнул, как сконфуженный сельский лох.

- Петроид сказал - в кафе идёте, - продолжал подросток. - Мы в нём часто прибухиваем, только последние два дня там какой-то виповый чмырь тусуется: самых топовых шмар отжал, пидрильник. Шоу там у него какое-то. Какой-то пенетратор. Без толку соваться - не пустят. Ждём вот, когда отвалиться, чмырь. Можете с нами пока затусить - петроида уважаем, в обиду не дадим. Да и этот, который свинтил, вернётся с подмогой. С нами безопаснее.

- Спасибо, парни, но нет, - произнёс Петерсон. - Нам нужно с этим чмырём поговорить.

- Завалить нам его нужно, - сердито проговорил Трэшер. - Пацаны, давай завалим урода, я вам пивчаги поставлю!

- Ты чё, ёбнулся? - засмеялся рослый. - Нам тут жить, бухать, шмар ****ь... Нас Михалевгенич на порог не пустит, если мы будем клиентов мочить, тем более виповых. Да и охрана там приличная. Не, мужики, нам не по пути.

Мажоры пожали руку Трэшера ещё раз и удалились.

- Как же, выходят они за грань, - злился Трэшер. - Ссыкуны мамкины, шмар они собрались ****ь... Нет рядом Визора, он бы им объяснил, что почём. Да и в рот их. Нужно действовать быстро. Это кафе явно крышуют уборотни. Не удивлюсь, если и охрана - нелюди. И тот, которого шпана пришила, как пить дать очнётся, это я уверен на всю сотню. Есть дельная мысль, но тебе придётся пойти одному.

- Как это "пойти"? - возмутился Петерсон.

Трэшер не ответил. Он нащупал на земле вещмешочек, поднял с Максимкиного тела винтовку, спрятал её в лохмотья и зашагал до калитки, над коей болталась вывеска "Крынiца". Нажал на кнопку интеркоммуникатора. Из динамика донёсся хриплый голос:

- До завтра закрыто.

- Это курьер, - уверенно произнёс Трэшер. - Воины света обезглавили старого курьера, но нашим удалось перехватить информационный носитель, так что все данные в целости.

Раздался щелчок. Калитка отворилась, на  крыльце кондоминиума появился человек с головой, напоминавшей головизну Шрека, насаженную на обыкновенный мужской торс - настолько большой казался этот кочан в сравнении с телом. Торс, впрочем, был неплохо подкачан, однако размеры черепа нивелировали все впечатления от мускул. Когда человек подошёл ближе, Трэшер узнал в нём хозяина заведения - того самого Михалевгенича, съехавшего в Бобруйск после некоего трагического инцидента в его загородной усадьбе. О произошедшем распространялись неохотно, мало кто знал, что стряслось на самом деле. Говаривали, кто-то вырезал толпу его клиентов, отмечавших новогодние праздники, а затем зверски покромсал его детей. Только помнил Трэшер несколько другого Михалевгенича - высокого, несказанно брюхастого и на одну ногу хромого. Теперь же привычный толстый шарабан венчал собою стройное молодое тело. На кряжистой шее виднелся едва заметный шов.

- Так, давай сюда носитель и убирайся, чтоб никто не видел, - сказал Михалевгенич, отнял у Трэшера Петрухину голову и намертво затворил калитку.

Трэшер остался один. "Кругом волки, - думал он, разглядывая кованую изгородь, - значит действовать нужно тихо и чисто. Жаль, не забрали масксеть... Придётся импровизировать."

В это время Михалевгенич поднимался на второй этаж кондоминиума, насвистывая русский народный шансон. Стены резного дерева лучились роскошью, пахли свежим лаком и внушали уют совершенного богатства. Половица поскрипывала под молодцеватой поступью хозяина, и звучал этот скрип дорого. Поднявшись, Михалевгенич направился прямо по коридору, минуя распахнутые двери номеров, и в этих небольших комнатках Петерсон видел кровати и хрустальные столики с меню, и несло из номеров мочой и смазкой, и от уюта мигом не осталось и тени. Хозяин двигался к торцевой двери с римским номером CCXIX, за коей, судя по звукам, происходила невиданная вакханалия.

Михалевгенич отпер дверь. Помещение казалось весьма просторным, свет был приглушён, окна - занавешены. Центр занимала площадка из плотного прозрачного стекла, и напоминала она большой низкий стол, по краям коего стояли бутылки и различная снедь, а в центре крутились голые люди: обдолбанные женщины с пристёгнутыми дильдо и неописуемо жирный неуклюжий мужик с маленькой относительно тела головой. Стол окружал один сплошной диван, забросанный бумажными салфетками и женским исподним, усыпанный героином и местами изрядно заблёванный. Запах стоял предельно колхозный, даже скотский. Из динамиков наяривал Джонни Кэш.

Хозяин подошёл к совершенно голому и, по всей видимости, неадекватному старперу, обжимавшему двух малолетних красавиц.

- Смотрите, что принёс, - рассмеялся Михалевгенич.

- Злostного наyobщика, - просмеялся в ответ старпер. - Откуда ты взиallся, mothafucka? - спросил он Петерсона и внезапно вскочил на ноги. - Йа ждал тебя здес three дниа! Уже hotelи нового кур'era снариадить, but it's too late! Заводу крышка! Petroids уништожьены какими-то mothafucka'ми! Остаloss только до смиерти наpizzа; не прьедставлиаю, что со мной sдьелает начальство...

Помедлив, старпер хватанул голову Петерсона за волосы и принялся охаживать ею стеклянный стол, голых барышень, и даже единожды огрел Михалевгенича, вероятно утратив последние крупицы здравомыслия, - как вдруг схватился за сердце и рухнул на диван с пеной у рта. Девицы подняли визг. Хозяин кафе бросился за доктором.

- Унесите меня скорей отсюдова! - кричал разбитый вдребезги Петерсон, однако никто помочь не решался. Какая-то особенно хамская дама влупила по петроиду ногой, и голова загремела в объятия жирного неуклюжего мужика, минуту назад изображавшего эротический танец в центре подиума.

- Сука, это самое, - сказал мужик, пуская слезу правым глазом.

- Ру... - Петерсон задвигал ушами. - Рудько?

- Сука, бля, это самое, - ругался Рудько, глядя петроиду в разбитую физию. - Накой хер я вас встретил вчера утром? Сбился с пути, попал не пойми куда, наобещали с три корыта, бошку отрезали... Сказали, мол, будешь косплеить Христа. А теперь в задницу дерут, и не кто-нибудь, а какие-то подзаборные про****и!

- Трансплантация головы! - удивился Петерсон и тотчас уверовал в личное благополучие. - Поздравляю...

Однако Рудько не верил в благополучие Петерсона.

- Сука, бля, открывай рот! Я тя щас поздравлю как следует, как в твоей этой порнухе, с заглотом!

В дверь вломились Михалевгенич и старый хрыч в стерильном халате и небольшим саквояжиком в руках - номенклатурный доктор заведения. Рудько спрятал голову Петерсона за спину.

- Все на выход, - выразил хрыч спокойным тоном. - И вы, Михалевгенич, не исключение. Все-все. И отключите пожалуйста музыку. Как у вас тут жарко... Жарко и... воздух какой-то спёртый. Нужно проветрить помещение. Нужно спокойствие, уверенность и знания, - кончил доктор и навис над старпером. Михалевгенич распахнул центральное окно и заглушил Кэша, однако удаляться не спешил, как и все остальные гости мероприятия. Доктор измерил обморочному пульс, достал из саквояжика пузырёк, полулитровый кондитерский шприц, заполнил шприц серебристым порошком и впрыснул этот порошок старперу в нос. Бедолага пришёл в сознание.

- Я что вам говорю? - обратился доктор к гостям. - Оставьте больного в покое, по крайней мере - на полчаса. Пока порошок не подействует.

Гости начали медленно вываливаться из комнаты. Замыкал труппу Рудько, не соизволивший примостить голову петроида куда-нибудь поглубже, чтоб не заметили. На том и попался:

- Hey, Jazzus Christ, tы это куdа petroid'а тастшчишь? - слабо выговорил старпер, пытаясь податься вперёд. - Отdie наzад, иnutче мозgee выsheboo...

Рудько повиновался. Голова петроида легла на колени больного. Доктор хотел было выйти вслед за всеми, но старпер взял его за руку:

- Professor, останьtes, - сказал он. - Вы менya выручаетье второй raz за сутки. Выпьем nabrudershaft...

- Я, как профессор идиосинкразийного вуайеризма, категорически запрещаю вам потреблять спиртное. По крайней мере, сегодня. Забудьте про первач, и про свою любимую текилу. Давайте лучше коксика занюхнём.

И доктор захихикал тонким медицинским смехом, готовым пройти сквозь игольный канал без усилий.

- Cocksick - это хоrushо, - ответил больной. - Но не надолgо. Весь plan рухnull. Мне коnец, - старпер потряс коленями и Петерсон задёргался в такт, подкатываясь ближе к груди и не имея возможности остановиться. - Мы five years спонсиrawали производство petroid'ов, и так беthдарно всё просраllи, за какуйу-то ноchь.

- Неужели вы производили этих ваших петроидов только у нас, в Бобруйске? - недоверчиво спросил доктор.

- Local point in the middle of nowhere. Это был idealьный warиант усillить влийание мирового каpitала и liberальной поwestки в странах bliжнего восtока, в частности - надлоmeetь reactционную сущность роssийского mentalитета и приwittь всему postсовиетскому народу udoбные длиа наshего government ценности.

- Чем? Порнухой? - заговорил Петерсон.

- Мallчи, членоsos, - огрызнулся старпер. - Тебиа заprogrammировали приnestи данные для моего government, но тьеперь oni бесpoleзны. А я, похоже, tруп.


- Ничего страшного, - сказал доктор. - У вас явно есть страховка, акции и прочие обходные пути. Да и в таком бизнесе восстановление потерь - лишь формальность. Напечатаете пару лишних триллионов, наконец, мне ли вам это говорить.

- Как вы можете одобрять это дерьмо? - спросил Петерсон у доктора.

- Милый мой, - начал профессор, - вы слишком далеки от жизни даже маломальского обывателя. Вы - робот, хоть и с каким-никаким подобием самосознания. Общался с вашим братом, вернее, сёстрами: у Соколовского здесь тоже пара гиноидов имеется. Хорошие женщины, даже лечиться после них не нужно. У порно есть плюсы. Создание роботов для съёмок - ещё одно техно-достижение человеческого разума, жаждущего клубнички. Вы не помните, но видеомагнитофоны покупались в первую очередь не ради Шварценеггера, и 5G стала возможна во многом благодаря стремлению человека созерцать этакий своеобразный let me see you stripped, ведь многие хотят видеть интимную область чужих жизней и при помощи этого удовлетворять одну из первичных потребностей. И возникновение петроида с действительно живым мозгом, пусть по началу и для производства секс-контента, - очень круто для дня завтрашнего, когда потребуются умные роботы для опасного или вредного труда и разного рода экспериментов. И для порно-индустрии это так же шаг вперёд, ведь человеческая сущность имеет запросы к морали и ответственности, пока общество окончательно не развращено. Большой процент акторов рефлексируют, садятся на бутылку или иглу, медленно деградируют и погибают. В первую очередь - женщины. При том, что люди смотрят порно фрагментарно - контента нужно очень много, нужно снимать множество сцен с одним актором в день (и чем больше таких акторов - тем лучше для бизнеса), и даже мужики не всегда переносят это физически, ведь нужно перманентно колоть в яйца, что грозит разного рода побочками. Причём один усреднённый по всем параметрам мужик, сношающий вообще всех женщин, воспринимается мужскими кругами вполне адекватно, зато женщин должно быть много и разных. Поэтому петроиды-мужики, насколько я знаю, выглядят одинаково, а гиноиды - поголовно различны, хотя не в этом суть. Суть в моральном праве гражданина своей страны подрочить на видео с чужой женщиной. Даже я в свои годы иногда передёргиваю - понимаете, милый мой, жена померла два года назад. Имею я право стать цифросексуалом, если нет желания предавать память о живом человеке? Имеет ли право индивид с низкой самооценкой, у которого отродясь не было денег на проститутку, изливать из себя напряжение? Иное дело, что мировая экономическая модель побуждает низшие классы зарабатывать очком. Об этом грезят все, у кого чувство ответственности перед обществом выкрали инфоцигане и защитники частной собственности. Ебись и ни о чём не думай - за тебя всё порешает рыночек. Порешает и тебя, и будущее денег, которые могли бы пойти на лечение твоих детей, но уйдут в оффшор - в карманы приматов, которым наплевать на всё, кроме прибыли. Твои нищие больные дети существуют ровно для одного - ****ься в очко и ни о чём не думать. Социальное равенство? Какая, простите, ***ня... Бесплатное образование и достаточный для саморазвития ресурс? Первый раз слышу.  Доходит до того, что больше и больше молодых людей решительно берут на себя ответственность за свою жизнь и за жизнь партнёра - отказываются от семьи, осознав простую истину: либо жена съедет, постигнув твою невыгодность (и это обесценит годы совместной жизни), либо ребёнок вырастет таким же как ты - люмпеном без хорошего образования, связей, возможностей, - без будущего. И они гоняют. Потому как при капитализме трудно быть уверенным даже за свою жалкую жизнишку. Здесь хорошо себя чувствуют либо фамилии самых ушлых, либо дети обеспеченных. Соколовский - ушлый тип, и его вполне устраивает капитализм, ведь без ответственности за моральную точку вопроса можно заработать на всём. Что говорить, он здесь натуральных рабов держит. То же справедливо и для порно-индустрии. Она делает рабов из униженных и оскорблённых и несёт сверхприбыли меркантильной верхушке, не имеющей чувства внутреннего тормоза. Я, в целом, не против порно. Я не одобряю экономическую систему, превратившую порно в средство угнетения и контроля, о котором говорит мистер Армстронг.

- Да tы не вуайериzма профеssор, - сказал старпер. - Ты dollбоебизма профеssор. Мы в CIA разраbotали idealьный plan, надиожный, bljad, kak sovietские часы, ещё во вremена Guyдаровских rеform это с Yelltsиным оbсуждaли, stollko money wgrohaly, etot plan ne mojet bytь hujnyoy, ya utverjdayu! Capitalism will rule the whole World forever and ever, fuckin' fags!..

Петерсон куснул старпера в промежность. Старпер взвыл, проклиная петроида языком предков, затем со всей силы шибанул дерзкую голову, и та вылетела в распахнутое настежь окно.

Трэшер стоял на коленях и прослушивал помещения кустарным способом: прислонив к стене телескопический стаканчик и ткнувшись ухом в его днище. "Ничего не слышно, - безмолвно возмущался хипарь, - повымирали там все, что ли?" Вдруг рядом с Трэшером что-то упало. Прокатилось по газону, испустило из себя мат, принялось грызть зубами землю. Трэшер сплюнул с досады:

- Я тут тропы разведываю, датчики движения демонтирую, камеры слежения деактивирую, а этот идиот мне всё портит.

- Убираемся отсюда, - проговорил Петерсон, дыша землёй. - Валим нахер, тут всё супротив нас. Даже Рудько.

- Рудько? - изумился Трэшер. - А он здесь каким боком?

И пока приятели выбирались со двора порно-кафе, Петерсон рассказал всё, что запомнил из невнятных сентенций осиповичского рэппера. Выбирались они недолго: хипарь решил скрыться через главный ход, наплевав на камеры и датчики, хотя уместнее было бы перелезть через ограду. И когда Трэшер распахнул калитку, в голове Петерсона зазвучал похоронный марш: в проём втиснулась грузная туша Сенсея, загромоздила выход и прорычала:

- Вы все сдохнете!!! Вы все покоооойники!!! ***со-сыыыы!!! Пидара...сыыыы!!!

Туша вцепилась в голову Петерсона единственной рукой и попыталась вырвать из объятий Трэшера, однако объятия были крепки, а вот силы у Сенсея, видимо, практически вышли. Хуле, целые сутки ползти на толстом брюхе после тотальной прожарки - не шуточки.

В кондоминиуме послышались крики. Спустя секунду из дому вырвался Рудько, держа за шею голого Михалевгенича солидною ручищей. Отбросив бессознательное тело, Рудько метнулся к Трэшеру:

- Бегите, хлопцы, сука, бля, его я уложу!
А после, может, спустя день, прилягу я к ножу,
Чтоб голову свою местами снова поменять
С тем мерзким, гнойным Соколовским,
Его залупу-мать!

Прочитав на бегу рэп, Рудько всадил в тушу коленом, завалил её на землю и принялся душить. Трэшер обхватил Петерсона ещё сильнее и припустился в сторону остановочного пункта "Киселевичи". Над головами обозначилась чёткая линия послегрозового рассвета.

- Да я те говорю, - заверял Трэшер грязную, раздавленную, ободранную, истресканную, скрипящую, вонючую голову Петерсона, - как только я и мои миллионы долларов на конспирологическом криптокошельке разгуляются в полную мощь - нужно ожидать не только трансплантацию с трансмогрификацией, не только возрождения Рудько, но также возрождение нашей миссии по переделу всего мироустройства! Счастье для всех! Отныне будущее в руках тех, кто не боится нынешней власти. В руках тех, кто готов дать ****ы и подставить очко! Назовём эту операцию "****ь Батьку"! Перевернём вселенную!..

Петерсону было неловко думать о том, что его продадут, а затем сотрут его память и разберут на детали. Ещё более странной казалась мысль о том, что ему этой жизни, этой дружбы, этой памяти и этой своей головы - совершенно не жаль. Он смирился со своей ненастоящестью, несмотря на вполне настоящие мысли. Или он был настоящим, а мысли - нет? Кто знает. Одно Петерсон воспринимал как само собой разумеющееся: реальность длится миг, а затем навсегда отключается от сети естества. Но ведь многие живут с этой мыслью, и ничего! Радуются и заставляют радоваться других! Трэшер не смог сломать Петерсона своей меркантильностью, и Петерсон отчаливал в болота Триморска со светлым чувством близкой и закономерной смерти.

Ведь только смерть может избавить от ужасающих вопросов и - гораздо более ужасающих ответов.