Про тару

Жизнь тихой сапой льётся через край,
заполнив предназначенную тару,
перетекая снова во вчера,
в те дни, когда в ночи терзал гитару.

Жизнь стала одноликой, как луна,
что к нам всегда одним и тем же боком.
Нить скручена трудом веретена,
но вот в клубок не смотана. Итогом 
такой неразберихи может быть
большая перепутаница нити –
и что: потом опять кудель сучить?
На день сурка похоже, извините:
какой бы путь ты за день ни прошёл,
но утро будет заново вчерашним –
не завтрашним... Что есть нехорошо!
и, более того: что станет страшным;
представь, с утра – не завтра, а вчера –
всегда: и день за днём, и раз за разом...
Такая вот недетская игра,
поименованная старческим маразмом.

Всё так и есть: жизнь замерла, увы, –
шаг к новому ей страшен и не нужен;
ей в прошлое, посредством головы,
комфортней, и спокойнее к тому же,
вернуться и остаться там, доколь
воспоминания не добредут до даты,
оставившей в душе и в сердце боль,
событием, случившимся когда-то.
Событием, которого не ждал,
какое стало гранью «до и после»
и близкое отбросило туда,
где, распластавшись в непристойной позе,
оно навеки сделалось чужим,
я не скажу «враждебным», но сторонним...
С того, знать, жизнью и не дорожим,
что многое в ней заживо хороним.

С петлёй на горле грифа – на стене –
висит давно забытая гитара:
сама повесилась, ненужной ставши мне...
А я... что я? Теперь я только тара –
та самая, какую через край
жизнь переполнила восторгами и страхом...

Кого-то ждёт за облаками рай.
Другой – из праха взятый – станет прахом.