Гралия Часть 6 Пролог

Часть VI. Безопасность

«Безопасность есть «замок из песка», ее суть сводится к простому утверждению о том, что человек защищен от любых напастей, это благая иллюзия, лежащая в основе фундамента бытия людей, без нее их жизнь немыслима»
;;
Пролог

– Ты сумеешь, ты сумеешь это сделать, держи его крепче и тяни! – слышал Мелем через завывание ветра, грохот рушащихся скал и скрежет металла, рев океанических валов, терзающих земную плоть под аккомпанемент раскатов грома и вспышек молний.
Человек, который раньше считал, что был ничем и имя ему Никто, стал всем и в этот час от него зависело практически все: жизнь и смерть, наступит ли новый день для извлекаемого из ада или нет, выйдет ли задуманное или старания тысяч и тысяч людей падут прахом, жизни погибших будут иметь смысл или окажутся напрасными.
Возле Мелема стоял Корноух, подставив свою морду под струи льющейся с небес воды-песка и как-то по-человечески глядя на далекую яркую точку, к которой от человека и животного тянулись две ярко-красные переплетающиеся ленты.
– Тяни на себя! – требовал жрец из ниоткуда.
Мелем помнил свои прошлые ошибки и старался изо всех сил. Шар света медленно, но уверенно приближался к нему. В его очертаниях начинал угадываться человеческий силуэт. Его движение походило на попытки улитки достичь вожделенной цели. Но и такая скорость – большое достижение. В прошлые разы, чтобы добиться этого же результата, приходилось затратить куда больше сил и времени. Теперь же Мелем был не одинок в своих усилиях, ему помогал Корноух, которого пару дней тому назад привела Итель, сказав:
– Розыски этой псины обошлись мне дорого. Надеюсь, они того будут стоить. Очень на то надеюсь!
Жрец тогда ответил ей:
– Не сомневайся в успехе. Эта собака – наш ключ к спасению. Мы уже достаточно наплодили уродов, которых нам придется в будущем истребить. Теперь же все наши усилия окупятся сторицей.
Мелем не совсем понимал, что имел в виду Летлиоликан, но запомнил его слова. Хотя, если быть совсем откровенным, нынче он запоминал, за редким исключением, все, что видел и слышал, только о своих талантах решил никому не распространяться до поры до времени.
Место, в котором сейчас пребывал бывший раб, жрецы называли привратьем – место между реальностью, явью и иным миром, адской бездной. Отсюда живые, те, что обладали даром стирать границы между мирами, соскальзывать к бездне, могли приводить с той стороны умерших. Так как те не имели плотской формы, то для перехода одаренные предоставляли им свои тела. В этом действии и заключалась суть каури, которое теперь пытался совершить Мелем.
В этом месте все было не так, как в привычном ему мире. В привратье все было полуправдой и не совсем ложью. Тут Мелем не слышал всезнающий голос, который мог дать ответ на любой вопрос. Вместо него помощь бывшему рабу оказывал Летлиоликан.
Первый раз, когда он оказался на краю перед бездной, бывший раб натерпелся страху сполна. Один взгляд на клокочущий океан, заполненный водой вперемежку с огнем, одновременно мог поразить воображение любого человека. Небо было продолжением непостижимого – земная твердь наполняла его. Местами она была перевернута вверх тормашками, а где-то зритель, стоя на портике в привратье, мог видеть сквозь нее, чем дольше всматривался, тем больше и дальше видел. Вначале черное месиво расплавленного металла, выше пористая, пенящаяся жижа, за нею кристаллы и камни всех видов и оттенков, потом подземные реки и озера, снова камни и много песка, дальше черная плодородная почва, а потом, наконец, все, что помещено на земле. Видно все от самых глубоких морских впадин до высоченных горных пиков. Перевернутые виды реального мира неожиданно возникали в пространстве и быстро таяли, а на их месте вновь текла река расплавленного металла.
Между небом-землей и пылающим океаном протянулась пустота, наполненная безумными ветрами, которые то дули так, что не поднять головы, то затихали и наступал мертвый штиль. В пустоте рождались белые кучевые облака, быстро темнеющие и наполняющиеся свинцом. Они рождали потоки-водопады, которые обрушивались сверху вниз шквальным дождем. Оказавшись под ногами, вода превращалась в песок, который мгновение спустя уносился налетевшим смерчем прочь.
Сквозь небо-землю из реального мира можно было рассмотреть Ченезара, светило было то золотого, то темно-синего цвета, окаймленное белым ореолом.
Первый раз в привратье мог стать для Мелема последним. Но не стал.
Бывший раб лежал на каменных плитах, пытаясь не задохнуться от воды и песка. Он крепко зажмуривал глаза, но все равно видел через плотно сжатые веки. Это еще одна из особенностей этого мира. Человеческая плоть, совершая частичный переход в иной мир, наполовину становится духом. Она может чувствовать боль, но погибнуть не в состоянии. Только об этом Мелем не помнил, он просто беззаветно отдался на откуп всепоглощающему страху, животному безумию, которое всецело завладело им, отринув даже самые мелкие крохи сознания. Хотя опасностей тут было хоть отбавляй, действительную опасность, если не считать возможности сорваться в океан, составляло одно – безумие, которое наступало, если поддаться страху и слабостям, что тебя обуревают. Вот, к примеру, захочешь напиться, раскроешь рот, глотая дождевую воду, а она тут же забьет глотку песком. Дышать станет нечем, человек начнет паниковать и все. Разум будет поглощен животным инстинктом, и пришедший станет обреченным испытывать бесконечно предсмертные муки. Спасение – самоконтроль и крепкая связующая нить с реальным миром, человеком по ту сторону, который будет напоминать, что есть явь.
Смертельной угрозой для гостя, оказавшегося в привратье, было шагнуть в пылающий океан, оттуда нет пути назад, тело погибает, а бесплотный дух погружается в адскую слепящую мглу, которая таится под толщей ревущих вод.
Мелему посчастливилось, до него докричался Летлиоликан, который смог очистить его разум от животного страха и внушить уверенность в себе. Страх отступил, и бывший раб, встав на дрожащих ногах, увидел все величие привратья, которое предстало пред ним во всей своей противоестественной для человеческого восприятия обыденного мира красоте и величии.
Мелем смог разглядеть множество черных горошин, которые стремительно падали с неба-земли, то души умерших сходили в иной мир, в бездну беспамятства.
В следующий раз, когда бывший раб вернулся сюда, он открыл глаза и взглянул на мир через призму, показывающую связующие все и вся нити. В тот раз Мелем забросил одну из своих лент, словно удило, в никуда, пытаясь отыскать того, кого ему указал жрец.
– Чтобы найти в ином мире спящего бога Дай О’За, – говорил Летлиоликан, – следует посмотреть вдаль и для начала просто подумать о нем. Куда смотреть, не особо важно. Можно смотреть хоть вверх на небо-землю, хоть вниз в воды пылающего океана, хоть всматриваться в дымку, скрывающую несуществующий горизонт. Не важно куда, разве что под ноги смотреть не имеет смысла и за спину себе, ведь под ногами – гранитные и базальтовые плиты, а за спиной – лабиринт, что приводит в привратье и через который надо пройти, чтобы вернуться в реальность, следуя за нитью, ведущей к человеку, служащему проводником, находящемуся в яви. Им буду я. После того как нить коснется спящего бога, следует призвать его. В этот момент важно думать о нем, о том, каков он. Дай О’За – великий покровитель рек и озер, все живое питается от него. Он мудр и щедр, но требователен и ревниво смотрит на своих последователей, карая отступников и приверженцев иных божеств и идолов. Ты видел его статую в храме, представь ее и вообрази, что она оживает и идет к тебе, перебирая руками протянутую тобою ему ленту. Также представь, как подтягиваешь Дай О’За за ленту к себе. Все в целом очень просто. Важно наработать навык.
И бывший раб старался во второй раз, в очередное полнолуние, именно это время было наиболее приемлемо для каури, особенно если его совершает такой вот новичок, как Мелем.
Он старался, изо всех своих сил думал о хорошем и возвышенном, но мысли путались, концентрироваться было тяжело. Так как все, что было доброго, теплого, лучшего в жизни у Мелема, было связано с его собакой, то в конечном счете бывший раб начинал думать о Корноухе. И образ ожившей статуи из храма начинал обретать черты пса, который то подвывал, то рычал на врагов, то мочился на каждое дерево.
Божество, пройдя полпути, приблизилось настолько, что Мелем уже мог разглядеть его. От увиденного он действительно испугался. Перед ним был не человек, не пес, а какая-то причудливая помесь обоих. Но главным, что заставляло похолодеть от ужаса, было не то, что оно стало чудовищем из ночных кошмаров, а то, о чем оно думало. Мысли на расстоянии были также видны, как отражение в зеркале. Это чудовище жаждало людской плоти, оно было не просто голодно, его обуревала иная жажда, страсть убивать и поглощать свои жертвы. Это желание было ненасытным. Оно буквально высверливало в бывшем рабе дыру, смотря на него ненавидящим взглядом.
Мелем пытался перестать думать о нем, но было поздно, теперь оно его видело и желало расплатиться по счетам с тем, кто побеспокоил покоящееся божество.
Человек силился как-то скинуть тварь с ленты, но все усилия были тщетны. Передать его чувства сложно. Он видел смертельную опасность, знал, что она вот-вот его настигнет, но был бессилен что-то противопоставить неотвратимой неизбежности, жаждущей поглотить не просто его плоть, а саму сущность.
Тогда он взмолился, взывая о помощи к жрецу, прося его вывести через лабиринт в реальность. Летлиоликан долго отказывал. Но потом Мелем сумел показать то, что видит, и жрец сдался, начав выдергивать обреченного в явь.
Чудовище к тому времени уже шагнуло на плиты портика привратья. Если бы монстра и бывшего раба ничего не связывало, то человек бы без труда выбрался из этой передряги, но их теперь связывала прочная нить и избавиться от возрождаемого к жизни нечто было сложной задачей.
Портик привратья был небольшой площадкой, нависшей над пропастью, с трудом вмещающей шесть человек. Так это, по крайней мере, выглядело в глазах Мелема, но это являлось только частичной правдой, субъективным видением этого причудливого места. Реальные масштабы несравненно превосходили все самые смелые предположения. На самом деле портик мог вместить, по сути, бесчисленное количество гостей, при этом соседи не могут увидеть друг друга, даже если будут стоять плечом к плечу. Возможность лицезреть человеком другого человека или какой-либо иной сущности возникает, когда между теми, кто стоит на портике, есть устойчивая эмоциональная связь.
Но думать о связях и эмоциях бывшему рабу было невдомек. Мелем сломя голову, вытаращив глаза, несся стремглав по темным мрачным лабиринтам, желая поскорее вернуться в гарлион Драхмаал, а тварь следовала за ним по пятам, оглашая пустынные коридоры ревом и проклятиями. Тянущаяся из реальности нить, несмотря на свою тонкость, была прочнее любого каната. Она приглушенно пульсировала и была окрашена в оранжевый и красный цвета. Нить не просто указывала направление движения, а еще и подтягивала спасающегося к выходу из лабиринта.
– Не смей оборачиваться! – уверенным и спокойным тоном наставлял бегуна жрец. – Смотри только вперед, только вперед и никуда более!
«Легко сказать, не смотри назад, – лишившись дара речи, про себя думал Мелем. – Эта уродина уже дышит мне в затылок!»
Говорить было необязательно, Летлиоликан без слов мог слышать слова, которые бывший раб адресовал ему.
Вой за плечами Мелема перерос в некую многоголосую какофонию, которая врывалась в уши, давя на барабанные перепонки, которые еще немного и должны были лопнуть.
«Сколько их за моей спиной?! – ужасался беглец, понимая, что за спиной явно уже не одна, а целый сонм тварей. – Как такое возможно?!»
– Вперед, – гнул свое Летлиоликан. – Не оборачивайся, не думай, а делай. Страх сковывает, высасывает силы, не бойся, я с тобой. Вперед, только вперед.
Когда бывший раб вынырнул из ванны, заполненной жертвенной человеческой кровью, что открывала путь в иной мир, падая на белый мраморный пол, он от страха забыл, как дышать. Это чуть не ввергло Никто в только что сомкнувшуюся, но готовую распахнуться вновь адову пасть.
Чтобы прийти в себя, потребовалось некоторое время.
Жрец, узнав о подробностях произошедшего, долго бранился, что было несвойственно этому человеку, в присутствии Мелема. Правда, бывшего раба он и пальцем не тронул, но все, кто попал под его горячую руку, пожалели и дорого заплатили за это.
Наконец он успокоился. Спустя несколько дней жрец сказал, что более не будут пробовать совершать каури до тех пор, пока сюда не доставят пса Корноуха. Мелема это и обрадовало, и огорчило. Он более всего желал сейчас увидеть собаку, но боялся наказания за то, что подводит Летлиоликана.
Жрец после разговора убыл из башни, а когда вернулся, рассказал, отвечая на вопрос о своем отсутствии, что ему пришлось отлавливать псов-демонов, что вырвались из ада, преследуя Мелема. Ответ заставил похолодеть маленького человека от ужаса, но Летлиоликан успокоил его, сказав, что угроза миновала, а гарлион Драхмаал абсолютно безопасен для бывшего раба.
Дни тянулись и были серыми и скучными. Но все преобразилось, когда один прекрасным утром за дверью дома Мелема раздался такой знакомый, преданный лай и на пороге появились Итель и Корноух. Счастью бывшего раба не было предела. Он кинулся навстречу гостям и, склонившись, обнял собаку, которая прыгнула к нему и принялась лизать лицо языком, а потом, подойдя к девушке, поклонился ей и, припав к ее коленям, расцеловал их. Итель явно не ожидала от него такой реакции, а так как не имела власти над этим человеком, то просто стояла, удивленно хлопая глазами, имея ошарашенный вид.
И вот настало очередное полнолуние, и пришел черед новой попытке свершить каури. Теперь к бездне Мелем пошел не один, с ним был его друг, и теперь все шло как нельзя лучше. Величие и ужас, открывающиеся с портика привратья, более не пугали, ведь рядом был верный друг. Однако окружающий мир продолжал все так же восхищать. От увиденного захватывало дух. Собака, которая в отличие от своего хозяина впервые оказалась тут, поджав хвост, скулила, но человек трепал ее за холкой, и она успокаивалась, шагая возле него.
– Тяни его и думай о величии, – кричал из ниоткуда Летлиоликан, контакт с которым был куда лучше, чем в прошлые разы. – Дай О’За непостижим, он выше Башни Драхмаала, выше горных пиков, выше неба! Он придет к нам, чтобы в мире воцарился должный порядок. Да прибудет Дай О’За!
Сияющая изнутри, ожившая статуя шагнула на плиты портика. Еще пару шагов, и он коснется Мелема.
Лицо статуи было прекрасным, величественным, взгляд божества был горделив и непокорен. Одним словом, скульптор постарался на славу, а бывший раб в деталях смог запомнить увиденный образ и представить его в своем воображении.
Шаг, еще шаг. Грядущий Дай О’За теперь шел не спеша, с легкой ленцой. Ленты, идущие от Корноуха и его хозяина, теперь светились ярко-желтым. Они слегка подрагивали и трепетали, словно одновременно вожделея и опасаясь чего-то.
«Вот я сейчас впущу его в себя, – вдруг озадачился Мелем, – а что будет дальше? Вернусь с ним обратно и?..»
Жрец, который мог без труда слышать его мысли, не отвечал, никаких подсказок и замысловатых ответов не рождалось и в воображении-сознании, которое знало все, и, живя как бы отдельно от хозяина, периодически заваливало его горой информации, переварить которую было очень и очень трудно.
«Так что же меня ждет? Он окажется во мне. Так, ясно. А куда денусь я? Непонятно. Эх, почему такие мысли приходят тогда, когда на них не остается времени».
Ожившая статуя стояла прямо напротив Мелема. Глаза божества светились теплым желтым свечением. Дай О’За словно изучал человека, который призвал его. Вдруг лик статуи посуровел, помрачнел, прекрасные черты исказила отвратительная гримаса.
Никто тут же ощутил себя снова никем, поняв, что, как видно, он опять что-то делает не так. Знать бы что!
Божество протянуло к человеку руки. Бывший раб ощутил на своих плечах тепло, а потом оно обратилось в обжигающий холод. Стужа быстро распространялась по его телу, сковывая трепещущую от страха и вожделения чего-то нереального плоть.
Мелем хотел заговорить, но не смог даже приоткрыть рта. Дыхание замерло в груди, холод тянул свои щупальца к его сердцу.
Тут послышался рык, и верный друг человека самоотверженно ринулся в бой, клацая зубами, пытаясь ухватить ногу нематериального духа, вызванного из вечного сна. Собака не поняла, как видимое может оказаться нематериальным, пройдя сквозь ногу статуи и кубарем полетев к краю бездны.
Мелем было сорвался с места, чтобы не дать другу свалиться вниз, но не смог даже пальцем пошевелить.
В груди кольнуло. Человек ощутил, как сквозь его сердце проходит ледяная игла. В глазах потемнело. Последнее, что видел Мелем, был балансирующий на краю пропасти Корноух, который лихорадочно молотил своими лапали по гладкой, отполированной ветрами, песком, водой и огнем плитам портика.
«Корноух!» – беззвучно завопил Мелем, когда он, почувствовав головокружение, стал терять ориентиры в пространстве, теряя под ногами землю.
И вдруг тело снова ожило. К бывшему рабу опять вернулась гибкость членов. Но момент был утерян, Мелем падал на пол. Все, что он успел, так это сгруппироваться, чтобы смягчить последствия падения.
Раздался смачный шлепок, Мелем лежал на плитах.
Он тут же попытался подняться, безуспешно ища глазами собаку.
– Корноух! – завопил во всю глотку Мелем, благо сейчас этому больше ничто не мешало, ни сковывающая стужа, ни падающая с небес вода-песок, остановившая свое извержение с неба-земли на какое-то время.
Не успел Мелем что-либо сообразить, как его виски сдавили тиски нестерпимой ураганной боли. Он тут же рухнул на колени, обхватив голову руками.
Тут все его нервы словно оголились, и он ощутил стеганувшую по всему телу волну судороги и множественные уколы, вызвавшие за собой ноющую боль. Стерпеть это было выше человеческих сил. Его спасением должно было стать беспамятство, но оно не думало наступать.
Было настолько больно, что глаза бывшего раба полезли из орбит, вены буграми вздулись по всему телу и его начало трясти в конвульсиях.
Как неожиданно все началось, так же неожиданно все окончилось, и Мелем снова свалился на плиты без сил, тяжело дыша.
«Что это было? Что со мной?» – лихорадочно всплыла в обожженном болью сознании шальная мысль, которая тут же, как одинокая без седока пустившаяся в бешеный спурт кобыла, скрылась в недрах затуманенного разума.
– Хочешь повторю? – раздался ниоткуда вопрос в голове бывшего раба.
Он сначала подумал, что его задает Летлиоликан, но быстро понял, что это не он. Жрец звучал более мягко, когда говорил без слов, этот же голос был будто выкован из стали, требовательный, не терпящий неповиновения.
– Нет, не хочу. Кто ты и что от меня хочешь?
И снова волна боли окатила бывшего раба. Холодная испарина покрыла все его тело, мелкие сосуды по всему его телу полопались. Его стошнило. Рвота не прекращалась до тех пор, пока желудок буквально не вывернуло наизнанку.
Боль отступила, и голос спросил:
– Скажи, что пускаешь меня.
Мелем, наученный горьким опытом, тут же произнес:
– Я пускаю тебя.
Абсолютная тьма поглотила все вокруг. Мелем не понимал, где находится. Руки, ноги, он не чувствовал их, не чувствовал своего тела. Стало не просто страшно, он почувствовал какую-то обреченность случившегося, хотя сам еще не совсем понимал, что произошло.
Во тьме зажегся свет. Мелем увидел перед собой небольшое, похожее на слуховое окошко. Он захотел оказаться перед ним и в тот же миг оказался, не отдавая себе отчета, как это произошло. Через окошко он увидел огромную тронную залу, в которой стояла ожившая статуя, одетая теперь в необычные, золотого оттенка, одежды, свободно сидевшие на ней. Божество повернулось к нему и сказало:
– Я Дай О’За. Ты мой раб, а я тебе господин. Теперь твое тело мое. Но я не стану тебя уничтожать. Я милостив к тем, кто мне покорен, поэтому позволю тебе подглядывать за мной, чтобы скрасить твои серые будни, а иногда даже чувствовать то, что чувствует некогда бывшее твоим тело.
Одна из стен зала растворилась, и раб увидел то, что раньше видел посредством своих глаз. Пред ним простирался бушующий пылающий океан. Его тело развернулось и направилось к лабиринту, следуя за путеводной нитью, ведущей к жрецу Летлиоликану.
«Нет, – метался мятежный разум Никто, – я не хочу отдавать свое тело. Оно мое! Верни мне мои руки и ноги, проклятый выродок. Что значит оно твое?! Верни его мне!»
Как ни странно, Дай О’За удостоил своего раба ответом:
– Замолчи и не отвлекай меня от дел. Если будешь мне надоедать, то уничтожу тебя, сотру, словно тебя и не было. Ты глуп, но инстинкт самосохранения присущ всему живому, в том числе такому вот дураку, как ты. Расслабься и наслаждайся тем, что видишь, не каждый день можно лицезреть божественную силу и общаться с небожителем.
Конечно, Мелем не смирился, но поубавил свой пыл, стараясь не спровоцировать нового хозяина его тела.
И вот Дай О’За вернулся в мир живых.
К его приходу готовились. Об успехе каури жрецы знали от Летлиоликана, который видел и слышал все, что видел и слышал Мелем. Зал, где находилась ванная-чаша с жертвенной кровью, был заполнен жрецами, которые входили в Совет старейшин, их возглавлял Летлиоликан. Все они стояли на коленях, простирая руки к явившему из небытия идолу. Все в этой комнате-зале были обнажены, лишь причудливые ритуальные узоры, испещряющие тела людей, можно было назвать хоть какой-то одеждой.
Дай О’За предстал пред ними в чахлом теле Мелема, но это тело преобразилось, став под стать его новому хозяину. Спина струной, плечи отведены назад, успевший слегка набрать жирка живот втянут, подбородок немного приподнят, взгляд холодный, колющий, он походил на свет в морозную пору от звезд. Этого всего Мелем не видел, но понимал, своим естеством ощущал произошедшие с ним перемены.
– Любое собрание людей, совет, вече, – произнес Дай О’За, принимая из рук рабов, крепких мускулистых мужчин, полотенце, чтобы вытереть от крови лицо, тело уже почти оттерли, – абсолютно любое собрание имеет одну-единственную цель – скрыть от ответственности человека, облеченного действительной властью. Совет старейшин Башни не исключение. Поэтому без лишних слов и препирательств я хочу услышать ответы на мои вопросы от тебя, Летлиоликан.
Мелем, конечно же, знал о власти и авторитете своего прежнего покровителя, но все же считал этого жреца одним из равных. Оказалось, что это была ошибка.
Летлиоликан приподнялся на ноги, оставаясь в позе полупоклона, подойдя ближе.
– Да, мой господин. Готов служить вам.
– О, мудрейший из посвященных, – с явно читаемой угрозой в голосе произнес Дай О’За, – почему я нахожусь в этом убогом теле дикого?! Где первородный сосуд, в котором мне должно находиться? Где мое подобие? Отвечай!
– Так случилось, что предназначенный для каури человек-сосуд погиб, но он успел передать свой дар видения и умение спускаться в привратье этому дикому и частично его собаке.
Рабы закончили обтирать тело божества и стали помогать ему облачаться в одежды, что носили жрецы.
– Ты огорчаешь меня, мой раб Летлиоликан. Что еще плохого мне следует знать, что почему-то пошло не так, как следовало?
– Еще в Гралии не удалось установить власть жрецов. Снова воцарилась очередная династия – сейчас правит Алеан Леоран. Недавно мы поддержали вспыхнувшее восстание против великого гарла, но оно не увенчалось успехом. Для этого пришлось объединиться с теми из игроков в пирамиду власти, что желали призвать в мир Ченезара.
– Скверно, но поправимо. Какие коалиции игроков есть еще?
– Последователи медведя Велтора в Замнитуре и приверженцы первых стихий, они желали привести Кроил, бога огня.
Мелем ощутил ядовитую неприязнь, которую испытал Дай О’За.
– Снова первые стихии, безумцы, они не ведают, что творят. В прошлый раз бой между повелевающими стихиями выжиг половину этого континента и две третьих от всех земель за морями. И насколько они близки к проведению каури?
– У них нет избранного для каури, до создания подобия им далеко, но есть по пять-шесть жрецов, носителей частиц даров.
– Все равно опасно, узнав о моем пришествии в этом теле, они могут попробовать привести кого-то из моих собратьев, позволив им воплотиться в теле какого-нибудь дикого, вроде того, в чьем теле воплотился я.
Голос божества звенел от раздражения и злости. Летлиоликан пал ниц, уткнувшись лбом в пол и весь съежившись. Жрец не просто боялся Дай О’За, страх вводил его в состояние, близкое к безумию.
Дай О’За подошел к ответчику и приказал:
– Поднимись и встань прямо.
Жрец безропотно подчинился.
– Надеюсь, это все плохие известия, которые мне следует знать.
Летлиоликан колебался.
– Что еще? – негодуя, испепеляя взглядом собеседника, спросил Дай О’За.
– Когда мы совершали каури, без пса, то Мелем, тот в чьем теле вы находитесь, вытащил из небытия результаты неудачи, демонические сущности. Они наводнили Гралию, но мы их постоянно отлавливаем и убиваем.
– Убиваете?! – завопил оживший идол, после чего выхватил из ножен, висящих на поясе одного из рабов ритуальный короткий меч, и с размаху рубануло по шее Летлиоликана.
Голова жреца от сокрушительного удара взмыла вверх. Фонтан крови хлестнул из обрубка шеи, заливая все вокруг. Кровь замарала лицо и одеяния Дай О’За. Но это не смутило или расстроило божество, а, напротив, насколько ощутил Мелем, успокоило хозяина. Никто, наоборот, испытал жалость и огорчился, став свидетелем казни, ведь Летлиоликан был добр к нему, но, правда, только к нему и ни к кому больше.
– Не сожалей об этом выродке, – сказал Дай О’За, обращаясь без слов к Никто. – Он не стоит сожалений. У него на руках столько крови, что по нему давно топор палача плакал. Свершилась справедливость и только.
– Ты, с рыжей бородой, – сказал Дай О’За очередному присутствующему тут жрецу, который тут же встал, содрогаясь от страха. – Ты все это время думал о том, что от меня утаивал этот глупец, Летлиоликан. Скажи об этом вслух.
– Мой господин, повелитель, – запинаясь, заговорил рыжебородый. – Есть еще одна беда: океанический щит поврежден, на территории нашего соседа в королевстве Замнитур появились слуги богини возмездия. Они сошли на землю на падающей звезде. Когда стало ясно, что звезда немыслимым образом преодолела щит, мы пытались разрушить ее, пустив в нее два копья, но тщетно. После удара она разделилась на две части. Одна упала в Замнитуре. Вторая рухнула в море, точно место определить не удалось.
– Немезида, – с каким-то вожделением произнес Дай О’За. – Это ужасно и прекрасно одновременно. А ты, мой рыжебородый раб, молодец. Хоть и на тебе есть вина за плохую новость, но так как ты мне желал сообщать ее, а другие пытались утаить, то я одарю тебя.
Мелем почувствовал вспыхнувшую внутри божества жажду крови и понял, что ничего хорошего сейчас не произойдет.
– Вырезать под корень весь этот бесполезный совет, – приказал он своим мускулистым и вооруженным ритуальными мечами рабам. – Всех, кроме рыжей бороды.
И началась бойня. Мелем был бы рад закрыть глаза, чтобы не видеть всего этого, но он не мог ни отвернуться, ни зажмуриться. Жрецы кинулись в стороны, скрываясь пусть и от малочисленных, но в отличие от них вооруженных рабов, которые с нескрываемым удовольствием принялись вырезать своих недавних господ. Очень скоро весь пол и стены были залиты кровью. Телах убитый валялись повсюду.
Мелем от увиденного впал в ступор, он отрешенно наблюдал за происходящим, все его чувства разом притупились, а его хозяин, меж тем, торжествовал, следуя к единственному выжившему жрецу, перешагивая тела казненных.
– Жизнь, вот моя награда, как она тебе на вкус? – сказал Дай О’За, беря за подбородок жреца и поворачивая его голову из стороны в сторону, оценивая что-то, что было понятно только божеству.
Выживший трясся и рыдал, не в силах что-то ответить.
– Ты станешь главой Башни Драхмаала, моим первым жрецом. А эти дикие рабы, что верно исполнили данный им приказ, станут моей личной стражей, моими кровными немиторами. Ты понял?
– Да, – еле выдавил из себя жрец.
– Иди и сообщи мою волю всем мои слугам, живущим под властью Башни Драхмаала.
Жрец засеменил к двери, трясясь от ужаса.
– Стой, – окликнул его Дай О’За. – Так не пойдет. Облик моего слуги должен быть подобен облику его господина, то есть меня. Если ты выйдешь за эти двери и не будешь соответствовать моим требованиям, то лишишься оказанного тебе доверия. Ступай и не подведи меня.
Жрец разом преобразился. Страх, словно по мановению волшебной палочки, покинул его. Мелем через теперь не свои глаза видел совершенно другого человека. Метаморфоза поразила Никто, что явно почувствовал Дай О’За и радовался эмоциям своего раба.
– Уберите этот свинарник, – пренебрежительно приказало божество, а потом без слов обратилось к Мелему: – Теперь ты видишь, что значит власть?! Я могу все. Я строг, но милостив и щедр к тем, кто верно служит мне. Эти дикие служители культа возомнили себя подобиями богов, они погрязли во лжи и пороках. Эти глупцы, призвав меня, даже не позаботились о том, чтобы скрыть свои скверные мыслишки, мелкие и приземленные никчемные желания. Жрецы, что считали себя мудрыми, желали всего лишь использовать мою власть и силу для воплощения в жизнь своих животных прихотей. Они были плохими актерами, их низкими поклонами меня не обманешь. Поэтому не стоит сожалеть об раздавленных жуках. Хрустнуло под ногой и ладно. Надо идти дальше.
«Странно, – вдруг подумал Мелем, – Дай О’За словно пытается оправдаться за совершенное передо мной».
Никто испугался своих мыслей, он помнил, что оживший идол может дотянуться и до него, поэтому стал усиленно думать о том, что очень хорошо быть на стороне Дай О’За, который мудр и справедлив. Мелем словно одеялом укрыл свои крамольные думы, буквально так и представив это.
Как ни странно, но Дай О’За то ли не обратил внимания на суету в сознании своего раба, занятый своими размышлениями, то ли решил подыграть ему. Вместо волны боли Мелему были адресованы следующие слова:
– Ты правильно понял свое место, и я хочу тебя за это вознаградить. Чего ты желаешь? Только забудь о том, чтобы вернуть себе власть над своим телом и спасти твоего Корноуха. Первое недостижимо для тебя, а второе невозможно сделать, так как плоть твоего пса, наверняка, уже сгорела и растворилось в пламени и кислоте вод огненного океана иного мира. Так чего хотел мужчина, которым ты был? Скажи это вслух. Я слишком долго не чувствовал того же. Назови имя этой женщины. И не удивляйся, да я знаю о тебе все.
И Мелем назвал имя той, о благосклонности которой не мог и помыслить, зная ее силу, возможности и вес среди служителей Башни Драхмаала.